Содержание:
Елена Попова - Три дамы в поисках любви и смерти 1
Дамы находят друг друга 1
Кафе "Путник" 1
Крестовая дама 2
Телевизор 4
Червоная дама 5
Разборки 6
Бубновая дама 6
Все трое 7
Эпилог 7
Елена Попова
Три дамы в поисках любви и смерти
Дамы находят друг друга
Их было трое: Бубновая, Червоная и Крестовая. Могла быть и Пиковая, но она была им несимпатична и они, не сговариваясь, не допустили ее в свою компанию.
Разбежка в возрасте между ними была лет пятнадцать: одной сорок пять, второй пятьдесят с хвостиком, третьей почти шестьдесят. Из-за подобной разбежки они вряд ли могли так уж сойтись. Не возраст их свел, а похожая судьба. Так что из-за этой родственности судеб они сразу нашли, узнали, бросились друг к другу, понимая, что никто больше их так не поймет и не утешит, как они сами в тесном своем кругу.
Так, в толпище людей и на широких проспектах, где эти толпища протекают прореженной рекой, дети почему-то замечают только детей, а собаки собак, подтверждая в который раз могучий инстинкт родства и стремление к тождественности.
Бубновая (45 лет) была тусклой, небрежно подкрашивающейся блондинкой, немного усохшей и вытянутой, одевалась в свободные джемпера и длинные юбки, что делало ее еще более костлявой, усохшей и вытянутой, чем она была. Очков она не носила, но взгляд ее водянистых, неопределенно-голубых глаз был близорук, а веки всегда чуть припухшие, как будто она только что встала после долгого тяжелого сна. Побывала она и в браке, коротком и бессмысленном. Оба пытались любить друг друга и оба не смогли. Детей не было.
Как-то была она в одних совсем не обязательных гостях и именно поэтому курила одна на кухне, глядя в окно на освещенный перекресток. Тут-то и появилась Червоная (50 с хвостиком). Она была средней комплекции, чуть неуклюжая, в брюках, коротко и неудачно стриженная, о чем знала и что портило ей настроение. Хотя, если присмотреться, изначальной миловидности она еще не была окончательно лишена. С каким-то стуком даже рухнула она на хлипкий кухонный табурет и сказала:
- О! Ску-ка!
И потянулась за сигаретами Бубновой. Та протянула ей зажигалку. Взгляды их встретились, и они тут же поняли друг друга.
- Выпьем? - предложила Червоная и взяла стоявшую на полу у холодильника бутылку вина. - Не бойся, это я принесла. Я пью только свое вино.
Червоная не только побывала в длительном браке (муж ушел к другой), но имела двоих детей, которые жили далеко от нее, в иноземщине. Они виделись коротко и счастливо один, а порой и два раза в год (от этого-то и появилось у нее пристрастие к особо хорошему вину), но каждый день своей жизни, с утра, иногда даже с шести, и до вечера, порой очень позднего, она была одна (работа - это не жизнь), и особенно вечерами или в праздничные дни казалась сама себе несуществующим призраком, тонущем в безвоздушном пространстве.
Червоная ловко откупорила бутылку и разлила вино в высокие стаканы для сока, так как других в кухонном шкафчике не оказалось. Они замечательно посидели, обеим было интересно друг с другом. Бубновая больше слушала, но слушала внимательно, а Червоная говорила и тем более охотно, что ее с таким вниманием слушали. Так что договорились встретиться буквально через день, а потом вообще стали часто встречаться.
Крестовая присоединилась скоро, тоже в каких-то гостях. Она громко и весело смеялась, но глаза у нее при этом были печальные. Слово за слово, обе поняли - своя.
Напрашивалась в их компанию Пиковая, хозяйка дома, но что им с ней?
Все у нее было хорошо и даже отлично. Какой интерес об этом слушать? Похвасталась разок и ладно.
