– Всех писюшек по соседним палаткам переимел. Но и ей, кажись, тоже доставалось – по самое небалуйся! По крайней мере, она мне на него никогда не жаловалась…
– Ну, у меня с ним тоже, будьспок! – было дело. Один раз, правда… – с каким-то пьяным вызовом призналась Ленка, – ничего особенного… Только он не спит почти. Дурью своей уколется, и лежит потом всю ночь с открытыми глазами, как инопланетянин…
– Короче, мне одна ее товарка рассказывала – со мной-то она не очень откровенничает – стал он ей перед сексом предлагать коньяк в грудь закачивать… через шприц.
– Это зачем?
– Для кайфа. Он ее, значит, трахает, и коньяк у нее из груди – в процессе – высасывает. Или водку… что вколет, короче.
– Ей-то от этого какой кайф? Да и сиську колоть больно, наверное… – удивленно произнесла Ленка и непроизвольно потрогала левую грудь.
– Если спьяну, да под сосок – не очень, – задумчиво заметила Оксана.
"Сестренка" поперхнулась и посмотрела на нее с нескрываемым изумлением…
– Та ни! Ты шо! Это мне шалава одна напела, Эдика подружка, она у его отца на Динамо купальниками торгует. Я-то с ним и не трахалась даже, в отличие от некоторых… – торопливо, словно оправдываясь, пояснила Оксана.
– Так вот: мне тоже говорили – коньяк-то там не весь через сиську высасывается, кое-что остается – и в кровь потом попадает. Тут главное с дозой не переборщить. А то "коньки" двинуть можно. Отравиться…
– И ханки, небось, много не надо, да и запах изо рта, поди, отсутствует… – откликнулась до того молчавшая вторая "сестренка".
– Чтоб водкой ширялись – не слышал, а вот "кекса" одного знал, – он, когда в наркологической клинике от алкоголизма "добровольно-принудительно" лечился, чтобы врачи перегара не учуяли, клизмы себе спиртовые ставил. Эффект, говорят, такой же, а перегаром не тянет. Да и похмелье легче переносится, – вмешался я с высоты своего жизненного опыта.
– Херня это все! Мой "бывший", когда в больнице лежал с язвой желудка (бухать ему врачи под страхом смерти запретили), тоже себе водочные клизмы делал. Все равно потом утром в палате выхлоп стоял, как в кабаке. Природу не обманешь. Закон сообщающихся сосудов – хоть туда, хоть сюда, в кровь попало, значит и во рту проявится – подытожила Ленка и предусмотрительно отодвинула початую бутылку подальше от края лавочки, чтобы не уронили ненароком.
Все молча выпили. "Сестренка" фыркнула и, не закусывая, продолжила:
– Я так понимаю: она вначале в отказ пошла, а потом взяла да и согласилась. Сдуру. Раз, другой… ну и втянулась.
…в кронах дворовых деревьев прошелестел легкий ночной ветерок…
– Не знаю, я бы ни за что шкуру дырявить не дала! Да еще на титьках! У меня вон, и уши-то не проколоты… – снова отозвалась вторая "сестренка" и стала рыться в пакете с закуской. Оксана, по всей видимости, находясь уже в приличном градусе, подвинулась ко мне поближе и потрогала в темноте мою резиновую дубинку. Жест получился каким-то откровенно заигрывающим и чересчур интимным.
Я тоже подвинулся к ней и, преодолевая мучительное внутреннее замешательство, попробовал, как можно незаметней для ее подруг, осторожно погладить Оксану по ее худой и очень сексуальной коленке.
…У метро, в неоновом свете рекламных огней, слегка покачиваясь и нежно обнимаясь, шла пара влюбленных бомжей…
– А потом, видать, расслабились они… То ли инфекцию какую занесли, то ли кольнул он ей впопыхах не туда… Короче: заражение крови, две операции… Врач заставил ее заяву на него в ментуру написать: он в розыске, она в больнице. Думали, что вообще не выживет, слова Богу, обошлось. Дети ведь у нее. Двое. Если не врет, конечно… – со вздохом заключила "сестренка" и взяла из Ленкиной, положенной на всеобщее обозрение пачки, тонкую дамскую сигарету.
