ПЯТОЕ
- Меня зовут Иосиф, - сказал человек. - Имя, которое тебе хорошо знакомо, уважаемая госпожа, благослови тебя Господь. Моя семья происходит из Аримафеи, но мы всегда хотели быть похоронены в святом городе. У нас здесь большой склеп, и он в твоем распоряжении. Печальное время. Но мы не должны рыдать, нет, мы должны делать то, что необходимо. Надежный склеп, очень вместительный, вырублен в скале. Нам нужно найти носилки или повозку, чтобы перенести его туда. Я принесу повязки, масла и мази. Он будет набальзамирован так, как приличествует его, его…
- У меня с собой миро, - сказала Мария Магдалина, показывая на бывший при ней сосуд. - Я использовала часть его для…
- Ты его родственница? - спросил Иосиф из Аримафеи.
- Я женщина, чьим занятием была продажа собственного тела, - сдержанно ответила Мария. - Драгоценное миро я купила на полученные за это деньги. Ты не оскорблен?
- Я абсолютно уверен, что это не оскорбляет его, - ответил Иосиф, слегка усмехнувшись.
Дождь прекратился, и от земли и трав, даже на Голгофе, исходил приятный запах. На исходе дня небо было голубым, но по нему плыли большие белые, как снег, облака. Истерзанные, исхлестанные тела представляли собой ужасающее зрелище. Хотя всегда возникали некоторые затруднения с гвоздем, которым были прибиты ноги распятого, товарищей Иисуса по несчастью сняли с крестов без особых хлопот. Практика разрезания ног ножом, чтобы легче было вынуть гвоздь, осуждалась как дело недостойное. Тела двух несчастных были унесены, сопровождаемые рыданиями их родственниц и патриотов. Чтобы снять с креста Иисуса, потребовалось много времени, и некоторые из представителей традиционной веры опасались, что до захода солнца эта процедура не будет закончена. То, что он, даже умирая, прилагал отчаянные усилия, чтобы освободить руки, впоследствии сравнительно упростило задачу людей, снимавших его с креста. Но для этого они, стоя на лестнице, должны были с помощью прочной веревки удерживать тело в вертикальном положении. Три человека поочередно пытались выдернуть гвоздь, которым были прибиты ноги Иисуса. Выполняя свою работу, эти люди сильно устали и даже сломали несколько железных инструментов. Мария, мать Иисуса, отвернулась, стараясь не видеть эту сопровождавшуюся ручьями пота и проклятиями процедуру. Услышав негромкий, но отчетливый звук упавшего на землю тела, она вскрикнула. Опустить тело, даже используя силу мускулов Иакова-меньшего (римляне, хотя и неохотно, начинали относиться с уважением к этим сильным евреям), в отсутствие подмостков и блоков, оказалось задачей не из легких. И когда огромному, испещренному полосами запекшейся крови телу позволили свалиться на землю, Иаков с Иоанном согласились, что это не было проявлением неуважения к покойному. Затем уложенное на подстилку тело перенесли к подножию холма, где их ждала повозка с запряженным в нее быком. Ее предоставил Иосиф из Аримафеи, чтобы тело можно было доставить к усыпальнице, где покоились члены его семьи.
У вырубленного в скале склепа двое учеников Иисуса и женщины с удивлением обнаружили уже ожидавших там троих священников. Здесь же находился взвод римской пехоты со старшим и младшим командирами - очевидно, чтобы проследить за процедурой погребения. В тот момент, когда уводили быка с повозкой, Иосиф из Аримафеи благоразумно исчез, но прислал вместо себя слугу, который принес бинты и масла. Тело Иисуса, обернутое пеленами, от которых исходил запах благовоний, теперь готово было к погребению. Однако камень, установленный у входа в склеп вместо двери, был огромного размера, и римляне ворчали, что двигать камни - не их обязанность. Но Зара, который, конечно, оказался в числе бывших там священников, заплатил римлянам из своих денег, и громадный камень с большим трудом, при содействии римлян, отодвинули в сторону. Тело Иисуса внесли в склеп, после чего камень с не меньшими трудностями был возвращен на прежнее место. Зара сказал:
- Ну вот, теперь, я думаю, мы можем сказать, что все кончено.
- Вы можете сказать, - язвительно отозвался Иаков-меньший.
- А у вас на уме, наверное, какое-нибудь глупое надувательство. Знайте же, что склеп будет охраняться некоторое время этими людьми, так что возможность обмана исключена, а я и другие священники этой и завтрашней ночью будем находиться здесь. Повторяю еще раз: все кончено.