Крестовая (под шестьдесят) была как бы "кармической" вдовой. Она дважды овдовела самым натуральным образом, а третий ее муж, молодой и грустный, сбежал, испугавшись такой же участи. Она была полна, моложава, до сих пор кокетлива. Думать, за что такая судьба, ей было странно и страшно.
С сыном от первого брака она давно жила врозь, там и внуки без нее выросли. Вообще, жизнь ее была не заполнена до предела.
Все трое были из породы "жен". Не путать с женщинами-одиночками. Женщины-одиночки совсем другой подвид, крайне отличный. А женщины- жены - в прошлом ли, настоящем или будущем - это женщины-жены. Попадая в разряд одиночек (в отличие от одиночек натуральных), они вянут, хиреют, блекнут, увядают, просто растворяются, теряя охоту жить. Тогда как истинным одиночкам в таком качестве не так уж и плохо. Они по-своему довольны и любимое их занятие - вылизывать свою шерстку.
Женщины-одиночки - кошки.
Женщины-жены - собаки.
Так что, сошлись три дамы породы собачьей, сбились маленькой стайкой и стали жить вместе (духовно, конечно).
Бывало, они ссорились, как без этого, дулись друг на друга, обижали и обижались, прикалывали, насмешничали, но потом опять собирались вместе.
Как-то осенью, субботним днем Червоная заехала за обеими на машине. Настроение у всех в тот день было не то, чтобы очень, но впереди была целая суббота, а за ней воскресенье, короче, впереди только хуже. Решили поехать куда-нибудь.
Червоная оглянулась на подруг, сидящих на заднем сидении и, перед тем, как тронуться, сказала в который раз за это утро:
- Куда?
- Куда привезешь! - лихо воскликнула Крестовая.
- Да уж, куда хочешь, - добавила Бубновая.
- Девки, я же вас просто терпеть не могу за это! - сказала Червоная. - Какие-то дурищи безголовые! Не знаете куда - туда и попадете! Черту в пекло.
- А, куда попадем, туда и попадем! - опять лихо воскликнула Крестовая. - Хоть черту в пекло! Давай, жми на газ!
- Да, - сказала Бубновая. - И мне все равно.
Машина тронулась.
- Может, действительно куда-нибудь съездим? - сказала Бубновая с романтичной интонацией в голосе, расправляя прилипший к рукаву теплого жакета желтый листок.
- Куда? - поинтересовалась Крестовая.
- Да хоть в Прагу! Я за бензин заплачу.
(Вино в основном ставила Червоная, закуской занималась Крестовая, но Бубновая зарабатывала больше всех.)
- Была я в Праге, - сказала Червоная. - Приятно. А что дальше?
- И я была в Праге, - сказала Крестовая. - Приятно, да. А что дальше?
- Погуляем… - сказала Бубновая неуверенно.
- Столько пилить за рулем, чтобы прогуляться по Праге и выпить пива? Девочки, я не девочка.
- В этом мы как-то не сомневаемся, - сказала Крестовая, и это у нее почему-то получилось зло.
- Скажите спасибо, неблагодарные, что я вас вообще везу, - огрызнулась Червоная, и это у нее тоже почему-то получилось зло.
Вот так, переругиваясь, выехали за город, а потом решили проехать еще, где за водохранилищем был знакомый ресторан. Вроде, ехали как надо, сначала по просторному шоссе, потом по узкой асфальтированной дорожке, обсаженной средней высоты деревьями. Ехали-ехали, и вода уже поблескивала издали, а знакомого ресторанчика все не было. День был осенний, туманный, но не до такой степени, чтобы заблудиться.
- Заехала не туда, родная, - сказала Крестовая мягко.
- Я знаю, как ехать, - ответила Червоная.
Еще проехали и довольно долго.
- Нет, - опять не выдержала Крестовая. - Определенно напутала.
Червоная промолчала. Все смотрели на дорогу. И тут вдруг от дороги
пошла развилка, и на ней они увидели щитовой указатель, на котором было написано: "Кафе "Путник", 100 метров".
