- Во, Денис, загуляем-то щас! По экой посудине выцедим! Не с вина, дак с чести закачает! - развеселился Макар, увидев диковинные бутылочки. И хозяин не меньше его разошелся, достал из коробки и оба рога.
- Вота, какие штуковины вырабатывают! - И поболтал рога на цепочках. - Хошь на елку вешай. А, правда, Денис, пошто такие?
- А примеряй-ко себе, - опередил Макар с ответом. - Одну Матрену-то на Стретенский выгон отпускаешь?
- Чего бы умного смолол. Дурного-то от тебя наслышаны, - отмахнулся от него хозяин.
Денис взял у Михаила Лукича один рог, перелил в него водку из стопки и, зажав рог в кулак, стукнул им себя по груди, потом вскинул руку:
- За внуков ваших! - И выпил из рога. - Вот для чего эти штуки. На Кавказе их делают из воловьих рогов, большими, наливают полными, и рог уже не поставишь. А положишь - только пустой.
- Вота! И придумают ведь. Ну-ко, поцеди мне! - подставил Михаил Лукич второй рог, затем повторил картинный жест Дениса и выпил. - Ты гляди! А мы, окромя гребня да пуговицы, ни на што больше рог не пускали. Ну-ко, Макар, бодни рожок.
Пришла Матрена. Глянула на мужиков, звякнула дужкой подойника и ушла за переборку.
- Погоди звякать-то! Димитрий гонца прислал. Поди сюды-то! Манька, чу, опять в капустнице была. Маргаритку нашарила. Откуда токо берет их?
- Все оттуда же! Откуда, главно… - проворчала Матрена, но тут же и подобрела от известия, и даже взяла у старика рожок по такому случаю. Макар живо отвернул головочку у коньячного шкалика, влил его Матрене в рожок. Себе налил водки.
- С очередной внучкой тебя, Матрена Ивановна! И за твое крепкое здоровьице!.. Мои, лешие, куют, веришь - нет? - повернулся он к Денису. - Што ни раз - то молодец. Думал, хошь в третьем колене девки пойдут - нет, все парни. Даве своей говорю: давай хоть мы с тобой внучку себе приспим - артачится!
- Сидел бы, спальщик! Муху-то теперича не выспишь, не токо што. - Матрена ткнула Макара в плечо и хлебнула глоток выдержанного коньяка. По бутылочке-то думала - красное. Закрылась платком, затыкалась, кому бы рог отдать.
- Не бери, мужики! Пущай-ко поставит. Во, как сделано - до дна пока не выцедишь. До дна, мать, давай! - развеселился хозяин.
Матрена поставила рог в чью-то стопку, гулко стукнула старика по спине.
- Гляди на ее, Денис! Говорил, не поставишь!..
Отдышавшись, хозяйка выгнала мужиков на улицу - прибрать надо в доме, так чтобы под ногами не путались.
Глава 14
Они сели покурить в тень, к поленнице. Макар подлжил под себя плаху потолще, откинулся спиной на поленницу, помотал головой, хлопнул приятеля ладошкой по ноге.
- Жизнь у нас с тобой, Михайла, фартовая пошла! Хошь пей, хошь гуляй, хошь к стенке приставляй. Пятьдесят рубликов в месяц идет, кроме приработка, и горя мало! Эх! - он вдохнул побольше воздуху и рванул, было, частушку:
Высоко летает спутник,
Залетел за край небес!..
- Уймись! - остановил его Михаил Лукич. - Праздник, што ли, тебе сегодня какой?
- Это можно и в будень день:
И оттеда прославляет
Мать твою - КПСС!
- Вот и все! Остатнее токо в праздник можно, когда все поют и никто не слушает. Пошли по деревне погуляем? Там осталось чего на столе-то?
- Матрена, поди, убрала.
- В Стретенье слетаем. Автомобиль-от ваш ездит, Денис, али Елку мне запрягать?
- Хватит, мужики. Не исключено, что еще работать будем сегодня.
- Полно-ко, работать! Не овощь огородная - работа-то и год простоит, - сказал Макар.
- Мне щас вот кукиш не сложить, не то што горшок сляпать, - поддержал приятеля Михаил Лукич.
