А во "внешнем мире" действительно существуют люди, которым ты явно не безразличен. Во всяком случае, один где-то близко. И они много бы дали, чтоб свернуть тебе шею.
* * *
Фотография из ФРГ. Демонстрация против войны. Несколько человек идут по улицам Эссена, несут плакат. Впереди инвалид на костылях. Напряженное, волевое лицо. А глаза уже измученные, в них - отчаяние.
И когда я смотрю на этого человека, который идет по сытым улицам немецкого города, где разгуливают долговязые американцы и местные фашиствующие молодчики, парни упитанные и нахальные, мечтающие о коричневом мундире, улюлюкающие ему вслед, и он знает, что за ним всего десяток искалеченных войной людей, которых очень легко смять, выгнать с работы, травить, пытать, и он все-таки идет, идет, чтобы разбудить совесть отворачивающихся, очень спешащих горожан, разбить скорлупу их благополучия, напомнить им, что их ожидает, - он идет, инвалид на костылях, с напряженным, волевым лицом и с измученными глазами, - когда я смотрю на этого человека…
Ты, здоровый мужик, сидишь в расстроенных чувствах, ах, Ира ушла от тебя, ты жалуешься на усталость, ты мечтаешь об отдыхе, ты запутался в каких-то мелочах, недоволен каким-то вонючим гуляшем - а он идет, инвалид на костылях.
А ты на передовой ли, Краминов? На линии огня?
* * *
Дым медленно ползет по котловану. Летят фонтаном куски диабаза. Грохот взрывов, как канонада орудий… С огромной высоты мыса Пурсей предстает Братская ГЭС. Железный каркас плотины на той стороне протянул руки к Пурсею. Братское море зальет то место, где мы сейчас стоим.
Радио в котловане:
- Товарищи, взрывные работы окончены. Отбой.
* * *
Сейчас Братсков восемь. Когда построят ГЭС, останется два Братска. Но будут новые города, будет огромный промышленный узел.
Масса народу, и причем разнообразнейшего. Конечно, как и всюду, текучесть кадров.
Что тянет сюда народ со всей страны?
Приезжают целым классом, с учителем, и все (и учитель тоже) работают бетонщиками.
Приезжают люди, имеющие специальность, дом, семью. Всё бросают и едут.
Много демобилизованных. Кстати, приезжает новая большая партия. Куда их разместят?
Итак, все хотят в Братск.
Что их все-таки тянет? Заработок? На Чукотке он больше.
Зов Севера? Поиски романтики?
Один семнадцатилетний парнишка (кончил девять классов, уже полгода скалоруб) сказал:
- Мои внуки будут говорить: "Наш дед строил Братскую ГЭС".
* * *
Вечером молодой инженер привел меня в общежитие.
- Познакомлю с хорошими ребятами моей смены.
Заходим в одну комнату. На кровати сидит азербайджанец и отчаянно ругается. В чем дело?
- Взяли билеты.
- В кино?
- Да нет.
Упражнения по русской словесности продолжаются.
- На танцы?
- Да нет.
- А куда?
- Не куда… Билеты к экзамену. Весь день мне испортили.
Дело серьезное. Парень решил заниматься. Попрощались и ушли. Инженер несколько смущен.
- Да, он хороший парень. Сын генерала, отслужил флот, приехал домой, стал крутить с девчонками. Отец подарил машину. Очевидно, накрутил там дел. Стало стыдно, и уехал Гена в Братск. Получил специальность крановщика, спортсмен - первый разряд по борьбе. Выступает в самодеятельности, упорно учится. Передовик. Но вот билеты у него девчата забрали, он и ругается. Так что вы не думайте…
(Меня инженер, наверно, принимает за красную девушку.)
Мы зашли еще в несколько общежитий.
Знакомил он меня просто:
- Алексей Иванович.
Я видел общежития и рабочих именно такими, какими себе и представлял.
Новостью было лишь одно знакомство. Человек с дипломом учителя работает на бульдозере. Инженер мне сказал, что в котловане среди рабочих есть несколько человек с высшим образованием. И они довольны своей работой.
Это интересно.
Часов в десять мы зашли в красный уголок женского общежития, на танцы. Инженер ушел танцевать со знакомой девушкой. Я сидел в углу и смотрел.
Танцы странная вещь для постороннего человека. Очевидно, музыка и близость тел должны пробуждать какие-то искры чувства, робкое влечение.
Не думаю, чтобы это было у ближайшей ко мне пары. Равнодушное лицо кавалера, блуждающий взгляд. И некрасивая, толстая девушка покорно передвигается за своим скучающим спутником. Какие тут уж к черту искры! Зачем вы танцуете? Люди всюду одинаковы, даже на Братской ГЭС.
