Цена одиночества - Татьяна Харитонова 4 стр.


Затекла нога от долгой неподвижности. Привстала. Отряхнула песок. Душ. Где же был душ? А впрочем, какая разница? Главное, помнит его внутри и снаружи. Главное, представить все правильно, бочку с водой, клеёнку. Закрыла глаза, протянула руку, прикоснулась к гладкой клеёнке. Получилось. Перед ней стояла душевая кабинка - пристройка когда-то к летней кухне, а теперь просто к пустыне. Пристройка к пустыне. Улыбнулась от своего каламбура. Интересно, сколько же она сто́ит? Цены нигде не было. Да и какая цена? Все старенькое. Сняла платье, сложила аккуратно, положила на песок, сверху бельё. Поставила рядом туфли. Картинка получилась еще та. Вошла в прохладную тишину, вдохнула глубоко. Точно, тот запах, мокрое дерево решётки под ногами. Открыла кран - хлынули прохладные потоки воды из лейки под потолком. Блаженно зажмурилась, замерла. Сколько стояла так? Казалось, целую вечность. А потом вдруг очнулась. Сколько там воды, в бочке? Вдруг закончится. Хорошо бы голову помыть. А нечем. Привычно протянула руку - точно, мыло, вернее обмылок на деревянной реечке, земляничное, розовое. Выключила воду, намылилась. Чудо возвращения в детство состоялось. Свежая, прохладная как нимфа, пахнущая земляникой, вышла из кабинки в пустыню. И увидела Марка. Вскрикнула, схватила платье, нырнула за клеёнку.

- Вот дурак! Ещё и смотрит.

- А что мне оставалось? Я такого чуда давно не видел.

- Чуда?

- В смысле, старого душа. В детстве у бабушки в деревне такой был. Где ты его нашла?

- Там же. У прабабушки, правда. На Кубани. Водичка - класс. А ты что так быстро?

- Не дошёл. Решил вернуться.

- Вовремя.

- Это точно. Слушай, а ты гений. Представить старую душевую кабинку. Она ведь совсем мало стоит.

- Нисколько.

- Совсем?

- Совсем. Это выход. Вспоминать вещи из детства и ими пользоваться, пока не проживём срок от машин.

- Ты умница. Одна проблема - я из детства мало что помню.

- Это не беда. Надо просто очень захотеть. Ты где родился?

- Далеко. В Иркутске. Отец служил там. Военный. Мотались потом.

- А я все детство на одном месте, в маленьком городке. Но всегда хотелось за горизонт. Линия горизонта для меня была чем-то невероятным. Мне всегда казалось, что можно подойти и приподнять ее, как занавес в театре. И увидеть за ней какое-нибудь чудо!

- Здорово.

- Меня папа возил к бабушке-прабабушке на Кубань. Вот там я и приподнимала свою линию горизонта. Я была маленькой, но помню многое.

- А я из детства не помню ничего. До школы, точнее, совсем ничего не помню.

- Так не бывает.

- Бывает. Меня бабушка воспитывала. Мама умерла очень рано, мне было три года всего. Я ее не помню. Только фотографии.

- Жаль. Прости.

- Ничего. Она была пианисткой. Закончила консерваторию. Они с папой встретились в Иркутске. Он окончил училище, молодой лётчик. Встретились, полюбили друг друга с первого взгляда. Она за ним готова была мчаться на край света. В буквальном смысле, так и пришлось. Её родители были в шоке. Отец - режиссёр театра, мать - скрипачка. Семья, далёкая от тягот воинской службы. И вот дочь - блестящая пианистка, белый рояль и захолустье гарнизона, где на обветренной сопке пять домов, магазин и казарма.

- Уехала?

- Наперекор родителям. Правда, долго не выдерживала. Ездила туда-сюда. Условия были жуткие. Не до рояля. Родители настаивали на том, чтобы она делала карьеру, а не прозябала в гарнизоне. Пытались перевести отца на штабную работу. А он тоже без неба не мог, как она без своего белого рояля.