…быстрыми бесшумными тенями в густых зарослях сирени у соседнего подъезда промелькнула стая бродячих собак…
Я, немного осмелев, подсел к Оксане еще плотнее и положил свою руку ей на плечо. Она немного отодвинулась и медленно, но твердо руку мою отстранила… Я недовольно хмыкнул и повторил попытку. Оксана отодвинулась еще дальше.
– Да врет она всё! Это чисто технически невозможно! – я решил больше не повторять попыток и тут же, вполне оправданно и закономерно, обиделся, и на Оксану, и на всю их глупую компанию, склонную верить всякой экзотической чепухе. – Женская молочная железа, по-моему, к этому не приспособлена. Совершенно. Одно дело, когда она сама чего-то там вырабатывает – молозиво, например. Тогда – да! Высосать его можно. Я даже пробовал как-то – бабе одной от него избавиться помогал… после "позднего" аборта. Другое дело, чтобы спирт в женскую сиську через шприц закачать, а потом его оттуда высосать… это уже из области фантастики! – почти прокричал я в запале. – А вы тут треп развели: одной – товарка сказала… другой – шалава какая-то с "Динамо" поведала… а кто-нибудь сам от нее все это слышал?!
Возникла пауза.… по проспекту, разбрызгивая воду и сверкая мигалками, прошли две поливальные машины…
– Да нет… вроде, – растерянно ответила "сестренка".
– Во, блин… и точно! Сама-то она никому из нас не говорила, – присоединилась к ней Ленка.
– Как говорят юристы – "с чужих слов". Такие заявления даже в российском суде в качестве свидетельских показаний не принимают. А у нас, как известно – самый "гуманный" суд в мире! – разразился я гневной тирадой.
Все дружно закивали, заерзали на скамейках и расслаблено перевели дух, будто я их избавил от какого-то тягостного наваждения или долгого навязчивого кошмара.
Впрочем, если честно – я слабо разбираюсь в медицинских вопросах; да и в женской анатомии – тоже… так что – на роль знатока и консультанта подхожу, прямо скажем, весьма приблизительно. Надо будет спросить при случае у своей двоюродной племянницы (медсестры по образованию) – возможно ли в принципе такое использование женских сисек. Хотя, вряд ли она знает… Да и вообще: скорей всего – банальная онкология у дамочки. Просто бабы, не желая выглядеть жертвенно и тривиально, даже в истинном горе стараются утешить себя всякими мистическими россказнями и романтическими, не выдерживающими никакой серьезной критики, байками. Особенно если их жизненные обстоятельства действительно трагичны, а слушательницы столь доверчивы и глупы.
Потом я еще раз сходил за водкой в тот же круглосуточный, переливающийся рекламой универсам. Потом еще раз.
Немного погодя темно-синее небо стало розоветь по краям и превратилось в бледно-голубое. На улицах появились первые дворники в оранжевых жилетах.
Наша компания стала стремительно редеть. Девки, обдавая ранних прохожих перегаром, начали расходиться: кто на работу – Оксана поперлась на "Черкизон" (хочешь не хочешь – надо вкалывать); кто через дорогу – отсыпаться (Ленка снимала комнату в "Кузьминках" у какой-то полоумной старушенции); кто – в общагу ("сестренок" устроил туда один благодетельный знакомый, очередной любвеобильный Эльдар. Устроил, надо полагать, с дальним прицелом. Ибо одолжения в этом городе делаются редко и, как правило, не просто так…)
Я дождался своих сменщиков, сдал пост и, вспоминая Оксанину тонкую и ладную фигуру (точно – "розочка"!), отправился домой. Надо хорошенько выспаться и отдохнуть; слишком много событий за одни сутки: мотоциклист… "бедная девушка" с отрезанной грудью… А мне еще вечером с Дебаркадером встречаться…
…На первом посту, подготовив для новой смены мятые десятки и полтинники, начинали собираться вечно чем-то недовольные московские и подмосковные скандальные бабульки.
