Глава 2
"Не знаю почему, но иногда мне кажется, что вот-вот, – и из меня польются полноводные реки поэзии. Реки, а не река, – потому что сразу же и во все стороны, как лучи звезды, как лепестки цветка. Я сдерживаю ревущую во мне стихию, но знаю, что бой этот все равно когда-нибудь будет проигран мною.
Я останавливаю себя, говорю: "Ну куда ты?". Поэзию сейчас никто не покупает, сосредоточься на статьях, спасибо, что хотя бы они приносят тебе еще иногда деньги, напиши рекламу. Ты же талантлива и, по определению, должна быть талантлива во всем. Но Бог знает, как тяжело это сопротивление. Как тщетны попытки".
Лада перечитала получившийся текст и отправила его во второй ящик стола, куда она складывала подобные этой нежданные заметки.
Телефон молчал, уже дня два как молчал. Хотя кто знает, быть может он отчаянно звонил, когда Лада выходила в магазин, мылась в душе или просто крепко спала.
"Надо в конце концов купить автоответчик", – мудро констатировала она, отчетливо зная, что никогда не сделает этого. Автоответчик убивал иллюзии. Нет ничего страшнее, чем приходить домой и убеждаться, что не было ни одного звонка. Потому что это значит, что ты совсем никому не нужна.
Отсутствие контролера дает возможность мечтать. Конечно, тяжело думать, что по собственной глупости прошла мимо поджидающего тебя в подъезде счастья, не признав его в чертах местного алкаша. Но еще труднее… В общем, понятно.
Лада легла на диван, убивая по памяти всех паразитов, которые могли бы, но не позвонили ей. Телефон молчал.
Обазарист – адепт базара. Мэтр тусовки, герцог трепа. Человек, отвлекающий тебя от дела, в одну секунду настраивая на свою волну, по которой тебе, хочешь – не хочешь, придется нестись, как на серфинге. Что это дает? Ничего. Все не так скучно.
"Долюшка русская, долюшка женская" – нужно ждать, стариться у телефона, пускать корни, прирастая к дивану. Можно отрастить ногти или отпустить волосы, можно не мыться или поселиться в ванне. Можно написать роман и венок сонетов. Можно перепутать чужие кармы и перепланировать на свой лад будущее планеты, перемешать предсказания, сны, мечты, одинокие ночные вскрики да сексуальные фантазии и еще много чего.
Но это не изменит ожидания. Ожидания – насекомого, жующему тебя своими жвалами, вонзающему жала. Насекомого о миллионе черных тел с клешнями и ложноножками. Ждать – значит жать; выжимать, это желанье дать, отдать и отдаться без остатка. Но опять-таки, нужно ждать своей очереди, когда освободится очередной страстеприемник, пожиратель чужих чувств, опустошитель всего и вся.
Нет, надо чем-то заняться. Полить цветы. Купить новый купальник. А то вдруг кто-нибудь, наконец, догадается пригласить на Вуоксу или хотя бы в Кавголово. Лето, на улице градусов тридцать жары. Можно убрать комнату, сделать новую прическу и макияж. А потом сидеть накрашенной куклой посреди этого великолепия. Можно спасти мир, выбросить елку, можно съездить к детям или, наконец, устроиться на работу. Можно еще поучаствовать в мистерии.
Вспомнился давний случай, когда она вроде совсем уже прошла на главную роль в каком-то грандиозном проекте, готовившемся на Пушкинской лет десять назад. Но так и не дождалась звонка от режиссера. Хотя, может быть, это были не режиссер. Может, он был псих, прожектер или обазарист.
Наконец-то она нашла нужное слово. Словолитня Лады Дан работала неспешно, выплавляя неологизмы штучным товаром, единственным в своем роде произведением. "Обазарист" было ее последним открытием.
Да, именно с обазаристом, высушенном, как вобла на Одесском привозе, познакомилась Лада еще в старом Сайгоне. Не в этом, новорусском, а в настоящем, где варили классный кофе и собирались хипы. Оказавшийся художником обазарист поставил чашку на столик, где уже устроилась Лада, и, заглядывая в глаза, предложил вырезать ее из рисунка реальности.
