Она уехала, а я побрел домой, опустив глаза от стыда за свою нерешительность, за то, что не помог той, которая в этом так нуждалась. Я вдруг понял, что было в ее глазах, когда она смотрела на меня эти незабвенные несколько секунд. В них была мольба. Крик о помощи. На который я не откликнулся, хотя не имел на такое права. Я никогда не прощу себе этой своей нерешительности, глупой нерешительности, из-за которой страдал другой человек. А ведь я мог, мог спасти ее от страдания, я знаю. Непонятно, почему я в этом так уверен, но просто я знаю…
Весь вечер я терзался чувством вины и тревоги, пока наконец не заснул. А ночью я проснулся от чувства невообразимого страха. Меня била дрожь, и я отчетливо понял: все, другого шанса все исправить у меня уже не будет. Остаток ночи я провел в болезненно – дремотном состоянии. Мне хотелось вскочить, бежать, искать – но я не знал, куда и где… Я ворочался, мне мерещилась девочка, девочка с тоской в глазах – которую поглотила эта тоска, победила, и я был прав, думая, что она больше не умеет улыбаться – я отчетливо чувствовал, что она действительно уже никогда не улыбнется…
На следующий день я не пошел в университет – я чуть ли ни с самого утра поехал на "Пушкинскую", но не спешил, понимая, что на самом деле это бесполезно. Я ждал ее целый день, но она, конечно, не пришла. Не пришла она и на следующий день, и через день, и потом. Я ждал ее, но знал при этом, что она действительно не придет никогда. И я уже никогда не увижу ее, и не узнаю, какое горе заставило ее так страдать, не узнаю, что сталось с нею нынче, не узнаю ничего. И никогда не прощу себе того, что я ее не спас, хотя был ей так нужен, при том, что она совсем меня не знала, все равно – нужен. И никогда я не забуду эти глаза, в которых навсегда осталась вселенская тоска, глаза, которые смотрели на меня эти несколько незабвенных секунд. Я всегда буду ее вспоминать, никогда не забуду ее – худенькую печальную девочку, девочку с тоской в глазах.
...
2006–2007
Наташка
Парень быстрой походкой шел по асфальтированной дорожке вдоль дома. На улице уже вечерело. Наспех распахнув старенькую дверь подъезда, он с легкостью взбежал на два этажа вверх и позвонил в знакомый потертый звонок.
Дверь открыла девушка.
– Ты… – Маргарита устало посмотрела Никите в глаза, – Ну, заходи, раз пришел.
Развернувшись, она скрылась на кухне, и Никита, скинув куртку и ботинки, последовал за ней.
Маргарита стояла у стола и сосредоточенно резала салаты. Наташка крутилась рядом, здесь же, бегая вокруг стола, пытаясь ухватить с него что-нибудь и звонко восклицая:
– Мама, а что это такое?
– Зайка, – Маргарита улыбнулась, посмотрев на девочку, – Посмотри, кто пришел.
Девочка оглянулась, взмахнув двумя хвостиками, завязанными на ее маленькой хрупкой головке, напоминавшей головку какого-то яркого весеннего цветочка. Она явно не слышала звонка в дверь, поглощенная возней на кухне, но увидев Никиту, тут же забыла про все свои занятия. Глазки ее округлились и заблестели, и, подпрыгнув, она кинулась к Никите:
– Папа!!
Никита поймал девочку, подхватив, поднял ее к своему небритому лицу и чмокнул в светлую макушку.
– Привет, Наташка.
Маргарита продолжала спокойно резать салаты, ни разу не повернув головы в сторону гостя.
– Никита, только недолго, слышишь? Скоро должен прийти Дима.
– Да, я понял, – Никита зачарованно глядел на Маргариту, склонившую голову над столом. Затем он перевел взгляд на Наташку и расплылся в ласковой улыбке:
– Ну что, куда пойдем? К тебе в комнату? Не будем мешать маме готовить угощение. У них с дядей Димой, видимо, какой-то праздник.
Наташка радостно обхватила шею Никиты ручонками:
– Пойдем!
Бросив еще один взгляд на Маргариту, по-прежнему не удостаивающую его вниманием, парень понес дочку в детскую.