А вот проходит другая пара. Девушка маленькая, худая. И капроновые чулки с чудовищной пяткой, какие можно увидеть только в самых медвежьих углах. Но глаза девушки… Целая поэма! В них и гордость, и радость, и даже надменность. И чего только там нет. Еще бы, девушку пригласили второй раз в жизни.
Женщины тоже всюду одинаковы. И хотят только одного - счастья. И не важно, кто его принесет. Тот низенький наголо остриженный солдат или известный в столице художник. Я прекрасно понимаю, что думала Ира. "Ритка, которая мизинца моего не стоит, бесстыжая девка, находит свою судьбу, свое счастье, свой покой. А я так много ждала, так много выстрадала - я опять ни с чем". Как она сказала: "Вдова при живом муже"? Сколько я был дома? И этому нет конца…
В консерватории рафинированные снобы. "Ах, токката не так темпераментно сыграна". А здесь? Посмотрите. Тысячи, сотни тысяч наших лучших парней и девушек танцуют каждый вечер под удивительно старые, удивительно пошлые песенки. И ведь это въедается…
С инженером высокая, трогательно доверчивая девушка. Из-за нее (он так и сказал мне) не хотел сюда идти. Не хочет зря кружить голову.
Одеты, конечно, девчата плохо. Особенно обувь. Дорогая и безвкусная. Попробуй здесь достань модный гвоздик.
Но на многих и простой сарафан лучше бального платья. Откуда такие стройные ноги? Эх, если бы вас, девушки, одеть модно да пустить по улице Горького. Пожалуй, померкли бы подкрашенные и наштукатуренные столичные "чувихи".
Между прочим, я заметил еще на одной волжской ГЭС, что девушка в комбинезоне, в платочке - красавица. А вот приходит на танцы (постаравшись одеться понаряднее) - не то.
Два развязных парня. Почему же эти две с ними пошли? Надоело стоять в углу?
Уголок набит до отказа. Радиолу сменил гармонист. Это было еще сто лет тому назад…
Инженер извиняется:
- Я вас совсем забыл.
- Ну и что, мне было очень интересно.
Танцы продолжаются. Мы выходим на крыльцо.
Инженер серьезен.
- Я, конечно, понимаю, почему вам было интересно. Я случайно узнал, кто вы.
- Случайно? Наверно, после того, как я сам представился вашему приятелю.
- Да нет, поверьте мне, я знаю, когда надо молчать. Если я вам сейчас могу чем-нибудь помочь…
- Зачем? Я просто ходил и смотрел только ради своего удовольствия. Честное слово. Я свои дела здесь закончил.
- А я думал…
- А вы думали, что участвуете в сложной детективной истории?
- Но зачем тогда вам это нужно?
Я сказал, что просто так интересуюсь, чем живут, чем дышат люди. Учусь разбираться в народе…
Инженер не очень мне поверил. Может, потому, что он целый вечер был настроен кого-то ловить или задерживать. Я понял, почему он мне упорно рассказывал, как после убийства хулиганами чертежника Комарова народная дружина держит весь поселок в кулаке.
Мы не успели отойти от крыльца. Инженеру представился случай отличиться.
Тяжелой походкой подошли пятеро подвыпивших парней. На нас они не обратили внимания, хотя мы стояли в двух метрах от них.
- Вот здесь он, сам видел, - сказал самый молодой и здоровый из этой компании.
В сущности, у него было очень доброе лицо, но начесанные на лоб волосы и выпитая водка придавали ему бандитское выражение.
- Сейчас мы Кольку вызовем, - сказал другой, поменьше.
Насколько я успел его разглядеть, он был черняв, с тонкими чертами лица. Вот такие интеллигентные на вид, хлипкие "мальчики" с твердым волевым взглядом обычно являются заводилами.
Трое остальных парней олицетворяли собой "темную массу" и разминались.
- Эх, закурить бы, - сказал парень с челкой.
- Сейчас достанем, - сказал заводила.
"Масса" захлопала себя по карманам. Папирос ни у кого не осталось.
- А ты знаешь, что этот гад мне сказал, - начал парень с челкой и замолк. Краешком глаз он увидел протянутую руку с пачкой сигарет. У меня еще остались московские, с фильтром. От неожиданности парень смутился.
- Спасибо вам, парочку можно?
Компания настороженно, искоса меня разглядывала.
- Вот что, вы, конечно, хорошие ребятишки, но сейчас давайте по домам. Поздно уже шляться. Завтра на смену.
- А мы что, перекурим, и все, - ответил кто-то из "массы".
- Ну и отлично. Давайте по домам.
