- А ну, понятые - подписывайте протокол и живо! Вот тут! Супруги Скворцовы бочком попятились к столу. На нем лежал белый лист протокола. Старлей, ткнул в бумагу пальцем и положил рядом перо. Достал из кармана железный цилиндрик. Деловито, открутил крышку. Металлической капсулой оказалась переносная чернильница. Нквдэшник, обмакнул перо и сказал:
- Вот тут подписи ставить! И, чтобы никаких клякс! А то сами с нами поедете! В одну камеру! От этой угрозы Марии Ивановне стало совсем плохо. Старушка с трудом расписалась в протоколе - ее всю трясло. Василий Петрович, поддерживая жену под локоть, вывел из комнаты. Нквдэшник убрал протокол в кожаную, офицерскую планшетку. Зло посмотрел на Павла. Тот, стоял в нерешительности, сжимая в руках скатерть, связанную узлом.
- Рожков выводи! Ехать нужно! Лейтенант грубо толкнул Павла в спину. Клюфт чуть не упал - споткнувшись о порог.
- Иди вперед! Иди! - рявкнул, лейтенант. Старлей закрыл дверь. В коридоре было холодно. Павел не секунду остановился и обернувшись посмотрел через плечо на вход в свое жилище. Нквдэшник усердно клеил на дверь и косяк - бумагу с печатью.
- Вы бы, хоть, комнату на ключ закрыли. Есть же ключ, он там, у входа, возле вешалки, на гвозде весит! - попытался уговорить лейтенанта Павел. Но конвоир его не послушал, лишь вновь толкнул.
- Иди, давай! Нечего твои хоромы закрывать! Сюда еще с обыском приедут. А пока вон опечатаем и все! Никто не зайдет! Да и что там у тебя брать? Иди, давай! - тяжелая рука вновь подтолкнула под лопатку. Павел семенил по коридору. Поднялся по маленькой деревянной лестнице. Четыре ступеньки, всего четыре ступеньки! Сколько раз он ходил по этой лестнице! Каждая дощечка ему знакома! Эти четыре ступеньки - по ним ступали ноги отца и матери. Они видели многое… и вот, теперь, их - топчут ноги конвоиров. Людей, которые пришли забрать его свободу. Попросту выгнать его не только из его жилья. Из его комнаты, но и из его жизни. Прежней жизни. Павел на секунду замешкался. Он уперся в косяк двери плечом. Лейтенант вновь толкнул его. Но Клюфт не двинулся с места.
- Ты, что там? А ну, пошел!
- Слушай! Будь человеком! Не толкай! - взмолился Павел. - Ты, что такой нервный?
- А ну, пошел! - еще более сильный удар пришелся меж лопаток. Павел скривился от боли и вылетел на улицу, словно пробка от бутылки с шампанским. Под ногами заскрипел снег. В одну секунду холод остудил лицо. Клюфт глубоко вздохнул. Шаг, еще один и опять злой окрик:
- Стоять! Теперь стоять! - завопил лейтенант. Павел обернулся. Нквдэшник, озираясь, смотрел по сторонам. Было видно, что он чего-то боится.
