День второй
Дверь была заперта. Он отмороженно валандался по своей палате-одиночке-люкс с персональным рукомойником и озонирующим хлоркой унитазом. Сквозь тусклое стекло был виден лишь куцый шмат загаженного больничного двора, симметрично разделенный на клеточки оконной решеткой. Клетчатая кошка в полоску равнодушно продефилировала мимо, потягиваясь на ходу задними ногами. Лекарство выжало из него все эмоции. Тася уже не казалась похожей на Надежду Константиновну Крупскую и ассоциировалась исключительно с Синей Бородой.
Однако ее шоковая терапия дала свои результаты. Любовная тоска сиротливо жалась в углу, карауля его неуверенными настороженными глазами. Виктор чувствовал, что она рядом, но… Попадая в Освенцим в качестве подопытных кроликов для экспериментальной нацистской медицины, люди редко страдают от неразделенной любви. И сейчас все его вялые мысли были сосредоточены лишь на этом ужасающем положении: он заточен в больнице для умалишенных, во власти у лишенной ума врачихи!
- Добрый день.
Он вздрогнул. Таисия Вениаминовна бесшумно материализовалась на пороге собственной персоной.
Персона была угрожающе блистательной. С нестерпимо светлой улыбкой и невыносимо радостным лицом. На макушке сверкала белизной роковая шапочка. Вместо классического халата докторшу обнимали плотно облегающая белая рубашечка с короткими рукавами и пижонские штанишки клеш. Медово-русые волосы сияли так, словно она мыла их всеми разрекламированными шампунями для здорового блеска сразу, предварительно смешав в одном флаконе…
Виктор невольно поежился.
Такой стерильный блеск бывает только у вычищенных, вываренных и отточенных хирургических инструментов, симметрично разложенных на столике для профессионального препарирования плоти. Живой или мертвой.
И он понял, что боится ее.
Страшно!
- Как вы себя чувствуете? - Она наступала.
Мнимый больной поспешно спрятался под одеяло.
- Выглядите вы сегодня гораздо лучше…
Безумная врачиха уютно пристроилась на стуле рядом с его кроватью, облучая его оптимистично-рентгеновским взглядом.
- Я ничего не понимаю, Таина Вениаминовна, - всхлипнул Виктор, боязливо отодвигаясь от нее подальше. - Ведь сейчас не совковые времена, чтобы сажать человека в психушку за попытку к самоубийству.
- Я оставила вас в больнице не потому, что вы намеревались умереть, а потому, что вы считаете, будто не можете жить без женщины, которая от вас ушла, - разъяснила она ему тоном милосердной учительницы, беседующей с безнадежно недоразвитым второгодником. - Если бы вы наложили на себя руки из-за того, что вас уволили с работы, я бы вами не занималась.
- Но меня недавно уволили с работы, - заикнулся он с робкой надеждой на чудо.
Чуда не случилось.
- Да? А кто вы по профессии? - весело поинтересовалась Тася. Виктор знал, что именно таким тоном врачи разговаривают с сумасшедшими. Но понятия не имел, каким образом пациентам нужно разговаривать с сумасшедшими врачами.
- Я драматический актер, - сдержанно отчитался он. - Но два года мне не давали в театре ролей, а потом сократили из труппы.
- Почему ж вы не перерезали себе вены тогда? У вас была вполне уважительная причина. - Задавая этот вопрос, она продолжала улыбаться, как зараза.
"Ну, точно - двинутая!" - Виктор поморщился и вздохнул.
- Потому, что я могу жить без работы, но не без Марии. Без нее я просто умру, - терпеливо объяснил он, тщательно выговаривая слова и делая жуткие паузы. Он всегда общался так с идиотами, иностранцами и малыми детьми.
- И по-вашему это нормально? - Ее улыбка была подозрительно-сладкой. - Как сказала одна героиня Маркеса про своего неудачливого воздыхателя: "Как он может умереть из-за меня? Я что - заворот кишок?"
- Я люблю ее, - с нажимом напомнил он ("Повторение - мать учения!"). - Поймите…
Она не поняла.
