- Специально подгадал? - кивнул в сторону часов.
Дима напряг губы, чтобы не разулыбаться.
- Просто к словам моим прицепился или догадывался, что нам надо в девять уже внутри быть?
- Ну… - сказал Дима и состроил неопределенное выражение на физиономии, - вообще-то, догадывался, - "Ай да я, оказывается"
- Ладно, - Вирджил снова вздохнул, - молодец, добился своего. Мне впредь урок. Пошли.
И он энергичным шагом направился к проходной. Дима поспешил следом, в который раз удивляясь неожиданной прыти своего куратора.
Вахтер на проходной то ли знал Вирджила в лицо, то ли был просто для проформы - ни требовать пропуска, ни документов, ни даже спрашивать "к кому?" он не стал. Вирджил быстрым шагом прошел пару коридоров и остановился у очередной двери.
- Нам сюда, - он распахнул ее и посторонился, пропуская Диму.
Лукшин шагнул внутрь и закрутил головой, осматриваясь. После яркого коридорного освещения полумрак студии показался ему поначалу непроглядной темнотой, из которой лучи софитов выхватывали только небольшой участок в центре. Там, разделенные длинным прямоугольным столом, сидели на креслах два человека. Высился за столом большой угловатый стенд с надписью "К барьеру!", светились светодиодами большие камеры на треногах, нацеленные на освещенный пятачок, да стояло в торце стола пустое кресло.
- Где вы шляетесь? - быстрым злым шепотом спросил кто-то сбоку, Дима проморгался и понял, что темнота уже не такая чернильная, что вокруг освещенного пятачка рядами стоят стулья, создавая небольшой зрительный зал, впрочем, почти пустой - был занят только первый ряд, и то - не полностью. А появившийся сбоку человек уже бесцеремонно тащил Диму за рукав к столу, продолжая шипеть.
- Заставка прошла, рекламный блок вот-вот кончится! Прямой эфир, соображать надо!
"Прямой эфир?!" Дима затравленно оглянулся на идущего следом Вирджила, но тот негромко сообщил:
- А что это меняет? От тебя никто не ждет импровизации, совсем наоборот. Там экранчик…
- Я сам все объясню, - перебил его голос все тот же злой шепот, - спасибо, Вирджил Сидорович. Когда-нибудь был в студии?
Дима не сразу понял, что вопрос адресован к нему, поэтому ответил с задержкой.
- Нет…
- Ну не уроды? - злой шепот стал еще злее, - когда в запись пристраивают мальчика-мажора, в первый раз камеру видящего, это ещё куда ни шло, но чтобы в прямой эфир?! А ну как ляпнешь чего?
- Я не мажор, - Дима прищурился. Переход от полумрака студии к ярким лучам софитов оказался неожиданно неприятным. Их свет бил прямо в глаза, и был настолько ярок, что Дима даже забеспокоился - если он будет всю передачу изображать из себя китайца, идущего навстречу урагану, это может плохо сказаться на его карьере телеведущего.
- Садись в кресло. Экран видишь? Над левой камерой?
Дима нащупал спинку кресла, сел, присмотрелся. Камера отсюда выглядела неясным силуэтом, но над ней отчетливо светились яркие зеленые буквы: "Дамы и господа, рад приветствовать вас на двадцать шестой передаче цикла к барьеру".
- Вижу. Когда читать?
- Когда красная лампочка загорится, жди. Текст вверх поедет. Следи за темпом. Вперед не забегай, не отставай, но и как робот по слогам не цеди. Говори естественно, как в обычном разговоре. Как истукан, не сиди. Жестикулируй, нагибайся к говорящему, но все в меру. Ты - не мим, ты - ведущий. Ошибешься - не паникуй. Улыбнись, исправься. Все понятно?
- Вроде… - Дима сглотнул и облизал пересохшие губы. Возникшая, словно из ниоткуда девушка наклонилась перед Лукшиным и закрепила ему на груди микрофон. Дима глянул на себя, поморщился.