Покряхтывая, озорничая друг над дружкой, старики поднялись на ноги - развеселые оба, довольные. Праздник у них сегодня. Светлый праздник чистой мужицкой души. В кой-то еще будний день выпить можно и чтобы никто не косился, шелапутной мамки дитем не называл!
Макар опять замотал головой, собираясь оторвать частушку, но приятель снова окоротил его:
- Ну-ну-ну! Пойдем лучше по деревне пройдем.
Они пошли за калитку неторопливым и неровным шагом, обстоятельно раскланялись с дедом Александром, торчащим на свей лавке, и Макар не удержался, раскатил-таки на всю деревню:
Эх, высоко летает спутник,
Залетел за край небес!
И оттеда прославляет…
- Денис, ты где? - Макар обернулся, увидел, что гость идет следом, и допел частушку:
Эх, нашу жисть, какая есть!
- Хорошая у нас жисть, Денис, а? Живи - не хочу! Скажи, Михайла, жисть у нас, а!?
Эх, полюбила пешника,
А надо бы скудельника!..
- Нет, жисть, да?! - И у Макара вдруг не хатило слов. Он махнул рукой - такая у него теперь хорошая жизнь.
- На нонешнюю жисть жалобы нет, - подтвердил Михаил Лукич. - А щас бы нам еще по одной, и совсем бы дело было. - Он даже остановился, чтобы решить не сбегать ли и впрямь домой за остатком?
Денис отвлек стариков вопросом:
- А чего там народу столько? - показал он в сторону фермы.
Старики повернули на пыльную дорогу к ферме и пошли, не опуская рук с плеч друг дружки, дескать, пускай видят, что приятели идут.
За фермой стоял машинный гул, толкался народ - чужой и свой, деревенский.
- Почет труду и бог на помощь! - провозгласил Макар, когда подошли к толпе.
Ребятня, скотницы, деревенские мужики привычно ответили "спасибо" и уступили им дорогу к машине, которая, воя от натуги мотором, сверлила широким буром землю. Первый раз заехала такая машина в Пеньки, и вся деревня, кроме разве что Матрены да деда Александра, собралась поглядеть. И надо же, сколько новостей сразу привалило в Пеньки! Вчера кино снимать приехали, сегодня землю сверлят и свет, чу, сегодня же дадут. А все через Михайловы горшки - слыханное ли дело!?
- Гляди, Лукин сын, каку штуку пригнали, - сказал Михаилу Лукичу Кондратий. - Щас она тебе и глины навертит тута, токо собирай.
Ох, завистливый мужик - Кондратий! Иш, придумал: "Лукин сын"! Поди, глины-то не чередной нарочно дал вчера.
Михаил Лукич подошел поближе к машине. И верно, машина выжимала из земли глину. Да и глину-то еще какую! И брал бы Кондратий, а то давит там мышей из своей ямы.
- Э, э! Папаша! Ну-ко, подальше от техники! - прикрикнул на Михаила Лукича рабочий.
Откуда-то появился Митька Савелов с высохшим потом на лице. Шугнул народ подальше от машины и сказал рабочему для сведения:
- А этот вот и есть знаменитый-то мастер наш, - и показал на Михаила Лукича.
- Видать! - улыбнулся рабочий, оглядывая пьяненького "знаменитого мастера". - Ему и тем более подальше надо, а то руки в бур сует. Мы ведь и остановим, если поглядеть надо.
- Остановить, дядя Миша? - спросил Митька.
- Пущай вертит! - сказал Михаил Лукич и отошел к Макару. - Экой Митька-то у нас сегодня. Услуга парень, да и только!
- Это хорошо. Это нам ко времю. Митька! Савелов! - позвал Макар, и отвел парня подальше от народа, к мотоциклу. - Тебе давеча чего велено было?
- Рубахи с "петухами" привезти. Дак вот они: одна хоровая и две тацевальные. По размеру, а что?
- А председателя видал сегодня? Он тебе чего велел?
- Веранду в Доме культуры скоро освободят, а больше чего? Велел тут глядеть.
- И боле ничего он тебе не говорил?
- Ну, чтобы с гостями обходился…
- А чего же ты не обходишься-то?
- А как же мне еще-то обходиться? Рубахи привез, с верандой распорядился… Еще-то чего?
- Ладно… Трешница есть?
