* * *
Они часто вспоминали свое прошлое и себя, какими тогда были. У Одиль не было оттенков, полутонов, граней, все было максимально, и их общие друзья так и называли ее - мадемуазель Водоворот, Ураган, Вихрь; все воспринималось и исполнялось ею истово, с куражом, с неистощимой фантазией - дружба, работа, праздники, вечеринки, отдых… Так же восприняла она и свою любовь - фанатично, отдаваясь ей до конца.
Ее бурная натура требовала сиюминутного подтверждения и доказательств ответных чувств слишком часто, без учета возможностей его характера, состояния, настроения, и в результате то, что питало ее, изматывало его.
Первый разрыв так и произошел - ее вечная одержимость и максимализм столкнулись с его неискушенностью и прямолинейной искренностью. Теперь она понимает, что дипломатами они были плохими, играть вообще не умели, не хотели и не прощали друг другу ничего, потому что чувства слишком переполняли их. Особенно ее - ведь и в тот раз виновата была именно она, вот и нарвалась на ссору.
После бурных объятий, когда он, рухнув, приходил в себя, она все еще была в полете и желала новых признаний, изводя его извечным женским вопросом - любит ли он ее больше жизни, больше всего на свете. Влюбленные мужчины легко отвечают на этот вопрос утвердительно. Но он задумался и сказал:
- Я не могу ответить на этот вопрос… это ведь невозможно проверить, а если я берусь что-либо утверждать, то знаю это наверняка. Извини за такое неуклюжее объяснение, но привык быть честным вообще, а с тобой не хочу ничего выдумывать - в особенности…
Сейчас им обоим кажется смешным и наивным и ее вопрос, и его занудный ответ, а тогда покатилось снежным комом:
- Ах, значит, это - игра в одни ворота, значит, я - люблю, а ты - просто меня используешь…
И все остальное, что в таких случаях говорится, она сказала тогда - накручивая себя, веря в его будущее предательство, свое одиночество и отчаяние… После чего, без пауз, последовала бурная развязка в ее духе - слезы, лихорадочное одевание, хлопанье дверью и отъезд к вечной утешительнице - маме.
Вспоминая себя, какой она была десять лет назад, она удивляется собственной расточительности, которую проще всего списать на темперамент и бездумность молодости. Если задуматься, то можно ужаснуться - сколько же прекрасного времени и возможностей было упущено! Как бездарно было жить одними эмоциями, а разум включать, лишь когда жизнь заходит за черту, заводит в тупик и ничего уже невозможно исправить, потому что кто-то другой, с более холодной головой и, может быть, не более любящий, без труда завоевывает того, ради которого ты готова на все!
После этой первой размолвки ссоры начали повторяться с регулярной последовательностью - ее одержимость и бурный темперамент заглушали все остальные голоса. Любовь, рассудок, нежность, сострадание, сожаление, угрызения совести приходили на помощь позже. Зато примирения были так сладостны, что он, не удержавшись, нередко говорил:
- Ради таких минут стоит жить…
Он признался ей, что ни разу не произнес этих слов жене, потому что таких заоблачных минут в его жизни с ней никогда не было…
ГЛАВА 3
Одиль до сих пор не понимает, как ей удалось выдержать тот телефонный разговор с Клер и пережить их разрыв. Виктор, после очередной ссоры, уехал по делам в Москву; поостыв, она вернулась в его холостяцкую квартиру и, забыв все обиды, занялась уборкой и перестановкой мебели. В радостном нетерпении бросилась к телефону, когда раздался звонок.
Звонила Клер, как она сказала, - по просьбе Виктора. Она попросила оставить ключи у консьержа, не осложнять ситуации и не искать с ним встреч - у него новое увлечение и вполне серьезные намерения. Вот так - коротко и просто, всего несколько слов, которые перечеркивали всю ее жизнь…
Одиль в полной панике бросилась звонить ему домой и в офис, но не смогла добраться до него - домашний телефон молчал, а на работе секретарша произносила одну и ту же фразу - "его нет и неизвестно, когда он будет"…
Избежать встречи ему все же не удалось - она подстерегла его возле дома, прождав более трех часов в машине. Он должен был сам подтвердить эту невероятную новость, он не может, не имеет права так небрежно обходиться с ней…
- Скажи, что это - неправда…
- Это - правда, прости меня и отпусти…
- Ты стал счастливее? Ты ее действительно любишь?..
