- Пойду разберусь, что творится, - сказал он, одергивая рубашку. Пообещал, что решит проблему питания, вай-фая, их пребывания в виниловом шатре на морском берегу.
XI
Вышел - шандарахнула жара - и зашагал к Черному Ящику По набережной, к стеклянному зданию, огибая недостроенные участки, кучи грунта, штабеля кирпича, груды инструментов. Перепрыгнул пальму, ожидающую посадки, пересек дорогу, остановился перед офисным корпусом. До двери - ступеней сорок, и когда Алан их одолел, впору было выжимать рубашку.
Вестибюль ярко освещенный, блестящий, кондиционированный, полы светлого дерева. Похоже на скандинавский аэропорт.
- Я могу быть вам полезна?
Справа за полукруглым столом черного мрамора сидела девушка в небрежно повязанном шарфе.
- Здравствуйте, - сказал Алан. - Как вас зовут?
- Меня зовут Маха, - сказала она. Черные глаза, орлиный нос.
- Здравствуйте, Маха. Меня зовут Алан Клей, я из "Надежна Системз". У меня в три часа встреча с Каримом аль-Ахмадом, и…
- Ой, вы слишком рано. Сейчас начало третьего.
- Да, я знаю. Но я из "Надежны", и мы сидим в шатре на берегу, и у нас нет вай-фая, а без него мы не можем провести презентацию.
- Ой, про вай-фай я ничего не знаю. Вряд ли в шатре будет вай-фай.
- В том-то и беда. Можно мне с кем-то это обсудить?
Маха энергично закивала:
- Да, это надо с господином аль-Ахмадом. Он отвечает за презентации в шатре.
- Замечательно. Он на месте?
- Боюсь, что нет. Он, наверное, прибудет к вашей встрече. Он почти весь день в Джидде.
Дискутировать бесполезно. До встречи с аль-Ахмадом всего час.
- Спасибо, Маха, - сказал Алан и ушел.
В шатер не вернешься. Новостей нет, но если не показываться молодежи на глаза до самой встречи, они подумают, что все это время Алан сидел и беседовал с аль-Ахмадом и проблемы были решены.
Вновь ступив под жаркий свет, он вспомнил про еду. Он не спросил про еду. Но теперь и в Черный Ящик не вернешься. Жалкое зрелище - настырный потный человек с кучей вопросов, к тому же забыл ключевую проблему питания. Нет, он обо всем спросит в три часа. А до тех пор молодежь пускай потерпит.
Он зашагал по набережной, по извилистой кирпичной инкрустации, размышляя. Ему пятьдесят четыре. Он в белой рубашке и хаки, идет по дороге - вероятно, будущему приморскому бульвару Он бросил свою команду, трех молодых людей, которым поручено установить и показать королю голографические коммуникации. Но короля нет, а они одни сидят в шатре, и неизвестно, когда же положение наладится.
Чуть не грохнулся. Наступил в дыру, куда еще не лег кирпич. Не упал, но вывихнул лодыжку - очень больно. Постоял, попытался стряхнуть боль.
Все тело в шрамах от аварий последних пяти лет. Алан стал неуклюж. Бился головой о шкафы. Прищемлял руки автомобильными дверцами. Поскользнулся на обледенелой стоянке и потом месяцами ходил как деревянный. А когда-то был элегантен. Ему однажды сказали, что он элегантен, - много десятилетий прошло. Стояло лето, теплый ветер, Алан танцевал. Пожилая женщина, незнакомая, но слово застряло в голове, дарило утешение. Если некогда пожилая женщина сочла его элегантным - это что-то значит?
Он вспомнил Джо Триволи. В первый день, у первой двери тот велел сообщить жилице, что к ней пришли с визитом. Алан инстинктивно потянулся к звонку.
- Нет-нет, - сказал Триволи и постучал - поспешный и жизнерадостный музыкальный рифф. Обернулся к Алану. - Чужак звонит, друг стучит, - пояснил он. Дверь отворилась.
За сеткой стояла растерянная женщина. Лет пятидесяти, седая и всклокоченная, очки на медной цепочке. Алан глянул на Триволи - тот улыбался, будто столкнулся с любимой училкой из первого класса.