- Что ты испугался то? А? Лейтенант зло посмотрел на Павла и буркнул:
- А кто тебя знает? Может у тебя помощники тут?! Вон, прошлый раз, забирать стали одного мужика - так братья налетели! Ели отбились! Сволочи! Всех вас надо к стенке! Вон, отвел бы к тому сараю, и шлепнул! - лейтенант, кивнул головой в сторону покосившегося от времени дровяника. Старая постройка уныло темнела в углу двора. И тут Павел, увидел силуэт человека! Высокий, с непокрытой головой, незнакомец - стоял в проеме, между сараем и забором и смотрел на них с конвоиром. Длинный плащ развивался на ветру. Это был он! Богослов. Павел узнал Иоиля. Но как не странно, лейтенант не насторожился. Он лишь толкнул Павла в плечо, заставляя идти к углу дома. Клюфт повиновался. Павел на ходу обернулся и посмотрел еще раз в сторону дровяника. Но богослова, он больше не увидел. "Нет, я определенно схожу с ума. Мне уже мерещится приведение. Мне уже мерещится, черт знает что! Нет! Этого человека нет! Почему я его вижу? Но папироса в пепельнице? Откуда взялся тот окурок?" - мысли терзали Павла. За углом, возле обочины, стояла черная "Эмка". Машина попыхивала выхлопными газами из глушителя. Водитель, что бы, не замерзнуть, не глушил двигатель. Павел в нерешительности подошел к автомобилю. Лейтенант опустил на его плечо руку:
- Стой! Ждать! Послышался скрип сапог. Павел обернулся и увидел - к ним спешит старлей. Он курил на ходу. Его вид был озабоченным. Клюфт тяжело вздохнул и покосился на свой дом. Где-то, на втором этаже, в окне - мелькнули лица. Из глубины комнаты, в темноте, на них смотрели соседи. Любопытство, перемешанное со страхом. Кто знает, что будет следующей ночью? Скрип тормозов. Черная машина. За кем приедут эти люди? Клюфт, вдруг поймал себя на мысли - он желает, что бы за этими людьми обязательно приехали, вот, так же, под утро! Обязательно! И забрали их тепленькими! Не одному же Павлу мучаться! Странно чувство - желания горя другим! Раньше такого с Клюфтом не было. Но сейчас! Ему очень захотелось, чтобы тех людей за окнами на втором этаже - тоже арестовали ночью! Тоже пришли и схватили! За то, что они вот так - молча, смотрят, как уводят невиновного человека! Стоят и нечего не делают! Смотрят и потворствуют - этим, наглым, людям в форме! Павлу очень хотелось, что бы горе, пришло в дом соседей! Он тяжело вздохнул. Еще мгновение и силуэты исчезли за стеклом. Старлей заметил, что Клюфт рассматривает окна. Офицер остановился:
- Что ты, там, высматриваешь? Сообщников? А? Куда смотришь? - угрожающе спросил он у Павла.
- Не куда. Просто на дом… - хмыкнул Павел.
- На дом говоришь? Знаю, на какой дом! Может у тебя там сообщники? А? А ну говори? - Старлей схватил Павла за шиворот и начал его трясти.
- А ну отпусти меня! - Павел выронил из рук сверток и оттолкнул плечом старлея. Тот, словно ожидая такого поворота событий - ударил наотмашь Павла по уху.
Второй удар сапогом пришелся по почкам. Третий сбил Павла с ног. Клюфт, закрывал голову, руками, как мог. Но, мешали наручники. На тело обрушился град ударов. Пинал и старлей, и его помощник. Они били равномерно, со знанием, дела. Четкие удары - словно марш по плацу. Раз-два. Раз-два! Бац! Бац! Из уст конвоиров неслась брань. Но, она, была не громкой. Нквдэшники, боялись шуметь. Не разбудить жителей! Не разбудить зевак! Лишние свидетели не нужны! Павел лишь слышал, как их тяжелое дыхание перемешивалось с шипеньем:
- Шшш…сука… шшш… сука… мразь…
- Шшш… Я тебе покажу, как родину не любить… сука… шшш… пион…
- Шшш… Сука… троциксткая… шшш…
Седьмая глава
Павел потерял сознание. Очнулся лишь в автомобиле. Он сидел на заднем сиденье. На коленях лежал сверток. Клюфт попытался поднять руки, что бы стереть с губ кровь. Но не смог пошевелится. Рядом сидел лейтенант. Он, посмотрел на Павла, и зло сказал старлею - который, ехал на переднем сиденье.
- Он пришел в себя. Очухался.
- Это хорошо. Уже к тюрьме подъезжаем. Не нести же его до камеры на руках.
Пусть сам топает. И осторожно там, не запачкайся. Кровь потом не отстираешь. А я с тобой чумазым ездить не буду.