- Может, пиджак какой дадите, а то я что-то…
- Нет-нет, - девушка мотнула головой, - ни к чему. Неформальный стиль, свитер поверх сорочки - самое то. Разве что… голову поднимите, - быстрым движением она расстегнула ему верхнюю пуговичку, расправила воротник, прогладила плечи и руки.
- Виктор Семенович, сколько еще?
- Полторы минуты.
- Ага. Тогда так, - она взяла Диму за подбородок и повернула его голову к себе, - Закройте глаза.
Дима послушно зажмурился, ощутил прикосновение чего-то мягкого к нижним векам и щекам.
- Откройте.
Девушка отстранилась, наклонила голову и изучающим взглядом осмотрела Диму.
- Может, так?
- Да определенно, - согласился с ней Виктор Семенович, его голос оставался таким же шипящим, но злости в нем было намного меньше, - спасибо, Леночка, просто отлично. Все, все, время. Выходи из кадра! Миша, камеру!
Девушка быстро отошла в сторону и почти сразу же зажглась красная лампочка над камерой. Дима вздохнул, выпрямился и сделал одухотворенное лицо. По спине стекали струйки пота. Текст на экране медленно пополз вверх.
- Дамы и господа, рад приветствовать вас на двадцать шестой передаче цикла "К барьеру", - сказал Дима и легонько кивнул в камеру, - вести сегодня передачу буду я…
И в самый последний момент - удержался, не повторил прочитанное в экранчике "имя, фамилия".
…Я - Дмитрий Лукшин, - "Кошмар, кошмар! А если бы сказал? Вот позор был бы - век не отмыться", - мертвея от запоздалого ужаса, Дима онемевшими губами читал медленно ползущий по экрану текст:
- Тема сегодняшней передачи - ревизионизм в религии. Должна ли церковь придерживаться канона многовековой давности или настала пора пересмотреть его с учетом современных реалий. Представляю вам сегодняшних оппонентов.
Дима скосил взгляд, украдкой рассматривая, сидящих за одном с ним столом, людей. Последние события так его ошарашили и произошли в таком быстром темпе, что он не то что рассмотреть своих будущих собеседников не успел, но даже взглядом окинуть. Слева сидел бородатый мужчина в длинной, похоже - церковной - одежде, справа - тоже мужчина, но в обычном костюме. Дима вернул взгляд к камере.
- С левой стороны стола, - "Черт! Левая! Левая! Это в телевизоре - левая, а от меня? Правая? Вроде да. Точно, правая." Дима немного повернул голову вправо, - патриарх эк… - Дима запнулся и вчитался в текст, - простите, экклессиалогической православной церкви - Михаил Самойлов.
Лукшин осторожно кивнул сидящему справа от него человеку и тут же пожалел об этом "Патриарх! Я же только что сказал - патриарх! Наверное, это который слева, вон какая… ряса. Наверное, все же слева от меня… блин!" Дима посмотрел на мужчину в рясе и уже собрался ему что-нибудь сказать "от себя", но тут, к его громадному облегчению, мужчина в костюме приподнялся с кресла, коротко поклонился в камеру и сел обратно.
- С правой стороны, - вздохнув, продолжил Дима, - епископ на покое русской православной церкви Иосиф.
Мужчина в рясе кивнул в камеру, густым голосом произнес:
- Здравствуйте, братия и сестры, - повернулся к Лукшину, - мне было сказано, что собеседником моим будет представитель иной конфессии, но никто не предупредил меня, что им будет сектант.
Дима моргнул. Бросил взгляд на экран, но он был пуст - видимо, такой поворот авторами программы не предусматривался.
- Сектант? - наклонил голову Самойлов, - Пусть даже так, но почему это столь вас возмущает? Владыка, не забывайте, христианство первые два века было всего лишь иудаистской сектой.
- Ложь, - спокойно возразил Иосиф, - в сорок девятом году от рождества Христова, апостольский собор, под председательством самого Петра, принял решение: крещеным - иудейские законы не соблюдать.