- Здравствуйте! Как ватин дела?
- Нормально. Вы кто? - сказала она.
- Мы представляем компанию "Фуллер Браш" из Ист-Хартфорда, штат Коннектикут. Вы слышали о "Фуллер Браш"?
Женщина развеселилась:
- Ну естественно. Но вас, ребята, я уже много лет не встречала. Всё бродите, а?
- Всё бродим, мэм. И я буду вам премного благодарен, если вы уделите нам буквально несколько секунд в такой прекрасный денек.
Триволи оглядел двор, деревья, голубое небо. Затем снова повернулся к двери и зашаркал ногами по коврику. Женщина машинально попятилась и шире открыла дверь. Она не приглашала Триволи и Алана в дом, но теперь пропускала - лишь потому, что Триволи вытер ноги. Будто на гипнотизера смотришь, на фокусника: Алан вдруг увидел, что в мире водятся люди, для которых прочие люди и вообще мир - всего-навсего объекты заклинаний.
Алан шел дальше по недоделанной дорожке. Приблизился к розовому дому, рассмотрел. Сотни раз видел такие на флоридских побережьях. Безликий, огромный; широкое плоское лицо уныло и упрямо взирало на море. Наверняка сотни три квартир.
Заглянул в окна - зрелище обнадеживало. Первый этаж нежилой, и будущие съемщики кое-где уже пометили территорию. Пиццерия "Уно", "Вольфганг Пак". Быть может, однажды здесь появятся люди - станут жевать, смеяться, изображать жизнь.
У него все получится. Он вспомнил свой серебристый велик - свой прототип. Красавец. Все серебристое и хромовое, даже трансмиссия, даже сиденье. Покажите мне творение прекраснее. Прототип так блестел, сверкал с таким вызовом - из космоса видно.
Алан привел Кит посмотреть на прототип.
- Это ты его собрал? - спросила она.
- Ну, его собрали для меня. Я помогал его сконструировать.
- Потрясающе, - сказала она. - И ты на нем можешь ездить?
- И не только я.
Она погладила прототип, попятилась, оглядела его целиком, оценила.
- Очень хорошо, пап.
Вернется в отель и напишет Кит письмо. Несколько дней назад она прислала великолепный трактат - шесть страниц аккуратным почерком, в основном проклинала мать, больше не желала с ней знаться. Теперь Алан в странном положении - вынужден защищать женщину, которая так часто и так бездумно пробивала в нем дыры, что ему еще повезло, если он хотя бы издали кажется целым. Кит обличала, выносила окончательный приговор - ее письмо документировало, оправдывало, прославляло финал ее отношений с матерью.
Так дело не пойдет. Нужно залатать дыру. Алан не желал быть отцом-одиночкой. И опасался - точнее, знал, - что, признав недостойной мать, Кит, используя те же инструменты оценки, сочтет непригодным и Алана. Всему есть предел. Надо поддержать Руби.
Алан и Кит переписывались годами. Первое письмо - когда Руби задержали за нетрезвое вождение. Алан хотел обрисовать дочери контекст. Хорошее письмо, пап, сказала она тогда. И с тех пор Алан записывал для нее свои мысли, по три-четыре страницы, и, как выясняется, не напрасно. Кит говорила, что во дни сомнений перечитывает эти письма. Они остужали ее злость, не раз уводили от края. Обычно она хотела расстаться с матерью, разорвать отношения. Они с Руби по-разному устроены, теперь это очевидно. Кит пошла в Алана флегматичностью - Руби назвала бы это буржуазностью, - но, так или иначе, дочь вымотали эти штопоры, она уставала от глубинной чистки, в которую Руби превращала каждый их разговор.
Но для начала Кит нужны стратегии защиты от хаоса. Ограничение контакта. Алан и сам лишь недавно научился. Спасение - в электронной почте. Они с Руби договорились свести общение к переписке, только о Кит, и не более трех строк. Помогло. Алан два года не беседовал с Руби по телефону, и после прекращения огня его нервы успели окрепнуть, а рассудок - слегка передохнуть. От громких голосов Алан больше не подскакивал.
- Алан!
Он обернулся. Брэд. Алан вздрогнул, но прикинулся невозмутимым.