После этого женщины возвратились в ночлежный дом, а Иаков-меньший с Иоанном отправились в долгий путь к тому месту (сразу за Иерусалимом, у дороги на Вифлеем), где затаились, выжидая, остальные ученики Иисуса - позорно, как говорили многие, или с подобающим благоразумием, как считали другие. Гефсиманский сад все еще был в их распоряжении, но ни один из них (припомните, что я говорил несколькими страницами ранее) не имел желания туда возвращаться. Добрый Никодим сознавал, что место доброты и отдохновения стало теперь для них мрачным и опасным, каким оно стало и для него самого - местом предательства и насилия. Он предложил им взамен, в качестве неплохого временного жилья, свою обветшалую ферму, которую ранее пытался продать.
Когда наступила суббота, девять учеников сидели за ужином, с мрачным видом глодая бараньи кости. Они были обеспокоены тем, что Иаков-меньший и Иоанн до сих пор не появились; и теперь все сидевшие за столом, казалось, едва переносили само присутствие друг друга. Фаддей рассеянно наигрывал на флейте какую-то мелодию. Матфей проворчал:
- Перестань, пожалуйста.
- Извини, - отозвался Фаддей, вытряхивая из флейты слюну. - Это была мелодия, которую я играл на похоронах девочки, когда он… ну, ты сам знаешь. Кстати, игра на флейте в субботу не запрещена. Игра - не работа.
- Вопрос в том, что нам делать, - ответил Матфей.
- Только один день, - сказал Варфоломей. - Мы не должны ничего делать до окончания субботы.
- Он имеет в виду, - заговорил Иаков, - что нам делать, если это окажется неправдой. Если он не…
- Он воскреснет, воскреснет! - прорычал Петр. - Разве вы позабыли, как следует верить?
- Мы все должны были пойти туда, - сказал Симон. - Мы не должны были оставлять это дело на Иоанна с Иаковом. Меня удивляет другой Иаков. Я думал, что вы станете… ведь два Иакова были почти одно целое. От тебя же многого не требовалось. А когда дело дошло до того… чтобы совершить что-то серьезное…
- Я был болен, - угрюмо ответил Иаков. - Вы меня видели. Все произошло в одно и то же время. У меня в желудке язвы. Проклятье! Вы же сами видели, в каком я был состоянии! Совсем не мог передвигаться.
- Им уже пора возвратиться, - заметил Фома. - Судя по всему, их, должно быть…
- Нам бы уже стало известно, - сказал Петр. - Даже здесь. Возможно, одна из женщин…
- Женщины не прятались, правда? - произнес Филипп. - Женщины остались.
- Так сочини об этом песню, - грубо бросил Матфей. - Нашим главным словом было "благоразумие". Сохранение благой вести. Всегда можно найти оправдание трусости. Я иду в город сейчас же. Кто со мной?
- В субботу путешествия возбраняются, - заметил Фаддей.
- Прежде нас это не беспокоило, - возразил ему Андрей.
- Это достаточно справедливо, однако, - размышлял Матфей. - Что нас подобрал один из стражей веры. Принял нас… за что-то.
- Теперь он уже погребен, - сказал Петр. - Обязательно должен быть погребен. Где-то. Бог знает где.
Андрей откашлялся и произнес:
- Мы поступили плохо.
- Я поступил плохо, - простонал Петр. - Помоги мне, Господи! Прости меня за…
- О, довольно об этом! - резко оборвал его Фома. - Сколько можно об одном и том же?!
- Мы все виноваты, - сказал Варфоломей, - но он знал, как мы себя поведем, знал, с самого начала знал.
- Я думаю, все, что мы должны делать, это ждать указаний, - предложил Филипп. - То есть ждать до воскресенья. В субботу ничего предпринимать не следует.
- Ну где же эти двое?! - воскликнул Петр. - Что там с ними могло случиться?
Иоанн и Иаков-меньший, очень усталые, вернулись незадолго до полуночи. Были объятия, слезы, благодарственные молитвы, а потом они рассказали, как все происходило. Остальные слушали с пристальным вниманием. Иоанн спросил:
- Что у нас на ужин? Мы умираем с голоду.
- Вода. Немного черствого хлеба, - ответил другой Иаков.
- Поблизости бродят две тощих курицы, - сказал Иаков-меньший. - Я вижу, тут есть старый ржавый котелок. Почему бы нам не приготовить тушеную курятину?
- Суббота. Закон Моисея, - остановил его Петр.
Здесь Иоанн заговорил своим громовым голосом, который всегда так плохо сочетался с его крепкой, но казавшейся хрупкой фигурой:
- Проклятье! Вы что, так скоро все забыли?! Суббота для человека, а не человек для субботы! Неужели среди вас нет ни одного мужественного человека?! Какими христианами вы станете - теперь, когда его больше не будет рядом с вами?!
- Что это за слово ты сейчас произнес? - спросил Варфоломей. - По звучанию похоже на латинское.