- Что-то не припомню такого, - сказала Крестовая.
- Так мы же по другой дороге ехали, - робко вставила Бубновая. Она иногда робела, как бы слабела душой.
Червоная опять промолчала.
- Ну, девочки, - сказала Крестовая. - Это же какие-то сто метров! Можно заглянуть. И название хорошее.
- Поэтичное, - тихо откликнулась Бубновая.
Кафе "Путник"
Через сто метров дорога тупо уткнулась в небольшой, легкий, как бы игрушечный домик, на фасаде которого, над легким, невысоким крыльцом светилась в тумане надпись "Путник".
Машин поблизости не было, и Червоная без помех поставила свою в самом удобном месте. От этого настроение ее немного улучшилось.
Кафе было небольшим - на несколько столиков, все они сейчас пустовали.
- Рентабельно ли держать такое заведение в пустынном месте? - заметила Крестовая дама, сбрасывая пальто и вглядываясь в свое изображение в зеркале, висящем у входа.
- Наверное, рентабельно, если держат, - отозвалась Червоная, уже располагаясь за уютным столиком.
Крестовая чуть замешкалась и тут увидела в зеркале, прямо за своей спиной, незнакомое лицо: утиный, немного вытянутый носик и узко и глубоко посаженные блестящие глаза. На какую-то долю секунды ей сделалось не по себе, она быстро оглянулась и вздохнула с облегчением - перед ней стоял официант. Был он среднего роста, но такой щуплый, что от этого казался ниже и мельче.
- Мы вполне рентабельны, - сказал официант с достоинством и в то же время как-то вкрадчиво. - Вы в этом убедитесь. Что будем заказывать, дорогие дамы?
И он положил на стол пухлое меню в потертой кожаной папке.
Червоная дама быстро просмотрела меню и протянула Крестовой.
- О! - только и сказала Крестовая, глянув на список вин.
Вин было множество: сухих и крепленых, знакомых и незнакомых наименований. Водки и коньяка не было вовсе.
- А что, водки нет? - поинтересовалась Крестовая.
- Дамы хотят водки?
- Просто из любопытства.
- Водки не держим. Люди разные, ведь так? Есть люди безмерные, а до города не так близко и до дороги сто метров, это же надо дойти. Скандалят, ссорятся… А кто и за рулем, - говоря это, он склонил голову набок и совсем стал похож на взъерошенного, плохо кормленного утенка.
- Мы пьем вино, - сказала Крестовая.
- Какое?
- Хорошее, хорошее! - сказала Червоная. - Но лично мне - минералку, минералку с соком. Я за рулем.
- И все эти вина у вас есть? - спросила Бубновая робея.
- Конечно.
- Все эти марки?
- Все абсолютно!
- Где же ваш бар?
- Это вам так обязательно?
- Слушай, не будь навязчивой! - сказала Крестовая и толкнула ее в бок, добавила на ухо. - Это такой пиар, это у них всегда.
Крестовая опять начала читать список вин, но заплутав во множестве знакомых и незнакомых названий, махнула рукой:
- А, давайте… Что-нибудь легкое, белое, сухое…
Дальше пошли названия блюд, простые, но с многими подпунктами. Типа котлеты, а дальше подпункты: котлеты из телятины, баранины, свинины, говядины, крольчатины и даже дикой утки, с грибами, брусникой, под белым и красным соусом, груборубленные и мелкорубленные… Все и не перечислить. Так же отбивные и тефтели. На десерт шли пироги, ну а уж начинка для этих пирогов занимала несколько листов, отпечатанных доволно мелким шрифтом.
- Неужели все это у вас есть? - ахнула, не удержавшись, Бубновая дама.
- Абсолютно все, - ответил официант. - Мы любим лаконизм в еде, но в то же время стремимся к разнообразию, - и опять склонил голову набок.
- Разнообразие - это прекрасно, - сказала Крестовая дама почему-то мечтательно.