- Да не запачкаюсь, вот только сапоги придется чистить. Я об его рожу весь крем стер! В разговор вмешался водитель:
- Ага! Сапоги, вон, запачкали! А сиденья? А? Обшивку? Вы же, мне, весь салон завозили! Я, на вас, вон, рапорт напишу! Всю машину загадили! Не могли его в тюрьме отдубасить? Нет, надо было по земле валять!
- Да, замолчи ты, Савченко! Не можем мы в тюрьме бить! Не можем! А тут, вот, пожалуйста! Да и кто докажет, что это мы его били? А? А сиденья свои - вымоешь!
- Ага, вымоешь! - не унимался водитель. - А завтра мне товарища Самойлова везти утром? Что он скажет? А?
- Ага! Самойлов! Так пусть нам отдельную машину выделяют! Пусть! Как мы можем вот так работать? Днем она возит Самойлова, а ночью, вот, по арестам пускают! Пусть выберут уж! Мы-то, причем? Да и следователи жалуются, если мы не подготовленных к допросам привозим! Говорят - возится, долго приходится! А нас премии лишат! Так, что и скажи, вот так, Самойлову!
- Я то, скажу, а вот салон, все рано, чистить мне! Мне! Берите тогда с собой, тряпки, какие и кладите их! Чтобы кровь мне тут не оттирать потом! "Эмка" надрывно урчала - словно поддерживая водителя. Строптивые звуки мотора заставили старлея и лейтенанта замолчать. Павел застонал. Но он, старался это делать, как можно тише. Этот разговор. Страшные рассуждения! Залитый кровью салон и премия за подготовку к допросам. "Вот они, справедливые органы НКВД?! Вот они, соколы Ежова! Ими так гордится страна?! Неужели они все такие? Нет, не может быть? Неужели, товарищ Сталин, не знает - что творят эти холуи в Красноярске? А может, они творят это по всей стране? Нет! Нет! Товарищ Сталин - просто не знает! Он, не может знать! А если он узнает - то наверняка, эти подонки, попадут сами в тюрьму!" - с ужасом думал Павел. - "Что будет со мной? А Вера? А ребенок, который должен родиться? Неужели, вот, так, ни за что? Нет! Они должны разобраться! Неужели, в НКВД, работают только изверги? Неужели, там, нет справедливых и честных людей? Есть, конечно, есть! И они разберутся и отпустят! И потом - накажут этих сволочей! Дайте только срок!" Машину качало на поворотах. Павел краем глаза увидел, что они подъезжают к зданию городской тюрьмы. Издалека оно напоминало крепость. Высокие ворота и толстые стены. Конусообразная крыша и словно бойницы, окна - заделанные железными листами. Тюрьму в Красноярске, построили еще при правлении Екатерины второй. За двести лет через ее казематы прошли тысячи заключенных, каторжников, декабристов и революционеров. Тюрьма долго была самым высоким зданием в городе. Стены этого мрачного заведения, почему-то, во времена всех правлений царей и императриц, белили в белый цвет. От этого темница выглядела как-то нелепо. Не были исключением и большевики. Коммунисты не стали ничего мудрить, а отдали дань исторической традиции и менять цвет на стенах тоже не решились. Вот поэтому местные жители и обитатели, называли тюрьму - "Белым лебедем". То ли за стремление к свободе, которой постоянно не хватало на земле многострадальной матушки России, то ли в издевательстве над властью - сажавшей за стены этого сооружения людей. Ведь "Белый лебедь" - это воплощение, чего-то светлого и не прочного. Лебедя, нельзя лишить свободы - даже если посадить в клетку. Лебедь просто умрет в неволе! "Эмка" подъехала к большим, кованым, воротам. Старлей выскочил из машины и подбежал к маленькой дверки в стене. В отрытое окошко сунул, какие-то бумаги. Дверь скрипнула и открылась - старлей исчез внутри. Минуты тянулись долго. Водитель, нервничал и ругался:
- Да, что они там?! Каждую ночь по три раза ездим! Неужели, не могут запомнить? Завтра ночью, опять, что ли, документы будут смотреть? А? Непорядок это! Лейтенант тяжело вздохнул и ответил:
- Да, они должны проверить, каждую бумагу. Каждую. Им тоже по шапке попадет - если что не так. Режимный объект, как никак!
