* * *
Через несколько дней Тамара пригласила родителей на шабат. От обычного обеда он отличался только зажиганием свечей и молитвой, во время которой все кроме Тамары молча ждали, когда можно будет сказать "Амен" и начать есть. После обеда женщины стали убирать со стола, а Гриша пригласил тестя в свой кабинет.
– Ну, рассказывай, сказал Павел Иванович.
– Что ты хочешь услышать?
– Как вы здесь живёте. Мы ведь не виделись полтора года.
– Докладываю, товарищ полковник. Ты можешь гордиться своей дочерью. Она гораздо лучше меня переносила эмиграцию и спокойно относилась к тому, что пейсатые не признавали наш брак. Говорила, что недостатки есть при любой системе, а поскольку она всё равно будет проходить гиюр, то не важно, когда нам выдадут официальную бумагу. Так даже интереснее, жить в религиозном государстве в гражданском браке с двумя взрослыми детьми. Меня до сих пор бесит, что ортодоксы имеют здесь такое огромное влияние. Какой-то абсурд получается. Бабы воюют, а мужики Богу молятся. Видел, наверно, пейсатых. Здоровые, жирные, ни хера не делают, только детей строгают. Это конечно, неплохо, население увеличивается, но ведь надо ещё и реальную пользу обществу приносить.
– Ты им это скажи.
– Говорить мало. Правительство должно принять специальные законы.
– Принимай, не принимай, на служителей религии повлиять невозможно.
– Ошибаетесь, товарищ полковник, ещё как возможно. Пётр I же повлиял. Он во время войны заставил монахов Псково-Печёрского монастыря укрепления строить, сказал, что сам за всех молиться будет. И стал с утра до вечера честно бить земные поклоны, а поскольку ваши монахи работать любят, также как наши ортодоксы, то они выставили перед храмом икону Божьей матери, на глазах которой были видны слёзы. Пётр подошёл к иконе и попробовал слезу. Она оказалась солёной на вкус. Он ухмыльнулся и обратился с просьбой к Богоматери свой плач прекратить, потому что если она этого не сделает, то он выпорет всех монахов, так что их задницы заплачут кровавыми слезами. Богоматерь царскую просьбу услышала.
– Откуда ты знаешь?
– Уроки учил. Пятый класс, вторая четверть. Многие эмигранты считают такой подход правильным, поэтому скоро мы прищемим хвост пейсатым.
– Ты стал здесь ещё большим антисемитом, чем я был там.
– Ерунда, я просто крайности не люблю. Ты знаешь, недавно они запретили хоронить на еврейском кладбище солдата, у которого мать хохлушка. Парень, между прочим, погиб во время военной операции против террористов. Значит, защищать их он еврей, а в могиле по-человечески лежать – гой [38] . Когда это случилось, весь Израиль на дыбы встал. Я сам на демонстрацию ходил.
– А Тамара?
– Она осталась дома, сказала, что будет молиться за убитого.
– Да-а, – протянул полковник.
– Понимаешь, Тамара попала под их влияние. Она здесь стала набожнее Главного раввина и даже ребят хотела в ешиву отдать.
– А ты?
Я костьми лёг. Сказал, что со мной она может делать что угодно, а детей в цадиков превращать не позволю.
– Молодец.
– Знаю, что молодец, но она и сделала со мной, что хотела.
– То есть?
– Обрезание, – проворчал Гриша, – без этого по её мнению я был не настоящим евреем и она не могла со мной жить.
– Хорошо, что я православный.
– Погоди, она и тебя заставит.
– Э, нет. Я этим инструментом ещё пользуюсь, не так часто как раньше, но всё равно. И старухе моей приятно, когда всё в целости и сохранности.
Он опять назвал Веру Алексеевну старухой. Подсознательно он чувствовал, что она становилась самой собой.
– Что ты здесь собираешься делать? – спросил Гриша.
– Я как раз с тобой хотел посоветоваться.
