* * *
В Венсеннском замке Говоров входил в угловое здание, поднимался на второй этаж, попадал в вестибюль, где с одной стороны стояла статуя не то рыцаря, не то современного воина (что-то выполненное в советском стиле), а с другой стороны висели французские военные флажки - поблекшие и пыльные. Там, где была статуя, начиналась какая-то военно-воздушная шарага, там, где флажки, - Институт сравнительной военной истории. Все эти учреждения напоминали Говорову музей, хотя несколько раз на лестнице он замечал пробегавших студенческого вида ребят в солдатской форме. Говоров основывался на своем советском опыте: у солидного военного учреждения должен стоять часовой с ружьем. Здесь же часовых не было. Вот внизу откровенно, без всякой научной маскировки располагался Музей горных стрелков, на стенах красовались фотографии егерей из разных полков. Говоров подозревал, что обитатели второго этажа тоже тайно коллекционируют картонных солдатиков…
Как правило, секретарша просила Говорова подождать: генерал или еще не приехал, или был занят. Генерал приезжал к десяти утра, иногда к одиннадцати, в час уезжал обедать и после обеда в институте не появлялся. Если секретарша не печатала на машинке, то она любезно беседовала с Говоровым, изредка отвлекаясь на телефонные звонки (да, мой полковник, я вас сейчас соединю с генералом). Потом по какому-то ей одному ведомому сигналу она срывалась из комнаты, через минуту вновь возникая на пороге с очаровательной улыбкой: "Генерал вас ждет!" Она открывала Говорову дверь генеральского кабинета. Генерал всегда вставал из-за стола, шел навстречу…
Генерал производил жутко несолидное впечатление: маленький, худенький старичок в мешковатом гражданском пиджачке. Где громкий генеральский смех? Где властные жесты? Генерал говорил очень слабым голосом и был похож на профессора ботаники (перебирать сухие листики - его ремесло, а вот накалывать букашек и бабочек, пожалуй, ему не по силам), но это единственный человек во Франции, который сказал: "Я считаю Лизу и Алену своими детьми, и я сделаю все, чтоб они приехали в Париж".
("Вы знакомы с генералом Гамбьезом? - воскликнул пожилой журналист из "Фигаро", когда Говоров решил обратиться за помощью к прессе, видя, что тихая дипломатия не проходит. - Но ведь это мой генерал! Под его командованием мы высадились на юге Франции в 44-м году!" А французский консул в Москве был страшно расстроен, узнав, что генеральское приглашение не сработало. "Поймите, - повторял он Алене, - для советских генерал Гамбьез - более весомая фигура, чем министр иностранных дел".)
- …Я пробыл в Москве десять дней, - рассказывал генерал, - приемы, официальные встречи, а меня больше всего интересовали архивы второй мировой войны. Это трудно понять советским, они полагают, что главное для гостей - обеды и водка. Много водки. Я познакомился с заместителем генерального прокурора. Сначала он был несколько насторожен. Мы вспоминали войну, он тоже ветеран. Мы подружились. Я говорил с ним о вашем деле. Я сказал, что история Алены и Лизы унижает великий Советский Союз, подрывает его международный престиж. Он очень удивился, узнав, что им отказали в выезде по моему приглашению. Он заверил меня, что это невольный промах, ошибка мелкого чиновника.
- Он обещал исправить ошибку? - спросил Говоров.
- Он обещал куда-то позвонить. Кстати, два вечера подряд я звонил вашей дочери. Телефон не отвечал. Они с Лизой, наверно, уехали на зимние каникулы в деревню.
- Мой генерал, из Москвы зимой никто не уезжает в деревню. Они были дома и каждый вечер ждали вашего звонка. Вы звонили из гостиницы?
- Да, я диктовал телефонисткам номер. Очень милые девушки. Они его прилежно набирали, переспрашивали цифры, чтоб не перепутать. Я сам слышал долгие гудки.
…Значит, офицер КГБ, курирующий гостиницу, дал указание не соединять генерала с таким-то номером, думал Говоров. Старый фокус. Но генералу это не объяснить. Он не поверит, что в Советском Союзе, который он так любит, возможны подобные вещи. Он сочтет это примитивной антисоветской пропагандой. У каждого человека свои иллюзии. И пока генерал хлопочет о девочках, они в безопасности. В конце концов, генералу надо ставить памятник при жизни хотя бы за то, что он добровольно терпит мой ужасный французский.
