Страх угнетает, но голод способен пересилить страх. С утра Карнаухов ничего не ел, полушубок на нем был совершенно мокрым, но погода уже наладилась, и поэтому надо было жить дальше. Он натаскал хвороста, взбудоражил огонь, повесил сушиться полушубок и решил наловить рыбы хотя бы удочками. Все остальное у него было: кастрюля, соль, перец, лавровый лист, картошка.
В кустах Карнаухов накопал червей, зарядил все три удочки и разложил на подпорках самодельные ореховые удилища. Белые поплавки точно впаялись в гладкую как зеркало воду в протоке.
Вдруг он услышал далекий, слабый голос:
- Ге-енка!
Померещилось? Но вот опять издалека, со стороны стрежневого течения реки послышалось:
- Ге-ен! Пескарь!
Теперь Карнаухов узнал голос: это же Дорофеев звал. Капитан!
Карнаухов бросил удочки и через кусты, напролом, кинулся к берегу. На пляже, с которого в бурю отправляли ребятишек, он увидел причаленную "казанку" и своего капитана - в закатанных по колено брюках, в черной с коричневыми полосами дорогой рубашке, по обыкновению застегнутой только на самые нижние пуговицы, всклокоченного. Склонив набок голову, капитан торопливо шел по сырому песку. Таким понятным, добрым, близким показался Дорофеев в эту минуту Генке Карнаухову, что даже слезы выступили на глазах.
- Ну, живой еще, бродяга? - спросил капитан. - Жрать небось хочешь, речной черт! Ну вот, пожуй пока… - Дорофеев вынул из кармана завернутые в салфетки два испеченных в масле пирожка.
Карнаухов ел пирожки, поленившись хорошенько очистить их от лоскутков раскисшей бумажной салфетки, и торопливо рассказывал капитану о пропаже сетки, о том, как двое гадов обещали его утопить, и что на удочки не ловится, иначе бы он ухи наварил… костер-то у него вовсю горит!
- А Леха, значит, починил все-таки лодку? - спросил он у капитана.
- Как же, починит такой! Опять надрался у шкипера - глаза в разные стороны смотрят. Мы с Уздечкиным кой-как залатали… Вон Ведерников волнуется: говорит, выгонять надо Леху с теплохода. Ты как думаешь, стоит его выгнать?
Карнаухов растерялся. В его жизни так редко случалось, чтобы с ним всерьез советовались.
- Жалко выгонять, - ответил он со вздохом.
- А мне, думаешь, не жалко? Я же знаю, совсем Леха одичает, если прогнать… Вот что вас обоих так к дикости тянет, Пескарь? Тебя я в Михайловке еле-еле от бичей оттащил. Ты думаешь, те двое, что тебя утопить хотели, не из той же компании? Ну, может, не из той, так из такой же точно. И сетку они украли, это как пить дать. Уж я-то всю эту шантрапу знаю - насмотрелся, пока на Реке работаю. Вот и обидно: хорошие, здоровые ребята, а тянет вас туда, в это болото! Вот скажи, Генка, почему вы сами себя в руках держать не можете?
- Тебе хорошо спрашивать: у тебя семья. И дело в руках - капитан все-таки! А тут ведет куда-то - и сам не знаешь куда. А захочешь остановиться, к делу повернуться или, например, о семье подумать, так дружки в оборот берут. Смеются, презирают. Вроде, если женишься, так уже и предатель! А потом - жениться… Работаешь тут, на Реке, когда на танцы ходить? Мы же то плывем, то стоим в этом самом Временном! Для речника жениться - большая проблема!
- Это для робкого проблема, - возразил Дорофеев без тени иронии. - Тебе обязательно надо стать смелее, Генка. Ну что ты, в самом деле, как пескарь какой-нибудь, всего боишься?.. Ты же хороший малый, работящий, честный, ну?
- Не знаю, - смущенно пробормотал Карнаухов. - Привык, наверное…
- Ладно, сматывай удочки, пора на теплоход возвращаться. А твоего друга, между прочим, я пригрел разок по шее.
- Ты - Леху? - не поверил Карнаухов.
