* * *
Отец, кроме работы в издательстве, продолжал заниматься дирижированием, главным образом в Москве, и лишь изредка они вместе с матерью выезжали и на гастроли. Теперь зарубежные поездки были больше связаны с его участием в жюри конкурсов или фестивалей, а также различного рода событиях, посвященных юбилейным торжествам и памятным или знаменательным датам. Он продолжал писать и эстрадные песни - по просьбам известных исполнителей, а однажды, уступив уговорам популярного эстрадного певца и по совместительству владельца собственного агентства Эдуарда Глущенко, написал несколько новых - попопсовее, по просьбе заказчика, песен. Трудно было устоять перед таким проектом - Глущенко задумал организовать концерт из песен Загорского разных лет. Я уже переехала в Москву, и этот разговор велся в издательстве в моем присутствии.
- Вы давно уже классик песенного жанра, у вас все песни - особый бренд, штучный товар, не бабочки-однодневки. Но их распевность, изысканность и балладная тональность хороши для серьезных певцов высокого эстрадного уровня…
- Спасибо за оценку. А позвольте полюбопытствовать, почему - "но"?
- Да потому, что я хочу совместить и мастеров, и способных молодых, ведь чтобы быть на волне, нужно уметь охватить все слои публики, и, прежде всего, привлечь молодую аудиторию - именно она в наше время и определяет массовость, которая, сами понимаете, и есть кассовость - формула здесь несложная.
- И как же я смогу повлиять?..
- Во-первых, разрешите моему парню сделать несколько собственных аранжировок, подсовременив некоторые из ваших старых песен, для ускорения, а во-вторых, напишите четыре-пять новых - вот вам куча словесной руды, кромсайте, как хотите.
- Что ж, подсовременьте… А для новых песен у вас есть какие-нибудь особые пожелания?
- Только одно - не нужно ничего раздумчиво-меланхолического, серьезного, этого у вас - предостаточно… Постарайтесь написать шлягеры новой поры - попроще, пораскованнее, поразухабистее, что ли. Побольше чувства юмора, народ ведь ходит на концерты оттянуться, погудеть…
- Не знаю, смогу ли соответствовать поставленной задаче - гудеть, видите ли, не приходилось…
- Уверен, что создадите новые хиты сезона. Концерт получится что надо, ни одной минуты в этом не сомневаюсь - петь согласились все звезды.
Глущенко оказался прав - все не просто получилось, концерт оглушил своим успехом. За ним последовал грандиозный банкет, в новорусском стиле, с такими речами о признании его выдающихся заслуг перед публикой, о которых он и мечтать перестал, но которых, с его честолюбием, ему так не хватало.
* * *
С этого времени и начался очередной вираж его метаморфоз - он завяз на эстраде…
Мать постоянно пыталась убедить его в том, что у всех бывают временные трудности и застои, что он не выдохся и ему нужно снова вернуться к сочинению серьезной музыки. Он молча выслушивал ее и, не сопротивляясь, шел в кабинет.
Но все было напрасно - он впустую отсиживал в кабинете, чтобы, скорее всего, не спорить с матерью. Из кабинета не доносилось ни звука, и отсидки, как правило, были непродолжительными. После них мрачное, почти несчастное выражение долго не сходило с его лица. Было видно - что-то в нем заглохло.
- Понимаешь, - сказал он мне, когда я как-то заехала к ним в Новодворье, - сейчас совершенно другое время и иные нравы… Вернуть интерес к высокой музыке - невозможно. Телевидение настолько изменило массовое сознание, что слушательские навыки у большинства людей заторможены, а то и вовсе отсутствуют, сама знаешь - серьезную музыку ходят слушать единицы, поэтому лучше смотреть правде в глаза и работать в прикладных жанрах, что в данный момент гораздо важнее.
Скорее всего, он просто размышлял вслух, пытаясь определить свое состояние. А я подумала, что в творчестве все объясняется гораздо глубже - драматическими границами отпущенного каждому таланта, предельностью горения и созидательных возможностей - он просто иссяк, пересох… Однажды он сам признался мне:
- Меня приводит в ужас сама мысль о крупных музыкальных формах - не понимаю, как я смог столько сделать.
Издательские дела поначалу всерьез увлекли его, но ненадолго - теперь он терпеливо отсиживал свои присутственные часы, делая минимум необходимой работы, большую часть которой перекладывал на расторопного заместителя… Оживлялся он к вечеру - когда предстояло ехать на очередную тусовку. Мать же, методично занимаясь делами каждый день, находила в себе силы постоянно сопровождать его - просто для того, чтобы не дать ему перебрать с выпивкой.