- Была где-то, а чего?
- В Стретенье-то был, есть там чего в магазине?
- Дак найдется для случая! - догадался Митька.
- Вот и лети! Привези одну!
- А пошто?
- Чего пошто? Не знаешь, пошто она бывает? Да прихвати там чего… Мы тута обождем.
Макар, конечно, не из московских гостей и особенно-то его слушать бы и не стоило. Однако, с ними болтается - еще скажет им чего не так, и опять от председателя выговор схватишь, как давеча. И Митька, не больно, правда, торопясь, завел мотоцикл. Макар подтолкнул его, наказал нигде не останавливаться, а сам вернулся к приятелю, сунул ему подмышку сверток с рубахами и подмигнул хитрющим глазом.
- Ой, мужики, что-то вы у меня в вираж заходите, - поняв в чем дело, упрекнул их Денис. - Будет вам сегодня от Матрены Ивановны.
- Што будет - все наше! - отмахнулся Макар. - Ты гляди, как она землю точит. А, думаешь, пригнали бы ее сюда, как бы не случай? Во! Дак можно по такому случаю добавить к давешнему? Давеча послебанная была да за Маргариту. А теперича сам бог велел - за гослинию!
- Ну, ясно! Было бы желание, а "случай" мужик найдет.
- А Денис-то у нас, Михайла, а? Понимает, гляди!
- Этот - да! - согласился Михаил Лукич. - Хороший парень, токо бы без этой штуки своей. Хуже пулемета она у его. Так руки и отвалятся, как застрочит.
- Ничего, привыкните потихоньку. - Денис обнял старика за худенькие плечи. - Вот будет у нас завтра свет, выгоним всех из дома, останемся одни - вы свое будете делать, я - свое, и чего-нибудь сделаем.
- А думаешь, я бы давеча без бани за круг не сел? Сел бы! Леший с ней со спиной-то! Не отвалилась бы. А не селося. Боязно. Чего вот она оборвалась вчерась? Кринка-то. Не пошла! Вот…
- Вы же сами ее смяли.
- Смял. Пухнуть начала дак… - Михаил Лукич поглядел на свою правую руку. Сухую, изношенную, вялую. - Вота какая уж стала! А была-то такая ли? Восьмой уж десяток… Скоко всего поприделано! Однех горшков поприверчено скоко! Да колхоз сорок лет на тех же руках. Да три войны. А руки-то все одне, без запасных… И чего бы хоть вам до прошлого года приехать? Знаешь, какие кринки вертел на спор с Кондратием? Што овсяный блин черепок-то. Сквозь видать! А отожгешь, бывало, такие-то - хошь благовест в их звони. А теперича щелкнешь ее - и што Матрене в зад, нехорошо сказать…
- Пошел панихиду петь! - протянул Макар. - Обожди помирать-то. Щас Митька прилетит, чай, привезет чего. А уж надо будет чего, дак сядешь и навертишь.
- Да нет… Художник, к сожалению, не вечен в своих возможностях, - проговорил Денис. - Это правильно, что нам надо было раньше приехать, раньше вас узнать, раньше показать людям то, что вы делаете… И как делаете! Но. Судя по вчерашним вещам, мы еще и сегодня не опоздали. Накрутите еще! Эка невидаль, правда, дядя Макар?
- Невидаль-то не эка, а така, коли она невидаль-то.
Черт! Тоже верно! - поняв смысл Макарова каламбура, сказал Денис. Золото старики, что на слово, что на руку!
От фермы они пошли в сторону старой кузницы, где лежали давно ошкуренные и местами отполированные штанами бревна. Судя по мусору, место это давно уже облюбовано колхозными мужиками для "случаев".
- Не прогнал бы мимо, шалапутной-от наш. Проскочит как к дому да разбудит тама… - забеспокоился Михаил Лукич и пересел повыше, чтобы повидней было дорогу.
- Не бойсь, Митька место знает! - обнадежил его Макар.
Старики продолжали говорить ворчливыми голосами про Митьку Савелова, про народ, что давеча торчал возле дома Михаила Лукича, а теперь торчит у диковинной машины. Спины им палило высокое еще, мутноватое от жары солнце. Бревна от этой же жары пахли своим последним, пока еще здоровым сосновым духом, хотя и слабым уже, потому что лежат они здесь не первый год и уже повыветрились, поусохли, но еще не успели запреть. И от черной кузницы, истомившейся от пекла, пахло старым, перегоревшим в копоть железом и сопревшим, рассыпавшимся углем очага.