- Бедняжка. Как тяжко ей было разрываться между всем этим.

- Недолго. Она заболела, когда мне было два года. От тоски, наверное.

- А ты?

- Меня растили бабушка и дедушка, только папины. Отец женился через несколько лет. Новая семья, сестрица у меня есть. Я, правда, редко с ними общаюсь. Они так и живут в Иркутске.

- Ты маму совсем не помнишь?

- Нет, фотография, вернее портрет её на стене висел. Она у рояля. В детстве она мне играла.

- Колыбельные?

- И колыбельные, наверное. Какая-то тихая мелодия постоянно звучит, а что это - не знаю,

- Напой.

- Не могу. Не смогу. Я стараюсь не слушать, больно. Просто слышать больно. Не хватает её рук на клавишах, её волос. Я помню её волосы. По плечам.

- У каждого в душе живёт боль. Своя боль. Без этого никак. Именно она делает нас людьми. С чувствами, с сопереживанием.

- Красиво. Только вот эта боль, она преследует. Наверное, я так и не нашёл своей девушки, потому что мелодия эта во мне. И её никто не знает. Все звучат не так, диссонанс.

Замолчали. Лера была переполнена откровениями Марка. Казалось, она знала его тысячу лет, этого парня в равных джинсах с пронзительно синими глазами.

- Марк, темнеет. Здесь бывает ночь?

- Да.

- И звёзды?

- Да.

- Марк! Значит, это Земля! И никаких дурацких марсиан нет.

- При чём тут марсиане?

- Ну как же! Ты же говорил о том, что скажешь марсианам?

- Это я так, гипотетически.

- Уже легче, что гипотетически. А если есть звёзды - это чудесно. Значит, мы почти дома.

- Ты умеешь сделать дом даже из пустыни.

- Ну что, пустыня. И в пустыне жить можно. Тем более, с такой душевной душевой кабиной.

Они засмеялись. На небе светили звёзды. Было тихо. Только шелест песка.

- Песок поёт.

- Точно.

- Ты не грусти. Скоро всё кончится.

- Я не грущу. Просто странно всё. Я часто задумывалась об одиночестве. Кто-то из великих сказал, что люди строят вместо мостов стены, а потом плачут.

- Дело, наверное, в том, что в первую очередь нас учат брать. Научиться отдавать сложно. Все тебе, малыш. Расти, поправляйся. Откармливают, лелеют. Особенно, если ты один. Упражняются в формировании эгоиста, а потом удивляются - почему такой чёрствый. Думает только о себе. А чадо просто не умеет думать о других. Эго, раздутое, как воздушный шарик, требует новых поступлений.

- Если у меня будут дети, я буду воспитывать их по-другому.

- Как по-другому?

- Не знаю. Любить буду.

- Все любят.

- Ну, не за что-то, а просто. И строго буду воспитывать. Ребенку сложно во вседозволенности. Он теряется и не знает сам, чего хочет.

- Это точно. А вообще, воспитывать не надо.

- То есть?

- Просто. Надо просто жить рядом. Проживать каждую минуту вместе. Не отмахиваться, как от надоедливой мухи.

- У моей подруги малышка. Приходят с работы, наспех пожуют и разбредаются по компьютерам. Ребёнок зависает в вакууме. В лучшем случае включат ему мультики. Естественно, пытается привлечь внимание родителей. Целый день в саду, соскучился. Не тут-то было. Вызывает раздражение и ничего более.

- Хоть завоспитывай ты его. Все пустое. Ладно. День прожит. Поздно уже. Надо устраиваться на ночлег.

- Я в машине. Зря, что ли столько дней на неё потратила.

- Давай, я опущу сиденья, устроим тебе кровать.

Марк подошел к Ламборджини, открыл дверь. Сиденья легко опустились.

- Здорово. Никогда не спала в машине. А ты?

- Спал. Правда, не в такой комфортабельной. С отцом, когда он меня забрал на рыбалку, как-то застряли на Байкале. Пришлось ждать почти сутки помощи. Хочешь, плед тебе дам?