Да, Лада была уверена, что он именно так и выразился. Конечно, она понятия не имела, что это значит, но на всякий случай сказала "нет". Хотя это мало что изменило, он все равно не слушал, наверное, ему вообще не нужно было ничье согласие. Он взял чистый листок бумаги и начал вырезать на нем профиль с длинными прямыми волосами.
– Ваши волосы, большая редкость, милая леди, абсолютно прямые. Правда, таких волос нынче днем с огнем не сыскать. Волосы русалки, подлинно. Вы, должно быть, из Прибалтики? В Литве полно русалок. Интересно, ваши предки… – он ловко орудовал ножницами.
– Моя мама наполовину латышка, – Лада начинала сердиться. Борьба за места у столов в Сайгоне в последнее время приобретала характер боевых действий, не исключено, что и старикашка в конечном итоге хотел избавиться от соседки.
– Да, да… возможно… Вы не обращали внимания, что похожи на каменных девушек с Садовой? Думаю, это не случайно. Так как грядут интересные события и можно будет принять в них участие. Как вы смотрите на то, чтобы сыграть роль в предстоящей мистерии?
– А что за мистерия? Вы режиссер?
Он уже закончил ее изображение и нацелился прикрепить его теперь к листу цветной бумаги канцелярской скрепкой.
– Я, скорее, ассистент режиссера, – он достал уже слегка потрескавшийся рисунок с изображением странного двухголового мужчины, сидящего на камне и о чем-то напряженно думающего, отчего его правая голова оперлась на кулак, в то время как левая то ли считала ворон, то ли просто пьяно орала песни. – Вот режиссер. А мистерия будет и правда впечатляющей. Это я вам обещаю.
– На Пушкинской? – Лада вспомнила, что действительно, скоро "Пушкинская, 10" и фонд "Свободная культура" справляет свой очередной день рождения. Почему бы и не мистерией? Она взяла в руки фотографию и принялась рассматривать ее. Двухголовый явно нравился. Задумчивая голова его была головой интеллигента: длинные черные волосы выдавали богемный склад ума, зеленоватые глаза смотрели вполне дружелюбно, в то время как вторая голова принадлежала явно анархисту и раздолбаю. Всклокоченные волосы, разбитые очки, широкие кустистые брови. Да, этот тип мог бы, наверное, примкнуть к футуристам или организовать философский диспут за ларьками на Сенной. Наверное, фотограф, выполнивший этот коллаж, хорошо знал двойственную натуру своей модели, если изобразил его таким образом.
– Мистерия будет проходить во всем городе, – отвлек ее от раздумий обазарист. – Особенно в его исторической части: Невский, Петроградская сторона, Крестовский, Каменный, Васильевские острова. А также метро и крыши домов.
– Грандиозно! – изумилась Лада. – А кто же оплатит все это великолепие?
– О, у нас надежные спонсоры, – он воздел глаза к небу. – Кредит, конечно, не неограниченный, но умело пользуясь белыми источниками и черным налом… Думаю, мы обречены на новый Армагеддон! Вы позволите ваш телефончик?
Лада взяла любезно протянутую ей ручку и записала семь цифр и имя "Лада". Потом подумала и приписала "Дан".
– И какова моя роль? – она глотнула кофе, протянув старичку бумажку с телефоном. Кофе успел остыть и был холодным, но очень сладким.
– Лада Дан?! Дан?! – собеседник, опешивши, смотрел на ничего не понимающую девушку. – В пророчестве сказано: "И будет им Дан…". Вы, конечно, слышали это пророчество? – он пытливо уставился на Ладу.
– Что? А, пророчество? Конечно. Так какая роль? – на самом деле Ладу страшно интересовали любые пророчества, но вопрос о роли в мистерии был на первом месте. В конце концов, если она получит роль, то в сценарии все равно все будет прописано.
