Он шел к Ане и знал, что не скажет то, что хотел сказать, когда стоял рядом с клумбой, чувствуя в себя силы сделать шаг в будущее из лживого прошлого и радуясь искренности момента. История с мальчиком что-то сломала в настрое. Он думал о собственном сыне. Однажды у Леши появится новый "папа". Кто это будет? Что будет чувствовать Леша? "Папа" будет строжиться, станет его воспитывать, что-то вкладывать по собственному разумению, – как с этим смириться? Он сотни раз думал о Леше и "папе". Зная, что нет возможности что-либо изменить в будущем и что оно неизбежно, он искал повод его отсрочить. Будущее не наступало. Леша жил с папой, а не с папой в кавычках. Он был маленьким несмышленышем, который не сможет понять, почему папа больше не с ними. Как объяснить ему, что папа любит его, но не может жить с мамой?
Он позвонил в дверь.
Аня ему открыла.
Рядом стоял сын. Он держал игрушечный трактор и смотрел снизу вверх на отца.
– Привет, – сказала Аня.
– Привет.
Сын промолчал. Он словно знал, о чем думал папа.
Глава 7
Расчеты Виктора показали, что если действовать по плану, предложенному Беспаловым, денег не хватит. Это еще при условии, что банки возьмут в залог здания склада и жестяного цеха, старые, обветшалые.
По этому поводу они вновь душевно поговорили. В конце концов Моисеев сказал, что если Саша будет упрямствовать, то на внеочередное собрание акционеров будет вынесен вопрос о досрочном прекращении полномочий генерального директора. Саша, ты этого хочешь? Ты так уверен в себе? Или тебе все равно? Может, уйдешь сам, добровольно?
"Нет, Витя, – думал Саша. – Я не подпишу нужные тебе договоры и не уйду добровольно. Твой единственный выход – сменить генерального, а это очень непросто. Придется договариваться с обладминистрацией – с нашим миноритарным акционером, и кто сказал, что люди будут в восторге от этой идеи? Им не нужны катаклизмы на комбинате. Их интересуют налоги. Но если случится чудо, ты все равно не протащишь сделку через Совет и Общее собрание акционеров. У нас по тридцать семь процентов на брата, не забывай. Что было в школе по алгебре"?
Он знал, что Витя не сдастя без боя. Не был бы он Виктором Моисеевым, если бы сдался. Просчитывая варианты, он ищет решение. Если закон против него, то он против закона. Если кто-то мешает, встав на пути к цели, того надо убрать. Цель оправдывает средства. Это его философия, которую он последовательно воплощает на практике.
Прошла неделя.
Они не общались. Виктор ушел в тень и, затаившись, что-то там замышлял, что-то готовил. Вот она, человеческая натура. Стоит задеть человека, его мелочные интересы, как он становится зверем: у него звериный оскал, когти и зубы, он смотрит на шею противника. Из пасти капает, между клыками. Взгляд жесткий и ледяной. У тебя он такой же. Вы мало чем отличаетесь, два человека с разными интересами. Вы приготовились к схватке.
Оксана уволилась.
В свой последний рабочий день она улыбалась, смеялась, шутила. Чувствовалось: жизнь берет свое, кризис прошел, она может двигаться дальше. Ее ждут в "МегаФоне", в отделе обслуживания абонентов, на оклад в полтора раза выше нынешнего плюс квартальная премия. Место работы – в центре, на Красном проспекте. Радости не было предела, а между тем в коллективе сплетничали о том, почему она увольняется. Никто не знал точно. В основном склонялись к тому, что что-то случилось на праздновании дня фирмы. Что? Все приставали к Ольге, помощнице Виктора. Она-то должна знать. Но Ольга не знала, а если о чем-то догадывалась, то помалкивала, помня урок Моисеева: как стояла голая на четвереньках в его кабинете и он высказывал ей за болтливость.
На прощальное чаепитие пришло пол-офиса. Ольга завидовала Оксане. Столько внимания. Столько дружеских слов. Все ее любят. Нашла новое место. Сгниешь заживо в этой приемной. Рыжий смотрит волком и даже не трахает. Ну его к черту! Тоже уволюсь!
