Лифт доставил Итана с подземной стоянки прямо ко входу в больницу. Это был сверхсовременный центр, открывшийся всего несколько месяцев назад из-за политического соперничества и острой полемики по поводу объемов его финансирования. Итан сразу же узнал место, где упал без сознания в "предыдущую" субботу 31 октября - в одежде, перепачканной кровью, с лицом, покрытым синяками, и без двух пальцев на правой руке.
Он неуверенным шагом направился к приемному покою.
Только бы этот врач существовал лишь в моем воображении!
- Чем могу помочь? - обратилась к нему служащая, крупная брюнетка с прической "львиная грива", словно вышедшая из восьмидесятых годов.
- Я ищу доктора Мицуки, - сказал он.
- Ваше имя, пожалуйста, - сказала она, проверяя по записям. Но еще до того, как Итан успел ответить, неосторожно уточнила: - Господин Шенович, так? Вы пришли по поводу компьютеров…
- Эээ… да, - подтвердил Итан. - Я пришел немного раньше, мне кажется.
- Доктор ждет вас у себя кабинете, сэр. Седьмой этаж, номер 707.
И, улыбнувшись, открыла перед ним две прозрачные пластиковые створки, преграждавшие доступ на этажи.
Иногда, к счастью, некоторые вещи оказываются проще, чем казалось…
* * *
Гостиница "Софитель"
9 ч 05 мин
Себастьен, обмотанный полотенцем, вышел из душа, напевая:
Зора, рыжая Зора,
Твоя постель - из мха,
Ты спишь под открытым небом.
Сегодня - великий день! Через несколько часов они поженятся! Он надел льняные брюки, рубашку и бархатный пиджак. Селин решила позавтракать в одиночестве, а не нежиться в постели рядом с ним. Это, без сомнения, от нервов.
Минуту он смотрел на город, который распростерся у его ног: небоскребы из стали и стекла, сверкающие на солнце, всюду движение, какой-то особый гул Манхэттена. Зрелище было впечатляющим, но он остался к нему равнодушен. Поначалу, когда Селин сообщила ему, что намерена организовать церемонию в Нью-Йорке, он встретил это известие сдержанно. Он сам предпочел бы красивый праздник в тулузской деревне, где у его родителей был дом. Многие из его коллег шеф-поваров, проклиная тиски французской экономики, уезжали, чтобы открыть рестораны в Лондоне, Нью-Йорке или в Японии. Но у него и в мыслях такого не было. Он любил Францию, любил свой образ жизни - рано вставать, пить кофе, листая "Ле Паризьен", ездить на рынок в Рунжи, выбирая там лучшие продукты для своего ресторана, видеть удовлетворение в глазах своих клиентов, болеть за "Пари Сен-Жермен" и "Стад Франсэ" с друзьями, заботиться о потихоньку стареющих родителях…
Но ради того, чтобы доставить удовольствие Селин, он был готов поступиться многим. Себастьен встретил ее три года назад в парке Монсури. Он совершал свою традиционную пробежку трусцой, она привела класс на экскурсию. Он понаблюдал за ней несколько минут и пал жертвой очарования. Все в ней дышало нежностью и доброжелательностью: ее смех, ее оживление, ее обращение с мальчишками. Он сумел ей понравиться, был терпелив, ему удавалось ее успокоить. Единственное мрачное пятно - ребенок, которого у них никак не получалось зачать.
Себастьен вышел из номера и вызвал лифт.
- How are you today? - бросила ему низенькая пухлая дама в ярко-желтом костюме. Она ждала лифта со своими тремя короткошерстными чихуахуа, которых возила в детской коляске.
- How are you today? - отозвался Себастьен с легким юго-западным акцентом.
Они вошли в кабину, шедшую вниз.
- Don't be afraid, mamma loves you, - постаралась успокоить женщина своих любимцев, когда кабина лифта пришла в движение.
Стоя перед зеркалом, Себастьен вдруг ощутил нечто вроде помутнения сознания. Он почувствовал головокружение, к горлу подкатила легкая тошнота. Вмиг что-то поднялось из глубин его сознания, и возникло неприятное впечатление, что он уже все это переживал. Он не мог найти следов этого в своем прошлом, но сцена была ему странным образом знакома: эта женщина и ее крикливая одежда, ее гнусавый голос, эти три собаки, выряженные, словно дети. Откуда взялось это неприятное ощущение дежавю?