Капитан весело прищурился и ответил:
- А что на него - богу молиться?.. Только, знаешь, ты об этом помалкивай, чтобы до Ведерникова не дошло!.. Ведь Леха не такой уж негодяй, каким его Володька считает. Просто дурит он по молодости да по глупости… Ну ничего, я его возьму в оборот, он запоет другим голосом!.. А то списать! Да списать человека никогда не поздно. Это я и в Среднереченске успею. Если сам прежде не уволюсь…
- Все-таки это правда, капитан? - убитым голосом спросил Карнаухов.
- Пока не знаю, Ген, - после вздоха ответил Дорофеев. - Пока что я думаю… Мне надо очень серьезно обо всем подумать!
…В то самое время, когда Дорофеев ходил на остров за Карнауховым, помощник капитана сочинял докладную записку. Он знал, что Дорофеев имел право уволить Леху сразу же после сообщения Ведерникова. И требовал этого. И был до глубины души возмущен, что его требование капитан оставил без внимания.
5
Если не считать нескольких сел и маленького районного городишка, берега Реки на четырехсоткилометровом протяжении от Временного до Среднереченска были нетронутыми. И эти малонаселенные, с мощной тайгой берега начинали угнетать, если путь от одной деревни до другой продолжался много часов. Вот почему интерес и оживление команды вызывало всякое встречное судно.
Почти каждый из теплоходов, на чьи сигналы отвечал взмахами белым батистовым флагом Ведерников или заменявший его у штурвала Дорофеев, принадлежал речному транспортному отряду Гидростроя.
За два дня пути от Временного "Ласточка" уже разминулась (о каждой встрече вахтенный обязан был сделать запись в журнале) с "Муравьем", тащившим во Временный серебристо-белые, похожие на части разобранной космической ракеты емкости с одинаковыми надписями: "Не курить! Огнеопасно!", с "Орлом", за которым на буксирном тросе тянулись погрузившиеся почти вровень с водой две баржи с железобетонными перекрытиями, со "Стрекозой" и связанной с ней скалобурильной установкой, с "Ураганом", тащившим две баржи, загруженные нарядными японскими бульдозерами.
Эти встречи для команды "Ласточки" были праздниками, недолгими, но радостными. Все, кроме вахтенного, выходили на палубу, чтобы помахать знакомым ребятам, - со встречного теплохода также сигналили поднятыми руками, улыбались, кричали что-то веселое, ободряющее.
Узнать коллегу на встречном теплоходе проще всего было коку Уздечкину. Потому что почти на всех судах коками были женщины.
В пути ли, на стоянке ли, но три раза в сутки команда должна принимать горячую пищу. Это значило, что трижды в день кок должен часа по два, по три париться на камбузе. Мужикам такая однообразная и тяжелая работа не по нраву. Потому-то женщины занимали эту должность на большинстве судов.
Но лично ему такая служба была по душе. Он с детства мечтал увидеть сибирские реки, названия которых звучали как сказка. И уж конечно, самому водить по ним огромные теплоходы. Но из-за близорукости его мечта не осуществилась. Зато для кока орлиная зоркость не была обязательным требованием.
Над головой Уздечкина висел самый главный в его деле инструмент - половник. Разделочная доска и ножи лежали на небольшом столике, рядом был кран с раковиной для мытья посуды. Над столиком - окно, которое кок во время работы держал открытым, и все равно на камбузе было жарче, чем в парилке. Маленькая стальная печурка, топившаяся соляркой, не только кормила команду, но и грела воду для отопления жилого кубрика, для душа, для мытья посуды.
Снимая пробу во время стряпания, Уздечкин сбивал себе аппетит и имел обыкновение есть в последнюю очередь. А еще ему нравилось смотреть, как "рубает" команда сотворенную им пищу.