– Займись с внуками математикой.
– А что, у них проблемы?
– У них нет, а у местной системы образования да. Я в седьмом классе уже дифференциальное исчисление знал, а они всё сложение с вычитанием мусолят.
– Ты и учился в специальной школе.
– Это неважно.
– На что же вы в таком случае смотрите? Родители называется.
– Мы целыми днями работаем, а Тамара ещё и молится, вот дети и предоставлены сами себе. Растут как трава.
– Значит, нужно их отдать в военное училище.
– Не смешно, товарищ полковник, да и училища у нас нет, так что придётся тебе самому принять командование.
– Ладно, сделаем.
– Они из летнего лагеря приезжают только к началу учебного года.
– Я подожду.
– А пока, чтобы скучно не было, можете походить с Верой в клуб ветеранов.
– Кто туда ходит, – спросил Павел Иванович, – старушки-пенсионерки, которым делать нечего.
– Это сейчас они пенсионерки, а раньше они тоже кем-то были, – возразила Вера Алексеевна, – входя вместе с дочерью в кабинет.
– Тебе очень туда хочется? – спросил полковник жену.
– Почему бы нет, – ответила она, – гораздо лучше, чем сидеть дома и вариться в собственном соку. Познакомимся с людьми, узнаем, как они здесь живут. Всё равно внуки в лагере.
– Если хочешь, иди одна, – сказал полковник.
– Я и так всю молодость одна провела и вдовой не осталась по чистой случайности.
* * *
Королёва послали тогда в Свердловск-40, который к настоящему Свердловску никакого отношения не имел и находился от него на огромном расстоянии. Город находился в Сибири и был вырыт в горе, чтобы скрыть установку для обогащения урана. Он был строго засекречен и ни на одной карте его не было. Жители Свердловска-40 пользовались всеми привилегиями советской элиты. Они очень хорошо зарабатывали, а в магазинах без очереди покупали продукты, недоступные простым смертным даже в столицах. Свободно продавалась и импортная одежда, но носить её было негде. Интеллектуальная жизнь города ограничивалась несколькими кинотеатрами и домом культуры, в котором выступали местные артисты-любители. Раз в году Свердловчане-40 могли уехать в отпуск в любое место Советского Союза, во всём же остальном они жили как в тюрьме. Сменить прописку удавалось очень немногим, а остальных ожидала смерть от лучевой болезни. Стариков в городе не было…
Туда-то и прилетел Павел Иванович. На военном заводе уже несколько месяцев работал его сослуживец, Миша Каменец, жена которого была на последнем месяце беременности. Миша рвался обратно в Москву, но начальство отпускало его только на две недели. Королёв должен был определить, в какой стадии находится проект, узнать, что нужно для его успешного выполнения и доложить в Министерство. Павел Иванович рассчитывал пробыть на заводе несколько дней, но Каменец упрашивал его остаться и закончить работу. Поначалу Королёв даже слышать об этом не хотел, однако в последнюю минуту уступил настойчивым уговорам Миши и отдал ему свой билет на самолёт. Они даже не успели переоформить документы, но было это до эпохи воздушного пиратства и формальности соблюдались не так строго.
Над тайгой в самолёте начал барахлить мотор и командир корабля запросил посадку на ближайшем аэродроме. Ему отказали, а садиться без разрешения на военный объект он не рискнул. По рассказам людей, слышавших записи "чёрного ящика" он умолял диспетчера принять самолёт, ведь все его пассажиры владели более важными государственными секретами чем то, что они могли увидеть. Ничего не добившись, экипаж вынужден был продолжать полёт, но до следующего аэродрома не дотянул.