Когда двери открылись, он бросился в туалет, чтобы плеснуть себе воды на лицо.
Недомогание отпустило, ослабло, но не исчезло окончательно.
Открой глаза.
Он был совершенно растерян, как если бы какой-то запор соскочил у него в мозгу.
Посмотри правде в глаза.
Он убедил себя, что его жизнь не так уж сложна, но это было неправдой. Он убедил себя, что у них с Селин все хорошо, но это была ложь. Между ними были недомолвки, затемненные области, вопросы, которые он никогда не осмелился бы задать из страха узнать ответы.
Если ты ничего не сделаешь, ты ее потеряешь.
Теперь он видел это ужасающе отчетливо.
Он попытался взять себя в руки, сказав себе, что, если дошло до брака, их отношения после этого наладятся. Сам он стремился к разумной любви, к равновесию. Его целью было создать семью. Ведь дети - это естественное продолжение объединения двоих. Для Селин же все было по-другому. Ей требовалась безумная любовь, восторженность. Блаженство влюбленности было для нее чем-то вроде наркотика, а он не чувствовал себя способным стать наркодилером.
Все чаще и чаще Селин ускользала от него, скучала при его долгом молчании, не разделяла его мечтаний. В такие моменты ему приходило в голову, что у него есть соперник, некий невидимка, скрывающийся в тени прошлого, о котором он не смел даже спросить.
Возможно, пора это сделать…
Он вытер лицо, посмотрел на себя в зеркало и нашел, что постарел за десять минут лет на десять. Он вышел из туалета и направился в ресторан. Несколько секунд поискал глазами Селин, пока не увидел ее за отдельным столиком, почти скрытым за зеленью растений.
- Как дела? - спросил он, усаживаясь напротив.
- Хорошо выспался?
Он кивнул, развернул салфетку и, поколебавшись, проговорил:
- Мне кажется, нам нужно поговорить.
Она нахмурилась и, удивленная серьезностью его тона, внимательно посмотрела на него.
Он неуверенным голосом начал:
- Я думаю, нам необходимо урегулировать кое-что до женитьбы. Я никогда не задавал тебе такого вопроса и все же хотел бы знать…
Он запнулся, чувствуя некоторое беспокойство.
Подперев рукой подбородок, она смотрела на него, не говоря ни слова.
- …я хотел бы знать, нет ли другого человека, о котором ты думаешь и который живет в твоем сердце.
Последовало длительное молчание, во время которого какая-то его часть еще надеялась, что Селин расхохочется и скажет: Не говори глупости, любовь моя! Существуешь только ты, и ты это прекрасно знаешь!
Но вместо этого она тихо ответила:
- Это правда, есть другой.
- Ах!.. И кто же он?
Она опустила глаза и подтолкнула к нему газету, лежащую на столе.
- Он.
* * *
Больница Сент-Джуд
9 ч 11 мин
Несколько раз постучав и не получив ответа, Итан решился толкнуть дверь.
Кабинет доктора Шино Мицуки представлял собой простую маленькую комнату, из которой открывался вид на реку. Меловую белизну стен оттеняла лишь длинная ширма из бамбука, выполненная в более теплых тонах. На рабочем столе стоял миниатюрный японский клен с перекрученным стволом, некоторые петли опускались ниже горшка, что создавало впечатление, будто пол притягивает его к себе. Итан бросил куртку на спинку спартанского стула и позволил себе сесть, ожидая врача. Рядом стоял еще теплый чайник, ожидавший, что его вот-вот опустошат.
- Налейте себе чашечку, - послышался голос.
Итан обернулся. Шино Мицуки стоял в дверях, совершенно не удивленный его присутствием. Это был тот самый человек, который его оперировал, - низкорослый азиат с тонким и узловатым телом, с бесстрастным лицом без возраста и коротко постриженными темными волосами.
Итан резко поднялся.
- Это ВЫ сделали, не так ли? - обвинительным тоном спросил он, показывая свои пришитые пальцы.