И они ушли. Правда, бывает, что не уходят. Все бывает.
…Инженер провожал меня до гостиницы. На перекрестках под фонарем топтались группы рабочих в спецовках. Грузовики с крытым кузовом тормозили, и шофер кричал:
- Кому на бетонный?
* * *
Братск - город молодости и будущего. Это не Иркутск с заборами и ставнями. Здесь каждый рабочий идет, как к себе в дом, в любое общежитие, столовую, управление, в Дом спорта. Почти половина рабочих учится (Пожалуй, уже это говорит об очень многом.) И конечно, на Братской ГЭС побывало невероятно много корреспондентов. И здесь слово "корреспондент" звучит не очень лестно. Слишком много били в барабан, в литавры, подымали шум - и все по поверхности. О Братской ГЭС ничего толкового еще не написано.
Но среди самих строителей есть много ребят, которые хотят написать умную, правдивую книгу. Многие выпускники гуманитарных институтов идут работать на котлован или воспитателями в общежития.
Это полезно. Но вот что странно.
Как правило, они проходят две стадии.
П е р в а я. Вот, я думал встретить здесь героев, а на самом деле? В воскресенье на правом берегу пьянка. Драка - общежитие на общежитие…
В т о р а я. Но те же ребята выходили на работу в страшные морозы. Причем актированные дни устраивали не из-за рабочих. Нет, люди выдерживали. Машины не выдерживали. Железо ломалось. Представляете?
…Причем через это прошли почти все молодые инженеры, техники.
Странно не то, что рабочие и пьют, и дерутся, и совершают чудеса героизма, и учатся.
Странен этот взгляд на рабочих, как на людей совсем другой породы.
Почему такой разрыв?
Наверно, потому, что молодое поколение, воспитанное на образцах героизма, на подвигах, на высоких словах, представляло наш рабочий класс этакими колоссами, вдохновенно перевыполняющими план.
Давайте вспомним старую истину: героями не рождаются.
Ведь мы же все люди, одинаковые, обыкновенные. И если он колотит молотом, а я высчитываю на логарифмической линейке, мы не разные, а просто выполняем разную работу, одинаково нужную стране.
Итак, героями не рождаются. Время, обстоятельства делают героев.
А время сейчас самое подходящее,
Наша страна р а б о ч а я. Не потому, что у нас все стучат молотами, а потому, что все работают. Мы не Франция. Не страна рантье, где люди могут прожить всю жизнь, не ударив палец о палец, на проценты дедушкиных капиталов.
Надо понять сущность нашей страны.
"Выполним план к 20 декабря" - это не надоевшие лозунги. Это смысл нашей жизни. Мы не знаем отдыха, мы в постоянном напряжении. Поэтому мы и обогнали почти все страны. Но нам еще очень долго бежать. И мы бежим быстрее всех. Нам нельзя останавливаться. Пятилетки сменяются семилетками, и дальше будут десятилетки, двадцатилетки или уж не знаю что, но движение, движение вперед будет продолжаться.
И настоящие строители, настоящие герои нашей страны те люди, кто понял, что их жизнь не прогулка по бульвару (прошел - отдохнул на скамейке), а вечная борьба, вечные трудности.
"И вечный бой - покой нам только снится".
И тот, кто сознательно или бессознательно пытается выйти из борьбы - "отдохнуть у этой речки", - рано или поздно убеждается, что он выброшен из жизни, что он лишний, чужой.
И как бы человек ни хитрил, ни ловчил, но, если он не понял смысла нашей жизни, он отстает, он не с нами, и в конечном итоге оказывается, что он уже нас не понимает, он против нас.
И может быть, если бы мы чаще, подробнее и умнее разъясняли именно эту сторону нашей жизни, - ей-богу, мне и моим товарищам значительно уменьшилось бы работы.
Ведь врагов, исконных, оставшихся по наследству, уже почти нет. Волей обстоятельств нашими врагами становятся те, кто не захотел с нами идти, кто остановился.
ГЛАВА III
Мы летим над морем, по которому плавно плывут пушистые льдины. Только это не море. Пятый океан, воздушный. И льдины - это облака. Земля окутана синеватой студенистой оболочкой. А с земли кажется, что воздух прозрачен и невидим. Много узнает человек уже с высоты девяти тысяч метров.
В Москве будем через семь часов. А в Москве окажется, что прошло всего два часа. Пять часов выпадают из суток. Подарок. Можно их использовать "в личных целях".
Я сижу во втором салоне "ТУ-104". Дикая жара. Не умеют еще регулировать температуру.
Я не знаю, что сейчас - день или ночь. В Иркутске люди еще спят. А за окном самолета солнечный день. Яркий зайчик бродит по лицу моего соседа. Сосед морщится, но не просыпается.