В связи с новым творческим приливом у него произошел очередной перелом - он начал обращать усиленное внимание на свой внешний вид и одежду. Насмотревшись на скоморошескую отвязность своих партнеров по шоу-бизнесу и следуя их рекомендациям, обзавелся собственным визажистом. Им стал сам Макс Волков, вызывавший у меня полный шок, внешне - второй Майкл Джексон, только в российском варианте. Он сделал отцу молодежную, стильную стрижку и перекрасил его каштановые волосы, чтобы скрыть так шедшую ему легкую серебристую седину, в невероятно-золотистый, с подпалинами, цвет.
Маникюр и педикюр, не говоря уже о массаже, вдруг естественным образом вошли в его жизнь и словарь. Полностью же меня ошарашило его последнее, внеочередное посещение салона, закончившееся совсем уж ударно - он явился в издательство, проведя радикальную коррекцию бровей - так эта услуга называется, а попросту говоря, Макс выдернул ему, как себе, половину бровной растительности, что придало лицу отца пустовато-удивленное выражение.
На его "Ну, и как я тебе в моем новом образе?" - я ответила что-то невразумительное, типа - "СвоеОбразно (с ударением на втором "о"), но к этому нужно привыкнуть". Он внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Значит, не понравилось. А все прочие - хвалят.
- И мама - тоже?
- Ну, на нее угодить сложно. Да я и не пытаюсь… с некоторых пор…
И, как не раз бывало, призвав на помощь Пастернака, закончил цитатой:
- Не забывай, "все живо переменою"!..
Он как-то слишком оживился, стал непривычно игривым и кокетливо-общительным - очевидно, старался вписаться в свой новый образ эстрадной звезды.
Вся эта шлягерно-попсовая деятельность новой волны и публика, вращающаяся вокруг отца, были не во вкусе матери. Но теперь он двигался только в этом направлении, и она уже ничего не могла тут поделать - причудливые изгибы отцовского преображения не были попыткой бунта, откуда было взяться бунтарскому духу после стольких лет систематического подавления и безоговорочной добровольной капитуляции? Это было единственное проявление его творческой независимости, которая вдруг развернулась неожиданной стороной - теперь ему не требовалось одобрения всегдашней конечной инстанции, ведь контакты завязывались на тусовках и от заказов отбоя не было. Мать даже и не пыталась возражать, поняв, что сейчас писать иначе он уже просто не мог - или так, или никак…
Как-то в переходе метро я увидела афишу Театра теней с названием спектакля - "Вакхические радости. Музыкально-хореографическая драма для мужчин". Режиссер - А. Рогов, композитор - С. Загорский.
Я решила, что композитор - однофамилец отца. Мне и в голову не могло прийти, что он связал себя с известным скандальной репутацией театром, руководитель и режиссер которого не сходили со страниц бульварных газет, расписывая эпатажный репертуар театра и всячески выставляя на всеобщее обозрение свою нетрадиционную ориентацию. Столь откровенная демонстрация подробностей личной жизни наводила на мысль, что делается это исключительно рекламы ради и привлечения публики для - главным образом, специфической… Рогов был не дурак - прекрасный бизнесмен, при нем дела в театре пошли в гору… Скорее всего, он нашел свою нишу и срочно изготовил успешно продаваемый на рынке зрелищных услуг требуемый продукт. Понять это было можно - каковы времена, таковы и песни. Принять - труднее…
Придя в офис, я рассказала об увиденной афише матери и от нее узнала, что автор музыки - отец, закончил опус за неделю.
- Он теперь ничем не способен долго заниматься.
Впервые она позволила себе столь критическую оценку, но событие было действительно экстраординарным.
- Просмотрела так называемый сценарий, все от начала до конца - фрейдистски-гомосексуальные завихрения, сплошные комплексы… вульгарно, даже грязновато, абсолютно безвкусно и невероятно пошло. Все декорации - условны, пустая черная сцена с гигантскими цветными фаллосами на заднем плане…
- А знаешь, я уже раньше видела во сне похожие картинки. Прямо - сон-вещун… Надеюсь, приличная публика на это ходить не станет, так что краснеть не придется…
- Зря надеешься. Билеты раскуплены заранее, все было умело разрекламировано по телевидению и в газетах. Знакомые звонят каждый день, просят посодействовать с билетами - полный ажиотаж.
- Да зачем это им?!
- Неужели не понятно? Приятно же посмотреть, как у Загорского, выражаясь современным языком, крыша поехала.
- Может, ты преувеличиваешь, ориентируешься на свой взыскательный вкус, а это - просто острый материал, с игривым подтекстом?.. Профессионально рассчитанное заигрывание с публикой?