– Дан!.. – как завороженный, произнес старик. – Роль? Одна из ведущих разумеется. – Он улыбнулся, уже окончательно придя в себя, и разложил перед девушкой разноцветные листочки картона. – Смотрите: желтый, почти что золотой – не совершенство, конечно, но заметны потуги на монашество. Зеленый – свобода, покой, уют лесного дома, место обитания друидов и эльфов. Синий – моря королевской крови, геральдический и сильный. Голубой – цвет романтиков и мечтателей. Фиолетовый – одиночество открытого космоса. Красный – страсть, кровь, жизнь, раскрытый цветок мака. И, наконец, оранжевый. Я еще не понимаю, что значит оранжевый, но, может быть, это ваш цвет и вы познаете его. Хотя нет, – он испуганно прижал к груди оранжевый листок картона. – Этот цвет для маленького мальчика. Я чуть было не сделал роковую ошибку. Ваш темперамент видится мне как трагедийный, вы Жанна д'Арк. Ваш цвет на этой мистерии, бесспорно, красный, – с этими словами обазарист прикрепил белый силуэт к красному листу картона.
После чего закрыл глаза и замолчал. Лада смотрела на свой профиль на красном фоне, который то ли от соседства с белым цветом, то ли от какой-то игры света вдруг засиял, точно открытая рана. Ей уже приходилось видеть большую, сияющую, как мистический цветок, рану, в больнице, куда она поступила однажды после аварии. Ранен был водитель, ехавший с ней. От внезапного толчка Лада потеряла сознание, очнувшись только в больнице. Там, как-то вырвавшись из рук пытавшихся оказать ей помощь врачей, она бросилась к пострадавшему водителю и… Тогда увиденное поразило Ладу Дан так сильно, что она не могла сойти с места, трясясь и проклиная себя на чем свет стоит. Теперь она в полном ужасе смотрела на белый, точно утопающий в крови силуэт и думала, на что же она подписалась.
– Все в порядке, – наконец ожил старикашка. – Ваша кандидатура утверждена. Двухголовый все подписал. С этого момента можете считать себя в штате.
– В каком еще штате?! – не выдержала Лада. – Вы что, меня за дурочку принимаете? Кем утверждена? Какая мистерия? Вы просто псих ненормальный, и все! – она положила фотографию на стол и пошла к выходу.
– Ждите, с вами свяжутся, – напутствовал художник.
– Странно, с чего это вдруг припомнилась такая даль? – спросила она себя вслух. – Может, потому, что я всегда верила в избранничество и судьбу?
Мистерий с тех пор было, конечно, навалом. На одной только Пушкинской штук десять. Народ любит называть свои действия мистериями, хотя многие из них могли претендовать на не менее древнее наименование "позорище". Впрочем, не суть.
На следующий день Лада Дан решила если не взяться за ум, то по крайней мере попросить сводную сестру Ольгу Дан дать ей работу.
Елка же на ее балконе обреченно продолжала ждать неизвестно чего.
Глава 3
Лада поравнялась с железной дверью издательства "Дар" как раз, когда та с грохотом растворилась, и оттуда вылетела заплаканная барышня с раскрытыми папками, из которых как попало торчали листы бумаги.
– Будь проклята, Дан! Чтоб тебя разорвало, сука поганая! Тьфу! – проорала она на ходу и скрылась за утлом дома. Лада услышала звук рванувшей с места машины и вошла в дверь.
"Ничего себе приветствие! Будем надеяться, что истеричка была конкуренткой. А значит, черт с ней. Но ""Будь проклята, Дан"?"
Однако делать было нечего. Она прошла в приемную, где уже ожидали своей участи два литератора мужеского пола и одна перезрелая хипарка в вязаной кофте, больше похожей на скатерть, какие еще встречаются иногда в комнатках старушек. Хотя, не исключено, что кофта была сделана как раз из такой скатерти. Лада посмотрела на объемную грудь писательницы, мысленно располагая на ней чашки и бублики. Картинка получилась в духе Феллини.
Тем временем дверь главного редактора открылась, и из нее вывалился бледный и обескураженный чем-то человечек с портфельчиком в дрожащих ручках.
"Без кровоподтеков и синяков", – подметила Лада.