* * *
- Знаешь, чем кончились твои попытки убрать Беатрис из парижского бюро? Она получила повышение! Джордж Вейли? Конечно, нет, он ей не начальник. Это отдел кадров, мистер Пук и К°. Сработал инстинкт американского чиновника. Раз подчиненные (а мы с тобой - в глазах отдела кадров - подчиненные Беатрис) недовольны ею, значит, она проводит правильную жесткую линию и Беатрис надо поддержать. Учти на будущее, если захочешь опять критиковать кого-то из начальства: чувство опасности объединяет американских бюрократов.
Естественно, Говоров ответил Боре Савельеву в духе В. П. - дескать, он Беатрис и отдел кадров в нос, в рот, в ухо и в глаз, а сам подумал, что с некоторого времени Боря стал значительно увереннее в себе и авторитетнее. Ну да, после того как съездил в Пакистан. Командировку провел блестяще, перешел с афганскими партизанами границу, взял интервью у советских военнопленных. Записи бесед крутили по Радио, в советской прессе появилась гневная отповедь, что лишь прибавило Боре вес у начальства и в отделе кадров. Другой вопрос: почему командировку предложили Савельеву, а не Говорову? Вроде бы козыри у Савельева: 1) моложе, 2) танкист, офицер запаса израильской армии, 3) знание английского. Но ведь очерки из Афганистана Говоров написал бы лучше, это же всем очевидно.
Работа на Радио сделала Говорова мнительным. Там, где была тривиальная шахматная двухходовка, он искал сложную комбинацию.
…А может, заметили, что избегает афганскую тему? Перевести французскую статью про советскую оккупацию - пожалуйста, но сам писать не рвется.
Первое тривиальное объяснение: он не военный обозреватель, у него иной профиль. Все. Точка. И отстаньте!
Нет, копнем глубже. Война в Афганистане - самое чувствительное, больное место для Союза. А у Говорова в Москве заложники: Лиза, Алена, Наташа. Говоров не стремится идти на обострение. И вот это кто-то на Радио усек (и в Москве тоже?). Но тогда, ради интереса, Говорова можно проверить, предложить Афганистан, мол, поедешь или боишься, ведь там стреляют?
Стрельба не довод, более того, для Говорова это как раз аргумент в пользу поездки, если бы педалировали на стрельбе, он бы сразу заказал билет в Карачи. Но если бы намекнули, что командировка принесет ему авантаж на Радио, Говоров под благовидным предлогом отклонил бы такую честь. Да, он перешел бы с партизанами афганскую границу (и уж постарался бы сделать хлесткий радиорепортаж), но вот брать интервью у советских военнопленных он бы не стал.
…Он прокручивал интервью Савельева. Все в них правильно. Боря умница, задавал точные вопросы, не подталкивал на готовые ответы, не провоцировал, и солдаты рассказывали потрясающие, страшные вещи. Такой материал для Радио - золотая жила. Но ведь висит в воздухе немой вопль (Говоров ощущал его кожей): "Помоги нам! Вытащи нас отсюда!" Как ни молоды и ни неопытны наши солдатики, однако понимают: интервью по "вражеским голосам" - необратимый шаг. Если отобьют свои, то сдачу в плен можно и простить (или не простить, кто знает), но вот интервью на Радио - никогда. Хорошо, мы пошли тебе навстречу - так сделай для нас что-нибудь. А Савельев ничего не мог для них сделать, как не смог бы и Говоров. Если бы смог - прополз бы на карачках горный перевал, привез бы ребят в любую цивилизованную страну, а там, хлопцы, решайте, просите политубежища или возвращайтесь на родину. Сами с усами. Увы, судьбы солдат в чужих руках. (В чьих? Поди разберись!) Поможет солдатикам интервью или их потопит - это выяснится впоследствии. А пока журналист их использовал, захлопнул крышку магнитофона и через два дня уже ночует в роскошном номере отеля "Хилтон" в столице Пакистана. И очень доволен, что выполнил редакционное задание. А над головой солдатиков захлопнулась другая крышка, и они ночуют в палатке вместе с афганцами (как любезно свидетельствовали партизаны) или… в яме на цепи. И если оперативная обстановка в приграничном районе изменится, то афганцы могут и пристрелить солдатиков. (А почему нет? Или партизаны забыли советский напалм, заживо выжигающий их деревни?) И как тогда дальше жить удачливому корреспонденту? Как ему забыть глаза своих соотечественников, молящие о помощи?
