Прошло четыре месяца. Алан жил в доме, а на время просмотров эвакуировался. Иногда оставался. Иногда запирался в кабинете, а покупатели бродили по дому и критиковали. Потолки низковаты, говорили они. Спальни тесные. А это оригинальные полы? Что-то плесенью попахивает. Тут старики живут?
Иногда наблюдал, как покупатели заходят, уходят. Подглядывал из окна кабинета, точно имбецил какой. Одна пара так задержалась, что Алану пришлось отливать в кофейную чашку. Одна женщина, в длинном кожаном плаще, менеджер, что ли, шагая по дорожке, заметила Алана в окне. Повернулась к агенту и сказала: по-моему, я только что видела призрак.
Алан глядел, как волны легонько пинают берег. Надо же, какое в Саудовской Аравии огромное и нетронутое побережье. Он и не догадывался. Посмотрел на пальмы внизу, во дворе его отеля и соседнего; посмотрел на Красное море. Может, тут и остаться? Взять новое имя. Сбежать от долгов. Как-нибудь посылать Кит денег, вывернуться из нестерпимых тисков американской жизни. Он уже пятьдесят четыре года оттрубил. Может, хватит?
Но нет. Он выше этого. Временами он выше. Временами он способен объять весь мир. Временами он видит вдаль на многие мили. Временами он переваливает через предгорья безразличия и прозревает пейзаж своей жизни, своего будущего: картографируемо, преодолимо, досягаемо. Все, чего он добивается, свершалось и прежде, так отчего он не способен повторить? Он способен. Надо только взяться и не отступать. Составить план - и выполнить. Он способен! Надо в это верить. Конечно, способен.
Сделка с Абдаллой уже у него в кармане. Масштабами с "Надежной" никому не тягаться, а теперь у них еще и эта голограмма. Алан закроет сделку, получит комиссионные, раздаст долги в Бостоне и поднимется. Откроет небольшую фабрику, сначала на тысячу великов в год, потом раскрутится. Мелочью по карманам расплатится за колледж. Отошлет прочь агентов, выплатит остаток за дом, колоссом зашагает по миру - денег хватит, чтоб говорить: а ты - на хуй пошел, и ты, и вот ты.
Стук в дверь. Принесли завтрак. Картофельные оладьи в номер за пять минут. Так не бывает - или он ест то, что готовили кому-то другому. Точно. Ну и ладно. Он подождал, пока официант расставит тарелки на балконном столе, размашисто подписал счет - сидя на десятом этаже, щурясь от ветра. На миг почудилось, что это и есть его жизнь. Что он ее достоин. Хозяин положения, человек на своем месте - пора соответствовать. Может, если он из тех, кому достаются чужие оладьи, кого отель так хочет умаслить, что присылает чужой завтрак, тогда ему и аудиенцию у короля назначат.
III
Телефон.
- У нас неувязка с первым водителем. Мы вызвали другого. Он в пути. Через двадцать минут будет.
- Спасибо, - сказал Алан и повесил трубку.
Посидел, осторожно подышал, успокоился. Он американский бизнесмен. Ему не стыдно. Он сегодня что-нибудь замутит. Он не просто дурак какой.
Алану ничего не обещали. Король очень занят, твердили ему в письмах и по телефону. Ну еще бы не занят, отвечал Алан, снова и снова повторял, что готов встретиться где и когда его величеству угодно. Но все не так просто: король занят, а график его меняется часто и непредсказуемо. Приходится часто и непредсказуемо менять график, поскольку многие желают королю зла. График меняется часто не только по государственным нуждам, но и ради короля и королевства. Пусть, сказали Алану, "Надежна" и другие компании, желающие поставлять услуги Экономическому городу короля Абдаллы, подготовят свои презентации и покажут там, где им назначат, на побережье где-нибудь, в сердце зарождающегося города, а незадолго до прибытия короля им сообщат. Это может случиться в любой день, сказали Алану, в любой час.