8
Когда бросаешь пить, вид человека, сосущего пивко на лавочке возле дома или в городском транспорте, сначала вызывает у тебя зависть, потом злобу, и лишь несколько позже, когда пройдет месяц или два с момента начала "завязки", ты начинаешь чувствовать только легкое недовольство или, в лучшем случае, полнейшее успокаивающее безразличие.
Этот перечень чувств не слишком оригинален. Большинство людей, отказавших себе в употреблении алкоголя, испытывают похожие ощущения.
Я стою напротив массивных стеклянных дверей у входа в метро, рядом с грязным, заплеванным парапетом, на котором, как воробьи после дождя, сидят грустные и нахохленные малолетки. Я испытываю к ним все чувства сразу: и зависть, и гнев, и тяжелое раздражающее озлобление, усугубленное получасовым опозданием Светки-Дебаркадера. Словом, я переживаю всю гамму чувств завязавшего алкоголика. Это ужасно, а в некоторых случаях – так же противно и унизительно. Особенно когда перед твоими глазами широко разворачивается картина чужого уличного кайфа, не омраченная общественным возмущением или наглым вмешательством районного милицейского патруля. К тому же Дебаркадер… Ох уж эта Света, которая дерзко нарушает одно святое правило: "как хотите, чтобы с вами поступали, так и вы поступайте с ними". Откуда это: "с вами…", "с ними…"? Кажется, из Евангелия. Ну да Бог с ним… Правда, Светку я знаю плохо. Может, и не нарушает она ничего. Просто не способна или не приучена приходить на встречи вовремя. Есть такой тип людей. Отвратительный мужской и женский тип – опозданцев; или, как их еще величают в народе, – тип закоренелых неисправимых "опоздунов".
Между тем, у одного из нахохленных малолеток выпала открытая бутылка пива. Она глухо ударилась об асфальт, но, так и не разбившись, откатилась к столику открытого летнего кафе, оставляя за собой влажный, пенный след. Выронивший бутылку репер (судя по его широким приспущенным штанам) даже и не подумал приподняться и выкинуть ее в расположенную неподалеку, переполненную неистребимым городским мусором и дымящуюся от выброшенных в нее непогашенных сигарет уличную урну. Сидящий рядом с репером чудик, поведя осоловелыми глазами, набычился и довольно громко произнес:
– Спайдер! Сука безрукая, у нас же бабла больше нет. И так на последнее бутылку эту купили. Че мы сегодня вечером бухать-то будем?
– Да хуйня это все. Скоро шнурки с работы подтянутся, у них и стрельнем.
– А они дадут? Ты мне вчера по ушам прогонял, что пока на работу не устроишься, "кредит семейный" у тебя вне зоны доступа.
– По-любому, шнурки не дадут…
– Ну и че тогда?
– Придумаем чего-нибудь…
Чудик тяжело вздохнул, уселся поудобнее и, посмотрев в сторону, толканул репера локтем в бок:
– Смотри, это не твоя мамочка на горизонте замаячила?..
В редкой череде заходящего в метро вечернего народа мелькнула маленькая рыжеволосая женщина в заношенной зеленой кофте. Она подошла к сидящей на парапете тусовке и обратилась к флегматично взирающему на нее парнишке в реперских штанах:
– Сынок, опять ты…
Я отошел подальше, дабы не внимать этим много раз слышанным от собственной матери слезным увещеваниям и грубым упрекам, смысл коих можно свести к одной единственной фразе: "Когда ты бросишь пить, идиот?!"
Хватит, наслушался. Это теперь не для меня.