О смерти пассажиров оповестили только ближайших родственников. Ведь Свердловск-40 считался городом-спутником настоящего Свердловска, поэтому ни аэродрома при атомном реакторе, ни самолёта официально не существовало, также как и рейса, на котором должен был лететь Павел Иванович. В списках погибших была его фамилия, а сам он не мог признаться Мишиной жене, что произошло в действительности. Она бы сочла его убийцей. Она работала в бухгалтерии Министерства и они сталкивались довольно часто. После аварии встречи эти были мучительны для обоих, но избежать их было никак нельзя и Павел Иванович подал рапорт с просьбой перевести его в любое другое место. Вера Алексеевна подключила к этому своих родственников и ему предложили преподавать на военной кафедре Московского ВУЗа. Возможность получить там генеральские лампасы была равна нулю, но зато жизнь его стала гораздо спокойнее.
* * *
В клубе ветеранов пожилые люди, разбившись на небольшие группы, разговаривали, смотрели ТВ или читали. Некоторые играли в карты или в шахматы. Как он и ожидал мужчин здесь было немного и никто из них особой симпатии у него не вызывал. Он сел в кресло и взял какую-то газету.
– Первый раз здесь? – услышал он глуховатый голос.
Королёв поднял глаза. Напротив стоял пожилой человек, гражданская форма которого не могла скрыть военной выправки.
– Да.
– Полковник Владимир Бегун, – протянул он руку.
– Полковник Павел Королёв, – сказал Павел Иванович, вставая.
– Какие войска?
– Бронетанковые.
– Коллега значит. Интересно, какая сейчас техника в советской армии. Когда я уходил, на вооружении был ещё Т-54.
– Хорошая машина.
– Ну, это с какой стороны посмотреть.
– Со всех сторон.
– Только не изнутри. Сидеть в нём неудобно, ноги вытянуть нельзя, а для того чтобы тебя расслышали надо орать во всю глотку.
– Так ведь он предназначен для военных действий, а не для увеселительных прогулок.
– Всё равно его можно было сделать лучше. Ведь если техника хорошая, то и воюется легче и побеждается быстрее.
– А ещё легче воюется пультом управления на компьютере. Бой проходит под музыку, а количество призовых очков высвечивается на экране.
– Да вы не обижайтесь, полковник, я ведь и сам был убеждён, что советские танки лучшие в мире, а когда сравнил, то понял, что это совсем не так.
– Как же это вы сравнили?
– Поездил.
– Значит, здесь любому желающему дают на танке покататься? Если я, допустим, захочу полетать на бомбардировщике, так мне и самолёт с ракетами выдадут?
– Выдать не выдадут, а в кабину пустят, за штурвал подержаться позволят.
– Откуда вы знаете?
– Я работал экскурсоводом в музее вооружённых сил.
– А теперь чем занимаетесь?
– Пишу исследование о роли женщин в различных армиях мира.
– Вот и пишите, – хотел было сказать Королёв, но в последний момент удержался. По дороге сюда Вера Алексеевна просила его не спорить с незнакомыми людьми и даже если не согласен, кивать головой и говорить "интересно".
– Интересно, – ехидно сказал он.
– Ещё как интересно! – не заметив иронии, согласился Владимир Бегун, – я этим так увлёкся, что целыми днями историю изучаю. Скоро я буду читать здесь лекцию, так что милости прошу.
– Я не знаю, смогу ли я сюда так часто ходить.
– Ну, тогда я кое-что расскажу вам прямо сейчас. Я начал исследование, потому что у нас половина военнослужащих женщины. Даже во главе государства одно время стояла Голда Меир. Она каким-то чудом ухитрялась держать всех в узде, хотя у каждого еврея есть, по крайней мере, два противоположных мнения и каждый твёрдо убеждён, что оба эти мнения правильные. Перед ней тогдашний министр обороны козлом скакал, а он тоже был штучкой с перчиком. Как всё это ей удавалось, один Бог знает. В общем, кулак-баба была, посильнее многих мужиков. Согласно конституции она исполняла роль главнокомандующего во время войны Судного дня, так что именно под её руководством наши войска сумели одержать победу в безнадёжной ситуации.