- Это всего лишь легенда, не подтвержденная документально - Самойлов мягко улыбнулся, - символ веры, определивший, что есть христианство, был принят на первом вселенском соборе в четвертом веке. Тогда же было насчитано более полутора сотен ересей - христианских сект, чьи догматы немного отличались от утвержденных Никейским собором. До этого момента христианство, как единая религия, фактически не существовало.
- Блаженны невидевшие и уверовавшие, - сказал Иосиф, - но вы требуете доказательств.
Дима растерянно крутил головой, не зная что делать.
- Я не требую! - Самойлов привстал со стула, - я всего лишь хочу…
Но тут на экране вдруг пополз текст, Лукшин прочитал первые строчки, облегченно вздохнул и поднял ладонь перед собой. То ли разыгранная сценка была заранее спланирована, то ли авторы программы сориентировались и решили вмешаться.
- Стоп, стоп! - сказал Дима, - без сомнения, история зарождения христианства - очень важный и интересный вопрос, к которому, мы, возможно, еще вернемся. Но этот вопрос выходит за рамки сегодняшней передачи, поэтому, прошу вас вернуться к объявленной теме. Как известно, христианство, за историю своего существования, не раз претерпевало попытки реформации. Некоторые из них оказывались удачными и приводили к расколам некогда единой религии, породив, на сегодняшний день, не один десяток направлений, как в рамках трех основных течений, так и вне оных. Можно по разному относиться к внесениям изменений в догматы церкви, но отмахиваться от них и отрицать их влияние на облик христианства, пожалуй, не станет ни один разумный человек. Может ли быть от них польза? Для христианства, для человечества? Вот первый вопрос, который я бы хотел задать моим собеседникам. Михаил?
- Несомненно.
Самойлов откинулся на спинку стула и уперся ладонями в край стола.
- Более того, изменения - необходимы. Я предвижу ваше несогласие, Владыка, но если мы хотим, чтобы люди шли к Богу, чтобы вера в Спасителя помогала людям находить путь к Свету, тогда без реформ - не обойтись.
- Реформы, - Иосиф откашлялся, - реформам рознь. Мы, служители православной церкви, исповедуем истинную веру, дошедшую нам от господа нашего Иисуса Христа и двенадцати апостолов его. Дух Православия - это дух соборности, в котором сохраняется Священное Предание. Если вам столь нужны реформы, может, не стоит плодить ереси и апокрифы, а стоит лишь обратиться к Римско-католической либо протестантской церквям? Однако ж, - Иосиф повернулся к камере, - меньше всего хочу я создать впечатление, что православная вера закоснела в своей неизменности, ибо сказано: "всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое". Посему, прежде чем выразить свое отношение к реформам, хотел бы я знать, в чем они заключаются.
Иосиф замолчал, выжидательно и (как показалось Диме) с некоторой хитринкой, глядя на Михаила.
- Рад слышать, Владыка, - улыбнулся Самойлов, - что ж, не буду скрывать, тем более, что скрывать нечего. Мы полагаем, что настала пора пересмотреть состав Библии.
Иосиф поперхнулся, вздрогнул, но ничего не сказал. Михаил сглотнул и продолжил:
- Тем более, что нечто подобное происходило в истории даже православной церкви. Разве не церковные соборы решают, какие тексты считать богодухновенными, а какие - апокрифами? Так же и состав библии был дан нам не Сыном Господним, а первыми вселенскими соборами. Это церковь, опираясь на свои тогдашние представления о мире и людях, решила, какие из текстов считать вдохновенными свыше, а какие - нет. У нас нет Евангелия от Христа, все наши священные тексты писаны всего лишь людьми, которые, не по умыслу, но по незнанию, могли извратить слово божие.
- Вот как? А разве ты, брат мой, не всего лишь человек? Разве не люди всего лишь те, кому ты сейчас доверишь толковать Слово?