- Как там у вас продвигается? - спросил он.
- Нормально, - сказал Брэд. - Но уже почти три. Вы в офис? - Брэд, не оборачиваясь, указал подбородком на Черный Ящик.
Алан глянул на часы. 14.52.
- Ага, - сказал он. - Речь репетирую.
Вслед за Брэдом он пошел по набережной.
- Насчет еды не переживайте, - сказал Брэд. - У Рейчел в сумке нашлись крекеры. Так что мы в шоколаде.
Вялый сарказм. Алану не нравился Брэд.
У шатра Брэд остановился.
- Удачи, - сказал он. В лице его читались испуг и изумление. И в эту минуту Алан понял, каково оно будет, когда много лет спустя он станет слаб, не в состоянии о себе позаботиться, а Кит впервые заметит, что он гадит в штаны и пускает слюни. Она посмотрит на него, как сейчас смотрит Брэд, - воззрится на человека, от которого больше бремени, чем блага, больше вреда, чем пользы, зряшного, не нужного мировому прогрессу.
XII
Маха попивала чай со льдом.
- Ой, здравствуйте, мистер Клей.
- Здравствуйте, Маха. Карим аль-Ахмад появился?
- Боюсь, что нет.
- Мне подождать? У нас встреча в три.
- Да, я знаю. Но он сегодня сюда не выберется. Он, к сожалению, застрял в Джидде.
- На весь день застрял?
- Да, сэр. Но он говорит, что будет завтра. С утра до вечера, так что назначьте время сами.
- Вы уверены, что мне больше не с кем поговорить? Только про вай-фай, еду, такие вещи?
- Мне кажется, вам лучше с мистером аль-Ахмадом. Завтра в любое время. Наверняка все разъяснится.
Алан вернулся в шатер, где команда со своими ноутбуками сидела по углам. Рейчел смотрела ди-ви-ди - какая-то стряпня и бородатый шеф-повар. Алан объявил, что сегодня мистера аль-Ахмада не будет.
В Джидду доехали быстро - молодежь щебетала, точно походники. Алан в полусне глядел на дорогу; лодыжка ныла. Зайдя в номер, не смог вспомнить, попрощался ли с остальными. Правда, помнил, как вошел в темный вестибюль, пахнущий хлоркой.
Слишком долго пробыл на солнце и сейчас возрадовался тьме, прохладе, рукотворному уродству. Но тяжелые двери номера отбили конец дня, и капкан захлопнулся, накатило одиночество. В отеле нет бара, нечем отвлечься, нечем утолить нужду, какова ни есть нужда. Всего-то начало седьмого, а заняться нечем.
Думал было звякнуть кому-нибудь из юной троицы, но звать их ужинать не дело. Не положено. Женщинам не позвонишь. Разврат. Можно Брэду, но Алану не нравился Брэд. Если б они все ужинали и позвали его, он бы поел. Если б позвали, он бы пошел. Но к семи вечера никто не позвонил. Он заказал ужин в номер, съел куриную грудку и салат.
Принял душ. Потер шишку на шее.
Залез в постель и понадеялся уснуть.
Уснуть не смог. Открыл глаза, включил телевизор. Репортаж про утечку у "Бритиш Петролеум". Заметного прогресса не наблюдается. Пытались остановить - закачивали в скважину цемент. Смотреть невыносимо. Утечка убивала Алана. Ее которую неделю не могли прекратить, а ему и всем прочим оставалось лишь глазеть на фонтан нефти над океаном. Алана устроили бы самые экстремальные методы. Когда услышал, что один моряк предложил вдарить туда ядерной ракетой, подумал: точно, вот именно, вдарьте, уроды. Только хватит уже. Люди ведь смотрят.
Выключил телевизор.
Поглядел в потолок. Поглядел в стену.
Вспомнил Триволи.
- Есть всего четыре подхода, - говорил тот. - С ними продашь что угодно.
Девять утра, они стояли перед обшарпанным домишкой. Алан вырос в нескольких кварталах отсюда, но этот покосившийся вправо дом ни разу не тронул ни ума его, ни взгляда.
- Первым делом анализируем клиента, ага?