В разгар действа пришел Александр с букетом роз и сказал несколько искренних слов. Подспудно он думал о том, не будет ли Витя настолько циничным, чтобы явиться сюда. Он может. Он любит эксперименты. Воткнет иголку и смотрит – как врач с нашивкой СС.
К счастью, он не пришел. Не видно его и не слышно. Он делает черное дело. Утром он встретился с начальником юридического отдела, Димой Дроздовым, и час с ним беседовал.
Оксана сказала шефу. Шеф вызвал Диму.
Дима, обычно бодрый и энергичный, вошел не то чтобы робко, но тихо и как-то устало. Чувствовалось, день выдался непростой. На щеках тлел румянец, взгляд плавал в пространстве.
Не откладывая дело в долгий ящик, Александр спросил в лоб: "О чем вы общались с Виктором Александровичем?"
Он все понял по первой реакции Димы. Густо залившись краской, Дима потупил взгляд.
Облегчи душу, рассказывай. Речь шла о новом бизнесе?
Да. Он сказал, что станет генеральным директором, а вас здесь не будет. Тот, кто займет правильную стратегическую позицию, будет вознагражден. В общем, намекал, Александр Александрович, что надо быть с ним. Мы обсуждали закон "Об акционерных обществах": крупные сделки и сделки с заинтересованностью. Он спросил, как сделать так, чтобы операции по залогу и кредиту не попали ни под одну из указанных категорий. У него есть идея оформить новый бизнес на якобы независимое юридическое лицо. Нет аффилированности – нет заинтересованности. Чисто экономический интерес собственников комбината (большинства собственников) в предоставлении займа молодой перспективной компании с целью получения будущих выгод. Нормальная схема. Участие не через уставный капитал, а через кредитование. И попробуйте, говорит, докажите, что эта моя компания. Там будет кипрский офшор. Или офшор на Британских Виргинских. Или номинальный зицпредседатель. Он прав, Александр Александрович. Похоже, что так. Вам – то есть нам – придется доказывать связь, а это в России непросто. Тут смотрят на все формально, особенно если подмазать.
По крупным сделкам тоже есть риски. Смотрите. С одной стороны, по сумме это крупняк, особенно учитывая, что активы ни разу не переоценивались и их балансовая стоимость в несколько раз меньше рыночной. Если общая сумма сделки превысит двадцать пять процентов балансовой стоимости активов, сделка должна быть одобрена всеми членами Совета директоров, а если – пятьдесят, решение принимается Общим собранием акционеров большинством в три четверти. Учитывая, что вы член Совета директоров и у вас тридцать семь процентов акций, исход голосования и в том, и в другом случае ясен. Но с другой стороны (тут Дима замялся), есть нюансы. Если сумма сделки не превысит пятидесяти процентов и Совет не одобрит ее, то по решению Совета вопрос может быть вынесен на Общее собрание. В этом случае акционеры принимают решение простым большинством. Виктор Александрович может собрать большинство, чисто теоретически. Если обладминистрация будет с ним. Александр Александрович, он серьезно готовится. Не побрезгует фиктивным банкротством.
"Дима, я знаю. Спасибо".