- Не так, как тебя… С ней спокойно и надежно, а я устал от потрясений. Давай расстанемся без сцен и постараемся остаться друзьями…
Больше она не могла ничего слушать - зажав уши, в беспамятстве бежала, забыв о машине, а когда пришла в себя, было уже темно. Она сидела на скамейке, недалеко от дома родителей, но не могла вспомнить, как оказалась там…
Она проспала целые сутки, а проснувшись, решила, что должна немедленно куда-нибудь уехать, все равно куда, работать она сейчас не сможет, а думать ни о чем не хочет… Нужно срочно взять отпуск.
Договориться в редакции о двухнедельном отпуске было не трудно - босс явно благоволил к ней и ей были известны струны, на которые следовало нажимать в разговоре с ним, чтобы добиться своего…
От месье Лаваля зависело многое, и, зная о его трогательном внимании к ней, она была с ним мила. Физическая близость с мужчиной такого уровня не была ей противна, она шла на нее вполне сознательно, считая ее не только допустимой, но и оправданной. Все это вовсе не означало никаких потерь, более того, это было даже приобретением - другого, своеобразного опыта… Она не выносила критики в свой адрес, поэтому ни с кем не делилась информацией при подобных отклонениях от магистрального курса. Такие заходы назывались ею по-разному - прыжки в сторону, отвлечение от главной дороги, обход препятствия, блуждание в потемках, амуры вслепую, игра на ощупь… Маневры подобного рода не требовали включения чувств, не затрагивали душу - данные субстанции при этом отдыхали. Работало тело, и она, закрыв глаза и чуть плотнее сжав зубы, старалась ничего не фиксировать, и ей это вполне удавалось - излишнее морализирование автоматически отключалось… Воспринимать подобную реальность следовало просто - всего лишь как неизбежную часть успеха или, вернее, пути к достижению определенной цели, что, по ее мнению, вовсе не означало измены - она же точно знала, кого любит, и это было главным…
А теперь этими отношениями вообще было глупо пренебрегать… Существует же теория стакана воды, придуманная мужчинами в свое оправдание, почему бы и женщине не воспользоваться ею в трудную минуту?
Одиль по своей природе была экстравертом и человеком активным, поэтому и тут она интуитивно искала действенный выход из тупика, в котором оказалась не по своей воле, - сбежать от всего казалось ей лучшим, да, пожалуй что, и единственным выходом.
Получив отпуск и поразмыслив, она отказалась от первоначального желания отправиться в круиз или в туристическую поездку - ведь там все равно пришлось бы оставаться наедине с собой и со своими мыслями. Имелись и другие возможности поездок, в частности, визиты к друзьям, по разным причинам жившим в настоящее время в разных городах и странах. Она начала со звонка подруге в Лондон и, ничего не объясняя, сказала, что наконец решилась выбраться в Англию. Первый звонок оказался и последним, Одиль по реакции подруги сразу почувствовала, что стоит отправиться именно к ней.
Шанталь была счастлива - наконец-то увидятся и наговорятся… Она пообещала оторваться на недельку от дел и пожить туристической жизнью вместе с ней.
Ее университетская подруга Шанталь уже три года жила в Лондоне, выйдя замуж за американца, который был шефом лондонского бюро телекомпании "Си-эн-эн". У них был удобный дом, оплачиваемый компанией, интересная работа; для жены с недолгим, но все же опытом работы на "Би-би-си" тоже нашлось место - пока что ее взяли внештатным корреспондентом в бюро. Она говорила: "Муж и жена единомышленники - это самые гармоничные отношения, это разговор на одном языке, полное ощущение плеча, поддержки друг друга, короче - полное слияние мыслей и чувств. Единственное, чего мне не хватает иногда - это старых друзей".
Одиль не слишком верила в идиллические отношения с мужчиной, она таких никогда не наблюдала, но неизменный оптимизм лучшей подруги заставил ее усомниться - а вдруг она, Одиль, ошибается?