Светка опаздывала уже на сорок пять минут. Такой наглости я от нее не ожидал. Вообще, я заметил, что когда некрасивые бабы ведут себя неподобающим образом, они вызывают у мужиков гораздо больше недовольства и возмущения, чем избалованные жизнью и окруженные плотным кольцом общественного внимания взбалмошные красавицы, – при ровно таких же проступках или точно таком же (если не худшем) неадекватном поведении.
Не прошло и пяти минут активных родительских уговоров, как на рыжеволосую женщину стал угрожающе смотреть не только ее собственный сын, но и вся накачанная пивом гоп-компания.
Я подошел ближе и, сам того не желая, прислушался.
– Говорил же тебе нарколог – не перестанешь пить, через пару лет на городском кладбище окажешься! У тебя же почки слабые… а ты…
Репер только расстроенно и быковато поводил головой. И чтобы хоть немного придержать ее на крутых поворотах, иногда резко осаживал:
– Мать, смирись!
Остальные малолетки сидели на парапете со сдержанно-возмущенными лицами, и терпеливо дожидались, когда она перестанет "ремонтировать" своего сынишку и свалит подобру-поздорову домой.
– И участковый говорил: будешь пить – сядешь! У тебя же условный срок еще не закончился… ты на суде что мне обещал?..
– Смирись, мать! – репер поднялся, по-дружески приобнял ее за плечо и стал уводить в сторону, подальше от своей размеренно излучавшей грубую подростковую неприязнь тусовки.
– …сколько я могу за тобой бегать? Из дерьма тебя этого вытаскивать! Скорей бы в армию забрали, что ли. С глаз моих долой…
– Смирись, мать, лучше смирись…
Светка-Дебаркадер совсем не походила на динамистку.
Договорились мы с ней накануне быстро и легко. Даже приготовление ужина успели обсудить. В общем, ничто не предвещало… и хоть нет такой заповеди: "Не опоздай!" – если бы она была, я бы выполнял ее свято и неуклонно, так как сам никуда и никогда, преимущественно, не опаздываю. (Интересно, как это у меня сочетаются в одной фразе "никогда" и "преимущественно"… Вот он – спрессовавшийся в моей голове за долгие годы всяческих злоупотреблений – "корпускулярный хлам, которым говорим", как написал один талантливый поэт, по слухам – жуткий пьяница.)
Видимо, поняв, что увести сына домой у нее сегодня не получится, рыжеволосая женщина сняла со своего плеча его руку, вырвалась и сразу же перешла на крик:
– Иди домой! Сейчас же иди домой! Когда ты только перестанешь с уродами этими по улицам разгуливать?! С утра до вечера по дворам с ними шляться?!
После очередного, произнесенного почти автоматически "мать-смирись-смирись-мать-мать-смирись", парнишка, зачем-то потерев кулак о свою широкую реперскую штанину, резко ударил рыжеволосую женщину по раскрасневшемуся простоватом лицу.
Это был – судя по звуку – не легкий показной хлопок. Не пощечина. Это был нормальный увесистый удар средней силы, какими обычно обмениваются на школьных дворах или в туалетах повздорившие молодые люди.
Женщина после удара даже не ойкнула… она слегка наклонила голову и как-то заученно и сиротливо закрылась рукой. Второго удара не последовало. Репер, по всей видимости, не желая раздувать скандал и усугублять ситуацию, отошел от матери и вернулся на свое насиженное место.
Чудик с осоловелыми глазами, не глядя на него, подвинулся и, без тени всякого осуждения, уважительно произнес:
– Ну, ты, Спайдер, исполняешь…
Репер осмотрел костяшки пальцев, легонько потряс кистью правой руки и угрюмо подытожил:
– А то!
Что тут скажешь? Да, в общем-то, ничего.