"Парню не позавидуешь, – подумал он, когда Дима ушел, сам не свой, страшно подавленный. – Меж двух огней оказался. Если бы я не узнал, пришел бы, сознался? Вряд ли. Он осторожный, соломку подкладывает – юрист, одним словом. А Витя-то как отчудил. Сунулся к местным юристам по столь щекотливой теме. Может, специально? Психическая атака? Узнает Саша, как незавидны его перспективы, вздрогнет от ужаса и лапки кверху поднимет? Или Витя настолько уверен в себе, что прет в полный рост? Бедный Витя. Как ему тяжело! Движимый не разумом, а эмоциями, он точит нож на того, с кем много лет делал общее дело. Для чего ему это? Какова цель? Деньги? Да. Он деньги любит. Но дело не только в них – тем более что во время войны их не становится больше. Дело в принципе. В том, что Витю задели. Сильно задели. Он жаждет мести и может зайти далеко. Он игрок. Он обожает играть. С хрусткими денежками и с людьми. Как враг он опасен. Пора собирать полк юристов и адвокатов, алчущих денег, и проливать кровь, защищаясь. Выхода нет. Или есть? Принципов, мешающих трезво мыслить, много не только у Вити. У тебя они тоже есть. Эмоции бьют через край. Ты не слышишь свой разум. Ты зол на Витю, ты его ненавидишь. Рыжая сволочь. С ним не хочется договариваться. Хочется с ним воевать. Дать ему в морду. За девушку, которую он изнасиловал. За гаденькие ухмылки. За то, что выбрал путь заговоров и интриг. За то, что он есть. Не уступая друг другу, сцепившись рогами над пропастью, вы рискуете вместе туда свалиться. Зашкаливает адреналин. Тестостерон выше нормы. Разве увидишь правильное решение налитыми кровью глазами? Вот оно, перед вами. "Надо делить бизнес, не ввязываясь в тяжбу из-за проекта по заморозке. Должен остаться только один. Или третий, новый собственник комбината. Любые другие сценарии закончатся катастрофой. Не сделаете сейчас – сделаете потом, с большей кровопотерей". Что скажет Витя, если предложишь? Если он хочет большего, чем положено по закону, или эмоции возобладают – не согласится. Еще и посмотрит презрительно: сдулся ты, Саша, сдрейфил, я так и знал. Если прислушается к голосу разума и не хочет кровопролития – сядете и подумаете, как оформить развод.
Ненависть – деструктивное, пусть и очень приятное чувство. Взращивая ее в себе и чувствуя жар ее пламени, рискуешь сгореть в нем дотла. Останутся черные головешки, а человека не будет. Ненависть к захватчикам Родины или к убийце ребенка – одно, к рыжему Вите – другое. Ты сам виноват в том, что она есть. Ты сам стал работать с ним, вместо того чтобы сразу сказать "нет". Корни ненависти тянутся в прошлое. То, что Витя сделал с Оксаной, стало последней каплей. Словно прорвался гнойник, много лет нарывавший. С первого курса. С первой встречи. Вспомни тот день, когда он сказал Тане, что Женя прыгнул с балкона. Что ты почувствовал? Ты подавлял это ради общего дела. Ради денег, будь с собой честен. Деньги – мощная штука. Ради них многое терпишь, многое делаешь – хорошее и плохое. Порой они весят больше, чем то, что на другой чаше весов: мораль, совесть, искренность, симпатии и антипатии. Деньги – главный тотем.
Пришло время сделать правильный выбор. Что на весах? Чаша с монетами выше?
Да.
Деньги не имеют значения.
Есть и другие весы, помнишь? На одной чаше – видимость дружной семьи, маленький сын и стабильность, на второй – правда и новые чувства.
Глава 8
Он попросил водителя остановиться у магазина.
Два месяца назад он встретил здесь Славу Брагина. От той встречи остался горький осадок. Слава, что же ты сделал с собой? Что мы сделали? Мы хотели трахнуть весь мир. Мы хотели свободы. Мы думали, что мы можем все. Что в итоге? Ты пьяница, а я езжу на "Audi" с личным водителем. Я дал трахнуть себя долбаным долларам. Много лет я делал бизнес с рыжим ублюдком. Кто бы поверил в это? Саша Беспалов, тот, прежний Саша – где он? Умер? Нет? Дышит? Хочет глотка свободы?
Вдруг он увидел призрака.
В потертых джинсах и в майке с надписью "We want the world", тот курил рядом со входом. На том самом месте, где когда-то стоял Слава Брагин. Светло-соломенные волосы, голубые глаза а-ля Курт Кобейн, нервная манера курить -
Это был Родя.
РОДЯ, МАТЬ ЕГО, КЛЕВЦОВ.
Когда их взгляды встретились, Родя на мгновение замер. Он не выдохнул после затяжки, и дым остался внутри.
– Саня!
Бросив недокуренную сигарету, он пошел навстречу Беспалову.
