Целую неделю он подгонял власть под себя, менял, увольнял, назначал. Первым делом окоротил милицию, после развала армии, ставшую главной силой. Взяточники-генералы пошли на пенсию, остальные получили задержанную зарплату. На освободившиеся места Он ставил мелких, по невидности своего положения, не продавшихся работников. Пока город ничего не замечал, в своем беге, в своей судорожной и безнадежной попытке выжить, но чиновничество заворушилось, чувствую своим рабочим местом неладное, какие-то грозные перспективы. И они не замедлились. Однажды утром город наполнился воем сирен, автоматчиками и зарешеченными автобусами. По Его приказу, милиция арестовывала и свозила в один из Дворцов Культуры всех более-менее видных бандитов. Генералы были уволены и не могли отработать полученные деньги, остальные напуганы, поэтому свозили. Когда стало ясно, что бандитов в городке больше, чем мест в ДК, цвет общества перевезли на стадион, построенный прошлым царьком. С ложи для почетных гостей Он сказал речь. Он не угрожал, не кричал, не пугал. Он просто рассказывал, что всякий из собранных здесь будет иметь в своем запасе час, чтобы покинуть пределы города. Через час все не уехавшие будут убиты. Бандиты сидели, улыбались, качали головами, дивясь резвости нового. И раньше такое случалось, но не так масштабно. Видать нужно побороться с оргпреступностью. Ну пусть, нам то что. Они были законные бандиты, платящие и милиции и правителю, ворующие с дозволения. Не то что отморозки какие-то, нет, они основа государства, стабильности, без них здесь анархия будет. Не верили они. Тогда сказал: "Время пошло." Сидели. Он вынул из-под трибуны карабин и разнес головы пятерым ближайшим. Началась паника, через полчаса из города в разные стороны понеслись колонны дорогих и не очень автомобилей. На дорогах их останавливали автоматчики, обыскивали, оставляли по пять долларов и советовали дальше идти и как можно быстрей. Чиновники замерли, от крутости обращения, народ немного воспрянул и полюбил Его. Что этих сволочей приструнил. Бежавшие пробовали поднять бурю, но таковая в болоте невозможна. Все обошлось посылкой президенту денег от проданных автомобилей и серией статей об активной борьбе с преступностью в городе. О Нем уже пошла слава и это было только начало. Первый шаг.
Дальше перед ним стала проблема неработающих заводов. Он понимал, что сила не в автоматчиках, а в деньгах. Для счастья нужна работающая экономика, а те идиоты не понимали, что украсть можно больше с работающего, чем со стоящего. Дурачье, им главное урвать и побыстрей. Он собрал, тоже на стадионе, директоров и ознакомил со своей программой экономического развития. С сегодняшнего дня все директорские семьи брались под арест. Если через неделю предприятие не заработает, а через месяц не выйдет на полную мощность, то они будут рас стреляны вместе с кормильцами. В остальном им дана полная свобода. На следующий день несколько директоров уехало с любовницами к собственности за рубежом, еще несколько пали на колени и слезно завопили, что воровать могут, а руководить никак. Остальные засуетились. Через месяц город было не узнать, трубы дымили, улицы заполнились рабочим людом, а заросшая было травой железная дорога, застонала от огромных составов. Когда в положенный срок выдали забытую уже зарплату, то горожане вышли на улицы праздновать день избавления от мук. Кричали: "Мы тебя любим!" Целовали его портреты в газетах, а ошалевшие военные устроили на радостях салют. Казалось счастье рядом. Безработицы нет, преступности нет, зарплаты вовремя и стабильность. Открыли снова роддома, игрались свадьбы, люди плодились и радовались. В центральных газетах этому экономическому чуду отдавались лучшие полосы, в местных писали исключительно об этом. Он давал многочисленные интервью, ни в одном не