Да, лучше всего поехать туда, где есть несомненно счастливые люди. Билет до Лондона был куплен без колебаний.
* * *
В самолете два соседних места оказались занятыми. Справа села пожилая марокканка в экзотическом балахоне и тюрбане, летевшая к своей замужней дочери, живущей в Лондоне, а слева - симпатичный, лет под сорок, француз-дипломат, работавший в посольстве Франции в Англии. Он возвращался в Лондон после отпуска, проведенного на собственной вилле в Ницце. Узнав, что Одиль будет в Лондоне частично предоставлена самой себе, он дал ей свою визитную карточку, пообещав с удовольствием взять на себя роль гида и ассистента в остальные дни.
Она заколебалась, но все же дала свой телефон. Так она познакомилась с Робером Дювалем, за которого через полгода вышла замуж, узнав, что Виктор женился. Но вначале это было не более чем приятное, ни к чему не обязывавшее знакомство.
Он предложил подвезти ее, но она отказалась, сославшись на то, что за ней приедет подруга. Она сразу почувствовала, что произвела на него впечатление, но голова ее была занята другим, и она даже не запомнила их первого разговора.
Брак Шанталь действительно оказался идеальным, но не только из-за того, что они были "единомышленниками". Уступчивость и легкость ее характера делали семейные ссоры практически невозможными, она умела находить смешное в любой ситуации и никогда не концентрировалась на мелочах - она их не замечала. На эту супружескую пару было приятно смотреть - веселость, живость ума и изящная, истинно французская игривость Шанталь прекрасно дополнялись обстоятельной неторопливостью и некоторой приземленностью Джона. На их отношениях легко было просчитать свои собственные промахи, и впервые Одиль задумалась о том, что умение создать красоту и легкость вокруг себя во всем, включая и любовь, - настоящее искусство и нелегкий труд, об этом нужно заботиться, здесь ничего нельзя пускать на самотек…
* * *
Шанталь предложила неделю насыщенной туристической жизни в Лондоне, который она неплохо знала. Париж для нее был "блеском и фантазией, а Лондон - колыбелью традиций и символом будущего", она так и называла его - "столица мира" и, влюбленная в этот, по ее словам, самый удивительный, особенный, ни на что не похожий город, готова была поделиться своей любовью с Одиль…
Им не нужен был гид - Шанталь сама была настоящим путеводителем.
Они начали утро с завтрака в маленьком кафе в Ковент-Гардене, где по преданию любил бывать Сэмюэл Джонсон, побродили по узким улочкам Сити, прошли к церквам и конюшням, которые, несмотря на бурлящую вокруг жизнь, так напоминали о средневековье. Прошли мимо зданий Парламента, Альберт-Холла, послушали военный оркестр в королевском парке. Затем были Вестминстер, Аббатство, где они отдали дань истории и ее великим именам, с трепетом произнося - Чосер, Теннисон, Дарвин, Ньютон, Гендель, Киплинг… Им удалось побывать даже на заседании парламента и с галереи для публики послушать дебаты, где Одиль заодно получила возможность познакомиться с превосходными образцами идеального оксфордского произношения, которое теперь даже в Британии так редко можно услышать…
Раньше ей казалось, что хождение с выпученными глазами и открытым ртом по известным туристическим маршрутам - стадная болезнь и занятие не для нее, но, совершив все положенное, вдруг поняла, что приобщение к вечному и великому - не просто слова, это действует как бальзам, успокаивает, умиротворяет и облагораживает…
На Оксфорд-стрит находилось множество недорогих магазинчиков, и они с удовольствием прервали свой маршрут, накупив массу подарков и мелочей для себя и для друзей. Фешенебельную Риджент-стрит с ее шикарными магазинами решили оставить на последний день, чтобы не спеша, с чувством насладиться шопингом и обновить свой гардероб.
Домой мчались на всех парусах, потому что нужно было успеть привести себя в порядок, ведь этот первый день предполагалось закончить также на ударной ноте - посещением Ковент-Гардена. Одиль осталась в полном восторге и от посещения этого знаменитого театра, и от "Билли Бада" Бенджамина Бриттена.
