Голограмма для короля - Дэйв Эггерс 6 стр.


Алан потер шишку на загривке.

- Ты там что, конспектируешь?

Можно же сделать вид, что он это по ошибке. Алан нажал кнопку, дал отбой.

XIII

В восемь утра в том же автобусе, с той же молодежью. Они щебетали про отель и кто чем занимался накануне.

- Я в бассейне поплавала, - сказала Кейли.

- А я съела целый пирог, - сказала Рейчел.

Алан не спал. Мозг всю ночь метался в тревожной цирковой круговерти, не сдавался. Под конец самому стало смешно. Когда из моря вырвалось солнце, Алан, давя лицом подушку, усмехнулся. Черт, черт, черт.

В новом городе на двери шатра висела записка: ""Надежна", и снова добро пожаловать в Экономический город короля Абдаллы. Король Абдалла приветствует вас. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Мы свяжемся с вами после обеда".

В шатре ничего не изменилось. Сумрак и много белых стульев. Ничего не тронуто.

- Нам воды принесли, - сказала Рейчел и показала на полдюжины пластиковых бутылок, артиллерийскими снарядами выстроившихся на ковре.

Алан с командой сидели в прохладной темноте шатра. Молодежь захватила из отеля припасы. Почти все утро просидели вокруг ноутбука - смотрели кино.

После обеда из Черного Ящика никто не пришел.

- Может, сходить к ним? - спросила Кейли.

- Ну я не знаю, - сказал Брэд. - Так принято?

- Что принято? - спросил Алан.

- Заявляться без приглашения? Может, нам лучше здесь подождать?

Алан вышел из шатра и направился к Черному Ящику. Добрался мокрым насквозь и снова узрел Маху.

- Здравствуйте, мистер Клей.

- Добрый день, Маха. Мы сегодня увидимся с господином аль-Ахмадом?

- Я бы рада сказать "да". Но он в Эр-Рияде.

- Вы же вчера сказали, что он будет здесь.

- Я понимаю. Но вечером его планы изменились. Мне ужасно жаль.

- Скажите мне, Маха. Вы совершенно уверены, что нам не нужно встретиться с кем-нибудь другим?

- С кем другим?

- С тем, кто поможет нам с вай-фаем и даст какой-то прогноз касательно короля и нашей презентации?

- Боюсь, что нет, мистер Клей. Ваше контактное лицо - господин аль-Ахмад. Ему наверняка не терпится с вами встретиться, но, к сожалению, дела не позволяют. Он приедет завтра. Он ручался.

Алан направился в шатер. Лодыжка ныла.

Посидел в темноте на белом стуле.

Молодежь смотрела другое кино.

- Может, нам чем-то другим надо заняться? - спросила Кейли.

Ничего полезного Алан не придумал.

- Нет, - сказал он. - Занимайтесь дальше.

Спустя час Алан встал и выглянул в полиэтиленовое окошко.

- Да ну их всех, - сказал он.

Вышел из шатра, пережил жаркий шандарах, оправился и, обливаясь потом, зашагал к Черному Ятцику.

Махи в вестибюле не увидел. За столом вообще никого не было. Вот и славно, подумал Алан и поспешил через огромный вестибюль.

Поднялся на лифте, двери раскрылись - а за ними бурлила жизнь. Шастали мужчины в костюмах и с бумагами. Бегали женщины в абайях и с непокрытыми головами.

В коридоре - ни номеров, ни табличек на дверях.

Что сказать, если столкнется с кем-нибудь из руководства, Алан не придумал. Племянник. Упомянуть племянника. И, само собой, "Надежна" - крупнейшая в мире, создана для такого заказа. Деньги. Романтика. Самосохранение. Признание.

- Вы новенький.

Женский голос, низкий и звучный. Алан обернулся. Европейка, блондинка, лет сорока пяти. Голова непокрыта. Черное платье спадает до пола занавесом - она походила на судью.

- У меня назначена встреча, - сказал он.

- Вы Алан Клей?

Какой голос. Вибрирует, будто кто-то коснулся басов на арфе. Североевропейский акцент.