Денис лег на бревна. Он глядел в усыхающую траву, торчащую у комлей, и почти не слышал говора приятелей, потому что думал о своем. Он вспоминал, что взялся за эту тему нехотя и лишь потому, что очень его просил отснять если не полную ленту, то хотя бы сюжет, редактор студии народного творчества. Он готовился к работе над фильмом о древней архитектуре, и в Пеньки заехал по пути в Ростов-Великий, буквально на день-два. Но вот уж и второй день на исходе и ничего практически не снято, а он не торопится. Почему? Да потому что понравились ему эти старики - озорник и балагур Макар и бесхитростный, хрупкий нутром дядя Миша, потому что увидел здесь, как древнее ремесло становится искусством, и надо теперь суметь передать это в коротком сюжете. А почему, собственно, в сюжете? Макар дал прекрасное начало для большой ленты. И есть ритм для всего фильма - ритм гончарного круга. Есть тема, есть ритм, есть настроение. Теперь нужен материал. Нужен характер - вот такой, как в рассказах Макара - горький, отчаянный, веселый. Характер безысходно талантливого человека… Талант безысходен? Если истинный, то очевидно! Иначе от него можно было бы избавиться - ведь так покойно жить бесталанным! Привычки меняются, навыки приходят и уходят, а что делать с талантом? Если он такая же потребность, как жить, кормиться, продолжать род? Говорят, талант вскармливается тщеславием… Нет, тут что-то не так… Безусловно не так! Тщеславие может быть свойством и бесталанных натур. Талант требует признания - это вернее. Как всякий врожденный инстинкт, он проявляется в полной мере лишь тогда, когда для него создаются условия… Вернее, это не инстинкт, это врожденная возможность, которая наиболее полно реализуется лишь в подходящих условиях. Хотя… Человек может творить и в безвестности, не сознавая своего права на признание… И это тоже талант. И тяжкий крест, и истинное счастье одновременно. Дебри. Дьявольская диалектика!
…Митька знал, где искать стариков. Он подрулил к кузнице, разгрузил обе пазухи. Закуску в свертке положил на бревна, водку аккуратненько поставил в тенек, на землю.
- Из ладошки пить-то будете? - хитро спросил он.
- Пошто из ладошки? А карман-от у тебя чего топорщится? Да тута вот пошарь, нету ли какой черепеньки? - Макар показал Митьке, куда сунуть руку под бревна, и тот достал граненый стакан, влажный от земли, замусоренный, со щербатым краем.
- Вона как объели. Это вчерась али сегодня утром. Ужо цельный был. - Макар выдул из стакана мусор, подал посудину Митьке. - На-ко, держи, плесну маленько. Да гляди, не объешь дальше край-то.
- Не, я не буду! У меня еще дел по горлышко.
- Уж будто и откажешься? А то дак и не дам больно хорошо.
- Только, что за ваше здоровье, если…
- Дак, уж коли за наше здоровье тебе выпить не жалко, давай плесну чуток. Ну-ко, вон с Михайлой, а мы с Денисом вдругорядь.
Митька деловито стукнул своим стаканом о стакан Михаила Лукича, оттопырил мизинец, запрокинул голову и выплеснул водку в открытый рот.
- Вона как! Хрясь - и тама!
- Это, чтобы она в нос не била. Работа у меня, сам знаешь, все с народом да с электричеством, дак чтобы не шибко пахло.
- Во, мать честная, как надо! Старикам-то поучиться у нонешних. Чего вот этот тянет, как мерин? Тянет, потом дохнет на горшок-от, тот и на сторону. Ну-ко, а ты, Денис?
- Я тоже по старинке.
В бутылке еще оставалось, и Митька еще раз показал свой прием. Остальным теперь трудно было сказать, несет от Митьки водкой или нет, но захмелел он быстро. Протянув ноги в сапогах и, уперевшись взглядом, прямым, как сосновый комель, куда-то дальше своих сапог, он стал медленно хвастать Денису, как у них с Леонидом Константиновичем ловко все получается в колхозе - и планы, и обязательства всякие, и по выходам на работу в среднем на колхозника. А все почему? А потому что у них с Леонидом Константиновичем душа болит о колхозе. Ну, и с народом, конечно, обиход надо знать…
- Вот, примерно, он! - Митька неожиданно перевалился к Михаилу Лукичу. - Болотников Михаил Лукич, правильно?