Из двери выскочил старлей. Торопливым шагом вернулся к машине. Сел на переднее сиденье. От офицера повеяло холодом.
- Сейчас откроют. Спят, как хорьки. Вот мать их! - рассмеялся нквдэшник. Он обернулся и посмотрел на Павла. С сарказмом добавил:
- Ну, приехали! Вот твой дом! Новый! Правда, надолго ли… Ворота заскрипели. Писк ржавого железа звучал так, противно, что у Павла, по спине, побежали мурашки. Огромная воротина, окрашенная, в темно-зеленый цвет медленно отъехала в сторону. Где-то в глубине, в темном чреве этой пасти - светился фонарь. Павел, с замиранием сердца, смотрел, как один из охранников лениво ковыряется в запоре. "Это ворота в никуда!" - мысли ударили Павлу по темечку. Клюфт вдруг вспомнил свое детство. Он, совсем маленький и старенькая соседка - набожная женщина, ему читает сказку. Она говорит - это страшная сказка. Про ворота в никуда. Ее слова - надолго отложились в памяти. Павел боялся этого страшного рассказа. Но время шло. Соседка давно умерла. Ее страшилки стали какими-то милыми и смешными. А вскоре Павел, повзрослев, и вовсе забыл их. И вот, он - вспомнил ту сказку, прочитанную соседкой на ночь! "Эмка" напряглась, заурчав, медленно въехала в ворота. Опять скрип. Это печальный скрип по свободе! Сзади наползла тяжелая тень. Все!.. …Некоторое время машина стояла в полной темноте. Вновь, послышался, металлический скрежет и впереди открылась - вторая гигантская створка. Двойные ворота! Павел с ужасом смотрел на это мрачное сооружение. Даже если захотеть - убежать отсюда невозможно! Да и куда бежать? От кого? Бесполезно! Машина проехала еще метров пятьдесят и остановилась у крыльца. Старлей вышел из "Эмки" первым. Вслед за ним лейтенант. Он оставил дверку открытой. Офицер, нагнулся и как-то вежливо, с сожалением в голосе, сказал Павлу:
- Ну, все приехали. Выходите гражданин Клюфт. Павел с трудом вылез из машины. Болело все тело. Конвоиры постарались на славу. Каждое движение давалось с трудом. Клюфт прикусил губу, чтобы не застонать. Но, он почувствовал, что его бережно под локоть - поддерживает лейтенант! Нквдэшник заботливо помог Павлу собрать в руки скатерть с книгами и бумагами.
- Осторожно, там ступеньки крутые, - буркнул офицер. Павел зло посмотрел на этого циничного человека. Еще пятнадцать минут назад, он, пинал своими сапогами Клюфта по голове, а теперь - так бережно, словно мед брат в госпитале - заботится об арестанте. Лейтенант, словно уловил мысли Павла, невозмутимым голосом ответил:
- Ты поймешь. Ты все поймешь. Это работа. Работа такая. Старлей распахнул перед Клюфтом, тяжелую, железную дверь. В небольшом тамбуре их встретил солдат. Сержант, одетый в форму сотрудника НКВД. Синие галифе и оливкового цвета гимнастерка. Только, вот, в петлицах, вместо кубиков - три треугольника. Но сержант, держал себя, со старшими по званию - нагло и вызывающе. Он не стал церемониться и прикладывать руку к шапке - отдавая честь, а лениво, взметнув связкой ключей - оглядел с ног до головы Павла со скатертью и недовольно прикрикнул:
- Вы, что, его по помойке таскали? Что он у вас такой грязный? И морда, вон, вся в царапинах! Фельдшер может не принять! Учтите - не примет фельдшер, я его тут до утра держать не буду! Поведете обратно! И куда вы его будете пристраивать - меня не касается! Старлей, виновато развел руками и заискивающим голосом, пропищал в ответ:
- Анатолий, ну ты, что? Не человек? Он, вот нажрался, наверное и валялся. А мы его просто взяли. Он такой был? Куда ж мы его? Мы назад уже и бумаги на выезд не выпишем? Не сидеть же нам с ним во внутреннем дворе? Да и нам еще две ходки надо сделать!