Они крепко пожали друг другу руки и обнялись.
Прокуренный насквозь, в меру нетрезвый – это был он, Родя, тот самый, который говорил о свободе, играл на гитаре как Бог, а однажды, выкурив косячок, изрек фразу, ставшую хрестоматийной: "Если б я умер, я б не чувствовал себя лучше". Вокруг голубых глаз лучиками расползлись морщинки, взгляд посерьезнел, наполнившись опытом, складки легли вокруг рта, но это только добавило ему харизмы, в которой никогда не было недостатка.
Они не виделись с выпускного, когда по случаю вручения дипломов о высшем профессиональном образовании все напились в стельку и общага гудела до первых лучей солнца.
После всплеска первых эмоций встал насущный вопрос – где выпить пива?
– Может, в "Мехико"? – предложил Саша.
– Можно. Пиво там свежее.
– Мне Слава сказал, что ты собирался в Москву. Правда?
– Был. Месяц назад вернулся. Больше не хочется.
– Что так?
– Пели по кабакам, хотели бабок срубить и диск записать, но обломились. Там, Саша, грязь, гниль. Лучше туда не лезть. Может, через годик-другой снова попробую – кто его знает?
Они подошли к "Audi".
Равнодушно окинув взглядом автомобиль, Клевцов заметил:
– Саня стал буржуином?
– Так получилось, Родя. Сам не знаю, как до этого докатился.
Он открыл заднюю дверь:
– Милости просим.
– Прямо как Президент. – Родя залез в машину.
– Здравствуйте, – поздоровался он с водителем.
– Добрый вечер.
Саша сел рядом.
– Иван, нас в "Мехико" – и отдыхай.
Водитель молча кивнул.
– Теперь, Родя, рассказывай: как поживают идеи о смысле жизни и о свободе?
– Они со мной, Саша. И, как ни странно, я в них верю. Пока еще верю, несмотря ни на что. Страшно становится, как подумаю, что могу разувериться. Я надеюсь на шанс.
– Какой?
– Сказать всем. Со сцены. Не жрущим и пьющим бюргерам в кабаках, а тем, кто может услышать.
– Бюргеры тоже люди. И тоже могут услышать.
– Они не слышат. Они жрут и пьют, сидя спиной к сцене. Они приходят не слушать, а кушать.
Саша смотрел на Родю. Да, это он. Он держится. Он не сдается. У него не может не получиться. Главное – не опускать руки. Не дать миру, жестокому и безумному, съесть твои идеалы и вытолкнуть их через задницу.
Они приехали в "Мехико".
Здесь народу битком. К счастью, нашелся свободный столик в дальнем углу зала.
– По пиву? Или покрепче? – спросил Саша.
Открыв страницу со спиртными напитками, он увидел слово "текила", повторенное раз двадцать, и непроизвольно поморщился. Он вспомнил пьянку годичной давности. В тот раз пили текилу, с солью и с лаймом, все по науке, весело и душевно, и напились в усмерть. Текила вливалась легко. Трудно потом выливалась. Он даже зарекся пить – так ему было плохо. Целый месяц не пил. Ни капли спиртного.
– Может быть, по текилке? – спросил Родя не в бровь, а в глаз.
– Я пас, – внутренне содрогнувшись, сказал Саша.
– Не любишь?
– Так… Неприятные воспоминания.
– Бывает.
– Может, лучше по пиву?
– Мне все равно, Сань. Главное, чтоб градус был выше нуля.
Улыбнувшись, Саша снова подумал о том, что Родя не изменился. Он говорил так в общаге.
– "Крушовицу" или "Туборг"?
– Первое.
– Ок.
– Сань, что за ок? Мы не пиндосы. Мы русские.
– Дурная привычка. Все вокруг окают, заразился.
– Я не люблю янки. Но и у них были люди. Кобейн, Моррисон, Мартин Лютер Кинг. Еще несколько человек.
Они заказали пиво и стали листать меню.
Пиво вынесли быстро: черное, пенное, чешское. Не мексиканское.