- Тут ты права - острее не бывает, но без всякого подтекста, прямиком - в лоб. Можешь сама полюбоваться началом арии главного героя, выпала одна страница. Дальше - все в таком же духе. А отец утверждает, что это - ирония-буфф, эпикурейский юмор, что и Моцарт сочинял, веселясь, импровизируя, развлекая себя и публику. Мог играть, например, носом и считал, что нет такой глупости, которую нельзя было бы спеть… Утверждает теперь, что высокое и одухотворенное в творчестве не противоречит казарменному юмору и плебейским замашкам его создателя…
Я прочла и опешила - это было нечто…
- И как же звучит музыка к таким ариям?
- Не знаю, да музыка здесь и не важна, в данном случае используется только его имя - он им нужен для наживки. Изобрел новый метод работы - сразу с оркестром, читая строки, развивает тему, импровизирует на фортепиано, дает инструментальные советы… его записывают на магнитофон, а потом какой-то их спец расшифровывает запись, и после этого идет отдельная, уже без него работа с оркестром. Короче, полный бред… А он доволен, уверен, что нашел себя и говорит - проглотят…
И он оказался прав - действительно, с восторгом было проглочено и это, и последовавшее за ним тесное сотрудничество с театром. И не просто проглотили - он сделался суперпопулярным, замелькал на телеэкране, на радио, в светской хронике, в интервью.
К таким событиям он готовился самым тщательным образом, начиная с внешнего вида, появляясь в очередном плейбойском облачении. Образы менялись - то ковбойский, в замшевых куртке и брюках, в американских сапогах и широкополой шляпе, то командорский - в белоснежной пиджачной паре и белой с золотом фуражке, а то и в шикарно-мафиозном новорусском обличии, где кошелек сразу бьет прямо в глаз, поражая уникальностью роскошного костюма и блеском дорогих запонок и перстней. Это тоже было частью его творческой независимости, призванной работать на образ, но теперь мать не могла проконтролировать и этого - все было в продаже, в открытом доступе, и он сам, в содружестве с визажистом, руководил своими преображениями.
Последнее его появление на телевидении в программе у известного ведущего Андрея Бардова было весьма показательным - отец, затянутый в черную кожу, сидел, откинувшись на спинку кресла, и, положив ногу на ногу, небрежно покачивал кончиком остроносой туфли. В руке он картинно держал инкрустированную трубку, которую периодически посасывал, хотя на самом деле отродясь не курил, всегда берег голос и безумно боялся респираторных заболеваний.
Сорокапятилетний ведущий, умная и тонкая штучка, немало повидавший за свою достаточно долгую жизнь в эфире, в явном шоке от просмотренной очередной премьеры, умело заводил отца, который старался вовсю, пытаясь произвести впечатление приобщением к новому мышлению суперпродвинутостью и раскованностью взглядов. Его заключительным откровением на вопрос об оценке состояния музыки сегодня и прогнозов на будущее было категорически заявленное:
- Великая, истинная музыка кончилась, новых имен нет и не предвидится, а все, что сегодня сочиняется, - упражнения для самих музыкантов, в основном бездарные и беспомощные.
- А что скажет ваше дирижерское начало?
- Не лучше обстоит дело и с дирижированием - остались считанные великие дирижеры, а за ними - выхолощенность, серость, а то и полный мрак. Многочисленные фестивали и конкурсы, в которых я полностью разочаровался и никуда никогда больше не поеду, доказывают лишь одно - все погрязли в коррупции, повязаны круговой порукой, оценка судей необъективна, поэтому все не только усреднено, а абсолютно обезличено…
Единственное, что после такой безапелляционной декларации смог выдавить из себя ведущий, было:
- Мрачновато мы что-то разобрались с высоким искусством… Зато уж точно повезло эстраде - пополняется именами самой высокой пробы…
Наверное, отец и сам не до конца осознавал, на кого и за что ополчился, но видеть и слышать его таким было довольно тяжело, я-то понимала, что за этим эпатажем и бессмысленной напористостью не стоит ничего, кроме желания скрыть боль и собственное бессилие.
Может быть, это немного и возвышало его в собственных глазах, но мне было ясно - ему плохо. Его мысли стали мельчать и оскудевать… Мне казалось, что и душа его тоже постепенно опустошается, и это было похоже на преждевременное старение. Неужели самое горькое человеческое состояние уже незаметно подкралось к нему, так рано? Мне не хотелось в это верить, ему было всего шестьдесят шесть лет. Но что же тогда это такое? Он меняется на глазах, неадекватно воспринимает реальность и даже внешне, несмотря на все ухищрения, выглядит старше своего возраста…
Иногда приходится смиряться с фактами и смотреть правде в глаза. Сколько угодно можно призывать себя к тому, что стареть нужно с достоинством, но это, увы, не у всех получается - по разным причинам, у каждого свой путь…
ГЛАВА 7
Моя новая серия понемногу начала запускаться - вышел первый том с романом известной английской писательницы Камиллы Глостер, автора бестселлера этого года "Вторая жизнь". На подходе было еще три новых зарубежных и два российских имени…
Постепенно всеми главными делами пришлось заниматься мне, но теперь у меня была дельная помощница и хорошая команда единомышленников, отвечающих за конкретные вещи - прелестных, эрудированных, но не слишком усердствующих дам удалось перевести на договорные отношения, а на постоянные должности взять действительно работающих профессионалов.