забывая упомянуть об указующем персте президента. Все было прекрасно. Он со дня на день ждал наступления счастья, но оно, как вертлявая бабенка, ускользало из рук. Даже удалялось. Заводы то работали, но были трудности с реализацией продукции. Враги гадили. Но главная проблема в людях. Раньше они радовалось просто работе и зарплате в срок, теперь заговорили о прибавках. Даже митинг устроили, их то конечно сразу разогнали, но осадок остался. Он ходил по своему кабинету и ругался. Он разочаровался в людях, но не расхотел войти в историю. Этакий реформатор, Петр Первый в кубе. Для этого нужно было счастье. Он тайно ходил по улицам и видел, что хотя стали поупитанней и лучше одеты, но счастья нет. Значит, не все зависит от денег. Раньше мечтали с голоду не сдохнуть, сейчас как бы на море съездить, и счастья нет. Тут еще покушение. Кто-то взорвал Его машину. Хорошо, что она бронированная, а так конец. Это и был конец Его прежнего. Понял, что люди глупы и неблагодарны. После публичного расстрела заговорщиков, стал искать способы насильно, против воли, осчастливить их, подлецов. Он организовал еженедельные празднества, завел футбольную команду, учредил пяти минутки смеха на производстве, обязательную для всех зарядку утром и вечером. Он вроде добился своего, улицы города переполнились улыбками и смехом. Он целый год радовался со всеми, пока однажды не решил проследить за обывателями в стенах их квартир. С помощью скрытых камер. Увиденное оставило рубец на Его сердце. Переходя порог дома эти холуи переставали улыбаться и ругали Его грязными словами. Он успокаивал себя тем, что это случайность и приказал поставить камеры в других домах и квартирах. Все повторилось. Только в одной квартире смеялись, но они смеялись над Ним! Каково им было у стенки? Да эти подлые твари не испытали и сотой части Его боли.
Большая политика немного отвлекла Его. Близились выборы, из столицы требовали денег на подкуп. Когда президент приехал в Его город, десятки тысяч горожан с цветами и портретами встречали его, самодовольного тупицу, знаменитого воровством и посаженной в Германии шевелюрой. На банкете, вечером, в окружении выписанных из-за границы явств, столичных шлюх и доморощенных жополизов, Он вручил президенту результаты еще не проведенных выборов.
-Зачем тратить деньги, когда известно, что все проголосуют за вас мой президент!
Чиновники уразумели, что Он очень и очень надолго. Выборы отшумели, президент остался воровать дальше, а руководство центральной избирательной комиссии уехало представлять родину в разные европейские страны. Его позиции были крепки, как никогда, но счастья не было и в городе начались какие-то темные движения. Листовки и надписи на заборах, были их следами. Началась охота и скоро заговор был раскрыт. Три десятка негодяев непонятно чего желающих, но воду мутящих. Он вдруг подумал, что может все дело в пропаганде, может этим людишкам нужно просто объяснить, что они счастливы? Появилась надежда. Реформировал городское телевидение и закрыл все газеты кроме одной. В каждой программе, каждой статье подчеркивалось: Мы счастливы! Мы и здесь! Там убийства, наркотики, безработица, СПИД, горе. Здесь труд, счастье, благодать, пьяницые и больный сидят в клетках, проституция кормит не бандитов, а госудатство и даже стихийные бедствия обходят стороной эту обитель блаженства. На историческом факультете была организована новая кафедра, занимающаяся не темным прошлым, но светлым будущим. Создали литературный альманах "Годы счастья", куда слали свои творения лучшие поэты и писатели города, коих от хорошей жизни развелось немало. Что ни день, в городских новостях показывали, как в город пытаются проникнуть тысячи несчастных, мечтавших о счастье и убегающих из догнивающей страны. Смотрите, как они мечтают жить здесь, смотрите!