Но копнем еще глубже. Когда-то Лева Самсонов сказал: "Наши дела на Лубянке не закрыты. Ежедневно, к девяти утра, приходит в свой кабинет капитан, раскрывает твое досье, аккуратно подшивает новые материалы, поступившие на тебя, и раз в месяц посылает резюме по инстанциям. У каждого из нас свой капитан, исправно зарплату получает". Капитан, лейтенант или майор - неважно. Лева Самсонов, несмотря на свою мегаломанию, иногда мыслил очень здраво. Да и Говорову тоже время от времени казалось, что какой-то чин из Большого дома внимательно наблюдает, не нарушил ли он правила игры, не переступил ли установленные рамки…
Какие правила? Какие рамки? Где они записаны? Кем установлены? Нигде и никем. Однако каждый советский эмигрант интуитивно чувствовал, что, выпуская его из страны, КГБ просчитывает варианты: например, этот человек дойдет до таких-то пределов, черт с ним, но вот дальше не сунется. Впрочем, у эмигрантов из Восточной Европы было проще, и с ними не церемонились: болгарина Маркова из лондонского бюро откровенно предупреждали: не трогай семью Живкова, пришьем. Пришили отравленным зонтиком. Болгарина Костова за те же грехи пытались убить в Париже. Когда румынку Вероник зверски избили в подъезде ее парижского дома, она знала за что, - ей звонили по ночам, советовали: не лезь в личную жизнь Нику Чаушеску.
Говоров лез на рожон. Писал и пробивал в эфир (не все застревало в столах у осторожного американского начальства) фельетоны про самого Леонида Ильича. Но странное дело, почему-то не трогали Говорова в советской прессе. Ну, мелькнуло его имя в каком-то непонятном контексте: мол, уехал в Израиль, печатается в русской нью-йоркской газете. О том, что на Радио работает, - ни слова. Как только Радио ни поливали, каких только (совсем посторонних людей) к Радио ни причисляли! Про Говорова - молчок. Почему? Оглохли в КГБ? Более того, старый друг, приехавший с делегацией из Москвы, рассказывал: "Кручу я как-то ручку приемника, и вдруг твой голос, читаешь фельетон про Брежнева, чисто, будто по программе "Маяк". Я ушам своим не верю - в середине дня, в центре Москвы. Короткое замыкание, что ли, на станциях перехвата? Правда, как только кончил, взвыли глушилки". Случайное совпадение? Все может быть. Лишь позже Говоров понял, что в Союзе менялся политический климат, товарищ Андропов устал ждать, начал потихоньку сталкивать Леонида Ильича, и Говоров, сам того не подозревая, ему подыгрывал. А вот капитан (лейтенант или майор) ситуацию давно просек, поэтому лениво подшивал фельетоны Говорова в досье и хихикал в рукав.
Бред собачий разбираться в их кагэбэшных играх! А что не бред? Наша жизнь? И чудилось Говорову, что сидят они с этим капитанлейтенантмайором, пропустили по рюмашке и, как водится у русских, ругаются, выясняют отношения. Говоров про Сахарова - капитан бормочет: "Это не мы решили - Политбюро". Кстати о Политбюро - стыд, позор! Капитан вздыхает: "Сам понимаешь, собрались старые пердуны!" Говоров про диссидентов, что в тюрьмах. Капитан: "Страна должна защищаться". Говоров: "От кого? От людей, которые хотят лишь добра стране? Ладно, тебя не переубедишь (после второй рюмашки на "ты" перешли), но зачем вы в литературе погром учинили?" Капитан: "Мы в это дело не лезем, в вашем Союзе писателей свои энтузиасты, им только дай волю!" Говоров про Афганистан, а капитан в ответ: "Тут я с тобой согласен. Влипли. Но это наша трагедия. В Афганистане гибнут наши ребята, наши дети. Это ты понимаешь?" Говоров: "Понимаю. Именно поэтому я не рвался в Афганистан". И капитан усмехается: "Так ведь на твоих девочек кирпич с крыши не падал".
