"Да пусть и так даже! Что же из этого?! Пускай это правдой будет натуральною! Не брошу я их никогда, не оставлю! Все я сделаю для них, кровь свою по каплям выцежу, жизнь отдам по частям или в целости, душу заложу в ломбард дьявольски, не задумываясь ни на секунду! В девятый раз мне ложиться в больницу придется? Да хоть в сотый! Хоть в тысячный, хоть в миллионный! Ведь после каждого раза домой я возвращаюсь, к ним, к деткам своим ненаглядным! Каждый раз обнять их могу, приласкать, приголубить. Пусть на неделю, на день, на час. Да хоть бы и на миг… Как бы плохо мне не было, в какие бы чернушные глубины не забрасывало меня сознание мое уставшее и организм больной. Детей я не брошу никогда…
Тушу я сигарету очередную. Встаю. Иду в детские комнаты. Беззаботно спят детки мои. Знают, что папа их дома и ничего не случится плохого или неположенного.
"Хороший все-таки человек Антон Борисович, – думаю я и целую спящую дочку. – Смелый он очень, мужественный. Правду жестокую сказать не побоявшийся…"
"Прав он, доктор этот", – думаю я и глажу по голове разметавшего на кровати сына.
Знаю я, что надолго дома не задержусь. Пройдет день, три, пять, неделя. Аллергические позывы вновь потянут меня в лекарственные недра больниц и госпиталей.
"В девятый уже раз, – думаю я, но не пугает меня эта цифра. Ведь смысл в ней есть и цель у меня присутствует.
И пусть это не поможет в очередной раз. Но ведь когда-нибудь поможет?! А даже если и нет. Ведь позволяет мне лечение обратно домой возвращаться, к своим детям, которых люблю больше, чем жизнь собственную.
"Пусть валятся на нас несчастья. Что ж с того?! Ведь на дне этого глубокого короба страданий, что дарует человеку жизнь, всегда остается надежда.
Аллергия моя вернулась через три дня…
Паразиты
Доктор неврологии Семен Андреевич Дельский очень волновался. Эта черта была для Дельского характерна, но сегодняшнее волнение выходило за рамки "волнения обыкновенного".
Еще бы! Именное приглашение на гербовой бумаге, врученное вежливым юношей с тонкими усиками, исходило от самого академика Снежницына! Дельский не представлял для чего он – скромный работник рядового НИИ понадобился руководителю Международной Неврологической Лаборатории, но открыв конверт едва не бухнулся в обморок.
Взяв себя в руки Семен Андреевич перечитал приглашение семь раз. Отложил, включил телевизор. Открыл журнал "Основы самокопания", заварил чай и уставился в окно, временами прикасаясь к заветному конверту. Лег рано, но сон никак не шел. Проворочался всю ночь, лишь под утро провалившись в сумбурные сновидения.
Встал он опухший и взвинченный, с насморком и блуждающей на губах улыбкой. Почистил зубы, вырвал торчащие из носа волоски, в очередной раз помечтав о новой щетке. Выпил на завтрак чашку купеческого чая, закусил сушкой. Повязал желто-синий галстук в крупный горох мало гармонировавший с серыми тонами престарелого костюма и вышел из дома в неначищенных ботинках.
Семен Андреевич не утруждался мелочами. Он служил Науке и прибывал в убеждении, что фаворитами строгой дамы модники и франты не становятся.
Вызов в Международную Неврологическую Лабораторию! Что может быть значимее для ученого, чьи сердце и разум брошены к нестройным ногам Царицы рационального?! Для того, кто спустя десятилетия исканий наконец-то обрел желанное признание?! Семен Андреевич не понимал, чем вызвано долгожданное приглашение, но не сомневался в его заслуженности.
За то время пока металлическая колбаса вагонов метро дотащила Семена Андреевича до нужной станции, докторское воображение нарисовало целую галерею радужных полотен. На одном Дельскому вручали медаль с выступающим профилем президента Никарагуа. На другом он читал лекцию в древних стенах Сорбонны. На третьем получал поздравления от коллег-иностранцев и игривые подмигивания молоденьких девушек из научных сообществ…
Последний образ заставил Дельского покраснеть.
Жил Семен Андреевич в одиночестве двухкомнатной квартиры, чем-то напоминая монаха, в чем-то аскета. Бывшая жена Маргарита Ульяновна, бухгалтер по образованию и образу мысли, человек практичный, приземленный и от науки далекий ушла одиннадцать лет назад. Во времена Союза женщина мирилась с отсутствием денежных излишек, но девяностые годы с их оголтелой коммерцией расставили все по местам.