- И сколько ждать? - спросил он. - Несколько дней? Недель?
- Да, - сказали ему.
И Алан устроил эту командировку. Он такое уже проделывал - поцеловать кольцо, показать товар, договориться. Обычно выполнимо, если посредники хороши, а сам ты головы не поднимаешь. На "Надежну", крупнейшего мирового ИТ-поставщика, работать несложно. Надо думать, Абдалла хочет лучшего, а "Надежна" считала себя лучшей - уж точно крупнейшей, вдвое крупнее ближайшего американского конкурента.
Мы знакомы с вашим племянником Джалави, скажет Алан.
Или, может, мы близкие друзья с вашим племянником Джалави.
Джалави, ваш племянник, - мой старый друг.
Во всем остальном мире отношения уже не играют роли, и Алан это понимал. Они не играют роли в Америке, почти нигде не играют роли, но здесь, надеялся он, среди королевских особ, дружба пока имеет значение.
Вместе с ним поехали еще трое из "Надежны", два инженера и директор по маркетингу, Брэд, Кейли и Рейчел. Они покажут, на что способна "Надежна", Алан прикинет цифры. Контракт на ИТ с ЭГКА, сразу минимум несколько сотен миллионов "Надежне" - и это только начало, - плюс, что важнее, комфортная жизнь Алану. Ладно, не комфортная. Но он отвертится от банкротства, кое-что наберет про запас на пенсию, а Кит останется в своем колледже и хоть чуточку меньше разочаруется в жизни и в отце.
Вышел из номера. Дверь хлопнула - будто грохнула пушка. Прошел оранжевым коридором.
И не догадаешься, что вокруг отеля - Королевство Саудовская Аравия. Здание, крепостной стеной отгороженное от шоссе и моря, лишено и контактов, и контекстов - ни единого арабского узорчика. Одни пальмы да саманы - может, отель этот в Аризоне, или в Орландо, да где угодно.
Алан выглянул в атриум десятью этажами ниже - там сновали десятки людей в традиционном саудовском платье. Пришлось учить термины. Длинная белая роба называется дишдаша. Платок, покрывающий голову и шею, - куфия, крепится черным круглым шнурком - икалем. Алан смотрел, как снуют люди, в дишдашах как будто невесомые. Симпозиум духов.
В конце коридора закрывались двери лифта. Алан подбежал, сунул руку в щель. Двери испуганно, виновато отпрыгнули. В стеклянном лифте четверо, все в дишдашах и куфиях. Один или двое глянули на Алана и снова перевели взгляд на новый планшет. Владелец показывал, как работает клавиатура, крутил этот планшет, кнопки на экране перерисовывались, и друзья владельца были страшно довольны.
Стеклянный ящик, куда они все забрались, слетел через атриум в вестибюль бесшумно, точно снег, двери разъехались и явили взорам псевдокаменную стенку Пахнуло хлоркой.
Придержал саудовцам дверь - ни один не поблагодарил. Пошел за ними. Фонтан необъяснимо и аритмично плевался водою в воздух.
Алан сел за кованый столик в вестибюле. Появился официант. Алан заказал кофе.
Поблизости сидели двое, черный и белый, в одинаковых белых дишдантах. Путеводитель сообщал, что в Саудовской Аравии цветет явный, даже откровенный расизм, - и однако же. Пусть не доказательство гармонии общества, но все-таки. Алан не припоминал случая, когда обычай или максима из путеводителя подтверждались бы на практике. Описывать культурные нормы - все равно что о дорожных пробках докладывать. Не успел обнародовать, они уже устарели.
А теперь рядом кто-то возник. Алан поднял голову и узрел щекастого человека с очень тонкой белой сигаретой. Человек поднял ладонь, будто помахать хотел. Алан в замешательстве помахал.
- Алан? Вы Алан Клей?
- Ну да.
Человек потушил сигарету в стеклянной пепельнице и протянул Алану руку. Пальцы длинные и тонкие, мягкие, как будто замшевые.