- Само собой вырвалось, - ответил Иоанн. - Должны же мы как-то называться. Так кто свернет этим курицам шеи?
- С этим делом хорошо справляется Матфей, а я сварю их, - предложил другой Иаков.
Теперь они начали осознавать, что обстоятельства действительно изменились. Фома, разгрызая мягкий конец косточки, сказал:
- Выходит, придется нам привыкать, друзья. Действовать без подсказки. Смешно, но этот ужин можно было бы назвать началом нового пути, которым мы пойдем.
- Пока мы не можем считать, что он нас покинул, - заметил Иаков-меньший. - Сами увидите.
- Да, сперва я должен увидеть, - сказал Фома. - Пока не увижу - не поверю.
ШЕСТОЕ
Петухи громко возвестили начало воскресенья, или дня Йом Ришон. Петр их криков будто не слышал. Казалось, что после субботы, греховно проведенной ими за сбором хвороста, стиркой одежды и приготовлением ужина из тощей курицы, все были готовы бросить вызов прошлому. Как заявил Фаддей (которого они вообще-то не считали выдающимся мыслителем), глупо было говорить, что новый день начинается на закате. День в это время заканчивается. Начинается день на рассвете. Петухи громко прокричали о наступлении воскресенья. Кто должен пойти к гробнице в скале? Никто не горел желанием идти туда, никто не хотел оказаться разочарованным. В конце концов в Иерусалим снова отправились Иоанн и Иаков-меньший. Придя к склепу, они увидели там мать Иисуса и Марию Магдалину. Здесь же был Зара с двумя другими священниками (которых, как мы знаем, звали Аггей и Аввакум). У входа в склеп стояли римские стражники. Мария Магдалина, надеясь на помощь двоих последователей Иисуса, христиан, сказала:
- Мы просили их, умоляли, но они говорят "нет".
- Кто это здесь говорит "нет"? - язвительно спросил Иаков. Затем, обращаясь к Заре: - Уж не обмана ли вы боитесь?
- Когда человек погребен, его больше не тревожат, - отвечал Зара. - После смерти его оставляют покоиться с миром. Таков обычай.
- Разве это также и закон? - громко спросил Иоанн. - Разве мать умершего не имеет права сказать последнее "прощай"?
- Да здесь и оставить нужно кое-что - пряности, душистые травы, - сказала Мария Магдалина. - Видите, они у меня с собой.
- Послушайте, - сказал командир стражи, - у вас было достаточно времени сделать все это раньше.
- Тогда было то, что известно как Суббота - день отдохновения, - сказал Иаков-меньший. - Вы ведь слышали об этом? Суббота. Когда людям запрещается покупать и продавать или делать что бы то ни было, что может считаться работой.
- Однако это не дает вам никаких оснований для дерзости.
- Хорошо, постараемся быть вежливыми. Дело в том, что мы родственники покоящегося в этом склепе. Его передали римлянам для распятия эти трое господ в нарядных шапках…
- Думаю, - с угрожающим спокойствием начал Аввакум, - мы не потерпим такую…
- Ну продолжайте! - выкрикнул Иаков-меньший. - Давайте устроим еще одну видимость суда и пару распятий. Я хочу открыть склеп.
- Ты этого не сделаешь, - предупредил младший командир. - Ты знаешь, что не имеешь права этого делать.
- Вы собираетесь меня остановить?
Младший командир вопросительно посмотрел на старшего, затем оба посмотрели на Зару. Тот пожал плечами.
- Мы вам поможем, приятель, - вызвался один из стражников.
- Вы будете ждать приказа, - остановил его младший командир.
- О, давайте откроем его, - сказал старший командир. - Мы уже так много слышали об обмане. Посмотрим же, какой обман вы имели в виду.
Он снова взглянул на Зару, и тот опять пожал плечами. Огромный камень откатили в сторону с некоторыми усилиями, но уже без проклятий. Зара сказал Иакову-меньшему:
- Есть кое-что, на что вы надеетесь, не так ли? Даже верите в это. Но теперь этому конец. Внутри вы найдете труп.
Он хотел войти в склеп первым - по праву священника. Однако Иаков-меньший преградил ему путь:
- Это не для тебя, приятель.
Он показал жестом, чтобы Мария, мать Иисуса, прошла первой, затем вошел сам. На мгновенье они зажмурились, потом снова открыли глаза, стараясь привыкнуть к темноте. Там было пусто. Не было обернутого в погребальные пелена тела. Действительно, в склепе стоял запах масла и миро, но тела не было. Пораженная Мария стояла с открытым ртом, прислушиваясь. Иаков жестами позвал Марию Магдалину с Иоанном:
- Ну, если вы сможете здесь что-то обнаружить…
- Тише! - остановила его Мария. - Голос. Мне знаком этот голос.
Она прислушалась. Иоанн покачал головой.
- Мне знаком этот голос. Послушайте. Вот что он сказал: "Глупая, почему ты ищешь живых в том месте, где покоятся мертвые? Иисус воскрес. Иди и скажи его ученикам, что он уже отправился в Галилею. Они увидят его там".
Иаков-меньший удовлетворенно кивнул, затем с улыбкой обратился к троим священникам и римлянам:
- Можете войти, если хотите. Всем добро пожаловать. Потом у нас будет неспешная беседа о надувательстве.
Некоторое время трое священников, с мертвенно-бледными лицами, не могли вымолвить ни слова. В склепе не было никого. В склепе было пусто. Ничего, кроме пряного запаха. Римляне ненадолго зашли внутрь и вышли мрачные, озадаченные и несколько напуганные. Командир произнес:
- Вы уверены? Вы абсолютно уверены? Это, должно быть, произошло в те два часа, когда меня здесь не было.
- Здесь ничего не происходило, господин, клянусь. Клянусь Геркулесом, клянусь Кастором и Поллуксом, что…
- Да, да… Что вы, конечно, всю ночь не спали и не сходили с этого места.
- Так точно, господин. Мы ведь получили строгие указания. Здесь никого не было. Клянусь Минервой, Венерой и всеми богами, господин.
- Тогда кто отодвинул камень? Должен же был кто-то его передвигать. Причем - дважды.
Все молчали.
- Мне это совсем не нравится. - Командир оглядел стражников. - А вы уверены, что кому-то из вас не вздумалось заняться игрой, чтобы скоротать время?
- Да разве мы посмели бы, господин? - сказал покрытый шрамами ветеран. - Мы ведь, как он сказал, получили указания. И эти трое еврейских жрецов все время были здесь, вместе с нами. Они-то не похожи на тех, кто стал бы играть.
- Это то, что я назвал бы необъяснимым случаем, - заключил старший командир.
- Можно тебя на два слова? - спросил Зара, жестом приглашая его отойти в сторону.
- У тебя, кажется, есть объяснение этому, господин? Хорошо, пойдем.
Зара и римлянин отошли к стоявшей поблизости смоковнице, которая была разбита молнией или еще чем-то и потому почти не давала тени.
- Полагаю, ты согласишься, - начал Зара, - что нам не нужны сплетни и слухи, которые пойдут по городу.
- Я сам не прочь немножко посудачить, господин. Но я тебя понимаю. Не дело поощрять суеверных людей.
- Вот именно. Поэтому объяснение будет только одно. Ночью пришли его последователи, отодвинули камень, унесли тело, а камень поставили на прежнее место.
- Но почему они решили вернуть на место камень, господин? Я хочу сказать, это вроде того, как будто лошадь украли, а дверь конюшни…
- Чтобы не было подозрений. Чтобы у них было время скрыться - без криков "держи!" за спиной. Ты понимаешь меня?
- Дай подумать, однако, - сказал командир, который не отличался особой сообразительностью. - Никто не приходил. Я всегда выставляю часовых с двух сторон. Нет, не пойму я что-то, ты уж прости меня, господин.
- На часовых ночью напали. В темноте. Люди, которые бесшумно к ним подкрались. Их было двенадцать, нет - одиннадцать. И люди очень сильные. Напали и оглушили.
- Ага, теперь понимаю, - задумчиво произнес командир, потирая свой подбородок, за ночь покрывшийся щетиной. - Это, однако, будет кое-чего стоить.
- Это будет много стоить. Очень, очень много. Но, полагаю, казначей Храма сможет заплатить, сколько бы это ни стоило. Конечно, показания должны быть даны под присягой и заверены подписью. Это не какая-нибудь болтовня. Должно быть и предупреждение о наказании за лжесвидетельство, и некоторые подлинные…
- Следы нападения? Ну что ж… - Командир повернулся кругом и, улыбаясь, посмотрел на учеников Иисуса. - Мы могли бы начать сразу. Небольшая драка - двое наших против тех двоих. И нам, конечно, следует их арестовать, не так ли? За нарушение римского закона и порядка. Скажем, что остальные скрылись, а этих двоих…
- Не надо слишком усложнять. Все равно они сейчас уходят. Не думаю, что у нас из-за них будут какие-то неприятности.
Римлянин и Зара наблюдали за уходом четверых человек. Они шли смущенные, в изумлении, которое совсем скоро должно было смениться радостью и весельем.
- Мы все обязаны выполнять свой долг, господин. И я считаю, что защита народа от ужасных последствий разнузданного суеверия - это чрезвычайно важная и почетная обязанность, господин, - изрек римлянин, стоя по стойке "смирно".
- Прекрасно. Итак, следует ли нам поговорить с твоими людьми?