- За что?
"Дебилка!"
- Мария - лучшая женщина в мире… Единственная женщина, с которой я могу быть счастлив.
- И поэтому вы не можете без нее жить, - с готовностью подытожила Тася.
- Это же так понятно и естественно, - добавил он с возрождающейся было надеждой.
Напрасной.
- Да, это понятно, но отнюдь не естественно, - непререкаемо возразила чокнутая врачиха. - И на самом деле, вы не можете жить не без нее, а с ней. Я имею в виду не Марию, а любовь. Ваша Маша - никому не страшна, и ее отсутствие ничем не угрожает вашей жизни. А любовь - это опасное психическое отклонение. И я, к вашему сведению, собираюсь защищать диссертацию на эту тему.
"Диссертацию?!"
Глаза Виктора отчаянно полезли из орбит, в то время как Тася вдохновенно закатила свои к потолку.
- Ах… Поверьте, если бы все люди обращались к врачу, как только почувствуют первую легкую влюбленность, - мир давно бы стал гораздо счастливее.
Врач сладко помолчала, по всей видимости представляя себе эту прекрасную перспективу.
Виктор тоже молчал - с тем же успехом Таисия Вениаминовна могла просить его поверить, что ходить на голове куда полезнее для здоровья, чем шкандыбать на двух ногах.
- Ведь хватает же у людей ума бежать в поликлинику, как только у них заболит голова или живот! - неожиданно воззвала она к его сопротивляющемуся разуму. - Почему же вы так безропотно переживаете любовные страдания? Это какой-то закоренелый всемирный мазохизм. Влюбляться и лезть на рожон, на стену или в петлю, вместо того чтобы просто пойти к врачу и попросить обезболивающее. Неужели не понятно: если любовь болезненна, значит, это уже болезнь!
- Нет… - ностальгически вздохнул Виктор. - Любовь - это прекрасное чувство.
- Вы же не написали в своей предсмертной записке "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!", - едко парировала Тася. - Вы нацарапали там, что не можете жить. И я вас прекрасно понимаю. Когда любовь принимает острые злокачественные формы, она бывает очень мучительна.
- Вы не можете говорить этого серьезно, - заколебался он.
- Могу. - Она была непоколебима. - Любовь - это параноидальная навязчивая идея. И у вас наблюдается весь комплекс характерных симптомов. Например, вы убеждены, что являетесь без Марии неполноценной, неспособной к жизни личностью. И воспринимаете ее уход столь же трагически, как потерю двигательных функций, головы или сердца…
- Да, Мария была моим сердцем, - горячо подхватил Виктор. - Она была для меня всем, без нее я - ничто…
- Так вот, - удовлетворенно кивнула проклятая Тасечка, - через две палаты от вас сидит ваш товарищ по несчастью. Он воображает себя огромной головой из "Руслана и Людмилы" и тоже утверждает, что не в состоянии жить полноценной жизнью, пока мы не пришьем ему все остальное. И, заметьте, находится при этом куда в лучшем положении, чем вы. У него хоть голова есть. А вы и ее потеряли. Вы - вообще ничто!
- Но я выражался метафорически, - пугливо открестился больной.
Врачиха неумолимо покачала головой.
- Это не метафора, а ваше реальное самоощущение. Столь же болезненное и неадекватное, как и второй ваш аргумент, что женщина с непрокрашенными корнями волос, обвислой грудью и вульгарной губной помадой, неспособная ни быть вам верной, ни поддержать вас во время неприятностей, ни приготовить борщ - лучшая женщина в мире.
- Господи, откуда вы это знаете?! - ужаснулся он.
- Вы бредили и у вас в кармане лежало ее фото, - коротко отрапортовала Тая.