- Не надо. Я сейчас представлю что-нибудь. Свой, домашний.

- Дорогой? - улыбнулся.

- Дорогой. В смысле, любимый. Мама дарила на Новый год. С дельфином.

- Ну и здорово. Спокойной ночи.

- Спокойной.

Марк ушёл в палатку. Лера легла на свое импровизированное ложе. Было непривычно. Долго крутилась, искала удобное положение. Вокруг была тьма кромешная. И вдруг стало страшно. Казалось, ничего вокруг нет: ни Марка, ни его палатки. Песок и чёрное небо. Даже звёзды куда-то подевались. Лера расплакалась. Прожитый вечер пробежал перед глазами. Хотелось ущипнуть себя покрепче. Неужели такое может быть? Включить свет, оказаться в своей маленькой комнатке, привычно прожить еще день, второй, двадцатый, сто тридцать седьмой? И что? Что не так? Почему она очутилась здесь, среди этого песка? Что она делала не так в своей жизни? Вспомнила свой дом. Жили в небольшом городке с мамой. Отца не помнила, да и тема эта была запретной. От мамы чётко усвоила - женщина в жизни должна всего добиться сама. Жили скромно. Но мама умела даже с такими скромными доходами наладить быт и выглядеть хорошо. Вечерами она постоянно подрабатывала, и Лера научилась с детства вести хозяйство, готовить.

У неё никогда не было подруг. Девчонки со своим шушуканьем, сплетнями раздражали. Дружила с ребятами, игры дворовые были мальчишескими. Бегали, прятались, воевали, исследовали новые территории. Зимой - лыжи, коньки. Охи, ахи, девичьи секреты, записочки - всё это было неинтересно. Поэтому девчонки в классе её не принимали в своё шушукающее сообщество. А когда повзрослела и превратилась из лягушки в царевну, поступила учиться. Чужой город принимал холодно и жёстко. Общежитие было невыносимым испытанием. По ночам плакала в подушку. Был момент, когда чуть не бросила учёбу. Тогда в ее жизни появился Игорь, пятикурсник. Влюбилась, конечно, без памяти. Не спала, не ела, не дышала. Почти не училась. Классика жанра - заболела. Не видела ничего - никаких недостатков. Просто набор достоинств в джинсах. Предложил пожить вместе. Скрывала от всех, от мамы в первую очередь. Согласилась почти мгновенно, переехала в его однушку. Первым делом купила себе фартук со смешным поварёнком. Готовила ему жареную картошку с курицей, пекла блины. Играли в семью. Понарошку, как в детстве. Ты - муж, а я - жена. Ты будешь… А что ты будешь? Не знала. Хотелось просто быть вместе. У него, кроме неё, была еще целая жизнь, а у неё, кроме него, не было ничего, только поварёнок на фартуке. Ждала его вечерами, если учеба заканчивалась раньше. А он возвращался из универа всё позже и позже. Картошка остывала, поварёнок грустил. Никак не могла понять, что ему нужно? Однажды совсем не пришёл. Телефон был вне зоны доступа. Вернее, его хозяин. Игра закончилась. Собрала свои вещи и поехала домой, зареванная, потерянная, убитая наповал. Мама сделала справку, и она неделю проплакала дома на вполне законных основаниях. Возвращаться в общежитие было невозможно. Мама приняла решение - снять для неё комнатку. Подходящий вариант нашёлся, её школьная подруга вышла замуж и переехала к мужу, и однокомнатная квартирка в спальном районе стала тихим приютом для Леры. Внесла его телефон в "чёрный список" и стала жить дальше. Мама частенько приезжала по работе со всевозможными отчётами, привозила ей частичку их налаженного быта в виде пирога с капустой или малинового варенья. Внешне она была всё той же Лерой, а внутри - выжженное поле. Парней замечать перестала. Предательство Игоря отравило. Он и не пытался все вернуть, не понимал, чего это она "взбрыкнула". Это слово дошло до нее от однокурсника, который тусил с ним вечерами. От этого слова ее тошнило еще больше. Везде видела скрытый подвох - "поматросят и бросят". Теперь уж лучше сама. Стала следить за собой с особым рвением. Все мамины деньги тратились на антураж. Лере не хватало. Только услуги её парикмахера стоили пол стипендии. А маникюр? А спа-салон? Непонятно, вообще, как можно было обходиться без всего этого нормальной девушке? Она стала подрабатывать ночами, висела на телефоне в рекламных компаниях, работала в ночном магазинчике, недосыпала. Но выглядела, как картинка из модного глянцевого журнала. Вещи старалась покупать на распродажах. Это стоило времени и сил, но быстро вошло в привычку. Она присматривала вещь, а потом ждала и - становилась счастливой обладательницей платья, туфелек или сумки. С Игорем пересеклась через полгода. Он сразу и не узнал, опешил.