С милейшими дамами разобраться было нелегко, но кончилось все без скандалов и явных взаимных обид - мы нуждались друг в друге, они были умницы и в делах, и в жизни и хорошо понимали, что конкуренция на рынке - жесткая, а молодежь давно наступает на пятки. Издательству же они тоже все были нужны - их опыт, образованность и связи работали на качество продукции и, в конечном счете, на его рейтинг. Заодно восторжествовали справедливость и рыночные отношения - материальная заинтересованность очень быстро поставила на ноги большинство из вечно болеющих. Теперь взятые обязательства начали выполняться в срок, а издательские графики перестали называться "потогонной вакханалией" или "очередным безумием".
Впервые за тридцать шесть лет я почувствовала себя способной не вовлекаться в дела, которые решить не способна, отличая их от вполне решаемых намеченных дел, впервые научилась как-то продумывать заранее и управлять собой - ведь управляя людьми, нужно, прежде всего, уметь контролировать себя. У меня не было времени на постепенное привыкание, мне сразу пришлось взять на себя полную ответственность за реорганизацию крупного предприятия, самой справляться с трудностями, а их оказалось немало, самой же и принимать решения…
Реформировать, наверное, легче, чем начинать с нуля, хотя иногда проще сшить из нового, чем переделывать старое… Но я приказала себе не ныть и не гнать вороных, а действовать в соответствии с целесообразностью, но при этом не забывать, что приходится иметь дело с живыми людьми…
Мое новое положение, связанные с ним трудности и головоломки сделали меня асом высокой дипломатии - любые проблемы и переговоры, даже самые кляузные, теперь не бросали меня в дрожь. Может быть, я стала более жесткой, или, скорее, просто научилась защищать себя от напрасных трат эмоций и энергии, не поддаваться внешним обстоятельствам, а больше прислушиваться к доводам рассудка и все подчинять интересам дела, ведь собственный опыт - ни с чем не сравнимая школа. В этом я оказалась истинной дочерью своей матери, и как хорошо, что я унаследовала именно это, лучшее ее качество - мы ведь и не начинаем с нуля, а являемся продолжением и достоинств, и, к сожалению, недостатков, переданных нам от рождения.
В целом свою новую жизнь мне было нетрудно начинать, ведь у меня был хороший старт - деньги, жилье и работа. Дочь вполне освоилась в новых условиях, родители находились рядом, подруги тоже - разве это можно назвать одиночеством? Почему-то принято считать, что если нет мужа, то это - одиночество. Мой личный опыт привел меня к противоположному мнению - я избавилась от одиночества, разведясь с мужем. Как хорошо, что я не побоялась вовремя сказать себе правду и принять правильное решение!
Огромное количество контактов в офисе и вне его способствовало развитию во мне потребности хоть немного принадлежать самой себе. Я вдруг обнаружила, что наедине с собой мне ничуть не скучно, и мое уединение - никакое не одиночество. Одиночество - это состояние души, неспособность выйти из погружения в себя, неумение отдать себя чему-то или кому-то… Я же, отдаваясь работе, заботясь о дочери, помогая родителям и встречаясь с подругами, почувствовала, что перестала нуждаться в мужском обществе, может быть, потому, что слишком перегорела в браке, не успев до конца насладиться независимостью. Мне такой образ жизни не просто нравился, он целиком соответствовал моему внутреннему состоянию, и я сказала себе, что больше никаких экспериментов с мужьями не будет. Все известные мне иллюстрации печального разнообразия реальных брачных сюжетов оптимизма не вызывали и доказывали лишь одно - этот институт неуклонно изживает себя, хотя ничего нового и не возникает взамен. Если я созрею для нового романа - так тому и быть, но никаким официальным оковам я больше не поддамся - ни за что! Нет, господа хорошие, может быть, некоторое, ничтожно малое количество из вас и ничего себе - хотя я таких что-то не встречала, - но это недостаточное основание для того, чтобы впускать вас в собственную жизнь. Опыт показывает, что вы ведь обязательно проявите себя - попозже, когда попривыкнете… А жизнь воистину дается только один раз, и прожить ее надо - по-своему! Отныне - пою безбрачие!
Не успела оглянуться - год закончился. По взаимной договоренности с Виктором Мари должна была провести лето во Франции.