- Вы шофер? - спросил Алан.
- Шофер, гид, герой. Юзеф, - ответил человек.
Алан поднялся. Юзеф был коренаст, в кремовой диш-даше смахивал на пингвина. Молодой, немногим старше Кит. Лицо круглое, гладкое, с подростковой тенью усов.
- Кофе пьете?
- Да.
- Хотите допить?
- Нет, нормально.
- Хорошо. Тогда пошли.
Они вышли из отеля. Жара набросилась хищно, как живая.
- Сюда, - сказал Юзеф, и они заспешили по тесной стоянке к древнему грязно-бурому "шеви-каприс". - Вот она, любовь моя, - сказал Юзеф, предъявляя "гневи" Алану, точно фокусник - букет пластмассовых цветов.
Ну и рыдван.
- Готовы? Багажа нет?
У Алана не было. Раньше таскал портфель, блокноты, но в заметки с совещаний ни разу не заглянул. Теперь ничего не записывал и в этом черпал силу. Человека, который не записывает, люди подозревают в великой остроте ума.
Алан открыл заднюю дверь.
- Да нет, - сказал Юзеф, - я же на вас не работаю. Садитесь вперед.
Алан послушался. Сиденье дохнуло облачком пыли.
- Вы уверены, что мы на ней доедем? - спросил Алан.
- Я постоянно мотаюсь в Эр-Рияд, - ответил Юзеф. - Ни разу не сломалась.
Юзеф сел и повернул зажигание. Мотор помалкивал.
- Ой, погодите, - сказал Юзеф, вылез, открыл капот и за ним пропал. Потом закрыл капот, снова сел и завел машину. Та очнулась, расчихалась - словно прошлое заговорило.
- Мотор барахлит? - спросил Алан.
- Да нет. Я его отрубил, когда в отель пошел. Чтоб не подложили чего.
- В смысле бомбу? - спросил Алан.
- Не террористы, - сказал Юзеф. - Тут просто один мужик считает, что я сплю с его женой.
Юзеф включил заднюю передачу, и машина попятилась.
- Кажется, хочет меня убить, - прибавил он. - Ну, поехали.
Они удалялись от стоянки. На выезде миновали "хаммер" пустынного окраса - на крыше торчал пулемет. Рядом в шезлонге сидел солдат-саудовец - мочил ноги в надувной ванне.
- То есть эта машина может взорваться?
- Да нет, сейчас не взорвется. Я проверил. Вы же видели.
- Вы серьезно? Вас хотят убить?
- Не исключено, - сказал Юзеф и свернул на центральное шоссе вдоль Красного моря. - Но пока не убьют, наверняка не скажешь, верно?
- Я час прождал водителя, у которого могут взорвать машину.
- Да нет, - сказал Юзеф, уже отвлекшись. Пытался включить айпод - старой модели, - торчавший в подстаканнике между сиденьями. У айпода не заладились шуры-муры с автомагнитолой. - Вы не волнуйтесь. Вряд ли он умеет бомбы закладывать. Он не крутой. Богатый просто. Ему пришлось бы нанимать кого-нибудь.
Алан глядел на юнца, пока до того не дошло: богатый человек вполне способен кого-нибудь нанять, чтоб заложили бомбу в машину тому, кто спит с его женой.
- Ё-о-опть. - Юзеф развернулся к Алану: - Теперь вы меня напугали.
Может, открыть дверь и выпасть? Все разумнее, чем ехать дальше в таком обществе.
Юзеф между тем из белой пачки вынул тонкую сигарету и закурил, щурясь на дорогу. Они проезжали шеренгу громадных скульптур леденцовых расцветок.
- Кошмар, да? - сказал Юзеф. Глубоко затянулся, и страх перед наймитами его, очевидно, отпустил. - Итак, Алан. Откуда вы?