- Привет! Ты куда тогда сбежала?

- На Гавайи. Горящая путевка.

- А я-то думал, куда ты делась? Фартук висит - тебя нет.

- Висит?

- Висит. Может, зайдешь?

- Точно нет.

- Почему?

- Сережа! А ты не понял?

- Я - Игорь! - побледнел.

- Игорь? Прости. Точно, ты ведь Игорь. Не обижайся. Пока. Поварёнку моему привет!

- Я все неделю тебе звонил.

- Да? Я в роуминге была.

- Я скучаю.

- Правда? Не скучай, Серега! Ой, прости, Игорь.

- Никто так вкусно не готовит и вообще… Возвращайся.

- Зачем?

- Как зачем? Будем жить.

- Я и так живу. Пока.

Шла по коридору, глотая слезы, и радовалась. Так с ними, только так! И не иначе. Жизнь продолжалась. Училась не хорошо и не плохо. Не заходилась по поводу оценок, сдавала все зачёты, экзамены и забывала тут же. Биология её интересовала лишь в стенах университета. Химия еще меньше. Если только состав пилинга или крема для лица. Диплом был нужен маме, для неё она и училась. Лера понимала, что никогда не пойдёт работать в школу. А другого приложения своих познаний не предвиделось. Поэтому оставалось одно - замужество, достойное замужество, с домом, салонами, собачкой под мышкой и мужем на работе. И он однажды появился. Респект, как сказали бы девчонки на курсе. Ключи от машины позвякивали на указательном пальце, дорогой парфюм. Всё, как мечталось. Он увез её в декабре к Красному морю, они ныряли к коралловым рифам, любовались на разноцветных рыбок, загорали, пили вино в ночном ресторанчике под шум волн и молчали. Разговаривать не хотелось. Да и о чем? У него была своя, неведомая жизнь, наполненная телефонными звонками. Впускать туда Леру он не собирался. Да ей и не хотелось. Классика жанра. Лера - девушка - конфетка, девушка - праздник была нужна ему, а вернее, не нужна. Как-то, готовя кофе на кухне, она услышала, как он сладко говорил по телефону:

- Зая, ну потерпи, объект почти сдан, осталось совсем чуть-чуть. Ну что привезти моему зайчишке?

Она вошла в комнату и спросила:

- Зая - это твоя кошка? Скучает? Давай купим ей средство от блох. У нее есть блохи?

Он встал, молча, оделся, и больше она его не видела. Никогда. Самообладание закончилось, когда за ним закрылась дверь. Сутки вообще не выходила из квартиры. Лежала на диване и тупо смотрела телевизор, все подряд, ничего толком не понимая. Тишину она вынести не смогла бы, это точно…

За окном что-то зашуршало, кто-то шёл по песку.

- Марк?

Тишина.

- Марк! - присела, приблизилась вплотную к стеклу машины. Мгла расступилась, и она увидела странную фигуру с винтовкой за спиной. На голове было что-то похожее на ушанку, только из ткани, уши свисали вниз. На лбу - звёздочка. Когда-то в кино она видела такого красноармейца. Он что-то бурчал под нос, рассматривая машину. Постучал самогом по колесу, заглянул в окно, встретился с испуганным взглядом Леры. Отпрянул, схватился за ружье, вскинул, передёрнул затвор:

- Эй, гражданочка, выходите. Стройтесь!