Заказали котлеты из крольчатины. Крестовая потребовала из дикой утки, хоть котлеты из дикой утки стоили на десять долларов дороже. После некоторого раздумья и молчаливого переглядывания заказали две порции на троих пирога с ежевикой.
Официант сразу вдруг став каким-то стремительным, тут же принес все заказанное.
- Разогрел в микроволновке, - шепнула Крестовая Бубновой, - они наловчились. - В долю мгновения, как фокусник, откупорил вино и разлил по бокалам. Червоная, разумеется, получила свою минералку с соком.
- Хорошо вам, - сказала Червоная с выраженной завистью.
- Так и ты давай немного! - лихо и весело вскрикнула Крестовая.
- А кто извозчик?
- Чуть-чуть! Можно!
- Нет уж, - сказала Червоная. - Я правил не нарушаю.
- А я когда-то водила! - опять вскрикнула Крестовая, залпом выпив весь бокал. - Врезалась в дерево прямо в нашем дворе!
- Вот именно. Пьяная была, - сказала Червоная.
- Нет, просто это не для меня.
И вспомнив, наверное, подробности этого происшествия она вдруг стала безудержно хохотать, колыхаясь всем телом. А может, это вино ударило в голову. На глазах у нее даже выступили слезы.
- Может, хватит? - сказала Червоная.
Но Крестовая все хохотала и хохотала, и это уже начало действовать всем на нервы.
- Ладно, - сказала она наконец, - схожу в дамскую комнату.
Официант оказался неподалеку.
- У вас, надеюсь, простите, есть дамская комната? - спросила Крестовая и при этом чуть покачнулась.
- Конечно. Я вас провожу! - ответил официант и повел ее в глубь зала.
Там, в самом углу, была дверь.
- Это, надеюсь, для дам? - пошутила Крестовая и опять чуть покачнулась.
- Разумеется, для дам. Для джентельменов с той стороны, - он неопределенно кивнул.
- Спасибо, - сказала Крестовая дама. - Больше можете не беспокоиться.
- Выключатель справа.
- Не беспокойтесь.
А ведь беспокоиться было о чем…
Крестовая дама
Крестовая открыла дверь и шагнула… в темноту. В темноте для чуть выпившей женщины нет ничего хорошего. Тем более, дверь за ней с шумом захлопнулась. Она протянула руку и стала беспомощно нащупывать выключатель. Но выключателя не было. Первой мыслью была закричать, и она закричала:
- А-а-а! - и стала спиной биться о дверь. - А-а-а!
В ответ - ни отзвука, словно она находилась в звуконепроницаемой камере. От страха ей перехватило сердце и стало трудно дышать… Тут вспыхнул свет.
Яркий летний день окружал ее. Она была в своей старой, еще родительской квартире. Рядом стоял первый муж - студент четвертого курса математического отделения университета - худенький, в очках. Выражение лица у него было злое.
- Что ты кричишь? - сказал муж резко. - Посмотри на себя!
Она подошла к зеркалу. Из старого материнского зеркала на нее смотрела она сама - только двадцати трех лет от роду. Тогда уже пухленькая, но все равно еще стройная, с лицом хорошенького пуделя. Ведь и волосы у нее тогда были завиты, как у пуделя. Она приблизила к зеркалу лицо - глаза действительно были размазаны. Не отрывая глаз от своего отражения, привычным движением она нащупала на столике бумажную салфетку и огрызок карандаша "Живопись", тогда большой дефицит. И подправила макияж.
Их маленький сын был с родителями на даче, и вчера, воспользовавшись этим, они отправились в гости. Шумные, бестолковые молодые гости, без чинных столов и скучных разговоров, с дешевым вином и салатом из помидоров, поданным прямо в тазике. Хорошо было, весело. Но он, муж, свинья такая, все испортил, опять ее приревновал. А ведь она всего лишь курила и болтала с каким-то незнакомым парнем на лестничной клетке. Так, ни о чем, но глаза у нее блестели. Почему блестели? - спрашивал. Так ведь весело было. Когда весело, у нее всегда глаза блестят. Тогда новый вопрос и опять дурацкий: почему ей весело с незнакомым парнем?