Эта искушенность оказалась заразительна, и Алан тоже перестал нервничать. Пингвинья фигура, тонкие сигареты, "шеви-каприс" - зачем такие люди наемному убийце?
- Из Бостона, - сказал Алан.
- Бостон. Бостон. - Юзеф побарабанил по рулю. - Я был в Алабаме. Год в колледже.
Вопреки голосу рассудка, Алан продолжал беседу с этим психом:
- Вы учились в Алабаме? Почему в Алабаме?
- В смысле, я там единственный араб на несколько тысяч миль? Получил годичную стипендию. В Бирмингеме. На Бостон совсем не похоже, наверно?
Алан любил Бирмингем, о чем и сообщил. У него друзья в Бирмингеме.
Юзеф улыбнулся:
- Эта статуя большая, Вулкан, а? Ужас.
- Не то слово. Очень ее люблю, - сказал Алан.
Алабама объясняла, откуда у Юзефа этот американский английский. Говорил почти без саудовского акцента. Сандалии ручного плетения, солнечные очки "оукли".
Они мчались по Джидде, и все вокруг было как новенькое - похоже на Лос-Анджелес. Лос-Анджелес в парандже, как-то сказала Энджи Хили. Когда-то вместе работали в "Треке". Алан по ней скучал. Еще одна его мертвая женщина. Очень их много - подруг, обернувшихся старыми друзьями, затем старыми друзьями, подруг, которые вышли замуж, чуток постарели, вырастили детей. Плюс мертвые подруги. Умерли от аневризмы, рака груди, лимфомы. Бред какой-то. Его дочери двадцать, еще немного - и будет тридцать, и вскоре дождем польются болезни.
- Так вы спите с его женой? - спросил Алан.
- Да нет. Это моя бывшая, мы раньше были женаты, давно…
Покосился на Алана - как там слушатель, увлечен?
- Но у нас не сложилось. Она вышла за другого. Теперь ей скучно, целыми днями шлет мне СМС. В "Фейсбуке" пишет, везде. Муж в курсе и думает, что у нас роман. Есть хотите?
- В смысле, остановиться и поесть?
- Есть одно место в Старом городе.
- Нет, я только что поел. Мы вообще-то опаздываем.
- Ой. Мы торопимся? Мне не сказали. Тогда нам не сюда.
Юзеф развернулся и поддал газу.
IV
Может, и к лучшему, если Кит годик посидит дома. Соседка по комнате у нее странная, худая как швабра, с Манхэттена, приметливая. Примечает, когда Кит ворочается во сне, и желает сообщить, что это означает, как лечить и каковы глубинные причины подобного поведения. Сначала примечает, затем допытывается, подозревает всевозможные трагедии. Приметила у Кит на руках крошечные синяки и давай допрашивать, что за мужик это сделал. Приметила, что у Кит высокий голос, тихонький, почти детский, и объяснила, что нередко это признак сексуального насилия в детстве - голос жертвы застывает в травматическом возрасте. Ты замечала, что у тебя детский голос? - спросила соседка.
- Часто этим занимаетесь? - спросил Алан.
- Людей вожу? Ну так, в свободное время. Я учусь.
- Чему?
- Жизни! - сказал Юзеф и рассмеялся. - Да нет, шучу. Бизнес, маркетинг. В таком духе. Зачем - сам не знаю.
Проезжали огромную детскую площадку и Алан впервые увидел саудовских детей. Семь или восемь, виснут на лазалках, забираются на горки. А с ними три женщины в угольно-черных паранджах. С паранджами он уже сталкивался, но здесь эти тени скользили по площадке за детьми - Алана мороз по коже подрал. Картинка из ночного кошмара: черная текучая тень гонится за тобой, тянет руки. Но Алан ничего не понимал и не сказал ни слова.
- Долго ехать? - спросил Алан.
- В Экономический город короля Абдаллы? Мы же туда?
Алан не ответил. Юзеф улыбнулся. На сей раз пошутил.