- Да.

- У вас встреча с Каримом аль-Ахмадом?

- Да.

- Его сегодня не будет. Я в соседнем кабинете работаю. Он просил за вами приглядеть.

Алан взял себя в руки и натянул на лицо широченную улыбку.

- Да нет. Я просто удивился. Я все понимаю. Естественно, у вас тут много дел.

Сказала, что ее зовут Ханна. Акцент голландский, что ли. Глаза - голубые льдинки, волосы сурово обрублены.

- Я на перекур. Пойдемте?

Алан пошел за ней через стеклянную дверь, на большой балкон, где курили, болтали, пили чай и кофе прочие сотрудники ЭГКА.

- Под ноги смотрите, - предупредила она, но было поздно. Он споткнулся о порожек, взмахнул руками, точно взлететь захотел. Десять пар глаз заметили, десять ртов растянулись в улыбке. Не просто запинка. Вышло комически, дико, театрально. Входит потеющий человек, машет руками - марионетка на нитках кукловода.

Ханна сочувственно улыбнулась и указала ему на низкий диван черной кожи. В глазах почти читается флирт, но это же неслыханно. Алан только что оплошал - какой флирт? Да и вообще, пожалуй, никакого.

- Вы из "Надежны"? - спросила она.

- Нынче да.

Алан потер лодыжку. Еще больше вывихнул.

- С презентацией?

- Ну да. Хотим поставлять сюда ИТ.

Так оно и шло, а он тем временем поглядывал по сторонам. Ни одна женщина, включая местных, головы не покрывала. В торцах балкона - черные ограждения, сверху ничего не видать, только море. А тем, кто внизу, надо думать, не видно мира Черного Ящика, эгалитарного и нестесненного. По всему Королевству играли в эти кошки-мышки. Всему народу навязана роль подростка, что прячет свои пороки и склонности от теневой армии родителей.

- И как дела в "Надежне"? - спросила она.

Он рассказал, что знал, хотя знал немного. Помянул пару проектов, пару инноваций, но она все это знала и без него. Знала все то же, что и он, как выяснилось, о его бизнесе и о смежных. В первые же минуты знакомства, пока прикидывали, где могли пересекаться, успели перечислить горстку консалтинговых фирм, пластмассы на Тайване, падение "Андерсен Консалтинг", взлет "Аксенчур".

- И вы, значит, приехали осмотреться, - сказала она, гася одну сигарету и закуривая другую.

- Да я пока пытаюсь хотя бы график прикинуть. Когда скажут про короля, в таком духе.

- А что вам говорили? Надеюсь, ничего не обещали.

- Нет-нет, - сказал он. - Объяснили вполне доходчиво. Но я рассчитываю, что все случится поскорее. Мне дали понять, что наш председатель знаком с королем, что это как бы между ними и все получится - ну, оперативно.

Ее глаза сверкнули - поглотили новую информацию.

- Это бы не помешало нам всем. Король давно сюда не заглядывал.

- Давно - это сколько?

- Ну, я здесь полтора года, и он пока не приезжал.

XIV

Видимо, лицо у Алана помрачнело и вытянулось. Ханна заметила.

- Слушайте, - сказала она, - вы же из "Надежны". Ваши наверняка знают больше меня. Я просто консультант. По зарплатам. У вас презентация - уж ради нее-то он приедет. Но если б даже король приехал завтра, мне бы вряд ли сообщили первой. - Она затушила вторую сигарету и встала: - Пойдемте?

Ханна провела его внутрь. Через вестибюль в коридор - по бокам застекленные кабинеты и конференц-залы. Туда-сюда носились десятки мужчин и женщин, западные костюмы пополам с саудовскими. Кабинеты и отсеки - почти безликие, ни малейшего признака того, что люди пускают здесь корни или планируют задержаться. Кое-где на столах только мониторы, системные блоки отключены и вынесены. Телефоны без абонентов, проекторы уставились в окна. Все смахивает на стартап, - может, он и есть.