Бред собачий разбираться в кагэбэшных играх! Или просто эмигрантская мания преследования: дескать, за нами еще следят… Да кому вы там нужны, на Западе? Но потом, когда в истории с Алексеем Скворцовым Говоров задел их за живое, реакция КГБ была мгновенной. Сразу дали понять, что перешел дозволенные рамки. Отключили у девочек телефон и по ночам к ним стали стучаться в дверь, выгнали Наташку с кафедры, появился фельетон в "Крокодиле" и был снят фильм по Юлиану Семенову, где Говоров возник на советском экране в виде отвратительной личности.
Ну а что же наши защитники, благодарные американцы? Защитники? Когда в Гамбурге подложили бомбу и погибла машинистка чешской редакции, даже Беатрис, всегда трепещущая перед начальством, завопила: "У вас в Гамбурге забор и военизированная охрана, а у нас в Париже проходной двор". Приехал кто-то из отдела безопасности (оказывается, был такой отдел на Радио), пошатался по коридорам, подергал пальцем задвижки на окнах, сказал, что на вахтера ставки нет, и порекомендовал сменить дверной замок.
И благодарности оставалось ждать недолго. Уже был подписан приказ о назначении мистера Пелла.
Голоса из публики:
- А куда же смотрит наша доблестная французская полиция?
- Всегда так! Когда надо, то полицейских не видно. Они в комиссариате сидят и протоколы на машинке печатают!
- Флики - расисты. Они хватают только черных и арабов!
- Наоборот, от черных они прячутся. Пойдите в метро "Насьон". В коридорах толпы черных наркоманов и ни одного полицейского… Порядочной женщине страшно.
- А ты юбку пониже опусти, тогда и приставать не будут.
- Месье-дам! Минуточку внимания! - Говоров пытается остановить скандал. - В данном случае полиция ни при чем. В принципе эмигрантами должна заниматься ваша служба безопасности - ДСТ. Но ребятам из ДСТ я никогда не завидовал. Ведь им в первую очередь надо за иностранными разведками следить, а как тут уследишь? Это в Москве кайф: на каждого потенциального шпиона по двадцать кагэбэшников. А в Париже, наоборот, на каждого сотрудника ДСТ по пять иностранных агентов. Не берусь судить, как сейчас, но во времена "холодной войны" так и было. Возьмите арифмометр и подсчитайте. Сколько их сидело под крышей советского и восточноевропейских посольств? Сколько без "крыши" под другими вывесками? И не забудьте китайское и севернокорейское посольства. Не забудьте арабские страны и разномастных террористов с Ближнего Востока. Кто за кем ходит, кто кого караулит? Ваше счастье, что каждая иностранная разведка работала на себя. А если бы разведки объединились? Тогда бы всем ребятам из ДСТ пришлось бы запереться наглухо в своем "аквариуме" и носа на улицу не высовывать…
Голос Говорова тонет в разъяренном реве публики. Нет ничего слаще для француза, чем ругать свою полицию!
Дважды Говоров хоть краешком глаза наблюдал французские службы в действии. Вот две истории, а выводы из них пусть делает сама почтенная публика.
