- Положить вещи. Раздеваться. Павел нагнулся. Острая боль отдалась в пояснице. В глазах потемнело. Клюфт непроизвольно застонал. Фельдшер снял с носа пенсне и достав из кармана халата, платок - терпеливо ждал, когда Павел разденется. Старлей и лейтенант молча стояли в углу. Они волновались - переминаясь с ноги на ногу. Шутка ли, сейчас решался вопрос - о качестве их работы. Примут или нет арестанта?! Если нет - выговора не избежать! Фельдшер, понимая это - смаковал и тянул и растягивал, как мог, процедуру. Павел остался в одних трусах. "Значит, здесь каждый старается издеваться друг над другом. Вот местечко. Ад кромешный!" - подумал Павел. Он стоял и дрожал. Было холодно. Ноги моментально озябли. Кожа покрылась пупырышками. Губы посинела. Фельдшер, надел пенсне и внимательно рассматрел голое тело Павла.
- Вы, наверное, не поняли арестованный, я сказал раздеться. Если вам говорят раздеться - надо снимать все! Ясно вам? Павел медленно стянул трусы. Ему было стыдно. И хотя в помещении не было женщин, оголяться перед этими мужиками - было противно. Павел никогда не раздевался, вот, так, перед посторонними людьми. Лишь на медицинском осмотре в военкомате, да и то, там, была, совсем другая обстановка. Там, все - были дружелюбны. Даже в бане! Хотя даже там, Клюфт, старался побыстрее, замотаться в простыню, что бы посторонние глаза не буравили взглядом - его гениталии. Но Клюфт понял - тут, церемониться не будут и лучше подчиниться. "Иванушка дурачок" в старшинской форме, пристально, исподлобья, зло, смотрел на Павла. Клюфт покосился на его огромные кулаки. Перевел взгляд на фельдшера. Тот ему улыбнулся:
- Вы, я слышу - стонете. У вас проблемы со здоровьем? Что болит? На, что жалуетесь? Я вижу у вас множественные ссадины и гематомы. Павел покосился на старлея и лейтенанта. Они вытянулись по струнке и напряглись. Клюфт, грустно ухмыльнулся:
- Я был избит. Вот этими офицерами при аресте. Били ногами. По голове и телу. Вот отсюда и синяки. Я хочу, что бы вы зафиксировали это в протоколе задержания или аресте! Я не знаю, как, он, точно, у вас называется, товарищ фельдшер.
Но этот ответ на фельдшера не произвел впечатления. Никаких эмоций. Медик взял листы и макнув в чернильницу перо, что-то записал в бланке. Через минуту, он, оторвался и вздохнув, с ехидной улыбкой на лице - ответил:
- Во-первых, я не товарищ. Я вам не товарищ, и вы это должны запомнить. Я отныне вам - гражданин. Просто гражданин. Так обращайтесь. А во-вторых, ваше заявление я не могу вписать в протокол. Нет свидетелей. Никто не может подтвердить ваши слова. Поэтому я считаю это голословным заявлением. Конечно, я впишу ваше заявление, но в том случае - если эти офицеры согласятся, что вы оказывали сопротивление и к вам применили силу. Поэтому я им задам вопрос в вашем присутствии. Товарищи офицеры - вы били арестованного? Старлей и лейтенант, словно ждали вопроса и в один голос гаркнули:
- Нет, мы не видели, кто избивал его. Арестованный был уже в таком состоянии.
- Он был одет неопрятно. Это есть в протоколе задержания.
- Это отражено. И под этими поставили свои подписи понятые.
- Так, что арестованный пытается нас оговорить, - они перебивали друг друга. Павел понял, это были, сплошь - заученные фразы. Это делали уже на раз!