- Возможно, - осторожно согласился врач, - в любом случае, сделано на совесть.
- Я возродился в тот день! - воскликнул Итан. - И я уверен, что вы об этом знаете.
- Я ничего не знаю, - мирно возразил доктор.
- Меня не должно было быть здесь, я должен был быть мертвым! Я получил пулю в голову.
Шино взял чайник и наполнил две маленькие пиалы дымящимся напитком.
- Кто знает? Не исключено, что вы некоторым образом мертвы.
- Это чушь: человек или мертв, или нет!
Шино подумал несколько секунд, а потом спросил:
- Вы играете в карты таро?
- Я предпочитаю покер.
- В таро есть особенная карта: тринадцатая, "безымянная тайна", которую все называют "Смертью". Она говорит о завершении фазы, о возвращении к началу, таким образом это не конец, а возрождение.
- Что вы хотите этим сказать? - занервничал Итан.
- Пытаюсь вам разъяснить, что иногда необходимо перевернуть страницу, чтобы написать что-то новое.
- Вы всегда выдаете готовые фразы?
- Смерть - великий наставник, - продолжил Шино, не позволяя себя сбить.
- Великий наставник?
- Мы живем так, как будто не собираемся умирать никогда, - проговорил врач. - Но чтобы чего-то добиться в жизни, надо все время помнить о неизбежности смерти.
- Послушайте, старина, это же и я всегда говорю своим пациентам: сконцентрироваться на самом главном, жить согласно истинным ценностям, привести свою жизнь в порядок, чтобы не испытывать сожалений при уходе. Такие песни - это мой заработок, я их знаю наизусть.
- Недостаточно знать, - заметил азиат, - это надо уметь применять.
Итан замотал головой и весь в сомнениях подошел к окну. Голова разболелась, он весь дрожал. Радость, что он еще жив, портило ощущение, что он ничего не понимает в том, что происходит. И ничего не решает. Придя сюда, он надеялся, что найдет ответы, но врач был явно не расположен их давать.
Если только…
Итан повернулся и двинулся в сторону Шино Мицуки. Кипя от гнева, он схватил его за воротник и прижал к стеклу.
- Вы начинаете утомлять меня этим вашим буддизмом из супермаркета!
- В вас слишком много злобы, - ответил ему Мицуки, даже не пытаясь сопротивляться.
- Вы объясните мне, что со мной произошло? - вспылил Итан и как следует его встряхнул.
- Я не знаю, но иногда смерть - это только граница. Граница между концом одной жизни и началом другой.
- Какой еще другой жизни! - рявкнул Итан, сжимая пальцы на шее врача. - Я вам говорю, что я в тот же день возродился. Я говорю вам, что я умер!
- И что с того! Вы полагаете, что, когда умираешь, страдание прекращается? - спросил полузадушенный азиат. - Увы, это не так просто. Все, что вы посеяли, это же и пожнете, рано или поздно. Таково правило.
- Опять эта ваша дурацкая карма! Но я… кто-то хотел меня убить, и вы поможете мне его найти.
- Арх! Это вы меня сейчас… убьете!
На секунду Итан надавил еще сильнее.
- И что? Я полагал, что вы к этому готовы! Я полагал, что вы любите смерть! Это же - "великий наставник", не правда ли? Я хорошо усвоил урок!
Затем он резко ослабил хватку, сообразив, что творит. Потом оба несколько секунд постояли, не проронив ни слова: Шино - восстанавливая дыхание и приводя в порядок воротник, а Итан - вперившись взглядом в Бруклинский мост, перешагивающий через реку под оранжевыми лучами осеннего солнца.
Устыдившись, он взял куртку и двинулся к двери.
Если он хочет узнать ответы, то должен найти их сам.
И когда уже Итан перестал в это верить, Шино Мицуки вдруг соизволил дать ему подсказку:
- День, который, как вы утверждаете, вы переживаете заново… - начал он. - Мне кажется, это великолепная возможность последовательно вернуться к каждому из неудачных выборов, которые вы совершили в прошлом. - Шино подождал несколько секунд, а потом уточнил свою мысль: - Я думаю, что это возможность признать свои ошибки и понять, что их не следует повторять, и это важнее, чем искать какого-то гипотетического убийцу.
