Дом Инкаламу (сборник рассказов) - Надин Гордимер 6 стр.


Впрочем, Клайв не отлучался из деревни и вместе с семьей - не поехал ни в музей на Антибском мысу, ни в керамические мастерские Валлори, не захотел посмотреть даже дворец, казино и аквариум в Монте-Карло.

Горная деревушка - в чьих улочках так же легко было запутаться, как в длинной и беспорядочной хронологии Европы, как в ее бесчисленных, порою смахивающих друг на друга памятниках старины,- была в их безраздельном владении, его и Мэтта. Вместе с ними здесь хозяйничали лишь бродячие кошки; люди же что-то болтали на своем непонятном языке, и, хоть мальчики делали то, что им нужно, у всех на виду, трескотня эта как бы служила им завесой, еще надежней укрывала от взглядов взрослых, и без того занятых своими делами. Они без устали ходили по деревне с утра до вечера с одной заветной целью: выныривать из-за угла, незаметно перебегать улицы, а под вечер, когда площадь заполнялась народом, появляться словно из-под земли то тут, то там и шнырять среди людей - но так, чтобы это не бросалось в глаза. Приходилось, например, незаметно пробираться от церквушки - старой-престарой, с проволочной сеткой вместо выпавших цветных стекол и слинявшей мозаикой, смахивающей на облупившуюся переводную картинку,- под окна школы, но так, чтобы их не увидели

ребята. Пробираться туда надо было по утрам, когда в школе '0ЛИ занятия. Ее каменное здание по виду ничем не отличалось от ДРУ д° - Р даже спортивной площадки не было; доносившийся из окон хор ленивых голосов напоминал Клайву школы для черных детей у него на родине. Порой за друзьями увязывались деревенские мальчишки, они гримасничали, передразнивали Клайва и Мэтта, а не то молча шли по пятам, и отделаться от них не было никакой возможности. Доходило и до стычек; вскоре Клайв научился делать пальцами оскорбительные знаки, смысла которых не понимал, и выкрикивать единственное запомнившееся ему французское слово, ихнее ругательство: "Merde!" (*Здесь: черт нас возьми)

А у Мэтта рот не закрывался ни на минуту: то он доверительным полушепотом говорил с Клайвом по-английски, потом вдруг голос его весело взмывал - это он приветствовал кого-нибудь по-французски, а здоровался Мэтт с каждым встречным - и, прокатившись эхом меж глухих стен, вновь понижался; Мэтт опять переходил на понятный лишь им двоим английский, и снова они заговорщически сближали головы. Но даже когда голос Мэтта понижался до шепота, его круглые темные глаза с чуть опущенными наружными уголками - это от сосредоточенности морщинок, уже наметившихся над точеным носом,- так и шныряли, не упуская ни одного человека, попадавшего в их поле зрения. Здоровался он не только с местными, но и с приезжими, которых видел впервые. То подойдет к туристской паре, осматривающей здешние достопримечательности, то к водопроводчику, поднимающему крышку люка, и с каждым заводит оживленный разговор. Клайву, который молча стоял рядом, его французский казался куда более настоящим, чем тот, на котором говорили здешние мальчишки. Болтая с кем-нибудь, Мэтт то и дело пожимал плечами и выпячивал нижнюю губу; если же люди, с которыми он заговаривал, были недовольны или удивлены тем, что им без всякого видимого повода навязывается с разговорами какой-то незнакомый мальчишка, Мэтт задавал им вопросы (что это именно вопросы - Клайв улавливал по интонации) тем наигранно-

веселым тоном, каким взрослые говорят с робеющим ребенком, желая его подбодрить.

Бывало и так, что когда они подходили к кому-нибудь из местных жителей, сидящих на жестком стуле у дверей своего дома, тот вставал и захлопывал за собой дверь при первой же попытке Мэтта завязать разговор.

- Все здешние - психованные, вот что я тебе скажу,- восклицал Мэтт, снова переходя на английский.- Я их всех знаю, всех до единого, и говорю тебе точно.

Старухи в перекрученных черных чулках, длинных передниках и широкополых черных шляпах - обычно они сидели на площади и лущили бобы для летнего ресторана Ше Риан - отворачивали коричневые складчатые, словно ядра грецкого ореха, лица и начинали шипеть, как гусыни, ощеривая беззубые десны, стоило только Мэтту к ним приблизиться. Мадам Риан ("Когда-то она победила в конкурсе на самую популярную женщину Парижа - нет, ты представляешь? Правда, отец говорит, это было как раз во время всемирного потопа")- женщина с телосложением борца, которая так же походила на собственное изображение, глядящее с рекламных щитов, как окаменелый ствол на веточку в молодой листве,- при виде Мэтта что-то цедила сквозь зубы, кривя уголок подвижного рта.