- А я… а мы и не собираемся что-либо добавлять к библии. Ее следует сократить. Потому что сегодняшние достижения науки входят в конфликт с текстами Писания, что отвращает от веры многих мыслящих и образованных людей. Это большинство текстов Ветхого завета, некоторые послания апостолов. Взять, к примеру, Ноев ковчег. Я знаком с допущением, что ковчег принял на борт не всех животных, а только тех, кто не мог самостоятельно спастись от наводнения. И они вроде как помещаются. Сто лет назад эти расчеты подтверждали веру. Но сегодня любой мало-мальски образованный человек знает, что популяция в несколько пар обречена на вымирание через несколько поколений по генетическим причинам. Конечно, можно истолковать книгу Бытия в свете современных достижений науки. Принять, что Господь наш особым образом изменил избранные пары, позаботившись о сохранении генофонда. Но в Писании об этом не сказано, и как раз таковое толкование и будет его искажением!
- И что же, - негромко и спокойно спросил Иосиф, - вы предлагаете просто выкинуть книгу Бытия из Писания?
- Почему же - выкинуть? Отнести к апокрифам. Толковать как древнюю легенду, и тогда она будет вести людей к истинной вере, а не отвергать от нее. Ибо мифы и легенды не есть просто ложь, а суть отражение жизни людей того времени. Еще триста лет назад конфликт между отдельными книгами Писания и наукой не был столь велик и многие ученые тех лет были людьми верующими и в вере своей крепкими. Сегодня же ученый должен либо отказаться от знания в пользу веры, либо от веры в пользу знания. И это отвращает от Бога многих мудрых людей.
Иосиф вздохнул.
- Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же. Никто не вправе менять хоть слово в Писании, ибо оно - единое целое. В Евангелиях от Матфея и от Луки Иисус говорит нам о Ное и о его временах. Ужель отнести к апокрифам и евангелия? Что же тогда останется в писании? Одумайся, патриархом себя зовущий. Подумай о душе своей, ибо грех есть то, что ты задумал.
- Сказано: потерявший душу свою ради Меня сбережет ее. Не ради себя, а ради веры задумал я. Не о своем спасении должна заботиться церковь. И если реформы приведут к Богу множество из сомневавшихся, не будет ли в том блага?
- Под чей алтарь придут они? Сказано: человек, усомнившийся в слове Божьем, продаст его дьяволу вместе с собой.
- Сказано также, что только на двух заповедях утверждается весь закон и пророки. Они суть главное, а не богословские споры о том, исходит ли святой дух только от Отца или же и от Сына тоже. Почему церковь взяла на себя единственное право решать, что есть слово Божье, а что нет?!
Михаил уже почти кричал, наклонившись к столу.
- Потому, - веско сказал Иосиф, - что не люди, но Сын человеческий создал церковь. Он дал право связывать на земле то, что будет связано и на небесах, и разрешать на земле то, что будет разрешено и на небесах. И не в людской власти уничтожить то, что не людьми создано. И уж точно - не во власти лжепророков в овечьих одеждах, которые внутри суть волки хищные.
- Это, видимо, я - лжепророк. Ладно же. Сказано также: по плодам их узнаете их. Беспошлинные сигареты стоит ли отнести к таким плодам? Или вот, не далее как вчера снял с двери храма, - Самойлов достал из-за пазухи свернутый лист и предъявил его в камеру. Подержал пару секунд, сложил пополам, затем спохватился и протянул Диме со словами, - вот, посмотрите тоже. Я намеренно не говорю с двери какого храма я это снял, потому как случай сей далеко не единичен. Увы, я бы сказал даже, что он типичен. Видимо, РПЦ такую практику если и не поощряет, то, как минимум ей не мешает. Как тут не вспомнить об изгнанных Христом из церкви торговцах?
Дима скосил взгляд на листок. Крупным шрифтом на листе А4 было отпечатано: "Братия и сестры! Убедительная просьба покупать свечи только в храме! Свечи, купленные вне храма, не являются жертвой, угодной богу".
- Мы живем в вещном мире, и содержание храма божьего тоже денег стоит, - Иосиф помолчал, - действительно, настоятели порой перегибают палку - не в их власти судить, какая жертва угодна богу, а какая - нет. Но как храму зарабатывать на жизнь, чтобы были в нем вода и электричество, если не торговлей?