Она достала из папки фотографию Марии и, сунув ему в лицо, ехидно добавила:
- В палате напротив находится пациент, который бил поклоны у торгового киоска, утверждая, что перед ним - собор Парижской Богоматери. Очень похожий случай. Он тоже объяснял свое поведение незыблемым тезисом: "Бог есть любовь". Не понимая, что Бог-то, конечно, есть. И возможно, как раз он и есть любовь. Но ларек, продавец которого вызвал бригаду, потому что больной отпугивал покупателей, здесь совершенно ни при чем. И, заметьте, он находится куда в лучшем положении, чем вы…
- Да, конечно. Потому что его ларек стоял на месте, а моя Мария ушла! - обиженно ляпнул Виктор. И тут же тягостно застонал, осознав, что, собственно, он сказал. - Зачем вы мучаете меня? Вас, наверное, из гестапо выгнали за жестокость…
- Я понимаю, - понимающе затрясла она головой. - Сейчас вам кажется, будто я режу вас по живому и оскверняю святое. Но потом вы поймете, что избавление от любви можно сравнить только с посещением туалета. Когда после мучительных резей в животе ты в ужасе смотришь на содержимое унитаза и думаешь: "Неужели еще несколько секунд назад я жил со всем этим дерьмом внутри?!" А пока вы - мой пациент. И я не мучаю вас, а лечу. Это называется рациональная психотерапия. Метод, использующий логическое убеждение как средство воздействия на мир представлений больного. И я полностью согласна с ученым Полем Дюбуа, считавшим, что аргументированное вскрытие ошибок в рассуждениях пациента, доказывает ему, насколько неверно он оценивает свое состояние и неадекватно воспринимает окружающий мир. Да, разбивать идеалы больно. Но разве у вас есть контраргументы для возражений?
С минуту Виктор тщательно обдумывал услышанное.
- Наверное, я действительно сошел с ума, - подвел он итог. - У меня бред, и вы мне мерещитесь.
- Отнюдь, - усмехнулась Тася. - Я - это реальность. А все остальное - бред любовной горячки.
В ответ Виктор лишь нахмурился, нахохлился и демонстративно заткнулся. Наверняка в этом здании было еще много палат, а у нее - оскорбительных примеров для сравнения.
- Подумайте об этом на досуге, - наставительно резюмировала докторица. - А еще лучше - не думайте ни о чем. Спите.
День третий
Ночью тоска выползла из своего угла и подобралась к его постели на мягких когтистых лапах. Ее глаза были мутными, слизкими и бесцветными. Она сделала над ним стойку и ухмыльнулась плотоядным ртом. И Виктору снова приснилась Мария, смеющаяся, черноволосая, страстная…
Хотя…
- Ну, допустим, ноги у нее действительно немного толстоваты, - честно и невесело признался он, проснувшись. - И зубы не очень ровные, и волосы с перхотью, и характер - не дай бог… И, конечно же, она не лучшая женщина в мире. Но…
Но тоска уже прокралась под одеяло и сжимала его тело бесчисленными мертвыми петлями, как змей обреченного Лаокоона.
- …но какое это имеет значение, если я ее люблю? - закончил он.
- Я люблю Марию, несмотря ни на что! - грозно заявил он Тасе, после того как она три часа скрупулезно выуживала из него историю болезни от первого поцелуя до финального "Я люблю другого".
- Люблю такой, какая она есть, - уточнил Виктор, победоносно протыкая врачиху упрямым взглядом верного мушкетера.
- Это абсолютно исключено, - непререкаемо возразила Вениаминовна с улыбкой оптимистичной садистки.
- Почему? - удивился Виктор.
- Потому что Марии, о которой вы говорите, просто не существует.
Тася Вениаминовна отошла к окну. На ней снова был коротенький белый халатик. И, следовало честно признать, в отличие от Машиных, ее ножки были совершенно идеальны. Гордо подбоченившись, мамзель засандалила лекторским тоном.
- Это совершенно типичная ошибка. Большинство больных любовью имеют тенденцию преувеличивать достоинства партнера и неосознанно подкраивать его под некий абстрактный идеал. Кроме того, в начале так называемого романа оба человека тщательно скрывают свои недостатки и выпячивают достоинства. Эта ложь…
- Почему ложь, они ж свои достоинства выпячивают. - возмущенно перебил ее он. Но Тася отшвырнула его не глядя.