– За встречу! – Родя сказал тост.
Тук!
Кружки встретились над столом.
– Кто первый расскажет историю своей жизни? – спросил Саша, утолив первую жажду.
– Я уступаю, – Родя поднял руки. – Готов слушать историю большого пути от общаги до "Audi". Говоря честно, я не совсем тебя узнаю. Ты изменился. Поэтому ты рассказывай, а там разберемся, ху из ху, как говорят у пиндосов. Никого не мочил в бурные девяностые?
– Нет. Но хочется.
Он рассказал Роде все, вплоть до последних событий.
Когда он закончил, Родя выразил отношение:
– Он никогда мне не нравился. Жаль, в морду ему не дали за Женьку. Чтоб, сука, помнил. Как, Сань, тебя угораздило?
– Сам удивляюсь.
Он говорил все как есть, было легко. Родя свой. Он понимает. Он всегда был за естественность и свободу.
– Саня, ты не думай о бабках. Ну их! С голоду не загнешься, а что сверх того – от лукавого. Так говорят в Библии? Было бы здесь теплей и росли бы бананы – я б жил в бочке и клал на все это с прибором. Рыбу ловил бы, кушал бананы. Песни бы пел. Деньги – дерьмо. Трэш.
Родя бьет в точку. Он совесть Саши Беспалова. Он его альтер эго. Сколько раз Саша думал о том же? Море, солнце, вечнозеленые пальмы – только без бочки, это уж слишком. Не нужно сидеть в кабинете, в кондиционированном каземате, и думать о том, как бы повысить рентабельность производства и справиться с партнером по бизнесу. Он мог бы писать музыку. Или книгу о счастье и смысле жизни. Мог бы жить ради чего-то стоящего, а не тратиться на суету. У него есть гитара. Гитара пылится в кофре. Где его прежние грезы? Тоже где-то в углу, в дальнем углу подвала. Когда-то, очень давно, он хотел изменить мир. Он хотел быть на сцене. Он сотни раз представлял, как выходит под свет софитов – яркий, слепящий, горячий – и, не видя зал, слышит его и чувствует. Там, в темноте, не тысячи зрителей, а что-то целое, мощное и живое. Он центр, к нему стекается их энергия, их любовь, дикая и опасная, и каждая клетка тела вибрирует вместе с залом. Он вскидывает электрогитару в знак приветствия. Зал взрывается. Первый удар по струнам, первые ноты – и все летят в стратосферу. Это его жизнь. Ему есть что сказать. Он говорит это музыкой. Он ведет за собой. Вот оно – настоящее. Не фальшь, не грошовая шелуха, а бьющееся, честное и живое. Он не может лгать в музыке. Он говорит правду. И люди верят ему. И чувствуют жизнь
Это были мечты, которым не дали шанса стать явью, ни малейшего шанса. Он предал их, выбросив на помойку, и стал делать деньги с Виктором Моисеевым. Далеко позади развилка, где он свернул не туда. Что в результате? У него есть деньги, много денег, но он ничего не сказал. И, пожалуй, не скажет. На это нет времени. Нет прежней страсти и прежней наивности. Нет Фридриха Ницше. Нет Курта Кобейна. Нет Моррисона и Мориарти. Он должен грызться ради куска хлеба. Ради куска мяса. Как он здесь оказался? Скажи это Саше Беспалову – разве поверил бы? Плюнул бы в рожу.
Смуглый официант, одетый как мексиканский крестьянин, во все белое, хлопчатобумажное, с красным платком на шее, принес им закуски к пиву: чипсы местного производства и сырные палочки.
– Вам повторить пиво? – спросил он.
– Что за вопросы, амиго? Дос харра дэ сэрвеса, пор фавор!
У Роди были недюжинные познания в испанском.
– Что? – не понял амиго.
– Милый человек, нам две кружки пива, пожалуйста, – перевел Родя. – Саня, как так? Мачо наш – ряженый. Гринго. Есть кто-нибудь настоящий?
– Ты.
– Я?
– Да.
– Я стараюсь. Но мне еще далеко.
– Расскажешь свою историю?