– Ну, и чем ты сегодня занималась? – спросил он, когда уже поставил Наташку на пол, – Давай рассказывай.
– Я? Я рисовала! – глаза малышки сияли, – Хочешь, я тебе покажу?
– Конечно, хочу. Ну-ка, давай сюда, будем скорее смотреть. Что там?
– Это, – Наташка предъявила отцу первый листок, – Это медведь.
– Медведь? А почему он у тебя красный, Наташка?
– Ну не могут же все медведи быть бурыми. Сам посуди, это же скучно. Должно же быть что-нибудь яркое. К тому же, медведь любит малину, – рассуждала Наташа, – И он сможет приманить к себе больше ягод, если будет таким же красным, как они.
Никита смеялся.
– А это что?
– Это лошадь.
– Фиолетовая?
– Ну, да.
Никита радостно улыбался. Он был так счастлив, как не мог быть больше нигде на этой планете, он почти полностью окунулся в самозабвенное море счастья. Почти.
– Никита, пора, – в дверях стояла Маргарита, – Собирайся.
Никита не заметил, как за разговором с Наташкой прошел целый час. Вздохнув, он повиновался – лучше не спорить.
– Что, даже не дашь мне увидеться с мужем? – тихо спросил Никита уже в прихожей, – Просто поздороваться? На пять минут.
Маргарита глядела в пол.
– Иди, Никита. Тебе пора идти.
– Значит, нельзя, – Никита задумчиво изучал девушку, – Нельзя… Ладно, хоть привет передавай. Что, какое-то событие? Ну, годовщина или еще что?
Девушка поджала губы и положила руку на дверную ручку:
– Прошу тебя, Никита, иди.
– Ладно, – Никита распахнул дверь, – Я уйду. Как хочешь. До скорого.
– Пока, папа!!
– До встречи, Наташа.
Тряхнув волосами, Никита пробежал по ступенькам старенькой лестницы и, толкнув дверь, вышел на улицу, уже всю окутанную осенними сумерками.
Наташа! Никита шел и не мог не думать о ней. Наташка, маленький ребенок, его ребенок, была самым дорогим, что у него осталось. Больше, он считал, в его жизни не было ничего. Раньше в его жизни был еще один дорогой человек, но он, Никита, обидел его, обидел и потерял. Потерял по собственной глупости, теряя, не осознавал, как сильно любит этого человека, и теперь обратный путь был уже закрыт, и теперь Маргарита всегда была для него такой – сухой и молчаливой, старающейся не смотреть ему в глаза. Он боялся, что скоро даже забудет, как выглядят эти глаза, и грустил, что не мог в них ничего прочитать, понять, что Маргарита думает о нем, поскольку она никогда на него не смотрит.
И теперь, вечерами, после работы, Никита выходил на прогулку и бесцельно шатался по мокрым улицам, один. Каждый день ему хотелось только одного – бежать в знакомую квартиру, обхватить руками маленькую дочку, увидеть Маргариту и не застать дома Диму, чтобы не встречаться с ним глазами. Зачастую взять себя в руки и не ходить не удавалось – Никита боялся надоесть, рассердить Маргариту частыми визитами, но сделать с собой ничего не мог, и после некоторого времени скитания под дождем приходило решение, от которого сразу в груди становилось легко: "Пойду!", и ноги сами несли Никиту к знакомой улице, к знакомому дому. Он знал, что Маргарита не обрадуется его приходу, и Дима, если окажется дома, будет смотреть угрюмо, но он увидит счастье в глазах Наташки – и этого ему было достаточно. Наташка стала единственным смыслом его жизни, Никита пытался заставить себя смириться с тем, что потерял Маргариту, и, как ему казалось, у него получалось, и сердце его, живое и бесконечно тоскующее, было заполнено Наташкой.
– Тебе не кажется, что ты зачастил к нам? – Маргарита стояла на пороге квартиры, скрестив руки на груди.
– Я пришел повидать свою девочку, – Никита пристально смотрел на девушку и вдруг понял, что сам не знает, кого имеет ввиду – Наташку или Маргариту.