Триволи в двубортном твидовом костюме. Начало сентября, в твиде жарко, но Триволи не потел. Алан ни разу не замечал, чтоб Триволи потел.
- Каждый клиент требует своего подхода, своего обращения, - сказал Триволи. - Всего их четыре. Первый - Деньги. Это просто. Апеллируй к бережливости. Продукция "Фуллер" сэкономит им деньги, сохранив вложения, - деревянную мебель, тонкий фарфор, линолеум. Практичного человека сразу видно. Простой ухоженный дом, удобное платье, фартук, сама стряпает, сама прибирается - тут нужна стратегия номер один. Второй - Романтика. Тогда продаешь мечту. Продукцию "Фуллер" превращаешь в грезу. Вместе с отпусками и яхтами. Я обычно говорю: "Шампанское!" Когда продаю спрей для ног, они снимают туфлю, и я говорю: "Шампанское!"
Алан не понял.
- Просто "Шампанское!"? С бухты-барахты?
- Ну да, и когда я это говорю, они себя чувствуют Золушками.
Триволи обтер сухой лоб шелковым платком.
- Третий подход - Самосохранение. Если у них страх в глазах, продаешь им Самосохранение. Тут все очевидно. Если она боится тебя впускать, говорит с тобой через окно, - тогда выбираешь этот подход. Говоришь ей, что эти продукты сохранят здоровье, спасут от микробов и болезней. Понимаешь?
- Да.
- Хорошо. Последний - Признание. Она хочет купить то, что покупают все остальные. Выбираешь четыре-пять имен самых уважаемых соседей, говоришь, что они у тебя уже купили. "Я только что от миссис Глэдстон, она очень просила зайти к вам".
- И все?
- И все.
Алан научился торговать хорошо - и научился быстро. Нужны были деньги, хотел съехать от родителей, что и проделал месяц спустя. Еще через полгода купил новую машину, а налички стало столько, что неясно, куда девать. Деньги, Романтика, Самосохранение, Признание: применял их ко всему подряд. Уйдя из "Фуллера" в "Швинн", те же уроки приспособил к торговле велосипедами. Принципы работали по-прежнему: велосипеды практичны (Деньги); велосипеды - красивые, блестящие вещи (Романтика); велосипеды безопасны и прочны (Самосохранение); велосипеды - знак семейного статуса (Признание). И в "Швинне" он тоже быстро шел в гору - от розницы на юге Иллинойса до регионального центра продаж, затем очутился за одним столом с чикагским руководством, сочинял стратегии, планировал расширение. Потом задавили профсоюз. Потом Венгрия, Тайвань, Китай, развод и всё вот это.
Снова включил телевизор. Репортаж про космический корабль многоразового использования. Один из последних запусков. Алан выключил телевизор. Этого он тоже видеть не хотел.
Надо же - набирает отцовский номер. На международном звонке разориться можно. Но из-за космического корабля он вспомнил Рона и решил ему позвонить.
Это была ошибка. Он понял, что это ошибка, на первом же гудке.
Вообразил отца на ферме в Нью-Хэмпшире. Последний раз виделись с год назад - отец поднабрался сил. Щеки румяные, глаза аж сверкают.
- Ты глянь на эту шавку, - сказал в тот день Рон.
Они, значит, сидели на веранде, пили скотч, глядели на трех собак Рона, склочных и грязных. Его любимицей была австралийская пастушья псина, ни минуты не сидевшая на месте.
- Вот это я понимаю - шавка на все времена, - сказал Рон.
Он жил на ферме под Уайт-Ривер-Джанкшн. Держал свиней, коз, кур и двух лошадей - на одной ездил, другую ему сбагрил приятель. О фермерстве Рон не имел ни малейшего представления, но, когда вышел на пенсию, а мать Алана умерла, купил 120 акров слякотной долины неподалеку от городка. Вечно жаловался - мол, эта дыра его убивает, - но эта дыра продлевала ему жизнь.