Капитан Дорофеев, даже если был очень голодным, ел не торопясь, зачерпывал ложкой наполовину и снимал капли с донца о край тарелки. У него была привычка разламывать куски хлеба пополам. Съев одну половину, он нередко забывал о другой, брался за новый кусок, опять разламывал. Так к концу обеда у него порой скапливалось несколько половинок. Дорофеев виновато смотрел на них и, если не спешил, доедал остатки хлеба вместе с чаем. Ведерников, городской, не сибирский человек, тоже ел аккуратно и обстоятельно, но, доедая с тарелки, наклонял ее не к себе, как все остальные, а от себя. Ведерников часто оставлял в тарелке добрую половину борща, даже макароны с тушенкой мог не доесть. Карнаухов тоже ел помалу, всегда как-то вяло. И если во всех других случаях жизни Пескаря трудно было застать в глубокой задумчивости, то во время еды он, как правило, о чем-то напряженно размышлял, глядя скосившимися глазами в одну точку. Вот Леха Бурнин ел всегда с аппетитом, даже с удовольствием, он любил, чтобы тарелка была налита до краев; вычерпывая ее равномерно-методичными движениями, он нагибался над столом так, что тяжелый подбородок зависал над тарелкой. Бурнин метал в толстогубый рот полными ложками и, округлив щеки, пережевывал с веселым, довольным видом.
Когда Уздечкин видел вокруг крохотного стола в кубрике дружно жующую команду и слышал одобрительные высказывания насчет борща или каши, у него теплело в груди и невольно разъезжались в улыбке губы.
Еще Уздечкин уважал свою должность за то, что на равных с капитаном обсуждал финансово-хозяйственные вопросы. Если сложные вычисления расхода и пополнения горюче-смазочных материалов Дорофеев производил вместе с механиком, то вопрос о том, где закупать хлеб или картошку, капитан решал только с коком.
Именно по такому поводу и обратился Уздечкин к капитану. Без мяса еще можно было перебиться, но без хлеба не обойтись, а запас, сделанный во Временном, был на исходе.
- В Бредихине остановимся? - спросил кок.
- Хлеб кончается? - сразу догадался капитан.
- Ну…
- О чем разговор! Конечно, станем. С Пескарем пойдешь?
- Можно и с ним…
Разогнавшись в распадках, выпутавшись из таежной глухомани, голубая, с родниковой водой речка Бредиха расплеталась перед леспромхозом на несколько рукавов и наконец вливалась в родную стихию Реки. Устье Бредихи делило село на две части: у Реки были контора леспромхоза, баня, склады, горы золотистых кряжей, приготовленных для разделки на плоты. Само же село Бредихино, старинное, большое, многолюдное, стояло на взгорье по другую сторону поймы, и добираться туда надо было по дощатым мосткам над рукавами Бредихи. Обильный, нежный запах воды мешался с пряным духом нагретой солнцем травы; прыгая с порожка на порожек, шумели потоки Бредихи; нестрашно поскрипывали под ногами лиственничные плахи мостков. Все это было так непохоже на монотонное громыхание дизеля, на удушливый запах выхлопных газов и на прокуренную тесноту теплохода! Уздечкину и Ведерникову, который почему-то надумал вместо Карнаухова отправиться за хлебом, и увязавшейся с ними Маргарите хотелось остановиться и посмотреть вокруг, подышать этим живительным ароматом, послушать ненавязчивый, ласковый гул воды. Но все трое молча и быстро шли к селу, и каждый боялся, что покажется остальным смешным и странным, если предложит остановиться.
Пока шли по мосткам к селу Бредихину, каждый из троих думал об одном и том же: какие же счастливчики бредихинские жители, если каждодневно могут любоваться, дышать и радоваться такой красотой.
В Бредихине выпекали огромные буханки пшеничного хлеба. Запах хлеба чувствовался уже в начале села, в полуверсте от магазина, и, пока трое пришельцев с Реки шагали по дощатому тротуару главной улицы, запах все усиливался, волновал все сильнее. А по доскам шли навстречу леспромхозовские мужчины в добротных сапогах, женщины, одетые по городскому, но с деревенским любопытством в глазах, тоненькие сибирские девчоночки, которых так смешили замкнутое, задумчивое лицо Ведерникова, дымчатые очки и смелая, с покачиванием бедрами походка шедшей рядом с ним Маргариты, а более всего рыжеволосый печального вида Уздечкин, шагавший последним.