Протокол с подписями. Они пришли в его дом с протоколом, в который уже на всякий случай внесли записи - Павел выглядел неряшливо и уже был с синяками. И дальше. Они не стали бить его при понятых. А старики Скворцовы, просто, подписали в страхе, эту чертову бумагу, не глядя в ее содержание. Да и зачем глядеть? Зачем эти лишние формальности? Не доверять нквдшникам - себе дороже будет! Нет, лучше подписать, что дают, что бы отделаться. Только бы отстали! Только бы не трогали! И все. Подпись. Протокол. Избитый и неряшливый задержанный. Тем более, люди в форме, говорят, он - "враг народа"!
Эти "ежовские соколы" - не стали бить его при соседях. Зачем?! Простые люди не должны видеть, что в суровых, но справедливых внутренних органах советской страны, бьют человека - пусть и врага? Нет! У них чистые руки, горячее сердце и холодная голова! Они не будут мараться, о какую-то "троцкистскую шваль"! Но везти в тюрьмы, без синяков, было бы нарушением. Как - так? В протоколе указано, что синяки есть, одежда грязная и рваная?! А привезли совершенно здорового и опрятного человека! Не порядок! Поэтому Павла и избили возле "Эмки". Били так, что бы, не нарушать, отчетность. Били, что бы все совпадало с заранее записанным протоколом! "Бред! Фарс вперемешку с нелепицей и абсурдом! Зачем?! Зачем, все, это им нужно? Весь этот страшный спектакль? Почему?" - Павел закрыл глаза. Ему стало противно даже от своих мыслей. Фельдшер встал. Он подошел к Клюфту и посмотрел ему в глаза, потом осмотрел его тело:
- Откройте рот, - приказал медик. Павел повиновался.
- Повернитесь. Клюфт совсем смутился. Он медленно развернулся к фельдшеру спиной. В руке, Павел держал свои трусы. Медик тяжело вздохнул и противным голосом проскрипел:
- Нет! Я уже устал. Почему они все меня не хотят слушать?! Я же не раз просил - привозите подготовленных! А этот, вновь - гуттаперчевый. Что, не так уяснили ему, его права? Плохо работаете! Плохо! Ладно. Черт с вами! Повезло вам, что я добрый сегодня. У меня вот-вот жена должна родить. Мальчика надеюсь. Поэтому сегодня я не буду вам компостировать мозги. Но в будущем, учтите! И не бейте так топорно! А если бьете, то с умом. А то, что за удары? Вон! - фельдшер ткнул пальцем в огромный синяк на пояснице у Павла. Клюфт стоял и тяжело дышал. Это осмотр - он больше похож на издевательство! Медик, который учит конвоиров - как правильно бить и показывает на арестанте, словно на учебном пособии - их ошибки! И что-то подсказывало Павлу, что это всего лишь начало его мучений! Фельдшер, ткнул, несколько раз пальцем, под лопатку и провел ладонью по ребрам. Затем брезгливо пропищал:
- Повернуться ко мне лицом! Павел, словно солдат на плацу - развернулся. Голый и беззащитный, он стоял, зажмурив глаза. Ему было стыдно! Ему, так захотелось - заплакать от стыда и обиды! Слезы комом подкатили к горлу. Но Клюфт сдержался. Он сглотнул слюну и тяжело вздохнул. Фельдшер потрогал его живот и вновь приказал:
- Повернуться спиной! Клюфт вновь повиновался. Сколько, вот так, его будут заставлять крутиться, на утеху этим мужикам! А может быть не на утеху?! Может, они уже привыкли смотреть на голых и беззащитных людей в этой своей комнате - большей похожей на камеру пыток?! И наверняка, тут - осматривают женщин. Молодых и старых. "Господи, а тут то, как? Не ужели, этот, седой человек, с козлячей бородкой, командует женщинам
