– Что? – спросила она почти шепотом.
Лялька рассказала ей все в подробностях, начиная с того, как Маринка пришла к ней, разыскивая мать.
– А сейчас у меня либо паранойя, либо я права, и этот кавказец и есть Маринкин жених.
Даша свято верила в Лялькину интуицию, наверное, даже больше, чем сама Лялька.
– Звони Борину.
Лялька, на минуту задумавшись, посмотрела в окно и обомлела.
– Вот он! Смотри, на той стороне!
Даша мельком посмотрев в окно, уже набирала мобильный мужа.
– Лень, это я. Да со мной все в порядке! И с детьми тоже!
Она протянула телефон Ляльке.
– Леня, я его видела. Да, Джанаева. Как узнала? Не скажу. Просто поверь. Он, похоже, направляется к Маринке. Идет к подъезду. Да, к парадному входу, потому, что в арку заходит. Все, я его больше не вижу. Да мы с Дашкой у нее, в клинике. Что мне делать? Ага, попробую. Хорошо, ждем.
– Ну, что?
– Велел звонить Маришке. Сам сейчас подъедет.
Лялька стала набирать знакомый номер. Трубку никто не брал.
– Надо идти.
– Но Леня не велел! – Даша встала на защиту мужа.
– Мало ли что! Ну не могу я просто так сидеть!
– Лялька, не дури. Спугнешь только. Борин прикатит через пару минут.
Лялька вдруг поняла, что может все испортить. В голове стучали молоточки.
– Даш, я боюсь. Жутко боюсь за Маринку. А вдруг она ему откроет?
Даша молча протянула стакан с минералкой подруге. Что она могла ответить? Ей самой было не по себе. Борин рассказал ей о том, что сделал этот маньяк с девочками. Конечно, жалко. Но она их не знала. А тут Маринка, дочь подруги, почти сестры, которую она нянчила совсем крохой.
Глава 41
Он еще раз, осторожно высунувшись из – за угла, осмотрел кусок улицы, где стоял ее дом. Знакомый уже джип плавно ткнулся колесами в бордюр. Рыжая тетка легко спрыгнула с высокой ступеньки и щелкнула брелком сигнализации. Она помахала рукой женщине в окошке первого этажа и вошла в дверь стоматологической клиники. Все. Ложная тревога. От предвкушения того, что он собирался сделать, Джанаев улыбнулся. Вот теперь эта маленькая гордячка забудет о своем гоноре. Дурочка, ведь все было так хорошо. С ней он, наконец, почувствовал себя господином. Она всегда была такой покорной и наивно чистой. Такой покорной, как их женщины, но она была русской! И он завоевал ее.
Здесь, в России, он научился любить русских женщин. Но, насытившись очередной любовницей, забывал их. Маринка же стала сразу частью его жизни. Вначале он даже не думал, что у него может быть что – то с этой девочкой. Они просто гуляли, он кормил ее мороженным в летнем кафе, один раз даже съездили в лес, набрав целую корзину съестного. И он опять не тронул ее, считая ребенком. Она и была таковой – школьница, которой нужно было учиться еще год.
Он подождал еще минут пять и перешел на другую сторону улицы. Зайдя в первый попавшийся магазин, он купил пачку чипсов и вышел. Внимательно всмотревшись в окна клиники, он успокоился: жалюзи были опущены. Чипсы полетели в урну. Быстро он пересек улицу и вошел в арку. Похвалив себя за предусмотрительность, нащупал в кармане куртки ключи: однажды он сделал дубликаты с Марининых, так, на всякий случай. И сейчас они ему помогут попасть в дом.
Глава 42
Капитан Кузьмин не спеша шел по двору к своему подъезду. Разговор с главврачом не успокоил его, а только насторожил. Похоже, что у Беркутова серьезные неприятности, гораздо более серьезные, чем он, Кузьмин, мог предположить. От этой мысли Кузьмину стало не по себе. Он до сих пор не понимал, что за дела творятся вокруг его друга. Кому – то не очень умелому никак не удавалось довести дело до конца. Или у Беркутова такой сильный ангел – хранитель? Все это могло бы сойти за шутку, хоть и дурную, или за угрозу, если бы не смерть пожилой женщины и вполне реальная пуля, которую достали из плеча майора. А то, что в больнице подменили препарат в капельнице, уже не лезло ни в какие ворота. Кузьмин разозлился. Первоначальная версия о том, что Егора попытался убрать как свидетеля "террорист" из метро, отпала сразу после первого допроса. Мститель настолько был напуган, когда узнал о количестве угробленных им людей, что готов был до кучи сознаться в чем угодно. Глядя на фотографию Беркутова, он заявил, что тот стоял первым в очереди в колбасный магазин, прямо около той урны, в которую он положил пакет со взрывчаткой, и поэтому он его так хорошо запомнил. Следователь из городской прокуратуры и ФСБешник только переглянулись и покачали головами. С этим все было ясно. Службиста главным образом интересовало, где этот малолетник придурок взял взрывчатку. При этом вопросе парень вдруг замкнулся и перестал отвечать на вопросы. То, что он не знал, какой силы будет взрыв, наводило на мысль, что им водила чья – то опытная рука. Этим сейчас и занимаются специальные органы.
А вот с "кухонным" эпизодом загадок куда больше. Замок входной двери открыт либо "родным" ключом, либо баба Лиза сама отперла преступнику дверь. В том, что, скорее всего, этот человек ей был знаком, Кузьмин был почти уверен: удар был нанесен сзади, старушка ничего не опасалась. Ростом он был ненамного выше бабы Лизы. Да и не смертельным был этот удар, просто оглушили ее, как сказали криминалисты. Умерла она от удушья. Работал явно не профессионал: форточки позакрывал, а свет в коридоре не выключил. Кому же Беркут так насолил? Да! Еще этот Дубенко. С ним еще предстоит разобраться, но уже сейчас понятно, что к покушению во дворе он не имеет никакого отношения: рост у него не меньше метра восьмидесяти. Хотя, мог нанять киллера. И где ж он такого придурка отыскал, который попасть с такого расстояния в человека не смог, да еще и, как Золушка, туфельку обронил, удирая? И в больницу Дубенко не мог приходить, сам угодил в госпиталь, да еще и так серьезно, что прикован к кровати.
Может быть, дело в женщине? После развода, насколько он знал, у майора не было постоянных привязанностей. Домой он никого не водил: стеснялся бабу Лизу. В большинстве случаев брал ключ у Кузьмина от его дачи. Да и не припомнит что – то Кузьмин никаких конфликтов у Беркутова с женским полом! Он и с замужними дамами дела не имел, благо в прокуратуре полно молодых, хорошеньких и свободных. И все – таки Кузьмину что – то подсказывало, что фейерверк в квартире вполне могла замыслить и женщина. И еще странности с выстрелом. Никакой мужчина не выберет такую неудобную огневую точку: за мусорными бачками находится глухая кирпичная стена, до ближайшего выхода со двора вдоль нее бежать не меньше сотни метров. Шансов благополучно удрать минимум. Но ей (или все же ему) удалось. Если бы эта Галина Голованова не споткнулась, то ее трофеем была бы не обувь, а сам ее владелец. Кстати, почему кроссовка с ноги соскочила? Странно, шнуруются спортивные тапки довольно туго и сами собой с ноги не соскальзывают, даже если и потянуть! Это могло быть только в одном случае: велика обувка хозяину! А если так, то хозяин вовсе не хозяин, а хозяйка: найти мужчину с ногой меньше сорокового размера маловероятно.
И подмена лекарства в больнице тоже уж как – то по – женски. Мужик скорее бы отключил всю систему начисто. Или, на худой конец, подушкой придушил спящего раненого.
Вдруг Кузьмин резко остановился. "Ой, елки! Ну, да! Как же я раньше не догадался!", – он развернулся и побежал к машине, которую он оставил на проезжей части. "Возвращаемся в больницу", – коротко бросил он задремавшему сержанту.
Глава 43
Валентина Прокофьевна Романова тяжело опустилась на табурет. Глядя на закипавший в кастрюле бульон, она мысленно сосчитала до десяти. Встать даже на счет десять ей удалось с трудом. Эта "считалочка" помогала ей всегда, с самых первых лет жизни с мужем. Да и научил ее нехитрому приему тоже он. Как – то раз, когда она не смогла себя заставить вскочить с постели в пять утра, чтобы проводить тогда еще молодого лейтенанта на учения, тот разозлился не на шутку. Вернувшись через три дня, усталый, но довольный – командование его отметило за отличную подготовку личного состава – он решил провести учения и дома.
– Слушать мою команду, – приказал он Валентине, – С этого дня будешь вставать на счет "десять"!
– Как это? – опешила она.
– Просто. Считаешь до десяти и при слове "десять" – делаешь то, что не хочешь.
– А если я не хочу делать, что не хочу? – немного путано спросила Валя.
– А если не хочешь, тогда я считаю до десяти, и ты собираешь вещи и едешь в Москву, к маме.
– Но я беременна! – выпалила она новость, которой хотела порадовать мужа вечером, за празднично накрытым столом.
– Тем более. Тебе уже сейчас трудно, а с ребенком будет еще труднее, поэтому готовь себя заранее. Дисциплина, Валька, в жизни главное!
– А я думала, главное – любовь, – пролепетала Валечка. В этот момент она поняла, что мама была права, отговаривая дочь от брака с военным. В их семье никто никем не командовал, а слова "спасибо" и "пожалуйста" сопровождали даже самую незначительную просьбу. Но Валечка очень сильно была влюблена в мужа, поэтому только вздохнула и сказала:
– Я попробую.
– Вот и молодец! А что ты там про беременность говорила?
– Сегодня я была у врача, срок – восемь недель, – Валентина уже и не знала, радоваться ли ей.
– Здорово!
– Ты рад? – она с надеждой посмотрела на мужа.
– Конечно, рад! – приосанился тот, – Я всегда знал, что у нас получится! Родишь парня, похожего на меня!
– А девочку? – тихо спросила Валя.
– Девочку? Какую еще девочку?! – он с сомнением глянул на жену, – Что это ты там себе придумала? Будет сын и точка.
Валя с удивлением отметила, что ее муж свято верит, что будет так, как он сказал. "Что это – дремучесть или у меня муж обыкновенный самодур?" – впервые задумалась она.
Родилась дочь. Романов был в это время на учениях, где – то в Казахских степях, поэтому из роддома ее забирала жена командира части. Она же и помогала ей в первые дни. Ее дочери были уже взрослыми, старшая недавно вышла замуж и уехала с мужем в Москву.
Валентина Прокофьевна поморщилась: спина болела немилосердно, не помогла даже таблетка пенталгина, обычно приглушавшая боль надолго. В кухню, позевывая и по – старчески шаркая тапочками, вошла дочь. Пижамная кофта туго обтягивала живот, полные бедра заметно колыхались под тонкой тканью брюк. "Господи, как она растолстела! Килограммов девяносто, не меньше!" – Валентина Прокофьевна сама лишнего веса никогда не имела, ей бы и хотелось прибавить пяток кило, но не получалось.
– Привет, мамуля, – Лера поцеловала мать в седой висок.
– Доброе утро, Лерочка. Блинчики будешь?
Лера уже и без того схватила с тарелки блинчик и, свернув его трубочкой, обмакнула в розетку со сметаной. Валентина Прокофьевна налила чай в кружку. Положив три ложки сахара, она пододвинула ее дочери. И Романов и Лера пили чай и кофе из поллитровых емкостей, напоминающих, скорее, плошки для борща. Причем доливали жидкость в них несколько раз за один присест. Сама хозяйка предпочитала небольшую, изящную чашку из сервиза, подаренного им с мужем еще на свадьбу. От сервиза уже почти ничего не осталось, но одна чашка и молочник кочевали с Романовыми по гарнизонам до последнего пристанища – квартиры в Самаре.
– Лерочка, что ты собираешься сегодня делать?
Лера не ответила. У Валентины Прокофьевны почему – то тревожно сжалось сердце. Ее дочь очень изменилась в последнее время. Обычно Лера вставала очень поздно, чуть ли не в полдень, так как досматривала ночью очередной сериал. Во время завтрака она подробно рассказывала матери содержание серии, комментируя и обсуждая поведение героев. Валентина Прокофьевна старалась не показать дочери, насколько ей это не интересно, сама она жила вполне реальной жизнью, хлопот и забот по дому ей хватало вполне. Но Лера, особенно после развода с Егором, ушла "в телевизор" полностью. Она могла по нескольку дней не выходить из дома, не переодеваясь из пижамы и не причесываясь. Иногда двум ее приятельницам, одиноким и веселым дамочкам, по просьбе Валентины Прокофьевны удавалось вытащить ее в кафешку, но они потом сами жалели об этом: Лера сидела с кислой физиономией, с тоской поглядывая на часы. Ни о каких знакомствах с кавалерами речи не шло. Сначала они думали, что она переживает развод и не может забыть своего бывшего мужа. Но нет, спросив ее о Беркутове, они в ответ получили только удивленно вскинутые брови и полное непонимание: "Это что это вдруг вы о нем?". Доложив Валентине Прокофьевне, что Лера и не вспоминает свой распавшийся брак, они развели руками, мол, мы сделали, что могли. Валентина Прокофьевна успокоилась. Ну, пусть уж смотрит телевизор. Однако она все чаще присматривалась к дочери. Однажды, зайдя к ней в спальню, она увидела, что та плачет навзрыд, размазывая слезы кулаками по щекам, как она делала только в детстве. Подумав, что дочь переживает за экранного героя, она посмотрела на телевизор, но он был выключен. Но, Лера держала в руке пульт. Испугавшись, Валентина Прокофьевна, кинулась к дочери. Но Лера неожиданно зло зыркнув на мать, процедила сквозь зубы: "Уйди". Валентина Прокофьевна включила маленький телевизор на кухне. Пощелкав пультом, она удивилась: ни по одному из каналов сериал не показывали. Впрочем, и работал только СКАт. Валентина Прокофьевна присмотрелась: шел репортаж о вчерашнем взрыве в метро. "Что ее могло так расстроить?" – задала она себе вопрос. Через полчаса хлопнула входная дверь – дочь куда – то ушла. С этого дня она уходила часто. Молча, ничего не говоря матери. Иногда ее не было час – полтора, а как – то вечером, уйдя после ужина, она вернулась за полночь. Валентина Прокофьевна долго не спала, ждала ее, но все равно пропустила ее возвращение. Пока она, полусонная, вставала с кровати, Лера тихо прошмыгнула к себе в комнату и закрылась на защелку. Валентина Прокофьевна, кормя утром мужа завтраком, долго не могла решиться рассказать ему об этих отлучках дочери. В конце концов, когда Романов съел тарелку каши, запил ее большой кружкой кофе с молоком и, довольный, откинулся на спинку стула, она решилась. Выслушав жену, Романов посмотрел на нее и спросил: "И что? Ей сколько лет, мать? Баба она свободная, так чего ж ей не погулять?". Мысль о том, что Лера встречается с поклонником, как – то в голову Валентине Прокофьевне не приходила. "А ведь это самое простое объяснение", – подумала она тогда. Сомнения остались, но она загнала их в самый дальний угол своего сознания.
Да, она любила свою дочь. С первой минуты, как увидела ее красноватое, сморщенное в плаче, личико. Вернувшийся из командировки Романов, узнав, что у него родился не сын, напился в тот же день до беспамятства. Утром, проснувшись с головной болью, он никак не мог понять, что за звук так настойчиво прорывается сквозь похмельный гул. Толкнув ногой дверь маленькой комнаты, он невольно закрыл уши руками. В деревянной кроватке лежала его дочь и заливалась отчаянным плачем. Он взял ее на руки, сам до конца не понимая, зачем он это делает. Девочка тут же смолкла. Глазки приоткрылись, маленький ротик чмокнул, и Романов с удивлением увидел, что на кукольном личике расцвела самая настоящая улыбка.
– Валька, Валька, иди сюда скорее, она улыбается, – заорал он.
Валентина, уже несколько минут наблюдавшая эту сцену, спокойно подошла к мужу.
– Не кричи так, испугаешь. Правда, она красавица?
– Вся в тебя, – Романов с нежностью посмотрел на жену.
С этого момента Валентина Прокофьевна четко знала: у нее есть любящий муж, у дочки – любящий отец. Она даже не стала возражать, когда Романов назвал дочь Валерией: имя ей не нравилось. "Не Ирочка, так Лерочка", – успокаивала она себя.
"Мы оба виноваты, что Лерка выросла такая. Избаловали. Моя вина, конечно, больше, я – мать", – Валентина Прокофьевна опять грустно посмотрела на дочь.
Романов пытался воспитывать ребенка по – своему. Утренняя зарядка, растирание, лыжи, а летом – плавание. Лера занимала призовые места в соревнованиях по бегу и прыжкам в высоту. А в одиннадцать лет случилась беда. Когда она плавала в речке, ей свело судорогой ногу. Захлебываясь, она попыталась звать на помощь, но ее никто не слышал. Если бы не одинокий рыбак, случайно заметивший ее со своей лодки, она бы утонула. С этого дня она стала бояться всего: высоты, скорости, темноты. Она часто падала в обмороки. И еще: она стремительно набирала вес. Врачи маленького городка только разводили руками.
Какими путями Романову удалось добиться перевода в Куйбышев, Валентина Пркофьевна не знала. Через полгода они переехал в крошечную "двушку". В областной больнице Лере быстро поставили диагноз и начали лечить. Вот тогда и допустили они с мужем ошибку. Ни в чем не отказывая больному ребенку, они сами не заметили, что из нее выросла капризная, истеричная девица. Лечение давно закончилось, набранные во время болезни килограммы растаяли, а Романов и, особенно она, Валентина Прокофьевна, продолжали баловать свою дочь. Страх, что вернется болезнь, делал их слабыми. Школу Лера закончила неожиданно хорошо. Еще более неожиданным оказалось то, что она поступила в медицинский институт. А потом в ее жизни появился Беркутов…
Дочь доела последний блинчик с тарелки и стала вставать из – за стола. Задев животом кружевную скатерть, она потянула ее за собой. Молочник, стоявший в центре стола, упал. Валентина Прокофьевна, схватив тряпку, кинулась вытирать белую лужицу. Лера, не обращая внимания на мать, вышла из кухни. "Да что ж такое!" – В Валентине Прокофьевне стало просыпаться раздражение, – "Нельзя же быть такой неуклюжей!". Прополоскав тряпку, она повесила ее на специальный крючок на внутренней стороне дверцы мойки: в квартире, может быть только за исключением комнаты дочери, царил почти армейский порядок.
Глава 44
Лилечка ехала в такси и еле сдерживалась, чтобы не начать возмущаться в голос. Это ничтожество еще посмело ей угрожать! Она уже, наверное, в сотый раз прокручивала сцену "изъятия" документов из сейфа Дубенко. По мере приближения к прокуратуре настроение у помощника ее шефа начало заметно портиться. Стоило поставить машину на стоянку, как Лилечка с удивлением заметила, что на его лице опять появляется выражение затравленности, а взгляд ускользает в сторону. "Так, мне кажется или мне придется проворачивать это дельце одной", – подумала она, протягивая пропуск дежурному. Ее самые плохие предположения оправдались: Стрельцов не только не захотел ей помогать, он, как только она подошла к сейфу, тут же куда – то смылся. Лилечку обуяла здоровая злость. Ну и шут с ним! Она вполне справиться одна. Набрав нужную комбинацию, она потянула за ручку. Есть! Заглянув в глубину железного ящика, она облегченно вздохнула: папочки лежали аккуратной стопкой, а в дальнем углу стояла небольшая картонная коробка. "Это еще что?", – Лилечка потянула коробку на себя. "Кассеты! Представляю, что на них!". Она бегло просмотрела фамилии на папках. "Ого! Однако смело! Интересно, как бы Дубенко смог это использовать!" – некоторые имена не сходили с первых полос местных газет. Материалов на Беркутова не было. Вынув пленки из коробки и положив их в пакет с пластиковыми папками, она захлопнула дверцу сейфа.
В приемной послышались шаги. Лилечка быстро сунула пакет в тумбу письменного стола и сделала вид, что поправляет карандаши и ручки.
Стрельцов вошел в кабинет с кейсом в руках.
– Я принес все, что касается Беркутова и Щеглова. Нужно положить в сейф.