– По-моему, было бы лучше, если бы ты встречался с ней раз в неделю, – Маргарита даже сейчас не смотрела на него, – Мы выделим тебе день, когда ты сможешь с нею видеться, и ты будешь забирать ее куда угодно, гулять с ней хоть целый день, но только не сидеть каждый вечер в нашей квартире.
– Тебе так не хочется меня видеть? Да ну? – глаза Никиты, устремленные на Маргариту, стали жесткими, – Я не верю.
– Никита, уходи.
– Почему? – Никита начинал сердиться, – Ты ответь мне – почему? Тебе действительно так не хочется меня видеть? Или, может, наоборот – слишком хочется, а? Давай, говори! Ты глазки на меня подними и ответь.
– Что ты несешь, Никита! – Маргарита повысила голос, в ее интонациях зазвенели нотки гнева, – Уходи!
– А почему же ты так сердишься? Я задел тебя за живое? Боишься признаться себе в том, что не забыла меня? Просто не можешь простить.
– Никита, – Маргарита старалась сохранять спокойствие, – Я прошу тебя, уйди.
– Уйти? – Никита поднял брови, – Нет, я никуда не уйду. Даже несмотря на то, что ты так хочешь. Я хочу видеть своего ребенка. Раз в неделю – это слишком мало для встреч с дочерью. Разве ты сама не знаешь, что девочка нуждается во мне? Не веришь – спроси ее.
– У нас есть Дима, и Наташа любит его.
– Дима? Замечательно, – Никита пытался не терять самообладания, но у него слабо получалось, внутри у него все кипело, – Это прекрасно, что она с ним в хороших отношениях, но отец ее я, и этого никто не отнимет. Девочке нужен отец, а Дима, каким бы распрекрасным он не был, никогда им не станет.
Маргарита качала головой и метала по сторонам яростные взгляды, от которых словно бы разлетались, рассыпались молнии, глаза ее блестели от слез:
– У нас семья, понимаешь? Семья! Она только наша, и кем бы ты ни был, места для тебя здесь нет! Как ты смеешь вмешиваться в мою семью? Тебе не удастся ее расколоть.
– Конечно, – Никита уже не мог остановиться, – Я плохой, я порчу картину счастливой семьи! Зачем отец, когда есть Дима? Все любят Диму! Наташа любит Диму, ты любишь Диму… Только правда ли это? Наташа, может, и любит – не спорю. Она ребенок. А вот ты? Неужели его любишь ты? Не поверю. Никогда не поверю! Любишь его? Говори – любишь?
Маргарита плакала:
– Это не твое дело!
– Не можешь ответить? А это уже интересно. Рассуди, не может быть такого, чтобы ты его любила. Ты вспомни, какие слова ты мне говорила, какие слова… Когда мы были вместе… Шептала… Помнишь?
– Убирайся к черту, Никита!
– Нет, нет, – Никита схватил девушку за руку, – Ты вспомни! Вспомни, как клялась, что любишь меня. Было? Такие слова… Неужели после таких слов так просто все могло пройти, и ты можешь сказать мне, что любишь Диму? Не верю, Маргарита, не верю. Ты не такая.
Никита остановился, желая перевести дух. Он все сказал. Успокоившись, он протянул руку и осторожно провел ею по волосам Маргариты.
– Не трогай меня, – слова слабо слетели с ее губ. Девушка тихо плакала, слезы градом катились по ее щекам. Она отняла свою руку, вытащив кисть из его ладони, – Не прикасайся ко мне.
Никита попытался вытереть ей слезы, но Маргарита отвернулась:
– Нет.
– Не плачь, – голос парня уже был мягким, – Прости меня. Ну когда же ты наконец простишь меня? Я не верю, что этого не будет, просто не может не быть. Не надо плакать. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что не права, говоря, что нас больше нет. Мы есть. И будем всегда. Наши души – понимаешь? – навсегда объединены, они никогда не разлучатся, навсегда сойдясь в этом маленьком человечке, – Никита кивнул на Наташку, выглядывающую из-за маминой спины, – Ну, Маргарита, – Никита говорил уже почти ласково, – Неужели ты не впустишь меня в квартиру, и мы так и будем стоять на пороге.