- Потому, что часть правды - уже ложь. И часто влюбленные настолько фиксируются на этой первичной лжи, что даже когда впоследствии всплывают иные, негативные качества партнера, они не способны воспринять их адекватно. Они считают, что это какое-то ужасное, досадное недоразумение, а настоящим их любимый был на первом этапе. И продолжают любить того, несуществующего человека. Вот почему прекрасная дама, о которой вы так упрямо вздыхаете, и сама Мария - совершенно разные люди. И патогенный предмет вашей любви не имеет ничего общего с реальной женщиной по имени Маша.
Виктор возмущенно засопел.
- Из чего, собственно, вы делает подобный вывод? - пренебрежительно уточнил он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал надменно.
- Из ваших собственных слов, - пропела лечащая врачиха, словно злоязычный соловей. - Те факты, которые вы мне рассказали, свидетельствуют: Мария - взбалмошная, упрямая, нечестная, не слишком умная, но хитрая, хваткая, эгоистичная и корыстная. И к тому же - никогда вас не любила. Выводы, которые делаете из этих же фактов вы, сводятся к тому, что Мария - всепрощающий, всепонимающий, добрый, чуткий, искренний, любящий вас ангел. Правда, слегка падший и чуть-чуть заблудший. Но все же…
Тася зыркнула на него и обиженно топнула ножкой.
- Неужели вы не понимаете?! Мария вас предала.
Ее голос вдруг стал горьким на слух.
- Какое-то время вы льстили ее амбициям. Она стяжала ваши деньги, надеялась, что вы прославитесь и разбогатеете. И при этом, на всякий случай, консервировала других поклонников. А когда вас уволили с работы, заявила, что вы несостоятельны как мужчина, и резво ушла к другому.
Виктор удивленно вытянул шею в ее сторону и уставился на Тасю. Он был не столько поражен ее словами, сколько тем, что в пуленепробиваемых аргументах врачихи появились человеческие интонации.
- Быть может, вы и правы… - протянул он. - Я об этом не задумывался.
- Так подумайте, - приказала Таисия Вениаминовна. - Хватит спать!
День четвертый
- Ну, как вы себя чувствуете? - Круглощекое лицо Таси снова светилось, как новенькая монетка. - Выспались?
- Я бы хотел проспать всю жизнь и проснуться только для того, чтобы умереть, - безысходно отозвался он.
Она не рассердилась. Видно, сменила гнев на милость.
- Вы подумали о нашем вчерашнем разговоре?
- Да, - буркнул Виктор.
- И к какому выводу вы пришли?
- Я любил ее, а она меня предала.
- И вы по-прежнему хотите умереть?
- Да.
- Почему? - врач светло улыбнулась. Ее зубы были такими же белоснежными и надраенными до стерильно-больничного блеска, как и все прочие качества этой стерилизованной девицы.
- Потому что женщина, которую я любил, предала меня.
- Так не разумнее ли будет убить ее?
Виктор подскочил в своей кровати так, точно больничный клоп решил полакомиться его задницей.
- Вы в своем уме?! - испуганно взвизгнул пациент.
- Ну же! - подначила его лечащая красотка. - Разозлитесь на нее! Она использовала вас и предала, поимела и бросила. Так неужели вы не хотите ее убить? Давайте! Здоровая злость лучше, чем уныние! - Казалось, что сейчас она начнет подпрыгивать на месте от возбуждения. - У вас вторая форма псевдолюбви - Любовь-поклонение. И вы должны сами сокрушить этот мнимый идеал и ни в коем случае не допускать, чтобы, рухнув, он раздавил вас…
- Какая еще, к чертовой матери, форма? - взвыл несчастный.
- Согласно Эриху Фромму, это вторая форма любовной патологии, которая приводит к страданиям и неврозам, - охотно пояснила докторица.
- Так значит, - удивился он, - вы не единственная идиотка в этом мире?