- С ума сошёл? Куда строиться? На физкультуру?

- Шуточки? Дошутитесь! Выходите, гражданка! Иначе

- Что иначе? - Лера схватилась за руль.

- По законам военного времени, иначе…

Повернула ключ, нажала на газ. Машина рванула с места, помчалась вперёд. Ехала минут пять в полной темноте, приходила в себя. Что за бред? Красноармеец? Откуда? Здесь? Хотя, почему нет?

Остановила машину. Вокруг тихо и темно. Сидела долго, пытаясь рассмотреть темноту за стеклом. Сердце потихоньку успокаивалось. И тут мысль о Марке.

- Марк! - Этот парень вдруг стал таким родным и близким. Развернула машину и поехала в обратную сторону. Мгла потихоньку рассеивалась и она чуть не врезалась в палатку. Затормозила резко. Вокруг - никого. Вышла из машины, подошла к палатке, поскребла пальцами по ткани:

- Марк! Ты здесь?

Полог распахнулся. Оттуда показалось сонное лицо.

- Где же мне ещё?

Увидел испуганную Леру:

- Что случилось?

- Красноармеец. В шапке с ушами. Пытался вывести меня из машины.

- Шутишь? Да тебе приснилось. Точно, приснилось.

- Да нет же. Я его видела, как тебя. Вот здесь, смотри. - Лера вышла из машины и стала рассматривать песок у колёс.

- Никого.

- Следы, должны быть следы.

На песке кроме следов от протекторов не было ничего.

- Неужели приснилось? - Села на песок, обхватила голову руками. - Ты не представляешь, как это было страшно. Это слово "гражданочка". Я ощутила такой холод вселенский.

Марк присел рядом:

- Всё, это просто сон. Всё прошло. - Он стал гладить её по волосам, как маленькую.

- Почему красноармеец? Я их в жизни не видела. Только на картинке в учебнике и в кино. Бред какой-то.

- Забудь.

- А тебе? Снится что-нибудь?

- Что-то снится. Ничего такого, чтобы запомнилось.

- Жуть какая-то. Сначала этот песок бесконечный. Ценники. - Лера опять заплакала горько и безутешно.

- Всё, девочка, всё! Никакая ты не гражданка. Ты просто девочка, которая заблудилась. Но всё очень скоро исправится. Вот увидишь. Главное, мы знаем, сколько нам с тобой здесь куковать.

- Знаем? Ничего не знаем. Это просто предположения. Вдруг это никогда не закончится?

- Ну, всё! Я, конечно, понимаю, что это пустыня, и с водой здесь напряжённо, но не настолько, чтобы так обильно поливать её слезами. Ты должна подумать, почему ты здесь оказалась. Что в твоей жизни оказалось самым главным? А на самом деле - суетой сует?

- Не знаю! Не думала.

- Мы состоим из страстей, зависимостей. У тебя есть зависимость от чего-нибудь?

- Я не курю, алкоголь умеренно, в компании, редко.

- Наркотики?

- Что ты. Никогда.

- Беспорядочные связи?

- Хватит глупости говорить.

- Странно. Ошибки быть не должно. У тебя есть зависимость. Только ты её не осознаешь. А это плохо. Это очень плохо.

- Почему?

- Ты не знаешь, с чем тебе придётся бороться.

- А ты знаешь?

- Да. Я знаю. Я понял, что меня привело сюда, в одиночество.

- И что?

- Ну, уж точно, тебе эта моя страсть не понравится. Всё. Я пошёл спать.

- Бессердечный.

- Стоп! Хватит! Ты меня не знаешь совсем. Это проекция твоих бывших партнёров.

- Хам! Как ты смеешь? Никаких партнёров у меня не было! Слово, какое гадкое выискал.

Назад Дальше