Образ бухгалтерского мышления способствовал успеху. Маргарита Ульяновна продавала женское белье и аксессуары. Много белья и много аксессуаров. Сеть фирменных бутиков "Трусс э ль" расползалась по стране как моровое поветрие.
Семен Андреевич по поводу развода не переживал. Работал больше обычного. Пить не начал, даже курить бросил. Жизнь холостая немногим отличалась от времен женатости.
Добрая Маргарита Ульяновна, чувствуя вину, навещала бывшего мужа. Гладила рубашки-брюки и лохматую докторскую шевелюру. Приносила что-нибудь вкусненькое.
– Нашел бы ты работу, Сеня! – говорила она тепло и скармливала Семену Андреевичу очередной капустный пирожок. – Не надоело играться в институты? Хочешь, к себе возьму, директором по научным вопросам?
К приготовлению пищи бывшая жена была неспособна генетически. Дельский давился, но ел. Приходы Маргариты по большей степени раздражали, но он терпел. Когда-то Дельский любил эту женщину.
Здание Международной Неврологической Лаборатории занимало старинный особняк времен Николая I. Несмотря на возраст выглядело оно молодцевато и отремонтировано. Семен Андреевич постоял перед массивной дверью, удивленно рассматривая промокшие ботинки с кусками налипшей грязи.
"Когда умудрился?", – подумал он и нажал на кнопку звонка.
Открыли без задержек. Ждали. Встречал Семена Андреевича знакомый тонкоусый юноша.
– Здравствуйте, доктор, – вежливо улыбнулся он и протянул руку. – В прошлый визит я не представился. Валентин Лужнов, ассистент академика Снежницына. Личный адъютант, если угодно.
Тонкоусый хихикнул, Семен Андреевич вяло улыбнулся. Он потел и очень волновался.
"Какой любезный юноша, куда там нынешней молодежи с их интернетами и экзистенциализмом".
– Рад. Очень.
Валентин хитро прищурился, бросил взгляд на комки грязи на докторских ботинках.
– Добрались нормально? – и не дожидаясь ответа. – Пройдемте. Все в сборе.
Семен Андреевич передал плащ важному, похожему на генерала царской охранки, гардеробщику. Захотелось вытянуться в струнку и отдать честь. Дельский сдержался.
Ионизированный воздух и белоснежные коридоры Международной Неврологической Лаборатории делали ее похожей на дорогостоящую частную клинику. Семен Андреевич неоднократно задавался вопросом: почему стены больниц преимущественно выкрашены в белый цвет? В конечном счете он решил, что нейтральный белый положительно действует на людей нездоровых, тянет к свету выздоровления.
– Вы слышали о деятельности МНЛ?
Брошенный через плечо вопрос звучал утверждением, но Семен Андреевич часто-часто закивал:
– Конечно! Разве есть те, кто не знает?
Тонкоусый неопределенно хмыкнул. Мужчины поднялись на третий этаж. Вежливый Валентин пропустил Семена Андреевича, открыл дверь в картинном полупоклоне.
Дельский замер на пороге огромного конференц-зала. Круглый стол, взятый на вооружение еще легендарным Артуром, начинался от двери и намекал на равенство собравшихся. И все они, сидящие на коже кресел, повернули головы к застывшему Дельскому.
– Мм-ммм, – вместо приветствия выдавил Семен Андреевич, по-тараканьи раздавленный торжественностью обстановки, весом расположившихся на креслах научных величин.
Кого здесь только не было! Китаец Ли Чан в желтом узком костюме, ректор Пекинского Университета, Шарль Лурье, аристократ и специалист по шизофрении, Маркос Родригез из Мехико, похожий на главу наркокартеля… Все эти окладистые бородки, позолоченные пенсне и мудрые морщины, знакомые Дельскому по научным журналам и сетевым фотографиям.
Они ждали ЕГО! Доктора из рядового НИИ!
– А вот и Семен Андреевич!
Довольный бас пророкотал над ухом Дельского отчего тот вздрогнул и вжал голову в плечи.
Хозяин баса академик Карл Робертович Снежницын, фигура мирового масштаба и директор МНЛ, добродушно рассмеялся:
– Не тушуйтесь, любезный доктор. Все в сборе, ждем вас.
– Мммм-еееня?! – вспотел Семен Андреевич и подумал об инфаркте миокарда.
– Да-да, герр Дельский, – закивал круглый и лысый Генрих Шрай из Баварской Академии и протянул крупноклетчатый платок.
Семен Андреевич принял дрожащей рукой предложенное и зачем-то протер лоснящуюся лысину Шрая.
Все рассмеялись, а доктор Дельский едва не лишился чувств.
