Или глубина вспашки потрясла, или трехкомнатная квартира с обстановкой, но крепость долгожданно пала, обрушив на ошалевшего Котофея, моря нежности и океаны страсти. Не раз случались в те дни землетрясения, цунами, наводнения и прочие стихийные бедствия, вызванные неуемной любвеобильностью обеих сторон. Познал в те дни кот-демон и смысл жизни, и причины все и следствия, а также противопоказания, во всяком случае сам так говорил, а как не верить коту-демону. Вслед за сдачей крепости де-факто, сама бывшая твердыня, а ныне сама мягкость, заговорила об оформлении этого события де-юре. Попросту говоря, предложила сочетаться законным браком. Кот-демон, как и полагалось, был созданием свободолюбивым, в учреждениях не служил, в партии не состоял, в мирное время никого не слушался, а в военное только бы не расстреляли, потому идеей этой загорелся не сильно. Был даже немного против, утверждая, что и так счастлив. Но кто в состоянии устоять перед просьбами красавицы, которая так уездит, что на Черном море случался небывалый там отлив? Только явное меньшинство. Кот-демон к таковому не относился и потому без долгого сопротивления согласился. Подал в Нижнедемонское ведомство прошение, отослал нужным чинам купленные по случаю шесть душ и одиннадцать совестей, среднего качества и с гнильцой, но других сейчас не найти. Презентовал коробку конфет "Птичье молоко, натуральное" ведомственной секретарше дьяволице Варфоломее и, наконец, главный дар: книжечка чувствительных стихов славного, но незаслуженно забытого на родине поэта М.Н.Лонгинова, украденная в 1813 ГОДУ В одном из заведений вольного города Гамбурга. Эта вещица лично для директора ведомства демона Клемуцоцала, известного своей слабостью к научно-популярной поэзии. Практически обеспечив таким образом успех своему начинанию, кот-демон настроился на долгое ожидание. Бюрократия она ведь везде присутствует в самом цветущем виде и широком развитии. Как-то, во времена межпланетной молодости, когда кот-демон то затмевал солнце, то приставал к вечной девственнице комете Галлея или охотился на волосатых мамонтов, похожих издалека на мышей, в те счастливые тысячелетия пришла ему в голову мысль о сочинении в котором бюрократизм выводился бы в разряд наддемонов, некоей силы довлеющей над миром и повелевающей, милующей и казнящей, этакой судьбы с печатью в руках, одинаково великой и непостижимой, как для людей, так и для демонов. Но не написал кот-демон это творение, потому что не хотел смолоду в диссиденты попасть, да и ручку в когтистой лапке держать неудобно. А бюрократия с той поры только разветвилась, разрослась. Бывало и по году приходилось ждать, если экстренных просьб не использовать. Но не боялся кот-демон ожиданий, с будущей женой ой как быстро время летело, границу между ночью и днем перестал различать, все ему праздник.
По этой причине ничего он не заподозрил, когда через квартал пришло личное разрешение Клемуцоцала, что и для чистопородного демона почетно, а для кота-демона и вовсе верх желаний. Да еще давал Клемуцоцал невесте звание демонессы, что не во всякую шаданакару случается. Ведь без подготовительных злотворительных курсов! И это не все. Обещал самолично на свадьбу прибыть, сам Клемуцоцал! От таких благих вестей, чуть не потерял кот-демон сознания, но вовремя вспомнил, что кто-то теряет, а кто-то находит, и что за жених без сознания. Удержался, только крикнул да так, что разразился Карибский кризис, и побежал к своей милой. Общей радости не было предела, молодые(кот-демон был молод душой) пели, танцевали, любились. Чтобы не мешали крики возмущенных шумом соседей, кот-демон завесил стены испорченными коврами-самолетами, скатертями-самобранками и прочим волшебным утилем. Ликование продолжалось, только от землетрясений Японии спасу не было.