- "спиной, лицом"? Как страшно! Тут, наверняка была и Самойлова?! И ей?! Неужели этой гордой и честолюбивой женщиной, всегда уважавшей свое достоинство и достоинство других, вот так командовали, заставляя оголяться перед незнакомыми людьми? До чего дошло! До чего все противно! Этот бред - унижения! Ради чего?" - Павлу было, противно думать и представлять - что происходило в этой комнате! Фельдшер сделал несколько шагов назад и громко сказал:
- Я ничего не усмотрел. Он здоров. Может быть помещен. Ссадины и синяки старые и не представляют никакой опасности его здоровью. Иваненко, действуй! Твоя очередь. Павел зажмурился. Он понял - сейчас произойдет, что-то страшное. Где-то вдалеке зашипело "существо с рыжей шевелюрой" и огромными кулачищами. Павел услышал, как этот монстр, в форме старшины, приближается. Иваненко тяжело дышал. Его ноздри, словно, конские, втягивали со свистом очередную порцию - вонючего, тюремного воздуха. Когда тяжелая ладонь легла на плечо - Павел почувствовал, что пальцы у рыжего старшины горячие:
- Бросьте трусы на пол. Нагнитесь и раздвиньте ягодицы! Павел замер. Он готов был выполнять любые команды. Но эта! Нет! Он никогда не будет выполнять эту команду! Старшина ждал. Клюфт чувствовал на своем затылке его, внимательный взгляд. Так длилось несколько секунд. Затем Иваненко разочарованным голосом буркнул:
- А ну, нагнулся мать твою! Команд, что ли не понимаешь? - громила пробасил на самое ухо. Удар гигантской силы в живот. Павел вскрикнул и согнулся пополам - выронив трусы. Они, нелепой, синей тряпкой, упали к ногам на каменный пол. Клюфт с ужасом почувствовал, что огромная ладонь легла ему на ягодицу. Вторая рука гиганта хлопнула по спине.
- Задница чистая! Осмотр закончен! Вещи собирай и к столу! - скомандовал Клюфту старшина Иваненко.
Павел не мог восстановить дыхание. Он хватал воздух ртом, словно рыба. Рука, с трудом нашарила на полу трусы и брюки. Клюфт опустился на колени и ползал по полу - собирая вещи. Старлей и лейтенант с усмешкой смотрели на него сверху. Павел поднял глаза. Они издевались даже взглядом! Никакой жалости - только презрение!
"За что? Что такого я им сделал? За что они меня так ненавидят? Почему? Почему они решили, что я плохой? Да, им дал команду арестовать меня! Но это еще не значит, что я плохой? Почему они зачислили меня в стан врагов? Так категорично? Без полутонов. Только черное и белое. Неужели при их страшной работе не попадались невиновные? Нет? Почему? Почему эти люди так себя ведут? Они даже простые советские парни? Такие же, как я? Нет!"
- А ну, кончай там ползать! - заорал старшина. Иваненко уселся на место фельдшера за столом. Рыжий монстр, что-то написал в бумаге.
- Иди сюда, я сказал! - пробасил он Павлу. Клюфт, сгреб в охапку тряпки и поднявшись с пола, подошел на зов веснушчатого гиганта. Иваненко прикрикнул:
- На стол одежду! Старшина тщательно проверил каждый шов - брюк, свитера, рубахи. Посмотрел презрительно на трусы и швырнул их в лицо Павлу.
- Одевай, свои подштанники!
Клфют трясущимися руками начал одеваться. Ноги подкашивались. И тут, старшина, заметил - именные, отцовские часы. У рыжего монстра засветились глаза:
- Все украшения и часы снять! Шнурки из ботинок вынуть! Павел вздрогнул и в страхе прикрыл часы руками. Швейцарский механизм тревожно тикал под ладонью:
- Это подарок моего отца! Я не отдам. Это все, что осталось от моего отца! Зачем вам часы? Мои часы!