- Я сделал с нее мировецкие снимки. Ну, правда, она немножко passe (*Здесь: вышла из моды (франц.)).

Однажды их все-таки погнали прочь - это когда Мэтт щелкнул парочку, целовавшуюся на стоянке автомобилей пониже замка. Клайв теперь повсюду таскал за собой свой аппарат-ящичек, но снимал исключительно кошек. Мэтт пообещал устроить так, чтобы Клайв смог снять карлика - обыкновенного здешнего жителя, а не лилипута из цирка,- он жарил на вертеле баранину в одном из ресторанчиков, где ее готовили по какому-то особому местному рецепту; но при этом Мэтт объявил: чтобы стать настоящим, большим фотографом, Клайву не хватает характера. Ему и в самом деле становилось

неловко, стыдно и страшно всякий раз, как огромная голова карлика, непомерно большая для такого маленького человека,- с бачками, прямо как у исполнителя испанского танца,- наливалась кровью от ярости. А вот Мэтту удалось незаметно щелкнуть его "Полароидом"; мальчики сразу юркнули в какое-то парадное, где с двери свисали цветные хлорвиниловые полоски от мух, и посмотрели снимок. Казалось, огромная голова карлика болтается над щуплым тельцем, словно у куклы бибабо.

- Фан-тастика!- В голосе Мэтта не было хвастовства, просто профессиональное удовлетворение.- До этого он у меня ни разу не получался как следует, такое уж мое везение; пожили мы здесь всего с неделю, и он сбрендил, его свезли куда-то в психушку. И вот только сейчас опять стал вылезать на свет божий, это здорово, что ты успел на него поглядеть. А то уехал бы к себе в Африку и так бы его и не увидел. ■

Сперва в семье Клайва восхищались мадрасскими шортами Мэтта и его транзистором, охотно пользовались его элегантным маленьким проигрывателем, радовались, что Клайв нашел себе друга, но потом стали находить, что он слишком много болтает, слишком часто к ним приходит и слишком подолгу шатается по улицам. И Клайву было объявлено, что отныне он обязан участвовать хотя бы в некоторых семейных вылазках. То они ездили куда-то за двадцать миль, чтобы поесть ухи. То с полудня до самого вечера проводили в картинной галерее.

- В котором часу мы вернемся?- спрашивал Клайв, вбегая в дом.

- Да кто его знает, к вечеру, должно быть,- отвечали ему.

- К двум не будем дома?

- Чего ради нам связывать себя каким-то определенным часом? Мы же на отдыхе!

И он вновь выбегал на улицу, чтобы сообщить Мэтту этот расплывчатый ответ.

Всякий раз, как они возвращались из очередной поездки, в конце улицы уже маячила обвешанная всякой сбруей

тоненькая фигурка, приветственно махавшая им рукой. Однажды, когда уже стемнело, они нашли его под уличным фонарем рядом с местным дурачком и его собакой; в свете фонаря лица обоих казались плоскими и были исчерчены тенями. Оторвавшись от разговора, Мэтт бросил на них деловитый взгляд - словно ждал человек поезда и заранее знал, что он прибудет вовремя. В другой раз они обнаружили дома необычное послание - на каменных плитках дворика спичками было выложено: ЗАЙДУ ПОПОЗЖЕ МЭТТ.

- Что это за люди такие, не возьмут даже ребенка с собой на пляж поплавать,- удивилась как-то мать Клайва.

Но Клайв пропустил ее слова мимо ушей. Он ни разу не бывал в розовом домике с высокими горшками. Мэтт возникал неизвестно откуда, как бродячая кошка, и у него всегда водились деньги. Мальчики отыскали забегаловку, где продавали особенную жевательную резинку -"бульбульку": когда ее жуешь, идут пузыри, а иногда они брали оладьи; в первый раз, когда Мэтт сказал, что сейчас им подадут crepes и какое Клайв хочет к ним варенье, Клайв даже не понял, о чем речь. Платил всегда Мэтт: ведь он работает над документальным фильмом и к тому же пишет книгу.

- За ребячьи книги знаете как здорово платят!- объяснял он семейству Клайва.- Если только автор и вправду малолетний.

Книга была про шпионов.

- Здорово закручено!

Он рассчитывает получить за нее порядочно денег, и потом, может, удастся еще загнать в "Тайм" или в "Лайф" кое-какие из снимков - те, что сделаны скрытой камерой.

Но в одно особенно погожее утро мать Клайва, словно выполняя неприятную обязанность, предложила Мэтту съездить с ними в аэропорт: пусть мальчики посмотрят, как приземляются реактивы, пока взрослые будут заказывать билеты.