Наутро они еле встали и по своему состоянию поняли, что перебрали с историко-культурной программой - ноги гудели, двигаться не хотелось. Джон предложил им снизить темп и немного отдохнуть, а вечером отправиться в хорошей компании в какой-нибудь приличный паб, потому что быть в Лондоне и не сходить в паб - гениальное, по его выражению, изобретение британцев - непростительно, он этого допустить не может и проследит, чтобы этого не случилось…
Был выбран паб "Трафальгарская таверна", расположенный на берегу Темзы, рядом с Королевским морским колледжем, - заведение популярное и изысканное, с утонченным декором на морскую тематику и прелестным видом на Темзу. Вопреки расхожему мнению французов, гордящихся собственной кухней и считающих английскую пищу несъедобной, тамошняя кухня оказалась первоклассной.
Все остальное время было отдано посещению дворцов, музеев и галерей, которых в Лондоне великое множество, охватить их все было невозможно, да и такой непосильной задачи они не ставили перед собой, но за два дня что-то удалось обежать и кое-какое смутное впечатление у Одиль все-таки сохранилось. Она попросила прощения у Британского музея - четыре часа, отданные на его осмотр, были постыдно малой данью этой величайшей сокровищнице, но что поделаешь - на него не хватило бы и всей жизни…
Театральная программа, помимо оперы Бриттена, состояла из просмотра гвоздя сезона - постановки "Уходящий век" в театре "Ричмонд" и спектакля "Серебряная улица" в "Милфилде". Не обошлось и без Шекспира - в последний вечер они посмотрели новую трактовку "Двенадцатой ночи" в театре "Кортярд".
И, как договаривались заранее, выполнили план - закончили удачным набегом на Риджент-стрит, забив весь багажник и задние сиденья пакетами - нет, план они все-таки перевыполнили, значительно обновив свой гардероб.
Напоследок посидели в знаменитом кафе "Ройял", где Одиль, уже вполне успокоившись, без слез, сама заговорила о Викторе и сказала, что они расстались. Неделя суматошной жизни, заполненная историей, искусством, культурой и теплым общением, очень помогла ей. Да, место было выбрано правильно…
Она влюбилась в Лондон, он просто оглушил ее. Это был не город, а целый удивительный мир, который невозможно объять, недаром говорится - "Если вы устали от Лондона, то вы устали жить, потому что здесь есть все, чего можно ждать от жизни…" От Лондона она не устала, значит, жить можно было и дальше…
Вечером собралась шумная международная компания журналистов, друзей хозяев дома, - Шанталь устроила прелестную вечеринку в честь гостьи, демонстрируя еще одно бесценное свойство - умение великолепно готовить и изящно принимать гостей.
ГЛАВА 4
Обещанная Шанталь неделя промелькнула быстро - она должна была возвращаться на работу. В этот день Одиль решила отоспаться и съездить в библиотеку.
Но планы пришлось поменять. Утром, когда она еще нежилась в постели, зазвонил телефон - странно, кому она нужна здесь, в Лондоне? Хозяева звонить не будут - знают, что она еще спит, родителям она только что позвонила сама…
Это был Робер с заманчивым приглашением посетить Шотландию - он летит туда по делам, и если она готова присоединиться, то закажет билет на самолет и для нее…
Одиль ни разу не вспомнила о своем новом знакомом и о том, что он обещал быть ее гидом, а вот он, оказывается, не забыл и готов приступить к своим обязанностям прямо завтра.
Она заколебалась - обычно легкая на подъем, она не была готова к новому аккорду совсем с незнакомым человеком, потому что еще жила прошлым…
- Решайтесь и ни о чем не беспокойтесь, вас эта поездка ни к чему не обязывает. В Шотландию вы в одиночестве, точно, не поедете, а здесь такой шанс, не упускайте. Обещаю - вам понравится.
И она согласилась. Шанталь сказала, что не видит ничего странного в этой поездке - свободные люди, соотечественники, решили объединиться за границей, вместе попутешествовать, а потом рассмеялась и добавила, что если бы она была мужчиной, то тоже обязательно взяла бы шефство над Одиль - она его очень хорошо понимает…