- А ну! Снимай часы! В камере не положены, ни украшения, ни часы! - рыжий верзила поднялся из-за стола. Павел смотрел в глаза этому монстру. Никакого огонька интеллекта и в помине! Просто - пустой взгляд, озлобленного существа, чьи движения, фразы и повадки доведены до автоматизма. Зомби - с силой геркулеса и разумом гориллы! Страшно! Не подчиниться ему - получить еще один удар по почкам, или в печень. А где, гарантия, что она не разорвется?! И Павел, через пару часов, не умрет, тут же, на полу?! А этот ублюдок, в белом халате, напишет - скончался от сердечного приступа. И все! Павел понял, что выхода нет. Он, медленно расстегнул кожаный ремешок и положил серебряный корпус на стол. Огромная ладонь, тут же заграбастала отцовскую реликвию. Иваненко удовлетворенно буркнул:
- А за сохранность ваших вещей отвечает администрация тюрьмы! Все ценные вещи будут вписаны в протокол. И эта тоже. Да и зачем вам в камере часы?
- Это подарок отца! Но, тут, в разговор встрял фельдшер:
- Так у вас нет претензий к своему здоровью? Вернее - вы здоровы?
- А вы, не видите? - вызывающе и грубо ответил Павел. Фельдшер пожал плечами:
- Нет, не вижу. Я вижу несколько ссадин и синяков, которые не как не угрожают вашему здоровью. Возможно, эти синяки, вы получили в какой то драке. Уже давно…. - медик покосился на старлея и лейтенанта. - Подпишите тут, что вы не в чем не нуждаетесь, ни в какой медпомощи, - фельдшер пододвинул к краю стола листок с протоколом. Павел посмотрел на бумагу и на фельдшера. Он ехидно улыбался. Отказаться? Но рядом сидит "рыжий монстр-громила" - который, тяжело дышит и что-то усердно пишет в другом протоколе. Разозлить этого "Иванушку-дурачка"? Да и если не подписать - что изменится? "Все равно не отпустят! Сволочи! Все равно надо жаловать людям в более солидном звании - полковникам, а лучше генералам!" - решил про себя Павел. Он взял ручку на столе и черкнул свою подпись в листе протокола. Фельдшер удовлетворенно кивнул головой и посмотрел на старлея и лейтенанта. Те радостно заулыбались и закивали головами словно кони. Старлей вскрикнул:
- Так, все? Мы можем идти? Все процедура? Окончена? А то нам еще ехать надо! Иваненко насупил брови и буркнул:
- Ну, что вы, в самом деле, еще минута! Процедура опознания. Может он себя не признает. По документам все в порядке. А вот по личности! - медик толкнул Иваненко в бок. Клюфт понял - "старший" тут, почему-то, этот фельдшер. Он играл первую скрипку. Может потому, что звание у него было выше - да и образование позволяло командовать. Этот "громила-старшина" ничего самостоятельно решить не мог. Иваненко словно очнувшись, поднял глаза и дико заорал:
- Фамилия, имя, год рождения! Клюфт, вздрогнул. Он, пытался одеть трусы и чуть не упал от этого вопля. Кое- как, натянув на себя белье - Павел выдохнул и прошептал:
- Клюфт, Павел Сергеевич, пятнадцатое, июня, тысяча девятьсот семнадцатого.
- Место рождения социальное происхождение! - вновь заорал Иваненко.
- Красноярск, из семьи служащих. Иваненко сгреб протоколы и аккуратно сложил их в картонную папку. Павел с удивлением заметил, что на титульном листе - была уже напечатана его фамилия и присвоен номер.
- Одеться и стать к стене! - очередной вопль громилы потряс стены.
Павел все делал машинально. Словно согласившись со своим незавидным положением - он обреченно напялил на себя рубашку, свитер и брюки. Ботинки без шнурков - выглядели, как-то беспомощно. Сзади хлопнула решетка и застучали гулкие шаги. Сапоги, выбивали по каменному полу равномерные удары. Клюфт обернулся и увидел, что из камеры вышли его конвоиры. Звякнули ключи у противоположенной решетки. Створка отворилась и в камеру ввалились еще два сотрудника - совсем молодые парни. Никаких, знаков различия в петлицах - рядовые.