Кабинет Ханны - стеклянный куб десять на двенадцать и выглядел так, будто она въехала минут пять назад. Дешевый стол - ДСП и ореховый шпон; два серебристых картотечных шкафа. Стены голые, только над столом скотчем приклеена бумажка: "СТЕ Консалтинг". Ханна, видимо, прочла мысли Алана:

- У меня договоры найма и выплаты подрядчикам. Нельзя бумаги разбрасывать.

Никаких семейных фотографий, никаких человеческих привязанностей. Ханна села, сплела пальцы - вот теперь вылитая судья.

- У вас там все нормально? - Она кивнула на окно, и вдалеке Алан разглядел шатер.

- Я, кстати, хотел спросить. Почему король проводит презентации в шатре? Здесь разве не…

- Ну, здесь не все отремонтировано, и мы не можем вас разместить - а вдруг это затянется? Если вы займете конференц-зал, мы его не сможем использовать неделями, а то и месяцами.

- А вай-фай? У нас сигнал то слабый, то вообще никакого.

- Вот об этом я поспрашиваю.

- У нас иначе не выйдет презентации.

- Я понимаю. Все образуется. Первый день здесь?

- Второй.

- Раньше в стране бывали?

- Нет.

- Здесь свой темпоритм. И к тому же вы в глуши. Огляделись уже?

- Огляделся.

- Ну вот. А вы говорите - вай-фай.

Алан выдавил улыбку. Может, их всех очень изобретательно разыгрывают?

- Мне зайти попозже?

- Это еще зачем?

- Вы сказали, Карим аль-Ахмад приедет позже.

- Может быть. Может, и не приедет. Лучше завтра загляните.

Бесит, но и соблазнительно - знать, что до конца дня заняться нечем.

Она улыбнулась:

- Вы с Восточного побережья?

Он кивнул. Все пытался понять, что у нее за лицо, что за акцент, - кажется, наконец понял.

- А вы из Дании.

Она сощурилась, склонила голову набок. Переоценка.

- Неплохо, - сказала она. - Приспособились уже? К часовому поясу?

- Шестьдесят два часа не спал.

- Ужасно.

- Я как стекло, которое пора разбить.

- Таблетки есть?

- Нету. Все спрашивают. Не помешали бы.

Она со значением подмигнула:

- У меня есть кое-что.

Вытащила ключ, открыла ящик стола, повозилась на полу. Что-то подтолкнула к Алану ногой - оно уперлось ему в щиколотку.

- Не смотрите.

Но он уже глянул. Рюкзак, а в нем узкая зеленая бутыль, высокая и плоскобокая.

- Оливковое масло?

- Ну да. Если спросят, так и скажете. Хлебните, когда до отеля доберетесь. Разобьет вам стекло будь здоров.

- Спасибо.

Она поднялась. Встреча окончена.

- Это мой телефон, - сказала она. - Если что понадобится, звоните.

Он вернулся в шатер - молодежь сидела по углам. Все по-турецки, все с ноутбуками, проверяют сигнал.

- Есть новости? - спросил Брэд.

Алан спрятал бутыль в складчатую стенку.

- По делу ничего, - сказал он.

Объяснил, что их контактное лицо аль-Ахмад сегодня не появится, но приедет завтра.

- Завтра все выяснится, - сказал он.

- Вы ели? - спросила Кейли. Таким тоном, будто Алан сытно отобедал в Черном Ящике, а страдальцам в шатре ничегошеньки не принес.

Он с самого завтрака не ел. Молодежь утешилась: как они и подозревали, Алан совершенно беспомощен.

- Так нам сегодня устанавливать? - спросила Рейчел.

Алан не знал.

- Погодим до завтра, - сказал он.

Это их, видимо, устроило, и они снова разбрелись по углам к своим ноутбукам. Алан стоял посреди шатра, не понимая, куда себя деть. Работы особо никакой, звонить никому не надо. Он ушел в свободный угол, сел и стал ничего не делать.