- На пожертвования прихожан, - отрубил Самойлов, - на десятину. Тут и стимул для настоятеля со священниками - мало пожертвований, значит, плохо дело свое делают.
Иосиф задумчиво покачал головой, потом обернулся к Диме.
- Скажите, Дмитрий. Вот вы считаете себя духовным человеком?
Дима с надеждой посмотрел на экран, но он был пуст. Лукшин выждал секунды полторы, вздохнул и твердо сказал:
- Да, считаю.
- Отлично, - Иосиф кивнул, - когда вы в последний раз были в православном храме?
Дима посмотрел на пустой экран и пожал плечами:
- Никогда.
- Так вы не христианин? - удивился Иосиф. Глянул с прищуром, - вы иудей?
Дима слегка разозлился.
- Нет. И вообще, я не считаю духовность синонимом религиозности.
Иосиф отстранился.
- Так вы атеист, - протянул он, - верите, стало быть, что все сущее образовалось случайно. Ну, коли так…
- Нет, - перебил Лукшин. Посмотрел на по-прежнему пустующий экран, поморщился, - нет. Если это вас так волнует, то я - креационист. Я верю, что наш мир был кем-то создан. Но, видя множество версий относительно процесса создания и личности самого создателя, я не вижу никаких причин считать истинной какую-то одну из них. Если уж на то пошло, я вообще не вижу причин как-то почитать этого неведомого создателя.
Иосиф поднял брови.
- Отца и мать своих ты тоже причин почитать не видишь? - спросил он холодно.
- Если бы я знал своего отца только по книгам да по рассказам, при том, что он жив и здоров - тогда - да! Потому как отцовство - не заканчивается с рождением ребенка.
- Отлично! - зло сказал Иосиф, вставая и снимая микрофон, - отлично! Ересь на ереси!
- Э… - Дима отодвинулся, бросая панические взгляды на пустой экран, - "че это он задумал? Драться полезет? Вот блин!"
- Вы очень подходите друг другу, - Иосиф обвел взглядом сидящих за столом, - а я слышал достаточно и мне нечего здесь больше делать. Глубока ересь ваша, нет вам спасения.
Развернулся и тяжелым шагом пошел к выходу из студии.
- Э! - Дима вскочил в ужасе, - гос… святой отец! Подождите!
Но тот даже шага не замедлил. Дошел до выхода, хлопнул дверью и был таков. Дима остался стоять, растерянный и опустошенный. В студии послышалась возня и негромкие голоса. На освещенном участке появилась все та же девушка, наклонилась к Самойлову, сняла с него микрофон.
- Леночка, подожди! - донесся голос из студии, - сейчас, снимем еще пару кадров. Э… Дмитрий, сядьте.
Дима упал в кресло и вытер лоб. Украдкой посмотрел на экранчик - но он был не только пуст, красный светодиод, загорающийся при записи, не горел, да и камера смотрела куда-то в сторону - видимо, оператор как снимал выходящего из студии Иосифа, так потом камеру и оставил. Дима прищурился и присмотрелся - похоже, и оператора-то на месте не было. Со стороны "зрительного зала" доносились отголоски какого-то спора.
- Ох, наделал я делов, - пробормотал Лукшин сокрушенно. "Я же ведущий, я должен был их беседу направлять, а не сам в нее вступать, да еще с такой позицией. Ой, дела. Но и эти хороши! Какого хрена! Я в жизни этого не делал, могли бы что-нибудь подсказать, что делать! А вдруг кто знакомый смотрел? Ох…"
- Не переживайте.
Дима вздрогнул и поднял голову. Самойлов смотрел на него спокойно и сочувствующе.
- А?
- Вы были искренни, а владыка был предвзят. Не расстраивайтесь. Бог есть любовь, помните? Шанс спастись есть у всякого, даже самого закоренелого негодяя и отступника, а вы-то таким не являетесь.
- Да я не поэтому, - Дима махнул рукой, - Как-то… нехорошо получилось.
- Все в руце божией… Дмитрий, что же вы так обижены на отца своего? Вы полагаете, он вас бросил?
Дима оторопел.