- А ну! Петров и Стриженов - арестованного Клюфта в бокс номер три. До особого распоряжения. Санпропускник не нужен. Заключение есть. Без права прогулки. Только по распоряжению следователя. Вещдоки в опер часть. Выполнять! - скомандовал Иваненко. Вошедшие конвоиры засуетились. Один собрал бумаги и книги, складывая их в скатерть. В вещах уже успел покопаться "старшина-верзила", но видно ничего интересного и ценного не приметил. Второй конвоир подошел к Павлу и завел ему руки за спину:
- Вот, так, держать! При движении по коридору голову вниз. По сторонам не смотреть. При командах выполнять, - сказал он каким-то неуверенным голосом. Павел почувствовал - парень волнуется. Клюфт попытался посмотреть ему в лицо, но не смог. Конвоир прижал Клюфта к стене. Опять, брякнул замок. В глубине коридора вновь послышались шаги. Солдат дотронулся до плеча и скомандовал:
- Вправо пошел! К стене. Стоять! Павел сделал три шага и остановился у решетки. Надзиратель подтолкнул его и захлопнул перегородку.
- По коридору шагом марш! - команды отдавались эхом в длинном тоннеле.
Павел шел по каменному полу и разглядывал свои ботинки без шнурков. Сколько он сделал шагов, не считал. Клюфту показалось, что они идут целую вечность. Вдруг, раздался женский крик. За стеной дико кричала арестантка. Шаг, еще шаг. И вновь крик. Крик о помощи. На этот раз - вопил мужчина. Павел, испуганно сжал кулаки. "Куда я попал? Может в преисподнюю? Может в ад? Это и есть ад. Бога нет, а ад есть? Нет, такого быть не может. Человек не может сам себе сотворить ад! Зачем ему ад? Но это все есть! И это все я вижу!" - Павел зажмурил глаза.
За стеной кто-то заурчал. Это был рев дикого существа. Рык с угрозой! Так, мог рычать только монстр! Послышался отборный мат! Мужчина выругался самыми скверными словами! Такого мата Павел за свою жизнь никогда не слышал.
- Стоять! Лицом к стене! Клюфт уперся лбом в холодную стену. Он почувствовал запах сырой известки.
Видно недавно здесь побелили. Вновь бряканье ключей. Звякнул замок. Скрип ржавых петель. Пахнуло сыростью и пустотой.
- Повернуться, входить! Конвоир втолкнул Павла в темное помещение. Клюфт, едва не споткнулся о порог.
Сзади - словно последняя надежда, грохотнула тяжелая дверь. Все темнота. Тишина. И где-то, там, в коридоре, топот сапог. Надзиратель удалился. Павел, несколько секунд, стоял, недвижим, пытаясь рассмотреть - куда он попал. Постепенно глаза привыкли к полумраку. Совсем маленькая камера. Примерно метр на два. К стене прибит железный стол. Возле него - деревянная лавка. В углу, за решеткой - светилась, совсем тусклая, маленькая лампочка. И все. Ничего более. Павел тяжело вздохнул. Сделал шаг и с опаской опустился на лавку. Он, почувствовал, что ему встало легче. Напряжение спало. Странно - но, Клюфт ощутил, что вот так - сидеть на лавке, это такое блаженство! Развернувшись, он облокотился на стену. Она, оказалось совсем промерзшей. Павел сделал глубокий вдох. В камере было холодно. Часа три и можно окончательно околеть. Но сейчас, Клюфта радовало одно - он мог просто посидеть в тишине. Спокойно подумать. Придти в себя. Размыслить. "Нужно взять себя в руки. Взять! Нужно определить свою позицию. И главное раз и навсегда запретить себе, срывать и вести себя сдержанно! Иначе! Иначе - все может обернуться, против меня! А этого допустить нельзя. Взять себя в руки. Не паниковать!" - рассудок и здравый смысл без страха и паники вернулись к Клюфту.