Благодаря лишь сверхусилию, смог выйти кот-демон из ступора праздника и уйти в полет работы, которой предстояло немало. Нужно было готовить свадьбу и не просто свадьбу, а свадьбищу, сам директор прибудет! Узнав о такой милости городские демоны стали здороваться с Котофеем, завязывать дружбу и набиваться с услугами, тогда как за спиной слали в ведомство кляузы, вменяя в вину коту-демону излишнее благодушие и даже тайное склонение к адвентизму седьмого дня. Только не могли мелочные стрелы зависти пробить щит расположения самого Клемуцоцала. С еще большей скоростью замелькали вагоны с краденным сахаром, отправляемые куда-то за Кавказский хребет. Был обращен в рафинадный столб, слишком любопытный работник КГБ. Все остальное двигалось без колдовства, а с помощью основных экономических формул: Д-Т,Т-Д. Горы припасов и реки вина оседали в Дворце Культуры сахарного завода, где и планировалось проводить торжества. Здание обмотали черной материей и для маскировки и праздник все-таки. В назначений день были выведены из строя все КП и НП войск ПВО, чтобы доблестные наши ракетчики не натворили делов. На подходе к дворцу культуры небо все рябило от ведьм-таксисток, доставлявших гостей из разных концов разных Вселенных. Ох уж эти ведьмы, отчаянные шалуньи! Чуть что сразу флиртуют, одна до того дозаигрывалась, что Марса не заметила. Теперь там гигантские впадины есть, а жизни нет. Прибывшие гости были встречаемы и новобрачными в фойе. Гости вручали свои подарки в числе которых преобладали души и кусочки времени (от недели до полугода в зависимости от состоятельности). Гостям вручали специальные очки, чтобы не ослепли от блистательной красоты невесты. Но гости щурились даже в очках и смачно цокали языками, выражая крайнюю степень зависти коту-демону, дескать в злодейском отношении ерунда, а какую кралю себе оторвал и как же мы ее проглядели. Так продолжалось до тех пор пока в громах и молниях, трясениях и извержениях, дыме и паре не пролился на серый вытертый пол Дворца культуры золотой дождь, формообразовавшийся в самого Клемуцоцала, директора Нижнедемонского ведомства. Зрелище было настолько величественное, что некоторые даже отвели свои взгляды от красавицы. Впрочем ненадолго, потому что сам директор смотрел на красавицу неотрывно и страстно. Если бы из взглядов делали электричество, то этого взгляда хватило бы не на одно тысячелетие, такова была его сила и напряженность. И как не был кот-демон счастлив и взволнован, но заметил это неприличное глядение. Зачесалось у него в боку, захотелось коньяку и прошибло мировой тоской, подумалось, что все зря и ненадежно и тлен, мама, где ты, мама! А Клемуцоцал, проклятый Клемуцоцал все смотрел и смотрел, будто надеялся пожрать глазами невесту, величественную в своей прекрасности. А она смотрела на его и снисходительно улыбалась улыбкой повелительницы. Тем временем некоторые малодуховные создания мелкодемонского калибра, в основном из чертенят и президентов, стали потихоньку таскать со стола снедь и графины. Не отрывая глаз, Клемуцоцал, в наказание за порченье романтики, отправил их на руководящие посты (все таки нечистая сила), где они и преуспевают по си поры. А поединок взглядов продолжался. Все оставшиеся с восторгом наблюдали за этим невиданным сражением нестерпимой красы и неподъемной силы. Только кот-демон нервно скалил свои пломбированные клыки, крутил хвостом и вострил когти. Его простреленное ухо налилось до пунцового цвета, белый мех вздыбился, глаза помутились. Чуял, что будет дальше, чуял верную погибель, но ведь не трус, не испугался смерти, решил дождаться ее и плюнуть ей в глаз. Вдруг Клемуцоцал признал свое поражение в битве взглядов и пал на колени. Понял Котофей, что пробил его час и со всем отчаянием бросился на директора, с остервенело холодным желанием отомстить разрушителю счастья. Уже в прыжке рассеян был кот-демон на атомы, что непременно и должно было случиться с нарушителем чинопочитания. А директор обратился вдруг в непосильного воображению вепря и бросился вперед, подхватил невесту и величаво понесся к выходу. На пороге резко остановился, прохрипел: "Извините, перепутал". Обратился в огромного быка и на рогах умчал красавицу в межгалактические просторы, на ходу обещая ей создать новый материк и назвать в честь ее. Гости сняли очки, сели за столы, выпили и закусили, помянули кота-демона, изрядно набезобразничали и разошлись.
Так закончилась эта история, точнее не так. Наказанный не столько за самоуправство, сколько за красоту похищенной, Клемуцоцал бороздит теперь просторы СНГ в вагоне с печальными окнами, куда попал навсегда. Красавица водит шашни с шишками из Верхнедемонского ведомства, добивается хотя бы временного бессмертия. В нашем городе не стало котов-демонов, но развелись мыши и руководители, грызущие сообразно размерам и чинам.
А многие теперь бояться любви, потому что, если любовь погубила даже кота-демона, то как же быть нам – людям.
1997 г.
САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ГОРОД НА ЗЕМЛЕ
Город стал таким сразу и вдруг, а не после многих лет тяжких трудов, что еще раз доказывает первенство духа над материей. Город стал таким, когда в него пришел Он и закончил все бедствия. Город будет таким вечно, пока будут жить люди и не кончатся патроны.
До Его прихода город ничем не выделялся из череды точно таких же исчезающих городов вымирающей страны, идущей к натуральному хозяйству, добыванию огня трением и человеческим жертвоприношениям. Народ, населявший эту страну, имел печальное прошлое, ничтожное настоящие и ужасное будущее. Уже давно хребет народа был сломан, а на его месте выросли разные новообразования. Мало рожал этот народ соли земли, но много грязи. Цвел он не трудолюбием, культурой или добротой, а пьянством и преступлениями. Старики мечтали о смерти, остальные хотели выжить, и в этом, в общем то нормальном стремлении, часто виделась агония. Было похоже на миграции африканских антилоп, когда огромные стада перепуганных животных несутся по просторам саванны куда-то вперед. Многих выдергивают хищники, многие гибнут под копытами собратьев, но стадо бежит, понурив голову в серую пыль и мысль одна: "Только б не меня. В говне, без надежд, но пожить! Господи!" Так и этот народ, метался, дергался, куда-то несся, его обдирали чиновники, бандиты, милиция, сами себя, кого-то убивали, кто-то вешался, остальные бежали и та же мысль пронзительным криком: "Только б не меня! Пусть так, пусть мерзкое существование, пусть лизать задницы, но только не меня! Пожить!" Но если антилопы от века совершают этот бег, он часть их жизненного цикла и имеет смысл, то бег этого народа был не частью, а целым, заполнившим всю жизнь без остатка, искоренившим жизнь своей бессмысленностью и самоистребительностью. Все бежали, судорожно извивались в отчаянной попытке выжить, искали какого-то укрытия и спасения, но в этой стране спасение было только под землей.
Счастливы были те, кто в этом ужасном беге не поднимал головы из всколыханной пыли и почитал бег за естественное состояние народа. Они воспринимали эту бессмыслицу как неизбежность и успокаивались мыслью, что так и нужно. Многие подымали голову, но тут же прятали не желая мучаться от сознания ущербности своей страны и абсолютного безпросвета. Кто мог, прибивался к другим стадам, содержащимся в теплых и сытых, насквозь автоматизированных фермах, а кто не мог, тот бежал, отдавая все силы этому уничтожительному занятию.
Если бы кто-нибудь увидел город до Его, то ни за что бы не заметил как он мчится со страшной скоростью к своему концу. Наоборот, казалось городу чуждо всякое движение. Тихие пыльные улицы, вялые люди с пустыми глазами, ветшающие здания и отсутствие всякой созидательной деятельности, кроме установки надгробий. Город был большим болотом и как во всяком болоте, в нем процветали жабы, холодные и лупоглазые. Город гнил, как положено, с головы. В городе было много голов, оставшихся еще от былого монстра, разваленного кишечными паразитами. Каждая голова гнила и весь город был покрыт трупной сыпью забвения. Базары язвами расползлись по городу, давая вроде шанс выжить, но это был тот же бег, еще более страшные хищники. Все хотели выжить, одни чтобы не сдохнуть с голода, другие, чтоб и правнукам хватило. Было одно движение мыслей: "Только не меня!" И каждый жил по-своему. Чиновники красть, бандиты грабить, прочие садить бесконечные огороды картошки, работать на трех работах, лизать задницы и опасливо молчать. Только не меня. Заводы, которыми славился город, стояли, потому что все уже украли и продали. Были даже специалисты, разорившие по три-четыре завода. Их ценили, они наживались сами и делились. Город был пирамидой на самом дне которой обретались малые мира сего. Их драли мелкие бандиты-чиновники, платившие крупным. Крупные платили правителю области, бандиты давали кусок и милицейским генералам. Хозяин области драл всех и удовлетворял президента.
Власти города, как и страны, учли ошибку павшего строя. Тогда большинство взбурлило отчасти подзуживаемое политиками, отчасти потому что жили сыто, хотели еще и весело. Нынешние правители исправили положение, поставив стадо на грань выживания. Когда стоишь на грани, то не до протестов, а как бы выжить и только б не меня. За прополкой картошки некогда совершать революции и даже просто смотреть по сторонам. Нагнулся, вперил глаза в землю и пашешь до отупения.