- Возьмите себе лимонаду, если захочется,- предложил отец Клайва, давая этим понять, что заплатит сам, когда вернется. Они заказали лимонаду, съели вдобавок по порции

мороженого, а потом Мэтт объявил, что не отказался бы от чашечки черного кофе, чтобы все это смыть; словом, они взяли два кофе, и, когда отцу Клайва подали счет, он был явно раздосадован - в Южной Африке кофе стоит гроши, но здесь, во Франции, с вас норовят содрать даже за стакан воды, которым вы его запили.

- Я запросто могу выпить пять, а то и шесть чашек кофе в день, моей печенке это не вредит,- объявил Мэтт каждому в отдельности. А потом, в Ницце, мальчикам пришлось таскаться вокруг площади Массена вместе с Дженни (ей хотелось купить себе рубашку поло, какую носят все французские девочки)- им не позволили даже сходить поглядеть на фонтан: как бы не заблудились. Голос Мэтта, казалось Клайву, упал до шепота, но он его совсем не слушал и не отвечал: здесь Мэтт был попросту придатком к семье Клайва, таким же обыкновенным мальчишкой, как другие.

День был субботний, и, когда они ехали домой по крутой улочке (дурачок со своей собакой примостился к столбу только что поставленного светофора, и Мэтт, вновь обретя голос, прокричал ему в окно машины какое-то французское приветствие), деревню уже заполонили туристы, наезжавшие сюда в конце недели. Сразу же после ленча оба мальчика побежали к условленному месту встречи - под мемориальной доской, сообщавшей, что на этой улице родился Ксавье Дюваль, участник Сопротивления, убит 20 октября 1944 года. Клайв явился первым; добросовестно следуя примеру друга и прибегнув к его же уловке, он щелкнул Мэтта - тот даже не заметил, что его снимают, и Клайв ужасно обрадовался. Вообще, это был один из их лучших дней.

- В субботу всегда бывает улов,- сказал Мэтт.- Все эти психи вылезают на улицу. Тут, братец, только не зевай. Я написал главу четырнадцатую своей книги - за ленчем. Вся еда была на подносе, у меня в комнате - понимаешь, они вернулись домой в четыре утра и к ленчу не встали. Действие происходит в аэропорту - помнишь, когда взлетал реактив, грохот был такой, ты только видел, как у меня губы движутся, а разобрать ни словечка не мог. Ну так вот, человека убивают,

когда он пьет кофе в буфете: он кричит, а никто не слышит.

Они бродили по стоянке, любовно оглаживая поблескивающие капоты гоночных машин, и поглядывали то на пуделей, сцепившихся у самой площадки для игры в шары, то на людей, готовых передраться у входа в тоннель, где была мужская уборная.

- Да ну их, я уже столько наснимал всяких преступных типов, на всю жизнь хватит,- сказал Мэтт.

Прошли мимо старой девы в цветастых брюках, проливающей слезы над своим пуделем - тот был цел и невредим, хоть и участвовал в драке; поднялись по каменным ступеням на площадь, где в этот час толпились все приезжие, чьими машинами была забита стоянка и прилежащие узкие улочки, и многие из местных - одних привлекала арабская музыка, гремевшая в лавочке неподалеку от замка (хозяева ее были выходцы из французского Алжира), других - доносившиеся из ресторана Ше Риан глуховато-страстные звуки голоса самой Риан - пластинка той поры, когда талант ее был в расцвете. Был тут и карлик; он что-то цедил сквозь зубы, обращаясь к белокурой красавице американке, и, казалось, вот-вот ее искусает - друзья блондинки чуть не лопались со смеху, но старались не подавать виду и потому глядели на него вполне дружелюбно. Старухи в передниках и широкополых черных шляпах посиживали на скамейках. Тут же прогуливались еще пудели и итальянская борзая, похожая на стилизованную брошку из гнутой проволоки... Мужчины и женщины в купальниках шли, держась за руки, заглядывали на ходу в двери лавчонок и баров и тянули друг друга дальше - точь-в-точь как псы на разукрашенных поводках тянули своих хозяев. Когда мальчики проходили мимо пирожковой, Мэтт увидел там семейство Клайва - по-видимому, оно лакомилось своими любимыми оладьями с ликером,- но Клайв поспешно дернул его за руку и потащил дальше.

Потом они немножко посмотрели, как играют в шары; местный чемпион, мясник, лез из кожи вон, работая на публику. Был он весь розовый, в рубашке-сетке, сквозь ячейки которой пробивались пучки рыжеватых волосков, сплетаясь словно

стебельки вьющегося растения. Увидев сидящего в спортивной машине человека в черной накидке и с длинными, словно у кота, усищами торчком, Мэтт встрепенулся:

- Боже, да я его чуть не месяц стараюсь подловить!