"Пропал! – подумал он и захотел расплакаться. – Все испортил, дурак!"
– Успокойтесь, Семен Андреевич, – на плечо легла теплая рука. Дельский подумал, что именно такая, теплая и мягкая рука должна быть у Деда Мороза. – Я понимаю ваше состояние, но скажу откровенно: волнение беспочвенно.
– Спасибо, Карл Робертович, – выдавил Дельский и посмотрел на академика Снежницына влюбленными глазами.
Не отрывая взгляда от монументального лица академика Семен Андреевич сел на краешек персонального кресла и превратился в слух.
– Коллеги! – начал Снежницын и рокот академического баса заполнил пространство конференц-зала. – Здесь собрались свои, поэтому не стану витийствовать. Предмет сегодняшнего консилиума "hominem normalis" – человек обыкновенный. Жизнь обычного человека, вне зависимости от общественного и материального положения, состоит, в сущности, из переноса генного материала во времени и пространстве. Дети, внуки, правнуки. Потомки и потомство. Размножение. Но речь о ином.
Академик взял секундную паузу.
– Есть другие. Те, кого обыватель, наш hominem normalis , называет латинским словом гений . Поэты и композиторы, ученые и актеры. Разные в своей гениальности, но похожие по сути и мыслительной конституции. Они ненормальные. Аbnormal . Они те, кто вышел за рамки. Переступил черту, отделяющую обыденность от неординарности. Великие сумасшедшие, что пишут облик мира людей. Двигают жестокое, но разумное животное к свету знания и красоты. Красоты божественной, если опираться на доводы теологов.
"А я никогда не бывал в церкви! – с ужасом подумал Семен Андреевич. – Какой же негодяй!"
– Но как рождаются гении, эти дети случая, самородки и мини-творцы? Кто они, наши вменяемые сумасшедшие? Результат удачной комбинации генов, воспитания или потрясения? Ответ на этот вопрос терзал человека со времен пещер и пожирателей мамонтов!
Снежницын повысил голос:
– Встаньте, пожалуйста, Семен Андреевич.
Взгляды собравшихся сомкнулись на серой фигуре Дельского. Это было до того неожиданно, что замерший доктор принялся трепать горошковый галстук и едва себя не удушил.
Подошел вежливый Валентин, помог подняться. Семен Андреевич натужно улыбнулся зачем-то помахал рукой. Ученые засмеялись.
– Прошу тишины, уважаемые, – продолжил академик Снежницын. – Наш гость и коллега – Семен Андреевич Дельский. Мужчина, пятьдесят три года, кандидат медицинских наук, доктор НИИ имени Чижова. Автор монографий и руководитель лаборатории прикладной неврологии. Незаурядный, интеллектуально одаренный человек, стремящийся к познанию…
Каждое слово наполняло Семена Андреевича гордостью, ласкало, гладило.
– Но! – голос академика рванулся к потолку конференц-зала. – Он не гений . И никогда им не станет!
Дельский издал неясный звук. Приговор. Настолько убедительный, что ему сделалось дурно.
"Вот так, – подумал он и почесал мясистый нос. – Светило мировой науки вынес вердикт. А чего ожидал? Ведь не надеялся, что пригласили в МНЛ на роль консультанта?!"
– Однако! – академиков палец гордо встопорщился. – Новейшее открытие в области, я даже и не знаю, господа, какой из областей следует приписать сей удивительнейший факт, способно кардинально изменить патовое положение вещей! Открытие способно катализировать деятельность человека стремящегося , позволит ему сделать необходимый рывок, шаг за черту дозволенного hominem normalis ! Позволит встать в один ряд с теми, чьи имена обессмерчены деяниями!
Звенела тишина. Академик насладился произведенным эффектом и продолжил:
– Два с половиной года назад группа молодых ученых, одним из которых является мой ассистент, Валентин Сергеевич Лужнов, наткнулась, не побоюсь этого слова, именно наткнулась на загадочный феномен…
Кто-то выдохнул, по столешнице стукнули пальцы. Дельский переступил с ноги на ногу.
– Колонию микроорганизмов. Паразитов, живущих в коре головного мозга человека! Но не обычных паразитов. Паразитов-тружеников, паразитов-созидателей. И каково же было изумление членов группы, когда комплекс генетико-химических исследований показал, что обнаруженные паразиты в девяносто семи процентах случаев избирают в качестве пристанища… мозг гения.
Вскинутая ладонь академика остановила вопросы, готовые сорваться с губ ученой братии.
– Мы изучаем вопрос. Истина далека, но есть и успехи. Мы смогли извлечь колонию из мозга-носителя и помести во временную среду. Не спрашивайте, я все равно не скажу о какой личности идет речь! Второй важнейшей находкой стало понимание функционала наших маленьких друзей: пропорционально росту колонии увеличивается творческая активность хозяина, рождается гипертрофированный умственный всплеск!