XV

В половине восьмого Алан решил, что пора себя валить. В "Хилтон" вернулся в шесть, уже поел и теперь готов был проспать полдня. Открыл бутылку оливкового масла. Запах медицинский - наверняка отрава. Глотнул. Кислота обожгла рот, опалила десны, горло. Ханна его подставила. Прикончить его задумала?

Позвонил ей:

- Вы что со мной сделали?

- Это кто?

- Алан. Которого вы хотите убить.

- Алан! Вы о чем?

- Это что, бензин?

- Вы с гостиничного телефона звоните?

- Ну да. А что?

- Связь неважная. Перезвоните, пожалуйста, с мобильного.

Перезвонил.

Говорила она раздраженно:

- Алан, здесь эта штука вне закона. Не надо о ней разговаривать по гостиничному телефону.

- Думаете, правда кто-то слушает?

- Нет, не думаю. Но в Саудовской Аравии привыкаешь осторожничать, если не хочешь пойти на дно. Лишний раз не рискуешь, понимаете?

- Так это не бензин? И не яд?

- Нет. Но у него много общего с хлебным спиртом.

Алан понюхал горлышко.

- Простите, что вам не поверил.

- Ничего. Рада, что позвонили.

- Мне, наверное, просто надо выспаться.

- Глотните пару раз - и заснете.

Он дал отбой и глотнул еще. Содрогнулся всем телом. Каждая капля драла глотку, но в желудке превращалась в тепло, и оно искупало боль.

С бутылкой вышел на балкон. С берега - ни ветерка. С тех пор как вернулся в отель, стало только жарче. Алан сел, закинул ноги на перила. Еще глотнул из бутылки. Подумал про Кит. Сходил в номер, отыскал почтовую бумагу, три листа забрал с собой на балкон.

Писал на колене, задрав на перила ноги.

"Милая Кит, ты утверждаешь, что твоя мать всегда была и остается "эмоционально неустойчивой". До некоторой степени это правда, но кто из нас зимой и летом одним цветом? Я и сам был подвижной мишенью много лет, не находишь?"

Нет, надо конструктивнее.

"Кит, твоя мать - не из того теста, что мы с тобой. Она из летучего и пожароопасного теста".

Это он вычеркнул. Величайшая трагедия в том, что как ни заговори о Руби, выставишься подонком. Руби убивала его, и не раз, - рвала на куски, запихивала внутрь ужасную, смертоносную начинку, потом сшивала заново, - но Кит не в курсе. Он глотнул еще. Лицо онемело. И еще. Господи. Всего каких-то два глотка, а он уже в невесомости.

Зашел в номер, открыл ноутбук. Хотелось посмотреть на дочь. Недавно прислала ему фотографию - она и две подруги, все в деловых костюмах, на какой-то летней ярмарке вакансий в Бостоне. До сих пор совершеннейший ребенок, херувимское личико. Надолго сохранит молодость - не положено так долго оставаться молодым. Он открыл папку с фотографиями, отыскал снимок. Лицо у Кит розовое, круглое, веснушчатое и сияет. С подругами - он наверняка знает, как их зовут, но что-то подзабыл - в обнимку, голова к голове, пирамидкой юношеских надежд и наивности.

Раз уж открыл фотогалерею - здоровенную сетку своей жизни в пиктограммах, - отмотал назад. Вся его жизнь здесь - и это кошмар. На последний его день рождения Кит откопала в гараже несколько десятков фотоальбомов и послала в сервис, где их отсканировали и записали на диск. Алан свалил весь архив в ноутбук, и теперь всё перед ним - его детские снимки, жизнь с Руби, рождение и взросление Кит. То ли Кит, то ли оцифровщики расположили фотографии в хронологическом порядке, и теперь эти тысячи картинок, всю свою летопись Алан мог пролистать за считанные минуты - и нередко пользовался этой возможностью. Жми на стрелку "влево" - и вся недолга. Слишком просто. Это нехорошо. От ностальгии, сожалений и ужаса он устрашающе каменел.

Глотнул еще. Закрыл ноутбук, пошел в ванную - может, побриться? Может, принять душ? Может, принять ванну? Вместо этого ощупал загривок. Половинчатая сфера нароста, твердая и округлая, кулачком вылезала из хребта.