Итан на минуту задумался. Он уже почти перешагнул порог, но тут врач крикнул ему:
- Знаете что? Я полагаю, что смерть - это, возможно, наилучшее из того, что произошло с вами за очень долгое время…
* * *
Ресторан гостиницы "Софитель"
9 ч 21 мин
Себастьен пробежал глазами статью, посвященную Итану, и сложил газету. В глазах его мелькнуло бешенство, но он его сразу пригасил. Он посмотрел на Селин и не без труда проговорил:
- И с каких пор… у вас это тянется?
- Мы познакомились в Париже шесть лет назад.
- И сколько же это длилось?
- Примерно год.
Он отвел глаза. И поскольку он не произнес больше ни слова, заговорила Селин:
- Насколько я помню, я всегда надеялась встретить кого-то…
Себастьен пожал плечами:
- Кого-то?
- Кого-то, кто был бы похож на меня, того, кто бы меня понимал. Кого-то, с кем бы я больше не чувствовала себя одинокой.
- Ну, и?
- Он меня нашел, а не я.
14
Я ЖДАЛ ТОЛЬКО ТЕБЯ
Беда мне с этими девчонками. Иногда на нее и смотреть не хочется, видишь, что она - дура дурой, но стоит ей сделать что-нибудь мило, я уже влюбляюсь. Ох, эти девчонки, черт бы их подрал. С ума могут свести.
Дж. Д. Сэлинджер.
"Над пропастью во ржи"
Париж - аэропорт Шарль де Голль
Шестью годами раньше
Понедельник, 10 сентября 2001 года
7 часов утра
Зал отправления.
Сидя в кресле, скрестив ноги над дорожной сумкой, Итан ожидает самолета, который вернет его в США. День обещает быть долгим: произошла задержка, самолет взлетит только в 10.30 и совершит продолжительную остановку в Дублине, прежде чем снова продолжит путь в Нью-Йорк. Прибытие предусмотрено в 18.20. Убийственное путешествие, зато соответствующее цене билета, добытого через Интернет. Это единственное, что доступно для его бюджета.
Ведь в сентябре 2001 года Итан - никому не известный психотерапевт, которому явно не до шика. Он только что провел неделю в Париже, это были первые настоящие каникулы в его жизни, которые он провел в музеях и знаменитых кварталах, о которых мечтал с давних пор: Лувр, Орсэ, Оранжерея, остров Сен-Луи, Монмартр…
Он встает со своего кресла, потягивается и смотрит на свое отражение в витрине дьюти-фри. Изношенные джинсы, потертая кожаная куртка и ковбойские сапоги с острым носами - он понимает, что выглядит деревенщиной, хоть одежда и удобна для отдыха. И что меня дернуло так нарядиться? - спрашивает он себя, хотя за долгие годы так и не сумел оторваться от своих социальных корней.
"Эра Клинтона" в США подходит к концу. Итан видел, как люди его возраста вокруг него вдруг становились миллионерами, создавая какой-нибудь старт-ап. У него самого не было такого нюха. Он не смог ухватить преимущества новой экономики. Но он хочет полагать, что сможет прыгнуть в следующий вагон, так как, несмотря на еще скромные доходы, кабинет, который он открыл в Гарлеме, начал уже набирать популярность.
Он делает несколько шагов по залу. Что-то витает в воздухе. Запахи конца эпохи. Он чувствует, что вот-вот начнется новая эра, без сомнения, более неприятная, чем предшествующая, она ждет какого-то события, чтобы начать воплощаться в жизнь.
И еще он предчувствует, что двухтысячные - это "его время", когда он сможет выбиться в люди. Он еще не знает, как и благодаря кому, но уверен, что, когда представится шанс, он его не упустит. Чтобы придать себе мужества перед предстоящим тяжелым днем, он решает побаловать себя завтраком в одном из кафе с видом на летное поле.
Он садится к стойке, заказывает булочку с шоколадом и кофе с молоком и обводит зал мечтательным взглядом. Глаза его на миг останавливаются на молодой стюардессе, сидящей за столиком у застекленной стены с видом на бетонированную площадку. Элегантная и отстраненная, она поглощена книгой.