– Не впущу, – голос Маргариты ослабел, глаза ее смотрели в пол, – Я хочу, чтобы ты ушел.
– Что тут такое творится? – наконец подала голос Наташка, – Папа, почему ты не входишь? Мама, ты что, плачешь?
– Да вот, дочка, – Никита перевел взгляд на девочку, – Мама не впускает меня в квартиру.
– А ты не настраивай ребенка против меня! – Маргарита резко подняла глаза на своего собеседника, снова разозлясь, но, не успев взглянуть на него, снова отвернулась, – Убирайся, убирайся вон! Возьми Наташу и иди с ней на улицу, только следи за ней, чтобы ничего не случилось, и чтобы к девяти часам она была дома! К приходу Димы.
– Хорошо, – Никита улыбнулся и с теплом посмотрел на ребенка, глаза его блеснули, – Слышишь, Наташа? Пойдем гулять?
– Пойдем! – Наташка радостно подпрыгнула.
– Тогда одевайся.
– Одеваюсь! Папа, а ты придешь ко мне на День рождения?
– Конечно, приду, – Никита с интересом перевел взгляд на Маргариту, – Как не прийти. Да, Маргарита? Наташка меня приглашает!
– Приглашаю!
Глаза Маргариты смотрели в пол.
– Идите, Никита. Будь осторожен и не забывай – не позже девяти.
Наташка оделась и, взяв своей маленькой ручонкой большую сильную руку своего папы, потащила Никиту на улицу. Так, держась за руки, они неспеша пошли по аллее.
– Папа, – спросила Наташка, – почему ты не живешь с нами? Ведь это же неправильно – когда папа и мама живут в разных местах. Они должны быть вместе!
– Знаю, – согласился Никита, – Я тоже так думаю. Так должно быть, но в жизни иногда бывает по-другому. Не всегда все происходит так, как нам хочется.
– Почему?
– Потому что так устроена жизнь. Я бы очень хотел жить вместе с вами, но мама живет с дядей Димой.
– Так ты боишься дядю Диму? – Наташка посмотрела на отца снизу вверх, – Не бойся его, он хороший, добрый такой. Вы подружитесь, и он разрешит тебе остаться.
– Нет, Наташа, к сожалению, так нельзя.
– Почему?
– Понимаешь, все мамы живут либо с папами либо с какими-нибудь дядями. Твоя мама живет с дядей Димой, а значит, не будет жить со мной. Она не может жить и со мной, и с ним, так никто не делает.
– Значит, либо ты, либо дядя Дима? Нет, тогда мама не разрешит тебе остаться. Дядя Дима не согласится жить в другом месте.
"Еще бы", – подумал Никита, – "Разве кто-то откажется от такого сокровища, как Наташа и Маргарита? И Дима ни за что не откажется. А ведь это все могло бы быть моим, но я сам потерял все это по своей же глупости. Наивно надеюсь все вернуть, но прекрасно знаю, что это невозможно. Так не хочется верить, что счастье навсегда ускользнуло из рук, однажды упущенное может никогда больше не вернуться. Я только мучаю сам себя да мешаю жить Маргарите. Она права, что я не имею права вмешиваться в ее дела. В ее семью. Она ведь ничего плохого мне не сделала, я сам обидел ее, и не мне ее осуждать за то, что она не может простить меня уже почти четыре года. Безусловно, Наташа – моя дочь, она всегда ею будет, но то, что в чертах ее лица угадываются черты лица Маргариты, не обязывает Маргариту тоже принадлежать мне. Я портил ей жизнь раньше, продолжаю портить и сейчас. Это неправильно, мне пора отойти в сторону. Умом понимаю, а поделать с собой ничего не могу. И Димка – он ведь ни в чем передо мной не виноват, он не разлучал меня с Маргаритой, он появился после того, как она бросила меня – беременная! – бросила меня – просто оказался рядом в нужное время, помог ей, поддержал… и полюбил. Вот и все. А мой поезд ушел. И бесполезно пытаться его догнать. Что делать – неизвестно, но как-то жить надо."
Они немного помолчали.
– Папа, ты ведь правда придешь ко мне на День рождения? – спросила Наташка.