Предпринятые меры давали неплохие результаты, но этого было мало. Он хотел, чтобы люди не верили счастью, а чувствовали его. Он искал пути. Однажды услышал про аспиранта, который защищал кандидатскую об индустриальном построении счастья. Работа была столь неожиданна, что вызвала многочисленные толки и была провалена. Он встретился с аспирантом и долго говорил. В начале хотел посадить в тюрьму, в конце назначил первым помощником. План был прекрасен своими точными расчетами, основанными на хорошем знании человеческой природы. На его осуществление требовалось шесть недель, но уже через месяц можно было начинать. Двойная бетонная стена, напичканная посередине минами, опоясала город. Взрывчатка и снайперские винтовки прибыли, команды набраны, образован штаб. Он восхищался планом, его выверенностью и надежностью. Было и философское обоснование, насыщенное многими цитатами и примерами. Он не мог нарадоваться, глядя на план, но одно тревожило. Не Он придумал план, а этот аспирантишка, вовсю кутящий сейчас по ресторанам. Вдвоем можно не пролезть в узкую дверь вечности. Было бы обидно рисковать из-за какого-то ничтожества. И вообще, зачем он нужен?
За два дня до начала счастья аспиранта стащили за ноги с девятого этажа. Прострелянная голова пересчитала каждую ступеньку, оставляя кровавый след, сначала густой и сплошной, потом слабее и прерывистей. Аспиранта залили бетоном в фундаменте памятника счастью, возводимого на пожертвования. Все таки он имел отношение к счастью. Наконец наступило начало счастья. С раннего утра радио и телевидение оповещало об этом население, газета вышла с красочными картинками, иллюстрирующими общую радость. Войска были приведены в боевую готовность и здание мэрии заняли автоматчики, на плацу военного училища рычали танки. Город особенно не обращал внимания на происходящие перетрубации. Он и власть жили отдельно и встречались лишь при передаче денег. Счастье? Ну и пусть счастье лишь бы колбаса не подорожала да войны не было. Утром переполненные, новоокрашенные троллейбусы понесли тысячи людей к их рабочим местам. В обед уже пошли мрачные слухи. Распространялись они медленно, потому что телефоны прослушивались, но неуклонно. Вроде в центре города, с высотных домов, неизвестные открыли стрельбу, и несколько человек погибло. В одном из микрорайонов взорвался лифт, тоже есть жертвы. Неужели власть ослабла? Появились силы, противные Ему? Кто они?
Вечером Он выступил с обращением к горожанам. После выступления люди испугались. Смотрели друг на друга, пожимали плечами и на лицах было отчаяние. Счастье пришло и от него было не убежать и не скрыться, потому что бетонные стены, мины, танки, автоматы и скрытые камеры обеспечивали его. В тот вечер было выпито много водки, но не зачат ни один ребенок.
Он рассказал про план. Он хотел войти в историю честно, без обмана, войти и захлопнуть дверь, потому что больше в истории нечего делать. Он организовал счастье, на нем закончится история и начнется блаженство без конца. Пока будет счастлив город. Затем, постепенно, счастливыми станут все люди. План счастья строился на двух абсолютных, неподдающихся ревизии положениях. Первое, счастье это то, что человек хочет получить хорошего или избежать плохого. Получить квартиру, хороший урожай или били, но не убили. Путь, по которому нужно давать человеку все больше и больше – тупиковый. Ресурсы ограничены, а человеческие потребности бескрайни и сколько не давай, будет мало, будет хотеться большего, путь к счастью заказан. Оставалось избежание плохого, всяких несчастий. Но откуда в городе несчастья? Преступности нет, пороки под контролем, зарплата вовремя и много праздников. Вот здесь то и скрыта опасность. Условия, при которых несчастья нет – тепличные. А жизнь в теплице расслабляет, развращает человека. Чтоб железо стало тверже и крепче его нужно ковать, бить молотком. Так как судьба в городе была отправлена на свалку и бить было некому, то власть сама брала на себя эту функцию. Вопрос как бить? Можно конечно лишать премий или конфисковывать квартиры, но это слишком мелко, детство сплошное. Разве допустимо мелочиться, когда речь идет о счастье? И здесь выступает второй тезис: за все нужно платить. Платить сполна. Общество должно было заплатить за счастье жизнью некоторых своих членов. Никакой опасности в этом обществу нет, лишь польза. Точно рассчитаны квоты ежедневных отстрелов, позволяющие не допустить ни перенаселения, ни уменьшения популяции. Естественно эти квоты не догмы и будут меняться в зависимости от рождаемости, смертности и других факторов. Другое, что должно успокоить горожан, это абсолютная случайность отстрелов. Каждый гражданин имеет равные с другими шансы погибнуть. Конечно Он, войска и команды счастья не будут под прицелом, но это их крест, нужно же кому-нибудь обеспечивать счастье. В отношении остальных случайность будет строжайше соблюдаться. И равенство шансов. В центре или на окраине, пешком или на транспорте, на пляже, огороде, в лифте и на лестнице, любой в любой момент мог умереть. Не спасет и сидение в квартирах, у судьбы-власти длинные руки и зоркие глаза.