- Точно, Митька! Болотников я. Токо об этом и в Москве знают.
- Вот! Щас ты в силе, правильно? Гости к тебе на машине, начальство там… А у тебя душа об колхозе болит?
- Болит. Как ей не болеть?
- Воот… И давай тогда это… Мастерскую нам новую нужно? Нужно. Болты там, гайки всякие… А шефы ее строят? Нет, скажи, строят? Ну, вот и это… Начальчтво-то ездит к тебе, дак давай, сообрази насчет мастерской.
- Дак я чего? Мне только случай… Жизнь-от тоже на колхоз положил.
- Вот и давай теприча под это дело. Спасибо скажем.
- Ты, Мить, закажи ему райцентр в Пеньки переманить - складней будет, - подогрел их разговор Макар.
- А чего? Мастерская - знаешь? Это, считай, все. И ему чего надо будет - в первую очередь! Круг на подшипник пересадить али еще чего… Правильно?
- Знамо, плохо ли?
- Гляди, Денис, договорились! Этот ему мастерскую, а тот этому подшипник на круг. Хорошо взял, Михайла!
- Оставь их, - попросил Денис. - Нужна колхозу мастерская? Ну и все, вот и решат сейчас. А ты бы рассказал пока чего-нибудь.
- Про Михайлу?
- Да про кого хочешь. Хоть про меня.
- Да мы с тобой, чего? Это приятель у меня поглядел свет-от да почудил на ем, а мы с тобой - так. И говорить не стоит. Хошь, расскажу, как его в колхоз записали?
- Эко, дурь-то вспомнил! - услышал Михаил Лукич и вскинулся на Макара.
- А ты сиди там. Займи его, Митька. Рубахи пущай померяет. - Макар переместился на другой конец бревен, утащив за собой и Дениса. Там они закурили оба из Макаровой банки, а Митька, чтобы Михаил Лукич не пересел к ним и не оборвался их разговор о любезных Митькиному сердцу мастерских, и впрямь растормошил сверток с рубахами, стал примерять их на старика.
Глава 15
Четвертый рассказ Макара.
- Как щас помню, Василий Лукьяныч, покойник, закатил к нам на Благовещанье на своем тарантасе, меня с Генахой Ворониным собрал да Мишку Макарова. Посадил перед собой, глазомером своим обмерял. "Ничего, - говорит, - крепкие, кажись, мужики, сгодитесь для такого дела. Слыхали, чего по всей стране пошло? Ленинский план кооперации крестьянства!" - "Неужто, мол, Василь Лукьяныч, колхоз собирать будем? Из кого? Народ у нас ремеслом набалован, отхожим промыслом. Из кого, - говорим, - собирать его?" "А вот, - говорит, - четверо уже есть. Партейное ядро! Я вам - первый ваш председатель, коли поддержите рекомендацию Укома, а вы - остальные трое." - "Две лошади да корова с телкой, а ртов семнадцать", - сосчитал Генаха. "А еще, - говорю, - коза да колода". - "А ничего, - говорит, - надоть будет и колода в дело пойдет".
- Смех-от смехом, а и задумались. С одной-то стороны, только в рельсу звякни - и полный колхоз будет, да все рты одне. А ртам-те хлебать чего-то надоть. Они летом-то на грибах да на ягодах, а к Покрову-то и спросят с колхоза: есть, мол, давай! Лошади, стал быть нужны, инвентарь, скотина, семена на яровое. Значит, посильней которые в хозяйстве, первым делом надо в колхоз-от звать. Как, скажем, Васька Косой - Михайла аккурат тогда у Васьки батрачил - или сами которые в хозяйстве управляются. "Нет, - говорит Василь Лукьяныч, - наше первое дело о беднейшем крестьянстве позаботиться и середняка вовлечь". - "А еще, - говорит Генаха, - лучше, коли всем селом однем махом! Чтобы сразу, как одно хозяйство!"