- Где-то час. Может, чуть больше. Вам туда к которому часу?
- К восьми. К восьми тридцати.
- Ну, к полудню будете.
- Вам "Флитвуд Мэк" как? - спросил Юзеф. Он уломал айпод - на вид такой, будто веками был зарыт в песок, а недавно откопан, - и теперь листал список песен.
Они выехали из города и вскоре очутились на шоссе, рассекавшем полнейшую пустыню. Пустыня не из красавиц. Никаких дюн. Неумолимая плоскость. Разрезанная уродливым шоссе. Юзеф обгонял цистерны, фуры. Иногда вдали мелькала серая деревенька - лабиринт бетона и электрических проводов.
Алан и Руби как-то раз ехали через Соединенные Штаты, из Бостона в Орегон, на свадьбу друга. Таковы смехотворные возможности бездетных. То и дело ссорились до крика, в основном из-за бывших. Руби желала обсудить своих, очень подробно. Хотела, чтоб Алан понял, отчего она бросила их ради него, а Алан ничего такого знать не желал. Чистый лист - неужели так сложно? Пожалуйста, хватит, умолял он. Она продолжала, нежилась в своей биографии. Хватит, хватит, хватит, взревел он в конце концов, и от Солт-Лейк-Сити до Орегона не прозвучало ни слова. С каждой безмолвной милей у него прибавлялось сил, а у нее, считал он, - уважения к нему. У него не было иного оружия против нее - только молчание, беспощадность; иногда он оттачивал напористую отрешенность. Ни с кем так не упрямился. Таким вот прожил с ней шесть лет. Был гневлив, ревнив, всегда начеку. Ни с кем в нем не бывало столько жизни.
Юзеф снова закурил.
- Не очень-то мужское курево, - заметил Алан.
Юзеф засмеялся:
- Пытаюсь бросить, перешел с нормальных на эти. Они вдвое тоньше. Меньше никотина.
- Но утонченнее.
- Утонченнее. Утонченнее. Мне нравится. Они утонченные, да.
Один резец у Юзефа рос вбок, ложился на другой. Отчего в улыбке проглядывало безумие особого рода.
- Даже пачка, - сказал Алан. - Вы на нее посмотрите.
Серебристо-белая, крошечная, как миниатюрный "кадиллак" насекомого сутенера.
Юзеф открыл бардачок, кинул пачку туда:
- Так лучше?
Алан рассмеялся:
- Спасибо.
Десять минут ни слова.
Он меня вообще куда везет? - размышлял Алан. Может, этот парняга - похититель, просто обаятельный.
- Анекдоты любите? - спросил Алан.
- Анекдоты? Которые запоминаешь и рассказываешь?
- Ну да, - сказал Алан. - Запоминаешь и рассказываешь.
- В Саудии их нет, анекдотов таких, - сказал Юзеф. - Но я слыхал. Мне один англичанин рассказывал про королеву и большой член.
Руби анекдоты ненавидела.
- Неловко за тебя, - говорила она после каждого выхода в свет, когда Алан рассказывал то один, а то и десять. Алан знал тысячу, и все, кто знал Алана, знали, что он знает тысячу.
Его даже проверяли - несколько друзей пару лет назад заставили травить анекдоты два часа кряду. Думали, он все запасы истощит, а он только-только разошелся. Сам не знал, почему столько помнит. Но едва закруглялся один, за ним тут же возникал другой. Работало безотказно. Каждый анекдот тянет за собой следующий - как платки у фокусника.
- Кончай эту пошлятину, - говорила Руби. - Ты прямо как на эстраде. Теперь так анекдоты не рассказывают.
- Я рассказываю.
- Анекдоты рассказывают, когда нечего сказать, - говорила она.
- Анекдоты рассказывают, когда больше нечего сказать, - отвечал он.
Он такого не произносил. Додумался много лет спустя, но они с Руби тогда уже не разговаривали.
Юзеф побарабанил по рулю.