Стоит напротив, весь из себя злой, и трясется - такая она преступница. Сам трясется, и очки его противные трясутся, вот-вот свалятся. И нисколько она его такого не любит. И не помнит, как она в него влюбилась вообще. Да, он милый был, хороший, он математик, он умница, но он скучный, скучный и даже уже теперь - зануда.
А ей всего двадцать три, ей так хочется веселиться, да, веселиться. Она женщина-бабочка, она где-то это вычитала и ей понравилось. Да, ей просто хочется веселиться, порхать с цветка на цветок, помахивая сверкающими на солнце крыльями… А он? Он просто заедает ее жизнь!
Она посмотрела на трясущиеся очки на его носу и сказала:
- Вот дурак!
Ничего, вроде, обидного. Но он почему-то страшно обиделся.
- Мерзавка! - закричал он и ударил ее по лицу.
- Очкарик! - закричала она и затопала ногами. - Очкарик! Очкарик!
Тогда он схватил свою джинсовую курточку, которую она ему подарила,
и выскочил из квартиры. А она пошла в родительскую спальню, бросилась на материнскую кровать и долго рыдала, уткнувшись в материнскую подушку, отчаянно жалея себя.
Начинался вечер… Мягкий такой, прекрасный июньский вечер, и ветерок подул теплый, донося запах родного города. Себя стало еще жальче. Как прекрасна могла бы быть жизнь! Вот и ребенок на даче, они одни в квартире, как все могло бы быть хорошо. Опять пошли бы в гости, или пригласили бы гостей, или просто погуляли в веселой вечерней толпе.
- Очкарик! - сказала она с ненавистью. - Противный очкарик!
И тут зазвонил телефон. Она босиком промчалась по квартире и сняла трубку… Женский казенный голос ей сообщил, что ее муж (имя и фамилия совпадали), перебегая улицу в неположенном месте, попал под машину и скончался на месте, не приходя в сознание.
Ужас охватил ее, ужас не той, двадцатитрехлетней (двадцатитрехлетняя рыдала, конечно, рыдала неистово, но забыла о нем меньше, чем через год), не той, а этой, шестидесятилетней Крестовой дамы, ужас нестерпимый. Не зная, что делать с этим ужасом, как от него спасаться и куда девать себя, она бросилась из квартиры и побежала вниз по лестнице, но уже в подъезде поняла, что бежать-то ей некуда. И вернулась. Толкнула тяжелую дверь родительской квартиры, но вошла совсем в другое место…
Она вошла в свою собственную квартиру, в которой жила уже со своим вторым мужем, квартиру небольшую, но очень уютную. Из прихожей была видна гостиная с мягкой мебелью и стенкой Коперник - когда-то предметом зависти менее обеспеченных подруг. Мягко горел торшер…
Первым делом она подошла к зеркалу - все тому же старому зеркалу, которое забрала из родительской квартиры, - и увидела себя тридцатипятилетней, хорошенькой, чуть-чуть располневшей, с модной тогда стрижкой. Неплохо, неплохо, - повторяла она про себя и готова была стоять так долго, бесконечно долго, жадно впитывая свое отражение, если бы из спальни не позвал муж.
Они жили вдвоем, сын так и остался у бабки с дедом, которые вообще- то его и вырастили, заменив родителей. Но мать он любил тоже, как можно любить дорогую игрушку, с которой иногда дают поиграть.
- Соня, - позвал муж.
Еще несколько лет назад он считался самым импозантным мужчиной в их научно-исследовательском институте, высокий, с ранней благородной сединой на висках при вполне молодом лице. При том - перспективный молодой ученый. Она добивалась его три года и таки добилась, таки отбила у суховатой, строгой жены, заведующей лабораторией в том же заведении.