С первого дня знакомства Маргарита сбивала Уздечкина с толку. Вначале ему было радостно оттого, что она хотя и старается казаться бедовой дивчиной, но тем не менее человек простой, веселый и наивный. В общем, это было как раз то, что и искал Уздечкин. Потом все его планы рухнули, потому что могучий красавец Бурнин обратил внимание на Маргариту. И завязалась между ними любовь. Уздечкин и глазом не моргнул, когда Леха, обнимая экспедитора за плечи, объявил, что останется вместо кока дежурить ночью на теплоходе, тогда еще стоявшем в Среднереченске. Уздечкин согласился, поехал спать в общежитие, но всю ночь не сомкнул глаз.
Он понимал, что должен подняться над случаем, отнестись к любви Маргариты и Бурнина как к делу житейскому. "Но почему, - терзался Уздечкин, - так весело и пошло покатилась их любовь? Ведь это же не пятки друг другу щекотать! Любовь - чувство высокое, потому что жизнетворящее. Многие силы стремятся сокрушить человечество, а любовь - это защита. И потому духовное начало в любви должно быть прежде всего!"
Ворочаясь на кровати в общежитии, Уздечкин старался уяснить себе, что же это такое - духовное начало? И уже где-то под утро решил: духовность - это как раз старание человека победить в себе скота.
Пока стояли во Временном, Маргарита опять удивила Уздечкина. Казалось бы, ну что ей эта усыхающая и вянущая на барже капуста, когда у нее Бурнин, любовь, веселые ночи на барже? А Маргарита переживала, бегала то в ОРС, то в магазин, то к портовому начальству, добивалась и не могла добиться грузчиков и транспорта. Уздечкин ждал, когда же Бурнин найдет тот простой выход из положения, который коку открылся сразу. Ведь команда "Ласточки" бездельничала, дожидаясь разгрузки. Что стоило пятерым мужикам перебросать эту капусту!
Бурнин так и не догадался. Пришлось Уздечкину подсказать свою мысль капитану. Тот поддержал кока. За полдня выгрузили всю капусту.
Тут бы Маргарите и понять наконец, кто есть Бурнин. Тем более что он уже не обращал внимания на свою сговорчивую подружку. А Маргарита заметно тосковала. И тем самым опять сбивала Уздечкина с толку…
Оба рюкзака и сумку Маргариты набили теплыми, упругими буханками. Ведерников неожиданно расщедрился и взял на компанию три бутылки болгарского сливового сока.
- По-моему, неплохо они здесь живут, - начал разговор Ведерников, когда с откупоренными бутылками уселись в тени и стали попивать сок из горлышка. - Видно, что все здесь организовано, налажено. У людей есть работа, есть хороший заработок, жилье - оттого все они спокойны, добродушны. Оттого и хлеб у них такой ароматный и вкусный!
- Да, бредихинский хлеб самый лучший на всей Реке, - с некоторым запозданием откликнулся Уздечкин, которому не передалось философски-раздумчивое состояние Ведерникова, потому что рядом сидела Маргарита.
- Здесь хипово! - поддержала она. - Идешь по досочкам, каблучки тук-тук-тук… И крыши на домах смешные. Совсем как тюбетейки, только на два номера больше головы. Почему?
- А потому что Сибирь! - уверенно ответил Ведерников. - Леса хватает, вот и не скупятся на крыши, надежно делают… А собак тут сколько, обратили внимание? И собаки-то спокойные, солидные. Зря не гавкают!
- Слушайте, мальчишки, а вы вправду хотели лосенка застрелить? - вспомнила Маргарита.
Ни Уздечкин, ни Ведерников не ответили.
"Это Леха, твой возлюбленный больше всех хотел!" - подумал Уздечкин. "Уж я бы не промазал, если бы… можно было стрелять!" - подумал Ведерников.
- Я так напугалась, когда подошли совсем близко к берегу, а он бежит и не слышит. Так жалко его было! - взволнованно говорила Маргарита, как бы заново переживая тот момент.
"А себя-то тебе не жалко?" - подумал Уздечкин.
"Поддержишь ли ты меня, кок?" - мысленно спрашивал Ведерников.