Советский дипломат попросил во Франции политубежища. Не понравилось дипломату, что его с семьей срочно отзывают в Москву. Никаких грехов он за собой не числил, но по некоторым оттенкам поведения своих коллег понял, что шьют ему дело и за границу больше не выпустят. Думал, гадал дипломат и вечером, накануне отъезда, вышел с семьей на улицу, мол, прогуляться (без единой вещички, чтоб не вызывать подозрения) и прямиком отправился в полицейский участок. Начали объясняться с дежурным. Тот в полном недоумении. Чего приперлись на ночь глядя? Приходите завтра, возьмите рандеву, порядок есть порядок. Еле-еле упросили дежурного позвонить куда надо. (А куда надо? Говоров, например, не знает. Дипломат, парень ушлый, знал.) Короче, там, где надо, сообразили, прислали машину, спрятали семью. (Тоже характерный штрих: в Москве если кто из иностранцев попросит политубежища, то может уже на следующий день преспокойно фланировать по улицам. В Париже службы безопасности, хозяева города, вынуждены прятать перебежчиков на конспиративных квартирах. И, наверно, не без причин.) Шли недели. С дипломатом беседовали, как говорится, выпотрошили, а взамен ничего не предложили. То есть документы и статус политического беженца гарантировали, но что касается работы… Вы свободный человек в свободной стране. Устраивайтесь сами! Прямо скажем, стоять у конвейера на заводе "Рено" дипломату не светило. И надеялся он, что службы других стран его оценят по-другому, предложат кое-что поинтереснее. Чувствовал дипломат, что французы как собаки на сене: он им не нужен, но отдавать другим не хотят. Надо было искать выход, тонко, дипломатично, чтоб не обидеть своих покровителей. Дипломат нашел: "Хочу дать пресс-конференцию". "Не надо, - скривились службы, - у нас сейчас и так очень напряженные отношения с Советским Союзом, кампания в газетах нам совсем ни к чему". - "Хорошо, тогда я выступлю по "радиоголосам", вещающим на Союз. Французы их не слушают, а я хоть объясню своим родителям в Москве: жив, здоров, остался в Париже по доброй воле". Против такого аргумента французам было трудно возражать. Забота о родственниках и для французов святое дело. Дипломат полагал, что если он высунется на американском Радио, то американцы непременно обратят на него внимание. Как связаться с Радио? Французы не горят желанием помочь. И на кого там нарвешься? Дипломату доподлинно было известно, что КГБ старается всюду засунуть своих людей. Опять мнительность? Кто не был в шкуре перебежчика, пускай помолчит… "Кто работает на Радио в парижском бюро?"- спросил дипломат. Ну для служб это не бином Ньютона, дали список. "Свяжите меня с Андреем Говоровым, лично с ним не знаком, но книги его читал. Ему я доверяю".
Все эти подробности дипломат рассказывал Говорову потом. Пока что позвонили Говорову и объяснили, что к нему хочет прийти такой-то господин. Не желает ли месье Говоров с ним побеседовать? Кто именно звонит, в трубке не назвались, но Говоров догадался. Конечно, Говоров не возражал, тем более имя дипломата промелькнуло в газетах.
Назначили час встречи. Говоров спустился на улицу. Подъехала машина. Вышли двое. О чем-то между собой дискутируют. Один показывает то на Говорова, то на машину: дескать, выбирай. Другой, по виду явно соотечественник, упрямо кивает в сторону Говорова. И тогда сопровождающий дипломата француз сделал жест, который на всех языках мира означает лишь одно: "Ладно, в таком случае я умываю руки".
Между прочим, дипломат рассчитал точно. После того как на Радио прошло несколько интервью, американцы пригласили дипломата в Германию и пристроили преподавать в военной школе.
Вторая история совсем забавная и произошла в те древние времена, когда у Говорова с Самсоновым были мир и дружба. В Париж транзитом из Москвы в Бостон прилетела невестка Сахарова Лиза Алексеева, та самая, ради которой Андрей Дмитриевич держал свою первую голодовку в Горьком. В вечерних субботних телевизионных новостях показали, как девушка с раскосыми татарскими глазами спускается по трапу самолета, но на вопросы журналистов отрицательно качает головой, разговаривать не хочет. Буквально через минуту у Говорова зазвонил телефон, Кира сняла трубку и зовет Говорова. Сдурела баба: пока идут новости, его нельзя трогать! Говоров на нее волком смотрит, Кира посмеивается, протягивает трубку.
- Андрей, прошу извинения, знаю, что отрываю вас от телевизора…
- Владимир Владимирович, все интересное уже кончилось, пошли их французские глупости, - с залихватской любезностью отвечает Говоров. А как иначе ответишь, когда звонит его непосредственный начальник, директор парижского бюро?