Он нырнул в людскую гущу, Клайв - за ним. Зигзагами пробирались они сквозь толпу зрителей, обступивших площадку, где играли в шары. Человеку в накидке каким-то образом удалось въехать на своей маленькой спортивной машине прямо на площадь: это было запрещено; но как ни кричал на него полицейский (работал он только раз в неделю - по субботам, во второй половине дня), спуститься с площади усачу никак не удавалось: стоило ему найти какой-то просвет, как он тотчас же заполнялся все прибывающей толпой.

- Он художник,- объяснил Мэтт.- Живет над сапожной мастерской - дыра такая, ты знаешь где это. На свет божий вылезает только по субботам и воскресеньям. Не вредно бы сделать с него парочку хороших снимков. Похоже, он из тех, кто потом становятся знаменитыми. Форменный псих, а?

С художником была девушка, одетая под Шерлока Холмса: мужской костюм из твида, войлочная шляпа.

- Машина, наверно, ее,- решил Мэтт.- Пока он еще не прославился, но я могу и подождать.- Он извел на усатого почти целую пленку.- Когда имеешь дело с современным художником, снимать надо в необычных ракурсах.

Сегодня Мэтт был особенно разговорчив, даже зашел в бар Зизи - поздоровался с ее мужем, Эмилем. Семья Клайва все еще сидела в пирожковой; отец поманил Клайва, но тот притворился, будто не видит. Потом все-таки зашел, пробрался между столиками.

- Да?

- Тебе денег не нужно?

Но прежде чем Клайв успел ответить, Мэтт стал отчаянно сигналить ему большим пальцем: "Давай сюда!" Клайв рванулся к нему, но его остановил голос отца:

- Клайв!

А Мэтт уже бежал к ним во весь дух:

- Там - женщина - сейчас - шмякнулась - то или в об-

мороке - то ли умерла - то ли еще что. Бежим скорей!

- А зачем?- спросила мать Клайва.

- Господи помилуй,- сказала Дженни.

Но Клайв бросился вслед за Мэттом. Они энергично работали локтями, проталкиваясь к спуску с площади, где на расчистившемся кусочке мостовой лежала толстая женщина. Платье ее задралось, изо рта шла пена. Прохожие оживленно спорили между собой, чем ей помочь, то и дело кто-нибудь пробкой выскакивал из толпы и подбегал к ней. Одни пробовали ее поднять, другие - те, кто считал, что двигать ее нельзя,- их оттаскивали. Кто-то снял с нее туфли. Еще кто-то сбегал за водой в ресторан Ше Риан, но пить она не могла. Как-то на днях мальчики заметили рабочего в синем комбинезоне и измазанных цементом башмаках - он храпел у старой водоразборной колонки возле бара "Табак", где обычно пьют мужчины. Мэтт и его щелкнул: ведь спящего, если уж очень понадобится, всегда можно выдать за покойника. Но этот снимок будет еще похлеще. Мэтт доснял остаток той пленки, которую почти целиком извел на усатого художника, и успел заложить новую, а женщина все лежала; но вот, перекрывая шум толпы и громкую музыку, послышался длинный, с перепадами, вой сирены - снизу, из порта, мчалась по дороге "скорая помощь". Въехать на площадь машина не могла; санитары в форме пронесли носилки над головами людей, положили на них женщину, подняли ее. Лицо ее было синеватобагровым, словно замерзшие пальцы в холодное зимнее утро, ноги раскинуты. Мальчики вместе с другими составили почетный эскорт, сопровождавший ее к машине; Мэтт, держа аппарат на колене, продвигался вприсядку, будто отплясывал русскую,- хотел непременно снять распростертое тело с нижней точки.

Когда женщину увезли, они побежали в пирожковую - поскорей сообщить сенсацию родным Клайва, но тех это нисколько не интересовало: они ушли на виллу, не дождавшись Клайва.

- Да, тебе будет что показать там у себя, в Африке!- объявил Мэтт.

В тот день он снимал "Миноксом" и пообещал, когда пленка будет проявлена, сделать копию и для Клайва.

__ Вот черт, придется нам ждать, пока предки не свезут м0и пленки в Ниццу,- здесь проявить негде. А ездят они туда только по средам.

- Но к тому времени я уже уеду,- неожиданно вставил Клайв.

- Как, уедешь? Обратно, в Африку?- Огромное расстояние вдруг пролегло между ними - вот сейчас, когда они стояли голова к голове в толкотне деревенской улочки,- и не только все мили между их континентами, но и века, когда Африка была всего лишь контуром на карте.- Ты хочешь сказать, ты уже будешь в самой Африке?

Назад Дальше