У него были основания надеяться на Уздечкина. Зимой Ведерников как-то задержался в столярной мастерской и разговорился там с тихим и скромным пареньком Женей Уздечкиным. Тот пожаловался, что хоть и называется столяром, а настоящей работы нет, все скамьи да слани приходится сколачивать. Ведерников спросил, какой у столяров заработок. Оказалось, меньше даже, чем у судового кока.
Эта мысль - пригласить Уздечкина коком на "Ласточку" - пришла внезапно. Он не верил, что Уздечкин выслушает его до конца, но тот отнесся к предложению серьезно.
- Мысль занятная, - сказал Уздечкин. - Только я почти не умею готовить.
- Живешь в общежитии? - спросил Ведерников.
- Ну…
- Значит, готовишь иногда для себя?
- Ну, готовлю.
- Вот и нам то же самое будешь стряпать!
- А вообще-то я подучусь, - обрадовался Уздечкин. - Время-то еще есть. Книги возьму в библиотеке, рецепты буду выписывать. Я же давно хочу работать на Реке, только думал, по зрению не возьмут…
Когда началась навигация и Уздечкин приступил к обязанностям, Ведерников не раз в мыслях гордился своей проницательностью - команда была довольна коком. Отмечая добросовестность Уздечкина, Ведерников считал, что, если бы все на теплоходе были такими, "Ласточка" вышла бы в число передовых.
Не устраивали Ведерникова два человека. Больше всего, конечно, Бурнин, потому что при каждом случае этот богатырь старался подчеркнуть, что ему на все и на всех наплевать, он гордится этим и никого не боится. Дорофеев же не нравился Ведерникову излишней мягкостью и заметным самолюбием. Ясно было, что при капитане Ведерникове он не останется на "Ласточке" помощником.
Насчет Карнаухова Ведерников не сомневался: как только не станет Бурнина, этот прибьется или к нему, будущему капитану, или к Уздечкину, что тоже не опасно.
…Неподалеку от продмага был промтоварный магазин. Ведерников слышал, что в Бредихине бывают детские меховые шубки. Он давно хотел купить такую своей пятилетней дочери.
Продавщица сказала что в пришлом месяце такие шубки, верно, были. Но в этом еще не поступали.
Маргарита потерялась между рядами готовой одежды, копалась там. Уздечкин перебирал книги, собранные на полках шкафа со стеклянными дверцами.
Ведерников посмотрел, что отобрал для себя кок. "Коллектив и личность".
А на полках много было книг, роскошно изданных, с золотым тиснением, но на них Уздечкин не обращал внимания.
- Науками интересуешься? - спросил Ведерников.
- Да так… немножко. Вот, социологией решил заняться.
- Вижу, - сказал Ведерников, листая брошюру. - Думать надо - я сам такую концепцию всегда отстаиваю. Думать - это главнейшая обязанность каждого человека! А вот как ты считаешь: на "Ласточке" коллектив есть или нет?
- Нет, - грустно произнес Уздечкин. - Пять человек - очень мало для коллектива!
- Дело не в этом! - взметнув правую бровь, возразил Ведерников. - Коллектив создается дисциплиной, а ее-то у нас как раз нет. Ты согласен со мной?
Уздечкин неопределенно пожал плечами.
- Но ведь с таким положением нельзя мириться, правильно? Надо же что-то делать. А наш капитан делать ничего не хочет!
- Я Дорофеева очень понимаю, - взволнованно откликнулся Уздечкин. - Мы вот тащимся по Реке, то здесь постоим, то там застрянем, а у него дома жена одна с малышом. И малышу-то всего три недели! Эх, да если бы у меня была жена и в таком положении, я вообще не знаю, что бы делал! Все бы забросил и не отходил от сына. От сына же… понимаешь?
Ведерников мягко улыбнулся.
- Думаешь, дочка - это хуже? Пока они маленькие, так вообще почти никакой разницы. У меня вот дочка, пять лет. Тоже домой тянет, да еще как! Но ведь надо же кому-то и баржи по Реке таскать. Ты же сам видел, какое строительство во Временном развертывается!
- Конечно, видел. Здорово! - согласился Уздечкин.