Дело в том, что ее сестра, знаменитая Ольга Дан, отличалась бешеным темпераментом, крайней злобливостью, гневливостью и самодурством. Адская смесь хамства, грубости и крайнего интриганства сделала из нее единственного и последнего лидера кровавой литературы.
Так, заключая договор "О передаче исключительных авторских прав на произведение", автор автоматически подписывался находиться в безусловном рабстве и зависимости от желаний самодурки. Неоднократно было замечено, что Ольга Дан избивала непослушных подчиненных как в своем кабинете, так и на их рабочих местах. Ей ничего не стоило побрить наголо молодую перспективную детективщицу, посчитав, что "тифозный" имидж подойдет ей как нельзя лучше и привлечет дополнительную выручку в издательство. Ольга спаивала людей, делая их зависимыми от спиртного, сажала на иглу, добиваясь духовного просветления и, естественно, подобающих гению текстов. Ольга подкладывала под авторов блядей, потом блядей с заразой. Лечила от пьянства, наркомании и СПИДа, который на поверку оказывался рядовым сифилисом. При помощи баб, наркотиков и выпивки Ольга создавала райские кущи, за право оказаться в которых бились не на жизнь, а на смерть самые известные из продаваемых писателей.
И все это приносило ей немалый доход. Ольгу проклинали, регулярно пытались убить или пустить по миру. Ее клеймили в прессе, распинали в листовках. На Ольгу буквально молились и не канонизировали только потому, что боялись, что это не понравится ее темному покровителю.
И именно к этому черту в юбке пришла Лада. Почему? Ну, наверное, потому, что Ольга умела работать. И, сжалься она над сестрой, дав ей редактурку, потом, надо думать, выжмет за это последние соки и будет грузить, грузить, грузить, пока не…
Лада потерла виски:
– Зато пока я буду работать у Ольги, буду сытой и при бабках. Как это у графини Паниной: "Нужный человек в нужном месте в нужное время". Уж лучше быть загруженной любимой работой, чем бегать по городу в поисках оной или сидеть дома перед молчащим телефоном.
Меж тем из кабинета вышел следующий посетитель.
"Опять по нулям" – определила Лада. К Ольге Дан приходят либо одержимые, либо конченые. Сейчас она разберется с отстоем и…
Опередив следующего посетителя, в кабинет Дан ворвался плечистый охранник в камуфляже с маленьким, явно не уставным автоматом на груди.
Из раскрытой двери до Лады донесся его громовой шепот.
– Алексея охраняют двое лучших сотрудников. Пермские думают, что вы будете ждать автора в бистро на Думской, так что пока они разберутся что к чему, у нас добрых полтора часа. Но чем черт не шутит, лучше поторопиться.
– Дерьмо! – Ольга Дан вылетела в приемную. – Я еще не говорила с Линдой. Она прислала свою девочку? Лена, все прочие встречи отменить, – зыркнула она на подоспевшую секретаршу. И, обведя взглядом посетителей, заметила Ладу.
– Вы… как вас? Переводы? Да? Очень убедительно. Позвоните мне через недельку, – ее глаза, два острых лезвия, светились непререкаемым металлом.
– Оля! Ты не узнаешь меня? – Лада смотрела на нее огромными испуганными глазами.
"Вот сейчас уйдет. И все".
– А… Ты? – Дан обдала сестру холодом и тут же перевела взгляд на зеркало, в котором они отражались. – Ты как тут? По какому вопросу?
– Я, понимаешь, Оля…
– Быстрее. Четче. Только суть. Минута, – отчеканила Дан и, взглянув на часы, сообщила: – Время пошло.
– Литературная обработка, редактура, ну, может, хотя бы корректура, – выпалила Лада.
– Понятно. Пошли.
Лада вошла в просторный кабинет. Стол буквой "Т", на котором проще пытать, чем работать. Карта города над креслом начальника, шкаф, безвкусные диванчики. Все как обычно.
– С письмами работала?
– Эпистолярный жанр мой любимый, – соврала Лада.