Алан надавил - не больно. Это что-то чужеродное. Там нет нервных окончаний. Вряд ли дело серьезно. Ладно, тогда что это? Нажал сильнее - хребет прострелила боль. Пустило корни, значит. На позвоночник наросла опухоль, скоро она разошлет рак по сплетениям нервных коридоров, в мозг, в ступни, по телу.

Вот все и сложилось. Когда-то живой человек покалечен этой неторопливой опухолью, она его ополовинила. Надо к врачу.

Включил телевизор. В новостях какая-то флотилия вышла из Турции в Газу. Гуманитарная, говорят, помощь. Катастрофа, подумал он. Снова приложился к стакану. Только сейчас заметил, что на последних глотках легкость превратилась в головокружение. Вокруг носа все онемело. Взял стакан, поболтал оставшейся каплей, залил в горло.

Руби громко смеялась, громко ругалась. Бесстрашнее всего выступала на улицах. "Только посмей ребенка ударить", - сказала она незнакомой тетке на выходе из "Тойз-ар-ас". Кит пять лет. У Руби не бывало акцента, но эти слова она прогнусавила - наверное, предположил Алан, решила, что якобы деревенская кровь даст ей право вмешаться, обрушит классовые барьеры.

Алан как услышал - ушел мигом и Кит увел: знал, что беды не миновать. Сел в машину, Кит пристегнулась - сидели, ждали на стоянке. Проходя мимо тетки, которая шлепала своего ребенка, Алан сразу понял, что Руби не промолчит, а тетка в долгу не останется, и слушать все это не захотел. Не предполагал, что дело зайдет далеко, но Руби вернулась к машине вся красная и в слезах. Получила пощечину. "Представляешь? Эта сука меня ударила!"

Он представлял. У тетки такое было лицо - могла и врезать. Она же своего ребенка шлепала - нетрудно предположить, что и чужой женщине, сделавшей замечание, тоже достанется. И таких историй вагон. Спор в гастрономе из-за вялой морковки, затем вопли, оскорбления, эту сцену жители их городка до смерти своей не забудут. Пришлось потом ездить за две мили в другой супермаркет. От простого обсуждения конкретной проблемы Руби переходила к обобщенным заявлениям о жизни и устремлениях собеседника. "Соплежуи треклятые! Лицемеры! Зомби гастрономные!"

Его снова поманил нарост на шее. Если это не опухоль, можно ткнуть - ничего не будет. Нет другого способа проверить. Убедиться. Если опухоль, изуродованный кусок спинного мозга, - рубани чем-нибудь острым, и будет больно.

От души глотнул из бутыли - и вот уже стоит перед зеркалом, а в руке зазубренный ножик, оставшийся после ужина. Мелькнуло и пропало смутное подозрение, что придется об этом пожалеть. Чиркнул спичкой, прокалил лезвие, как мог. Потом медленно ввернул ножик в шишку. Больно, но если проткнуть кожу, всегда так. Когда добрался до шишки - а он вскоре почувствовал, что добрался, - ничего особенного. Просто боль. Нормальная, пленительная боль. Крови минимум. Промокнул ее полотенцем.

И что выяснилось? Это какая-то киста, в ней нет нервов. Она его не убьет. И он плохо простерилизовал ножик.

Это, пожалуй, проблема. Радуясь тем не менее своим хирургическим талантам, он вышел на балкон и глянул на шоссе, на крохотных туристов. За шоссе раскинулось Красное море - недвижное, обреченное. Саудовцы выпьют его до дна. В семидесятых выкачали несколько миллиардов галлонов - хотели опреснять и поливать свою капризную пшеницу; проект теперь заброшен. Теперь они это море пьют. Господи, что тут людям делать? Земля - как зверюга, стряхивает блох, если зарываются слишком глубоко, слишком больно кусают. Она вздрогнула - обрушились города; вздохнула - затоплены побережья. Нам здесь вообще не место.

Назад Дальше