- Конечно, - лучезарно отреагировала шизанутая. (Сегодня Тася определенно была ангелом, пусть чокнутым, но божьим!) - Я не первый ученый, заинтересовавшийся этой болезнью. Если бы я была одна, вы бы не лежали сейчас в одиночной палате с персональным унитазом. Мою экспериментальную программу финансирует американский благотворительный фонд. Они там у себя давно уже съели на любви всех собак и кошек. А теперь пытаются съесть Голливуд, доказав, что эта фабрика грез своими бесконечными love stories порождает больше психических больных, чем все фильмы о насилии вместе взятые. А вы думали, наука дремала, пока подобные вам умирали от любви?
Довольно съехидничав, она затараторила как по-писаному:
- Еще двадцать лет назад известный американский психоаналитик Эрих Фромм установил пять форм патологической псевдолюбви. Первая - невротическая любовь, при которой больные центрируются на родителях и переносят на своих партнеров все ожидания и страхи, испытываемые к матери или отцу. Вторая - ваша. Любовь-поклонение, или так называемая "Великая любовь". Когда такой молодой, красивый, сильный мужчина, как вы, может полностью потерять себя в любимой, обнаруживая нищету духа и отчаяние поклоняющегося. И дело тут не в вашей реальной самоценности, а исключительно в проклятой болячке. Ибо, подцепив эту заразу, даже Юлий Цезарь может утонуть в манюрке дешевой шлюхи. Третья - сентиментальная любовь. В лучшем случае - это временная аберрация, когда люди живут лишь воспоминаниями о прежних чувствах и фантазиями о будущем. А наиболее распространенный ее вид - заместительное любовное удовлетворение, переживаемое потребителями песен, фильмов и романов. И можно набить весь сумасшедший дом такими несчастными, побывав на одном концерте какой-нибудь чаморошной эстрадной звезды. Четвертая - любовь, центрированная на постоянно разоблачаемых недостатках и слабостях другого человека. Пятая - проецирующая смысл и проблемы на детей и использующая их в компенсаторных целях. Кроме того, есть еще две "нормальные" - то есть наиболее распространенные и более безобидные патологии. Первая - построенная на взаимном сексуальном удовлетворении, и вторая - как слаженная работа и убежище от одиночества.
Виктор охренело слушал ее, скукожившись в своей постели. Он слышал, что сумасшедшие бывают патологически логичны, но не знал, что в мировом масштабе.
- И все, о чем вы говорите, американцы уже двадцать лет считают болезнью? - нервно уточнил он. - А как же семья, брак?
- Ну… - неохотно призналась Тася, - Фромм считал, что существует и здоровая любовь, построенная на четырех принципиальных критериях: взаимной заботе, ответственности, уважении и знании друг друга.
- Но вы с ним не согласны? - Виктор зашуганно сжался в ожидании ответа.
- Я не согласна с ним в формулировке. То, о чем он говорит, - уже не любовь, а нормальная привязанность. Она никогда не бывает бурной, не носит патологических форм, протекает естественно и спокойно. Именно на этом чувстве должен базироваться брак.
Тася помолчала, выжидательно глядя на него.
- Странно… - хмыкнула она. - Я была уверена, что сейчас вы завопите: "Жениться нужно исключительно по любви. Брак по расчету - это аморально".
- А вы считаете, что, вступая в брак, нужно руководствоваться исключительно расчетом? - покорно переспросил Виктор.
- Нужно руководствоваться разумом. И думать головой, а не воспаленной манюркой и возбужденным членом. Но почему-то до сих пор женитьба - это единственное решение, которое принято принимать в бреду. А ЗАГС - единственное государственное учреждение, не считая сумасшедшего дома, где фиксируются свидетельства людей, находящихся в невменяемом состоянии и явном душевном расстройстве. Хотя, будь моя воля, я бы принимала заявления о браке только после предъявления справки от психиатра, свидетельствующей, что никакой любовной патологии ни у жениха, ни у невесты не наблюдается. Ибо ничто так не противопоказано для совместной жизни, как большая и страстная любовь. И строить свою семью на этом спорном чувстве хуже, чем дом на воде.