Алан с годами стал медлительнее, латаный-перелатаный и весь в шрамах, а вот отец умудрился поздороветь. Алан предпочел бы поменьше пикироваться - это что, трудно? И насмешки тоже лишние. Алан, ты будда пеший! Рон вечно подкалывал его венгерским фиаско. Рон из профсоюзных. Да они, дескать, на "Страйд Райт" пятьдесят тысяч пар обуви в день выпускали! В Роксбери! Как заведет песню про фабрику да модернизацию - не остановишь. Первая компания, открывшая своим сотрудникам детский садик. А потом и дом престарелых! У Рона была полная пенсия. Правда, он ушел на покой еще до того, как компания разругалась с профсоюзами и перевела производство в Кентукки. В 1992-м это было. А спустя пять лет - в Таиланд и Китай. И потому Аланова работа в "Швинне" Рону как кость в горле. Потому что Алан - менеджер, подыскивал "Швинну" регионы, где нет профсоюзов, вел переговоры с китайскими и тайскими поставщиками, в немалой степени (это Рон так говорил) приложил руку к падению "Швинна" и 1200 его рабочих, - короче, это усложняло беседу. О чем ни заговори, все сводится к спорам о том, от чего недужит государство, и потому едва ли не любая тема под запретом. В общем, болтали о собаках и плавании.
Рон выкопал себе прудик и плавал там каждый день с апреля по октябрь. Холодрыга, полно тины, и Рон вечно ею вонял. Чума болотная, звал его Алан, но Рон не улыбался.
- Поможешь свинью зарезать? - спрашивал он.
Алан отказывался.
- Свежий бекон, малец, - говорил Рон.
Алан хотел в город, поесть по-настоящему. "Фермер Рон" - это отчасти спектакль. Рон неплохо разбирался во французской кухне, в вине, а теперь толкал телеги про мясо с картошкой. В городе Рон пялился на женщин:
- Ты вон на ту глянь! Небось муфточка хоть куда.
Пещерный житель - это что-то новенькое. Мать Алана не потерпела бы такого варварства. Но кто тут настоящий Рон? Может, таков он и есть - тот, кем был, пока жена, мать Алана, не перевоспитала его, не усовершенствовала? Может, теперь он вернулся в естественное свое состояние?
Гудки прекратились.
- Алло?
- Привет, пап.
- Алло?
- Пап. Это Алан.
- Алан? Ты что, с Луны звонишь?
- Из Саудовской Аравии.
А чего Алан ждал? Изумления? Похвалы?
Ни звука.
- Я думал про космический корабль, - сказал Алан. - Помнишь, мы на запуск ходили.
- Что ты забыл в Саудовской Аравии?
Похоже на провокацию, на приглашение похвастаться, и Алан рискнул:
- Да тут любопытная история. Работаю на "Надежну", продаем королю Абдалле информационную систему. Прекрасное железо для телеконференций, покажем королю презентацию, трехмерное голографическое совещание. Один наш будет в Лондоне, а как будто с нами в комнате, с Абдаллой…
Ни звука.
И затем:
- Знаешь, чего я по телику смотрю?
- Не знаю. Что ты смотришь?
- В новостях передавали, что огромный новый мост в Окленде, в Калифорнии, делают китайцы. Представляешь? Алан, они теперь и мосты нам строят. Вот чего-чего, а такого я не ждал. Закрытие "Страйд Райта" предвидел. Что ты велики будешь на Тайване закупать, предвидел. И остальное предвидел - игрушки, электронику, мебель. Как иначе-то, если ты кровожадный говнюк у руля и тебе только бы насосаться и отпасть. Это все понятно. Против природы не попрешь. Но вот мосты - такого я не ждал. Чужие люди мосты нам строят, ты подумай. А ты втюхиваешь голограмму саудовским фараонам. Полный фурор!
Может, бросить трубку? Чего б не бросить?
Алан вышел на балкон, поглядел на море, на редкие далекие огоньки. Воздух такой теплый.
Рон все вещал:
- Алан, каждый день по всей Азии из портов выходят сотни контейнеровозов, под завязку набитых товарами. Вот тебе и трехмерность. Настоящие вещи, Алан. Там выпускают настоящие вещи, а мы - только веб-сайты да голограммы. Наш народ каждый день ваяет им веб-сайты и голограммы, а между тем сидит в креслах, сделанных в Китае, за компьютерами, сделанными в Китае, и ездит по мостам, сделанным в Китае. Это, по-твоему, устойчивое развитие?