Теперь зачем. Это будет безболезненная, но весомая плата за счастье. Теперь человек будет ценить каждый день, каждый прожитый миг, потому что в любое время всему этому может прийти конец. Целования с женой, тарелка борща, футбольный матч, водочка, любой вздох приобретут небывалую, невиданную доселе ценность. Вся жизнь человека будет непрерывным восторгом, радостью: "Я жив! Я еще жив! Прогремел выстрел, свистнула пуля, но не меня! Я жив, жив, жив!!! " Не будет самоубийц, не будет грустных или задумывающихся, люди будут стремиться просто жить. Дышать, видеть солнце, трахаться, смеяться, вкусно кушать и радоваться, радоваться жизни. Разве не счастье? Счастье, великое счастье, мечта сотен поколений людей. Ради него уходили в философские выси и плотские низины, спорили и боролись, а оказалось так легко. Ларчик просто открывался. Теперь живите, живите и радуйтесь, живите и размножайтесь, живите и выдерживайте неподъемную ношу вечного счастья!
Конечно Он изложил не весь план, были в нем и секретные параграфы. В частности об экономии средств. Ведь если взрывать даже по автобусу в неделю, то через несколько лет не на чем будет ездить. То же касалось лифтов и квартир. Предлагалось использовать газ. Еще один момент. Почему бы не осчастливливать людей перед смертью? 3а минуту до гибели оповещать их. Двери закрыты, окна герметичны, пусть люди вспомнят лучшие свои мгновения, порадуются напоследок. Но от этой практики пришлось отказаться, по причине людской суетности. Вместо того чтобы предаться сладостным воспоминаниям и нарадоваться последней минутой, глупцы метались в поисках выхода, молили о спасении и часто доходили к Егохульству. Неблагодарные твари. Решено было перед свиньями бисер не метать и не одаривать недостойных. Таковых оказалось немало. В первые дни и солдатам и командам счастья пришлось изрядно поработать. Восстание, не восстание, но бунт был. Танки расчищали улицы, прямой наводкой сметая баррикады и хулиганов, вертолеты барражировали днем и ночью. Седьмой микрорайон и два прилегающих к нему садоводческих кооператива пришлось сравнять с землей. После расстрела ста двадцати трех закоперщиков беспорядки пошли на убыль и вскоре, город беспрепятственно предавался счастью, заодно зализывая полученные раны.
Он был зол. Не ожидал такого противодействия. Было много погибших и отстрелочные квоты пришлось свести к минимуму. Военным вынужден был дать новые льготы, освободить от судьбы их семьи и по два человека на усмотрение. Богатые хорошо платили за усмотрение. Все замешанные в бунте, обязаны были носить красные шапочки и отстреливали в основном таких. Все это не очень соответствовало плану. Он понимал, но был пока бессилен.
В то же время, город стал полностью изолирован от страны, погрязшей в разложении и ставшей объектом некрофилии. Среди моря тьмы был один остров света, искра будущего, город избранных. Внешней опасности не было, а вот военные беспокоили. Они взяли слишком большую власть. Когда преступность была отменена, милицию распустили и роль армии начала расти. После подавления мятежа положение только усугубилось. Тут еще слухи о тайных совещаниях высших офицеров, их слабо скрываемое несогласие со многими Его решениями.