Я достаю письмо - получил его в Иркутске, на главпочтамте. Теперь самое время прочесть.
"Послушай, Алешка, ведь это очень глупо. Я же все понимаю. Я же знаю лучше тебя, чем ты сам. Да, где-то тебе не повезло. Может, тебе нужна женщина, которая бы жила одним тобой, была бы верной подругой. Что-нибудь вроде Сольвейг. Ушел Пер Гюнт на тридцать лет, а она сидит на пороге своей избушки и поет песни и смотрит на дорогу. Но я не Сольвейг. Мне, может, тоже нужен человек, который бы молился на меня. И ты знаешь, отсутствием внимания со стороны мужчин я никогда не страдала. Я не рассказывала, а ведь мне несколько раз очень серьезные и умные люди делали предложение. И из них я бы вила веревки. А они не хуже тебя, Краминов.
Потом, нужна ли я буду тебе через тридцать лет, располневшая, пожилая женщина, когда ты прибежишь ко мне на лыжах, как сделал Пер Гюнт. А ведь ты прибежишь. И ты будешь тогда старым и разбитым, принц Пер, и никому не нужным. И может, ты схватишься за голову и скажешь: всю жизнь метался, искал счастье, а оно было рядом. А будет поздно. Время не вернуть.
И ведь самое главное, Алеша, не в каких-то бытовых неурядицах. Ты просто боишься меня. Ты боишься своей любви ко мне. Ты боишься, что в один прекрасный день ты никуда от меня не уедешь. И тогда полетят к черту все твои выдуманные высокие слова. Собственно, так в жизни и бывает. Романтика молодости постепенно переходит в простую житейскую мудрость. И так со всеми. Не ты первый, не ты последний.
Я же тебя не заставляю отказаться от работы, варить обед, толстеть и называть меня "мамочкой". Но пойми: да, было время первых героев революции, когда требовалось дикое напряжение и люди сгорали на работе. Но теперь совсем другое время. Скажем спасибо нашим отцам, но нам-то надо жить по-другому. Вдумайся: если в двадцатые годы забирали излишки черного хлеба, то теперь правительство серьезно озабочено увеличением товаров широкого потребления для населения. Это, прости меня, азбука, но как ты, так хорошо зная людей, не можешь понять самого главного: чем живут твои современники. Они работают так же, как ты, и делают нужное стране дело, но цель их жизни не только построить, допустим, очередную доменную печь и умереть. Им хочется жить, и радоваться, и узнавать новое, и отдыхать, и иметь квартиру и машину, и уехать в отпуск за границу. И на это наши люди имеют полное право.
У тебя же получается так, будто ты стоишь на посту, и стоит тебе вздремнуть, как пройдет враг. Но и часовых сменяют, дают им отдых. А ты сам лезешь: нет, не сменяйте меня! Посмотри хотя бы на своих сотрудников. Уверена, вряд ли еще найдется такой сумасшедший, как ты.
И тебе же хочется отдохнуть, остановиться. Вот почему ты боишься меня, вот почему ты бежишь от меня. Подальше от соблазна. А то, мол, не выдержу.
Не придумал ли ты сам себе страшную жизнь, Краминов?"
Я не стал дальше читать. Я знал, что когда-нибудь она мне это скажет.
Мы шли высоко над облаками. Это мне напоминало мои полеты на Север. Казалось, внизу не облака, а бесконечные ледяные поля и вот-вот увидишь спичечные коробки маленького поселка.
Странно, я не чувствовал волнения, с каким обычно читал ее письма. Вероятно, потому, что был еще под впечатлением другой новости. Ее мне сообщили в управлении, перед самым вылетом в Москву. Меня вызывает генерал. Приятно вспомнить, что, когда он говорит обо мне, он подымает палец: "Краминов? Это сверхинтуиция". Но дело не в том, что хвалят. Важен сам вызов.
Я знаю, какую работу мне предложат. Раньше я все-таки выполнял определенные задания, а теперь мне придется самому вести большие дела, и по моим указаниям будут действовать другие люди, и я буду отвечать и за себя и за них.
И наверно, все это была предыстория. Все былые трудности теперь покажутся тебе игрушкой. В принципе, из тебя получился бы хороший Валентин или Олег. Тебе же нравилось махать молотом. Но сейчас ты выходишь на самый ответственный участок. Это уж настоящий фронт!
Так что, Краминов, жизнь только-только начинается. И как будто ничего раньше не было. Ты вновь родился. Но новорожденным положено спать. И тебе надо спать, Краминов. Две бессонные ночи позади, а сколько их еще будет…