Я не на работе – значит, в охране порядка и в борьбе с противоправными деяниями сегодня не участвую. Да и вообще, не в моем это характере – вмешиваться в посторонние дела и копаться в хитросплетениях чужих семейных отношений. Я на свидание пришел (где она, кстати?!), пусть другие – буде у них такое желание – усмиряют распоясавшийся молодняк, призывают его к порядку, рискуя при этом получить кулаком в нос, бутылкой по голове или ножом в спину.
Желающих вмешаться, однако, не нашлось. Репер с чудиком перекинулись между собой парой незначительных фраз, набычились и дружно замолчали.
Рыжеволосая женщина постояла какое-то время в отдалении, потом сделала неуверенный шаг в сторону своего сына, видимо, желая что-то сказать ему на прощание, но передумала и, дабы не нарываться на повторную грубость, медленно стала уходить в темнеющую глубь жилого московского микрорайона, наполненную вечерними приглушенными звуками и назойливым гудением свободно летящих в этот поздний час по Рязанскому проспекту автомашин.
Прождав у метро еще не менее получаса, но так и не дождавшись коварной и необязательной Светки-Дебаркадера, я тяжело вздохнул, развернулся и пошел следом за одинокой рыжеволосой женщиной дорогой материнской скорби, слез и моих "матримониальных" разочарований.
9
Я заметил, что сколько ни пью,
Все равно выхожу из запоя.
Я заметил, что нас было двое.
Я еще постою на краю.
Роскошный забухал.
Когда стало просто неприлично продлевать за деньги "больничный" и хоронить своих близких и родных (фиктивно, разумеется), ему пришлось выйти на работу, где он, дожидаясь темноты, выпивал две-три банки слабоалкогольного коктейля, заедая их специальными, забивающими запах таблетками (кажется, они называются "Антиполицай") и мятной жевательной резинкой.
Потом, уже вечером, Сережа покупал литровую бутылку водки и за ночь выжирал ее практически всю, в гордом одиночестве, запивая пивом и тем же баночным коктейлем.
К утру, как, впрочем, и на протяжении всей суточной смены, толку от него не было абсолютно никакого. Роскошный через раз отвечал на вызовы по рации, почти не участвовал в сборе денег за "дополнительную" охрану палаток и совсем потерял контроль над многонациональным, торгующим у метро контингентом.
Мне пришлось брать весь "бизнес" в свои руки. Рад этому обстоятельству я, само собой разумеется, не был.
Как того и следовало ожидать, я сразу выказал неполное профессиональное соответствие высокому званию наемного блюстителя порядка и истинного защитника чужих, да и своих собственных, коммерческих интересов.
Проще говоря, под моим вялым и малоэффективным руководством все наши "подопечные" по всей территории первого поста моментально расслабились и обнаглели. Деньги почти не собирались, у метро царили бардак и неразбериха.
– Представляешь, еле до работы сегодня добрался! Еле дотянул…
– Да ладно тебе, Сергун! Взял бы да и завязал, как я, нафиг! Делов-то: начать да кончить, – откровенно издевательским тоном комментировал я происходящее.
– Да не могу я так, как ты – понимаешь? Устал я. Ото всего устал. Все у меня через жопу, все не как у людей! – канючил и жаловался всякий раз заступая на смену Роскошный. – Мотоциклист еще этот…
Я не был склонен рассматривать очередной Сережин запой как следствие недавнего дорожно-транспортного происшествия. Ну, ухватился он за шлем… "с начинкой"… ну, сознание потерял – чего только в жизни не бывает; не бухать же после этого три месяца подряд, безостановочно. Причины этого состояния залегали гораздо глубже или, как часто случается у большинства горьких российских пьяниц, – отсутствовали вовсе.
– Знаешь, что круче всего напрягает?
– Что?
– Гравитация! Столько сил уходит на преодоление всей этой херни, – разглагольствовал Роскошный, – а она все давит и давит, давит и давит – каждый день! Даже, когда я, епте, сплю, и ее – сцуко! – как бы не чувствую…