Дельский икнул и ущипнул себя за запястье. Он не спал. Происходящее было реально.
– Третьим по хронологии, но первейшим по значимости выступило идентификация кровожадности натуры паразитов. Разросшаяся колония превращает мозг осчастливленного гения в решето. Решето образное, иллюзорное. Паразиты не пожирают мозг. Разросшаяся колония внушает носителю желание умереть. Пушкин и Лермонтов, Есенин и Маяковский…
– И Ломоносов, – неожиданно добавил Семен Андреевич и покраснел от собственной смелости.
– О да, Лама-Носов, – экстатично выдохнула похожая на воблу Сильвия Бейлз из Университета Чикаго.
– Все верно. Ломоносов. Все они были заражены.
– Позвольте, милейший Карл Робертович, – включился академик Раппопорт – Если я правильно понял, уровень желания смерти носителя разнообразен? Ведь не каждый гений кончил в молодые годы?
– Совершенно верно, Исаак Моисеевич. Не каждый. Думаю, что носитель способен бороться с желанием уйти из жизни. У кого-то это выходит, у другого… увы. И здесь я подхожу к ключевому вопросу. Искусственное заражение… Возможно ли оно?
– Вы хотите сказать, что намерены экспериментальным путем переместить колонию в… носитель? – Исаак Моисеевич потер сухонькие ладошки, – Смело, но рискованно! Попахивает вивисекцией…
– Операция? – коротко, как удар катаны, спросил профессор Миномото из Киото.
Карл Робертович покачал головой:
– Операционное вмешательство не требуется. Три! Всего три внутривенных укола, и наши маленькие друзья окажутся в новом доме. Три укола под общим наркозом. Перемещение, предельно бережное обращение и абсолютный перманентный контроль колонии, при котором убийство носителя маловероятно.
Академик Снежницын в упор, но по-доброму взглянул на ошарашенного Семена Андреевича:
– Вы согласны, любезный?
"Могут размножиться и уничтожить носителя… – промелькнуло одно. – Никогда не станет гением…"
– Разве я вправе отказаться?! – Семен Андреевич был искренне возмущен. – Ведь это же ради науки! Ради будущего! Ради… человечества !
Академик Снежницын переглянулся с тонкоусым:
– Готовьте операционную, Валентин Сергеевич.
***
Пикали приборы, отсчитывали секунды и удары пульса.
– Семен Андреевич, все готово, – услышал он голос Снежницына. – Вы в порядке? Не передумали?
– Нет.
– Да не переживайте вы так, голубчик! Несмотря на экспериментальность вмешательства оно нам подконтрольно. И на начальной стадии и на последующих этапах. Я уверен в успехе!
Дельский улыбнулся и кивнул.
***
Укол в вену. Болезненный, малоприятный. Еще один и еще. Анестезиолог приложил маску. Сделалось жарко. Сознание медленно вытекло из разума Семена Андреевича.
…Пикали приборы, отсчитывали секунды и удары пульса. Дельского везли по коридору на каталке. Белый потолок, белые стены, мягкий свет встроенных ламп. За невидимыми с каталки окнами кричали неведомые птицы. Звучали женский плач и детский смех. Потные струйки стекали со лба. Скользкие, соленые. Или это были слезы?
"Почему я плачу? – с удивлением подумал Семен Андреевич. – Что-то пошло не правильно?"
Он попытался встать, но с ужасом понял, что парализован. Захотел позвать на помощь, но паралич овладел им полностью. Легкие не слушались. Дельский задыхался. Обездвиженный и полубезумный от страха Семен Андреевич ехал на каталке. В неизвестность.
Белые стены, белый потолок… Птичий смех и женский крик. Плач ребенка…
"Я умираю", – подумал он, вдруг успокоился и провалился в беспамятство.
***
– Семен Андреевич?
Кто-то деликатно тряс Дельского за плечо.
Семен Андреевич разлепил веки. Белый потолок, мягкий свет. Валентин. Пикали приборы.
– Все прошло наилучшим образом!
Карл Робертович с сияющей улыбкой подошел и встал рядом с ассистентом.
– Успех! Абсолютный! – грузный академик едва не прыгал от радости. – Наши подопечные дома, в вашем гипофизе. Снежницын ткнул пальцем в компьютерный снимок. – Удивительно, но наши маленькие друзья уже начали работать!
Семен Андреевич улыбнулся и закрыл глаза. Снились ему пирожки с капустой и потная лысина Генриха Шрая.