- А это уже ваши дела! - сержант лениво зевнул. Он вставил ключ в замок решетки и громыхнув связкой, открыл дверь в коридор. Оттуда пахнуло сыростью и гнилью. Павел со страхом сделал шаг вперед. Лейтенант тихонько, почти ласково - толкнул его в плечо:
- Ну, смелее. Смелее. Иди. Иди. Сержант недовольно посмотрел на Павла и сказал:
- Ну, чего, он у вас плетется?! Давайте быстрей! Мне, что, его самому волочь? Клюфта удивило, что младший по званию, так ведет себя с офицерами. Но Павел догадался, здесь, в тюрьме - звания не играют никаких ролей! Здесь главное - твоя должность! И те права, которыми ты обладаешь! Вот, сержант, например, судя по его тону - может просто не принять у конвоиров арестованного. И все! А это упущение по их службе, а это может вылиться в наказание. И офицеры вынуждены лебезить перед сержантом, а иначе им не поздоровится. "Интересно, а как себя тут ведут майоры?" - подумал Павел и содрогнулся. Они шли по длинному коридору. Высокие потолки и тусклый свет. Полукруглые перекрытия, стальные решетки и перегородки. Вдоль стены - двери с глазками и замками на них. Это были камеры. Гулкий звук шагов по каменному полу и запах! Кошмарный и удручающий запах! Запах гнили, плесени, пота и пережаренного лука. Тюремный запах заточения! Он угнетал, даже сильнее, чем обстановка. Павел непроизвольно поморщился. Шаг, еще шаг. Они подошли к двери. Сержант, оглянулся, и ехидно улыбнувшись нквдэшникам, ласково сказал:
- Ладно, завтра я выходной, так, что думайте. Думайте ребятки! Старлей и лейтенант замотали головами. Павел, опустил глаза. Было противно смотреть на эту троицу. Сержант, вставил ключ в замок двери. Гулкий щелчок и Павла втолкнули в очередную комнату. На этот раз - небольшое помещение больше похожее на кладовку. Посредине стоял стол. Над ним висел железный абажур, тусклая лампочка слегка покачивалась. За столом на высоком стуле сидел человек в белом халате. На носу - пенсне. Седые волосы. И маленькая, словно у козла - бородка. Но выглядел этот медик не старо. Морщин на лице нет. Темные глаза внимательно изучали Павла. Горбатый нос. Тонкие брови. Рядом с фельдшером стоял высоченный старшина. Рыжий великан с веснушчатым лицом и совершенно глупым выражение глаз. Наивные складки на лбу и румяные щеки. Этот "подросток-переросток" - в форме нквдэшника, больше смахивал на сказочного Иванушку-дурачка. Павел остановился в нерешительности посреди комнаты. Он, как-то, нелепо - сжимал скатерть, с завернутыми в нее книгами и бумагами. Старлей, подошел к столу и положил, перед рыжим старшиной - бумаги. Тот склонился и посмотрел на листы. Проведя толстым пальцем по строчкам, хмыкнул и посмотрел на Павла. Фельдшер молчал. Он ждал, когда громила, прочитает документы. Но "Иванушка-дурачок" делал это медленно. Наконец медик не выдержал:
- Иваненко! Ну, что? Знакомые буквы ищешь?
- Товарищ лейтенант, тут написано больно много.
- Эх, Иваненко, Иваненко. Сколько у тебя классов?
- Пять…
- Чего так?
- Ну, вы же знаете, что каждый раз, то, - обиженно буркнул верзила в старшинской форме.
Фельдшер, вздохнул и подняв руку, как дирижер - плавно взмахнул кистью. Павел, даже успел рассмотреть - его чистые и отполированные ногти, ухоженные, словно у женщины. Медик тихо и лениво, но, твердым тоном, давая понять - что это приказ, сказал: