"Какая трогательно-неуклюжая попытка - хоть и ребенок, но уже юная женщина, хочет казаться взрослой и так незамысловато, прямолинейно кокетничает…"
Они спустились в университетский сквер и нашли отдаленную скамейку. Разговор начал он, задавая ей какие-то общие вопросы, пытаясь побольше узнать о ней, но, в основном, просто для того, чтобы она могла что-то говорить, а он, без опасения казаться назойливым, мог бы смотреть на нее, любуясь нежным овалом ее лица, тонкой шейкой, кожей, изящными руками… Он изучал ее с жадностью, взглядом охватывая всю сразу, а затем вдруг с восторгом на чем-то останавливался, открывая в ней все новые и новые прелести…
Такого с ним никогда не происходило… Раньше, с женой, все было совсем иное, иначе - проще, конкретнее… с годами все вообще куда-то подевалось и забылось, остались лишь привычка да еще это давящее чувство вечно невыполненного долга перед ней, спасительницей, которое из-за ее ненасытности невозможно было отработать, уничтожившее все - даже теплоту и дружбу… И еще эта ее вечная бомбардировка любовью…
Его нельзя было назвать пуританином, несмотря на внешне удачный брак и невероятную бдительность жены… В консерваторские же годы он вообще имел репутацию сердцееда, хотя никогда никого не добивался - просто, имея обширные знакомства в театрально-киношном мире, периодически вступал в легкие, без обязательств, отношения или, скорее, уступал, не мог устоять перед непреклонной волей своих кратковременных приятельниц, как правило, раскованных и эмансипированных дам. Нравы в этой среде были вполне свободными, да он и сам никогда не относил себя к монахам и не противился соблазнам. После женитьбы слегка расслабиться оказывалось возможным лишь в тех случаях, когда жена не сопровождала его, а такое бывало не часто. Когда же такой редкий шанс представлялся, все происходило хоть и слегка бездумно, но на вполне рациональной основе - просто вольница в своей среде, по взаимной договоренности, ни на что не претендующие, мимолетные встречи…
Казалось, что жизнь уже ничем не сможет удивить, все переведано-перепознано, пламенные восторги давно закончились, осталось одно - вполне конкретное мужское желание, которое не просто заметно, а семимильными шагами шло на убыль. Но восторженно-светлое состояние, накатившее сейчас, было непохожим ни на что, известное прежде, - впервые…
Заморосил мелкий дождь.
- Пора под крышу, - сказала она. - Ой, а мы ни о чем не успели поговорить… У вас, наверное, столько дел, а я тут со своими глупостями…
- Ну что вы, Мариша, я буду очень рад, если смогу помочь, хотя на сегодня у меня все действительно расписано. Если вы едете домой, я вас подвезу, а вот в следующий раз мы обязательно займемся вашей статьей…
- Большое спасибо… Здорово, что вы на машине, я тоже жутко тороплюсь - в пять встреча с научным руководителем, а у меня, как всегда, полный цейтнот, нужно успеть привести в какую-нибудь систему все примеры…
- Примеры?
- Да, речь идет о материале для одной из этих дурацких курсовых, от которых тошнит…
- Почему дурацких?
- А спросите тех, кто предлагает эти высосанные из пальца темы, с претензией на научный поиск, хотя всем известно, что примеры просто-напросто подгоняются под очередную надуманную теорию. Впрочем, некоторые сокурсники обожают копаться в текстах, выискивая разные тонкости. Но только не я…
- А что бы вы предложили вместо такой системы?
- Изучение еще одного иностранного языка, обязательно с поездкой за рубеж, а также дополнительные гуманитарные курсы - по выбору… и массу письменных эссе с последующими устными презентациями - на самые разные темы, включая и специальные, филологические, чтобы научиться самостоятельно мыслить и толково излагать, а не подтасовывать и заучивать наизусть чужое…
- С таким независимым характером вам, должно быть, не просто…
- Не просто потому, что не туда попала… Нужно было поступать на журфак. Ничего, терпеть осталось недолго, еще полтора года и - свобода… А пока приходится корпеть… Вот и сейчас именно тот самый авральный случай - нужно что-нибудь срочно изобразить… Месяц назад получила отзыв - дословно цитирую свою научную руководительницу: "Хотя материал собран и даже слегка систематизирован, он недостаточно разнообразен и нуждается в более солидном теоретическом обосновании"… В переводе на нормальный русский сие означает - дело дрянь и текст еще сырой. Да я и сама знаю - никуда не годный опус… Но не будем огорчаться, как принято говорить у нас на факультете, а засучим рукава и разложим картотеку заново - авось и осенит… Можно, я оставлю вам свой телефон? Позвоните, когда у вас будет время.
Ее открытость, несомненное чувство юмора и эта трогательная доверчивость - очевидное следствие неопытности - немного смущали его.
"Просто прелесть, озорной и свежий взгляд на мир, при этом - умненькая и до чего непосредственна! Но лучше не обольщаться - девочка видит во мне только мэтра", - думал он.
Им повезло - не успели они сесть в машину, как хлынул дождь. До Мосфильмовской, где она жила, было рукой подать… Он, который раньше мог вообразить любые оттенки земного и небесного и выразить их в музыкальных каскадах, за эти десять минут не издал ни звука - мучительно соображал и не мог найти подходящие для прощания слова…
Но говорить не пришлось - она опередила его, написав номер своего телефона на вырванном из тетради листке, который он свернул и бережно положил в карман.
- До свиданья, я очень буду ждать звонка, - сказала она и протянула ему руку.
Он на минуту задержал ее холодные тонкие пальцы в своей руке и застыл.
Она некоторое время серьезно и прямо смотрела на него, потом осторожно высвободила руку, выскользнула из машины, оглянулась - длинные волосы за спиной взметнулись темной волной… Спасаясь от дождя, перепрыгивая через лужи, она ракетой понеслась к подъезду, на бегу махнув ему рукой.
ГЛАВА 3
Он ехал в домой, не разбирая дороги, раздумывая над случившимся, и не заметил, как проскочил свой поворот. Эта встреча совершенно выбила его из привычного, годами устоявшегося ритма. Он был испуган, взволнован, смущен, раздосадован - начисто потерял покой, потому что ни на минуту не мог забыть о ней…
Ее юный возраст действовал отрезвляюще.
"Старый греховодник, совратитель малолетних, только что едва тлел, а теперь вот - на тебе, не прочь заняться растлением", - мысленно скаламбурил он…
Это же просто невозможно, настоящее помрачение рассудка! Впервые в жизни получил такое потрясение, и от кого - от девчонки того же возраста, что и его собственная дочь! Да она, наверное, сейчас потешается над ним, вспоминая, как он вцепился в ее руку!
"Все-таки повод со статьей - явно надуманный, - снова, умиляясь, подумал он. - Чего стоят эти любопытные мордашки, заглядывающие в дверь, явно посвященные в игру…"
Неужели она придумала историю со статьей, чтобы найти повод для встречи с ним? Если да, это значит, она загорелась еще раньше…
Поверить в это было трудно, почти невозможно, хоть и очень хотелось…
А с другой стороны, почему бы и нет? Ведь он же знает, что юные девицы нередко влюбляются в мужчин… скажем… зрелых, солидных, с опытом… пусть и не первой молодости…
Если бы так…
Ему захотелось отгородиться от всех, но пришлось вступать в разговор - жена встретила его в своей обычно-замороженной манере светской львицы, которую он давно не переносил, и в очередной раз напомнила о юбилее.
Какой контраст - юная, свежая, вся - естественность, порыв, и…
"Нет, кощунственно даже пытаться сравнивать", - сказал он себе. И не стал этим заниматься.
Он даже представить себе не мог, что еще способен на такое непредвиденное волнение - стало быть, не оскудел до конца, есть еще кое-какие искры внутри…
Несколько дней он прожил в тумане, вспоминая встречу и перелистывая стихи… Да, действительно - "Все женщины ведут в туманы", только вот туманы эти бывают совсем разного свойства…
Зачем-то начал перебирать в памяти все известные ему случаи возрастного мезальянса - картина, за редким исключением, оказалась малосимпатичной. В основном - молодящиеся именитые бодрячки со знающими себе и всему и вся цену молодыми щучками.
Хотя она - совершенно другая, не похожая ни на кого… такая искренность ни играть, ни лгать не сможет, какое-то чудо природы…
Но стоит ли относиться к этому всерьез, воспринимать приятную случайность, мимолетную встречу как огромное событие, поворот в судьбе? Вряд ли… Более того, нужно немедленно выключиться из этого слишком захватывающе-прекрасного, стремительного, но абсолютно нереального жизненного сюжета - пусть все окончится, не начавшись, останется непознанной до конца тайной, нежным страданием по чему-то несбыточному, негой перед сном, мечтой во сне…
Впрочем, вспоминать и мечтать было хоть и приятно, но явно недостаточно, потому что эти глаза и ладошка уже начали приобретать над ним такую власть, что никакие логические построения и остатки здравомыслия уже не могли убедить его ни в чем и постепенно стали меркнуть перед единственным желанием - увидеть ее еще раз…
Как все совестливые и нерешительные люди, он немедленно почувствовал безотчетный страх и комплекс вины перед женой и дочерью, еще ничего не совершив, ведь он понимал - это не просто невинная шалость, приятный пустячок, как бывало не раз, а омут, неизведанная глубина, которая не только будоражила и притягивала, но и таила в себе опасность…
Вернувшись домой после очередной лекции, которую провел как во сне, он уединился в кабинете. Жене сказал, что ему надо кое-что освежить в памяти перед заключительной лекцией, и попросил не беспокоить. Закрывшись изнутри, он начал просматривать старые записи и отбирать нужный материал. Но делал это рассеянно, почти механически, не вникая в смысл текстов, потому что был полон совсем другим… Он то вспоминал подробности этого неожиданно свалившегося на него счастья: ее глаза, жесты, улыбку, смех - все, что успел разглядеть и почувствовать в ней, с нежностью прокручивая в памяти от начала до конца, кадр за кадром, весь недолгий фильм этой встречи, то периодически впадал в мрачное состояние… Он не понимал, как теперь жить с этим, и продолжал изводить себя риторическими вопросами: начинать интрижку стареющего мужчины с юной, неопытной девушкой, ровесницей дочери, его студенткой? А потом? Как жить дальше? Всех обманывать? И как, вообще, все это делается… на продолжительной основе? И где?
Ведь он же просто смешон в роли любовника юной красавицы - в его-то перезрелом возрасте! Да, возраст есть возраст, и никуда от этого не денешься - "свое отмеряют часы и года"… начал седеть, толстеть… И эти чертовы залысины, что же делать с ними?.. А не постричься ли покороче?.. Говорят, короткие стрижки молодят…
Он критически оглядел себя в зеркале - в общем, давно не вариант для подиума, ну так что ж? Влюбляются ведь не в форму носа и не в буйство шевелюры… Виски, конечно, седоваты, но, пожалуй, не только не портят его, но даже, наоборот, придают некоторую импозантность… Морщин почти не видно, фигура еще вполне спортивная, хотя живот уже наметился, но, при желании, от него ничего не стоит избавиться… Сегодня же он и займется этим - минеральная вода и никакого ужина, голод - лучший способ спустить несколько лишних килограммов.
Изнуренный раздумьями, диетой и спортом - удивленной жене пришлось объяснять свои новые пристрастия тем, что не хочет расползаться, как Старков, якобы накануне встреченный им, - он сопротивлялся еще несколько дней и, не выдержав борьбы с собой, набрал ее номер, мысленно подбадривая себя:
"Да что я мечусь, как премудрый пескарь? Душа давно застыла, а тут - такая вольтова дуга, наповал! Давно пора освежить душу… Такое счастье привалило, а я еще раздумываю… Может, она - мой единственный, последний шанс… Будь, что будет - поплыву по течению…"
* * *
И поплыл - началась странная двойная жизнь, где восторги сменялись тревогами и страхами перед будущим, ожидания встреч переходили в угрызения совести, и все это сопровождалось постоянными мыслями - что же делать? Как никого не обидеть, не потерять, всех сохранить и что-то решить, ничего не меняя?
Она не вошла, а ворвалась в его жизнь, внеся в нее не только смятение, но и настоящую муку и безумный, неведомый раньше восторг. Он вдруг осознал, что до этой встречи все было или жалкой прозой жизни, или сплошной фантазией, когда, уединяясь в глубинах музыки, он лишь придумывал себе жизнь, подчиняясь воображению, созерцая, наблюдая, анализируя, домысливая, подсматривая за ней, в лучшем случае - сопереживая…
Теперь все изменилось - он начал открывать ее для себя заново, из призрачной она становилась реальной, и волшебство этой реальности было захватывающим, упоительным, невероятно поэтическим, несмотря на примитивность обстановки, в которой приходилось встречаться…
А встречались они в самых разных точках Москвы, в самое непредсказуемое время, где придется - в чужих квартирах, на дачах… Адреса часто менялись, но иногда и повторялись. Когда ей не удавалось достать заветный ключ, встречи происходили либо в его машине где-нибудь в укромном уголке города, если была плохая погода, либо за городом, в лесной зоне, если погода была хорошая.
Теперь не только не было никакого убывания, а наоборот, нахлынувший собственный пыл потряс его самого… Это был какой-то нескончаемый поток романтического восторга и чувственности, постоянное воспламенение уже при одной лишь мысли о ней. Такого полного страстного чувства у него не было никогда даже в молодости…
Вырываться из дома было непросто, и он замучился ловчить, изобретая объяснения для своих участившихся выездов. Пришлось ссылаться на оперу и выдумывать версию о необходимости просмотра старых партитур - для общего настроения и вхождения в атмосферу екатерининской эпохи, а это было связано с периодическими посещениями библиотек, что автоматически означало выезды в город. Кажется, жена поверила в эту версию, и все понемногу начало устраиваться.
В ожидании встреч свое лихорадочно-восторженное состояние он топил в работе, и опера писалась полным ходом - будоражащее, взвинченное либретто как нельзя лучше сочеталось с его собственным потерянно-восторженным состоянием. Наконец он ухватил за хвост эту изменчивую птицу - вдохновение, он больше не боялся этого слова, потому что теперь сами собой явились все полузабытые творческие ощущения лучших лет…
Она никогда не звонила ему домой - так они условились. Звонил он сам, в назначенное время, уединившись в кабинете, и она поспешно называла ему очередной адрес, который он быстро записывал, а потом, повторив его несколько раз про себя, сразу уничтожал бумагу как самый заправский разведчик…
Он понимал, что бесконечно это продолжаться не может, у каждой любовной истории бывает своя развязка, свой конец, и скоро ему придется выбирать, но страстное чувство настолько захватило его, что ни о каком выборе, а тем более завершении, думать не хотелось. Наоборот, он пытался оттянуть развязку, отгоняя мысли о неизбежности конца, но это полностью овладевшее им чувство не могло существовать отдельно, само по себе, оно начало менять его сущность, характер - появилась какая-то небывалая смелость, даже бравада, а с ними и уверенность в том, что все постепенно утрясется, он все преодолеет, со всем справится… Он неожиданно перестал думать о возрасте, пределах, ощутил себя сильным, готовым на поступки, о которых пока имел смутное представление.
Бегать пр лесочкам, прятаться, зависеть от капризов погоды или от чьих-то командировок ему надоело, и решив, что пора снять квартиру, он занялся ее поисками. Такой решительный шаг делался впервые в жизни и означал для него - многое…
Но, как часто бывает, жизнь опередила его, внеся свои коррективы. Случилось то, о чем он и не думал, чего меньше всего ожидал - на очередном свидании Марина закатила ему скандал и в полной истерике потребовала немедленного развода с женой, заявив, что ждет от него ребенка…
До этого он уже начал понемногу привыкать к мысли о необходимости перемен и даже иногда представлял себе их совместную жизнь, но ни разу не подумал о такой невероятной возможности - эта новость требовала мгновенной развязки.
- У тебя будет ребенок?.. Когда?
- Не только у меня, у тебя - тоже… через пять месяцев…
- А почему ты столько молчала?
- Скрывала от всех, потому что хотела сделать аборт… Думаешь, я хотела подловить тебя?
- Что значит - хотела подловить?
- А то и значит - женить на себе… Я не планировала ни выходить замуж, ни рожать… Но придется делать и то, и другое… Если бы ты знал, как мерзко ходить одной по этим гнусным абортариям! У нас аборты хоть и разрешены, но все так трудно устроено… везде по разным причинам, но мне не удалось организовать операцию, а сейчас уже слишком поздно и опасно что-либо предпринимать… Иди и немедленно разводись, ведь нам придется срочно регистрироваться… Боюсь, что через неделю-другую мне уже не удастся этого скрыть - не помогут никакие шарфы и пончо…
- Твоя мать уже знает?
- Конечно, нет! Она вообще ничего не подозревает, и я с ужасом думаю о том, как преподнести ей эту пилюлю…
- Да и я не знаю, как быть…
- Обещай мне, что ты меня не оставишь… я не справлюсь одна, ты же понимаешь, какой это для всех удар…
Шоковое состояние, в которое повергло его это известие, настолько лишило его каких бы то ни было способностей соображать, что он тут же пообещал ей все… но только после разговора с женой… он не может уйти так сразу, ничего не объяснив ей…
Усевшись в машину, он долго не мог сообразить, как она заводится, а вспомнив, медленно поехал, почти не разбирая дороги, не думая ни о чем, просто оттягивая время объяснения с женой. К вечеру голод и усталость взяли свое, и он наконец выехал на Зарядьевское шоссе, ведущее к дому.
Самое непонятное заключалось в том, что домой он ехал не только с ощущением вины и страха, но и с какой-то неясной и тайной надеждой…
Он не очень представлял себе, с чего начнет и чем закончит этот разговор, он лишь надеялся на то, что все произойдет само собой - она все поймет, поможет, спасет… ведь так бывало всегда.
Подъехав к дому, он с минуту постоял перед дверью, а потом решительно открыл ее. Последнее, о чем он успел подумать, было - у его ребенка должен быть отец.