– Конечно! Четвертого ноября буду у тебя, так и знай. Даже если пойдет дождь и затопит всю улицу.
– Даже так? Честно-честно?
– Честно-честно.
– Ой, смотри – горка! Давай покатаемся?
– Давай!
Девочка кинулась к детской площадке, Никита побежал за ней. Как всегда, вечер с Наташкой пролетел незаметно, и пришло время отводить ее домой.
Уже у самого подъезда они встретили Диму.
– Гуляете? – парень погладил Наташу по голове, – Пора домой, да? Мы пойдем, Никита.
– Да ладно, – Никита кивнул на дверь, – Я с вами, провожу до квартиры.
– Не надо, – серьезные Димины глаза внимательно посмотрели в Никитины-ясные, – Дальше мы сами.
– А что такого? – Никита не спускал глаз с Димы, который взял Наташу за руку, – Да я не буду в квартиру заходить, просто провожу.
– Нет, – Дима был тверд, – Спасибо, что погулял с Наташей, заходи как-нибудь, а мы пойдем домой. Счастливо, Никита.
Бросив взгляд на сомкнутые руки Димы и Наташи, Никита развернулся, скрывая горькое негодование, и пошел обратно – по аллее, где еще совсем недавно гулял с Наташкой, аллее, которая даже потемнела от горя, или просто и до нее добрался осенний вечер. "Понятно", – думал Никита, – "Просто ему не хочется, чтобы я лишний раз встречался с Маргаритой. Обижаться не на что."
Все последующие дни Никита скитался по улицам и грустил. Жил он один, и особенно тоскливо становилось по вечерам – тут его товарищем была лишь тишина, которую не интересовали его переживания. Поделиться было не с кем.
Но четвертого ноября Никита твердо решил, что так дальше продолжаться не может. Все будет хорошо! И все изменится сегодня же.
Парень находился в хорошем расположении духа уже с утра, и несмотря на сырость дня, сегодня даже склизкие улицы не могли испортить ему настроение. Оно сохранилось и до вечера, и после работы он радостно бежал по знакомому маршруту поздравлять дочку с Днем рождения.
Едва Маргарита приоткрыла дверь, как он влетел в квартиру, как к себе домой. Чмокнув и одну, и вторую, освободил руки – Наташке он вручил большого плюшевого медведя, молодой маме – огромный букет цветов. Он кружился по квартире, словно сам был ребенком, под радостные визги Наташки, под ошеломленным взглядом Маргариты.
Повозившись с Наташкой, Никита прибежал на кухню вслед за Маргаритой и подсел рядом, приобняв ее.
– Подумать только, нашей дочке уже четыре года, – тихо, почти шепотом произнес он, – Спасибо тебе, – Никита поцеловал ее в щеку, – Четыре года. Словно не было их. Что изменилось?
Маргарита поежилась:
– Никита, не начинай все сначала.
– А почему, почему нельзя начать все сначала? Что служит помехой? Дима?
– Никита, не порть мне настроение хотя бы в день рождения моего ребенка.
– Нашего ребенка.
Они твердо посмотрели друг другу в глаза.
– Папа, – на пороге появилась Наташа, – Ты придешь к нам на Новый Год? Мама, папа придет к нам на Новый Год?
Никита заулыбался:
– Тебе все праздники подавай. Это еще нескоро.
Маргарита сбросила Никитину руку со своего плеча и встала:
– Это уже известно. Боюсь, что твой визит к нам невозможен. Скорее всего, мы поедем к моей сестре на Новый Год.
Никита оторопел:
– Это еще зачем?
– Для разнообразия, – невинно отозвалась Маргарита, – Что все время дома сидеть? К тому же, я давно не видела Глашу.
– И обязательно нужно увидеть ее именно в Новый Год?
– Почему нет? Вместе веселее.
Никита сердился:
– Оставь тогда Наташку мне, а сама езжай куда хочешь.
– Вот еще. Мы поедем все вместе, без тебя: я, Наташа и Дима.
– Не забывай, это и мой ребенок тоже! Почему ты увозишь его от меня? Почему ты без меня решаешь вопросы о том, где будет находиться Наташа? Ты не можешь так поступить!