– Решено, – Ольга вытащила из ящика стола, как показалось сестре, первую попавшуюся папку и сунула ей в руки. – Поедешь сейчас на Думскую в бистро "Игуана". Там тебя будет ждать известный патологоанатом Василий Маркович Мартон. Отдашь ему материалы и заберешь письма и записки. А то у него стиль изложения хромает. Ясно?
– Ясно! – Лада не могла поверить своему счастью.
– А ясно, тогда раздевайся.
– Как?
– Ольга, у нас нету времени, – попытался вставить словечко охранник и тут же исчез за дверью.
– Василий Маркович не лох какой-нибудь. Ты будешь работать как его секретарь, так что и одеваться должна соответственно.
И Ольга, недолго думая, вытащила из шкафа вешалку с серо-зеленым костюмом и бросила на стол перед Ладой.
– Быстро, у меня времени нет. Свои вещи оставишь здесь. Никто их не тронет. Через тридцать минут Василий Маркович будет тебя ждать. Опаздывать не рекомендую.
– Полчаса! Но только до метро минут двадцать. – Лада испуганно уставилась на Ольгу.
– Поедешь на моей машине. Все. Аркаша, проводи.
С этими словами Ольга развернулась на сто восемьдесят градусов и вылетела из кабинета. Со стороны могло показаться, что она выстрелила собой, словно камнем из рогатки. В ту же секунду верзила охранник шаркнул ножкой и вытащил Ладу за дверь. На улице ее уже ждал голубой "Фольксваген".
– В один конец, – буркнул он водителю, помогая Ладе усесться на сидение. Из вещей у нее в руках была только заветная папка с надписью "Разное", которую Лада прижимала к груди.
Ольга и ее заместитель по маркетингу Сергей Сергеевич Безруков сели в следующую машину. Какое-то время оба молчали.
– Оля, а кто эта женщина? – во время переодевания Лады Сергей Сергеевич возник в кабинете директора, словно сотворился из воздуха. И спокойно пронаблюдал всю сцену антистриптиза.
– Женщина? – Ольга посмотрела в глаза заму. – Сестра.
– Сестра? – ужаснулся он. – И вы отправили ее туда?!
– Сводная. Не сестра и была, – Дан сплюнула на пол. – Жаль, костюм почти новый.
Едва Лада устроилась со своей папкой у указанного водителем столика, как раздались автоматная очередь и звон разлетающегося вдребезги стекла.
Отвезший Ладу водитель "Фольксвагена", теперь преспокойно стоящий в двадцати метрах от кафе, вынул из нагрудного кармана куртки трубу, и, набрав номер, произнес:
– Успели к сроку. Пермские ничего не просекли. Возвращаюсь в издательство.
Глава 4
Дурные предчувствия не покидали Дан. С тех пор, как она получила задание разобраться с предсказанием о гибели Питера, все пошло наперекосяк.
Во-первых, издательство "Дар", используемое Ольгой в основном для прикрытие своей истинной деятельности, не занималось историческими романами, а, значит, и в архивах никто особо не умел рыться и прямых специалистов-историков не было.
Во-вторых, пророчества и предсказания – скорее мистическая тема, нежели криминальная. Можно, конечно, постараться и откопать реальные документы прошлых веков, но это же ни в какие ворота не лезет.
Клиент стоял на своем. Отказывать таким людям было не в правилах Дан. Да и не потерпели бы они отказ.
Из последнего непродолжительного телефонного разговора Дан уяснила следующее: почему-то шишка верил в это предсказание самым настоящим образом, собираясь в случае, если правильность его подтвердиться, мотать удочки пока не поздно.
"Бизнес многих деловых людей напрямую связан с Питером", – вдалбливал ей высокопосаженный.
"Скорее всего, они торгуют землей, – рассуждала про себя Ольга, – так, в случае реальной опасности можно и распродать ее конкурентам, чтоб их покорчило. Деньги за разгадку сулились такие, что ни в сказке сказать, но и ошибиться в таком деле не моги. Одно слово: если тебе не везет с первого раза, работа сапера не для тебя.
И теперь в ее кабинете сидел человек, которому она могла доверить это дело. Доверить поиск, а не получение гонорара, разумеется. Поэтому и действовать следовало не сразу, а как бы издалека.