В стране была объявлена демократия и свобода слова, начали закрывать роддома и больницы, в детских садах размещать отряды милиции, а в армии возрождать кавалерию, как наиболее посильный для бюджета род войск, и манифестантов разгонять удобно. Оппозиция в стране была, но вся из-за не поделенных кусков и только в столице. В городе не было и такой. Газетам и телевидению разрешалось иногда говорить о проблемах и бедах, но так, чтобы казалось, будто происходит это от гнева божьего или злого рока, но никак не от идиотизма правителей. При этом полагалось напирать на стихийные бедствия, на то, что у соседей не лучше, а в Азии сплошные кризисы. Иногда обделенные при раздаче теплых мест, прорывались в эфир и обвиняли то москалив, то жидо-массонов, что только усиливало картину гласности.
Город умирал. Все меньше рождалось детей, трудно их было растить и зачем обрекать на муку вечного, бессмысленного бега. Больше становилось ворья, алкоголиков и сект, обещавших скорое спасение и вечную жизнь, взамен на пятипроцентные отчисления от доходов и взносы недвижимостью. Город становился похож на евнуха, он уже мало что мог и хотел только выжить. Родители мечтали, чтоб их дети уехали отсюда или перешли в категорию дерущих. Главная мечта. Все в городе было абсурдно и лишено смысла, двигалось по старой инерции в никуда. Готовили офицеров для развалившейся армии, инженеров для растасканных заводов, учителей для закрытых школ и врачей для сокращенных больниц. Ученые мужи писали свои труды, которые подшивались и лежали на полках, ожидая очереди в туалет. Журналисты писали статьи без тени правды. Все против всех, а жизнь неудачный фарс режиссера-подонка. С экранов помойными потокам лилась лож, но сил хватало только на то, чтобы удивляться ее необузданности. Умирание, гниение, сумерки, глупость, маски, ложь, преступления.
В такое время и в такой город приехал Он, чтобы взять на себя руководство. Прежний царек доворовался до того, что стал знаменит за границей. Этакое пятно на теле молодой демократии, если возможны пятна на гнили. Сняли, отправили послом в Южную Америку, в память о былых подвигах. Местное чиновничество никак на это не отреагировало, спокойно ожидало нового правителя, разумно замечая, что без разницы с кем делиться. И здесь пришел указ о Его назначении. Предела не было удивлению областных хозяев жизни этому указу. Никому не известный человек. Кто, как, почему? Вопросы остались без ответов. В столице тоже не знали Его, не знали почему назначен и зачем. Может он поставлял президенту девочек или открывал счета на Западе? Помогал в темных делишках на выборах или просто по молодости вместе пьянствовали? Может Он предложил новый план ограбления, приносящий еще больше доходов? Или он односельчанин президента, спас его в свое время от тюрьмы? Неизвестно, но он был назначен. Уже приезд Его взбудоражил местный бомонд. Он не примчал на джипе, окруженный сворой корешей и родственников, жадно щелкающих зубами и готовых жизнь положить, но в отведенный им срок нарвать побольше лакомых кусков. Он приехал сам, на автобусе из столицы, вышел из автовокзала и прогулялся улицами вверенного ему города. Плохие дороги, мусор, покосившиеся заборы. Но главное, он не увидел улыбок. Шли люди, сидели или бежали, они не улыбались и не было слышно смеха. Он задумался. Попадалось много плохо одетых людей, чаще выпивших, много детей с хриплыми голосами и глазами без чувств, старух просящих милостыню у магазинов. Замечал и дорогие машины с крупными бритыми людьми обладавшими мощными затылками и роскошными подбородками. Он видел много и старался запомнить. Он знал зачем Он здесь. Чтобы принести им счастье, чтобы их лица озарялись улыбками, а на улицах города раздавался смех. Главное же, чтобы он навсегда вошел в историю, как построитель счастья в этой несчастной стране, оказавшейся вне прогресса и уходящей за обочину цивилизации в густые дебри дикости. Нет, это было не то, достойное смеха желание некоторых нахватавшихся уже политиков плюнуть в вечность путем построения огромного храма, памятника или здания, нет, это было желание войти на равных в галерею Великих, даже играть там видную роль. Чтобы через тысячелетия, на далеких планетах, дети учили в школах, что костер их счастья разгорелся от искры высеченной им. Он знал что нужно для этого. Первое – власть. Не такая, как раньше, что все тебе отстегивают и только. Нужна абсолютная власть, полное повиновение. Он один будет хозяином в городе, он один будет решать. Второе это воля и ее хватит вполне. Он не плюнет в вечность, не проберется на цыпочках в историю через черный ход, а по-барски зайдет в парадный и будет там вечно.