– Хорошо, про Вашу Железнову мне всё ясно, а в других странах?
– Про Советский Союз вы, наверно, и сами знаете, – сказал Бегун, несколько раздосадованный тем, что его перебили.
– Знаю.
– Ну а в Америке армия воюет с феминистками. Там бабы борются за равноправие не на жизнь, а на смерть. Недавно, например, одна барышня поступила в самую старую военную академию США. Окончит она её или нет неизвестно, но пока она на втором курсе. Как она может жить в такой обстановке, я не представляю. Там и ребятам не сладко приходится. Наверно, у неё зуд между ног, а курсанты её по очереди лечат. На фотографии она нормально выглядит, вполне могла бы себе и на гражданке мужика найти. На худой конец, устроилась бы вольнонаёмной, ведь в воинской части не только мужчины нужны. Кстати, среди офицеров в Америке женщин больше чем в любой другой армии мира.
– И вы думаете, что это хорошо?
– Не знаю, но то, что у них в армии много толковых законов – это факт.
– Например?
– В Америке высшие военные чины должны проходить не только обязательный медосмотр, но и сдавать нормы физической подготовки и если они не могут пробежать, проплыть или поднять, то их отправляют в запас.
– А как же женщины? – спросил Королёв.
– Наверно, также.
Но точно вы не знаете?
– Нет.
– Вот видите, значит, полного равноправия нет. Его и быть не может. Женщина не создана для войны.
– Вы правы, – согласился Бегун, – поэтому мне и больно смотреть на наших девчонок. Им надо с ребятами флиртовать, замуж выходить, детей рожать, а они в форме и с автоматами.
* * *
Когда внуки начали занятия, полковник убедился, что зять не сгущал краски. Школа здесь совсем не была похожа на советскую школу времён его детства, где домашние задания выполняли даже двоечники, а учитель был непререкаемым авторитетом. Павел Иванович узнал расписание уроков и, явившись к внукам в парадной форме, сказал, что хочет помочь им делать домашние задания. Ребята не сговариваясь, ответили, что им ничего не задают.
– Не может быть, – заявил он.
– Здесь передовая методика, мы всё успеваем сделать в школе, – сказал Игорь.
– Я должен провести расследование, у меня есть некоторый опыт.
При этих словах Игорь вздрогнул, а Лёня сказал:
– Если ты нам не веришь, можешь сам сходить в школу.
– Я и так узнаю. Расскажи-ка, что вы сегодня проходили по математике.
– Забыл.
– Ну вот, а говоришь, что всё усваиваете на уроках.
– Дед, мы же хорошо учимся.
– У тебя неправильные критерии. Для того чтобы чего-то добиться в жизни, нужно приложить усилия. Посмотри на своего отца. Он уже весь мир объездил, его даже в Париж приглашали лекции читать.
– Ну и что?
– То, что если бы он плохо учился, то был бы дворником.
– А может мне нравится улицы подметать, может я всю жизнь об этом мечтал. Представляешь, как интересно, подбираешь недоеденные сэндвичи, недопитые банки из-под пива. На еду тратиться не надо.
– Так кто же тебе мешает, подметай, я с тобой могу заниматься и вечером. Кстати, тебе будет чем платить за занятия.
Следующие несколько дней ребята пытались улизнуть из-под его опёки, но многолетний опыт работы с солдатами позволял полковнику без труда разгадывать все их уловки. Он просчитывал их планы на три хода вперёд и они, подавленные его напором говорили, что это не казарма, что он издевается над малолетними и они заявят на него в полицию.
– Попробуйте, – отвечал Павел Иванович, – у меня здесь есть приятель, тоже бывший полковник. Он недавно отлупил внука, причём не символически, а как следует. У нас, военных, очень простые правила, мы считаем, что когда бьёшь по заднице, то доходит до головы. Его внук вызвал полицию, но полицейский, узнав в чём дело, сказал пострадавшему, что это самый древний способ воспитания и никакого нарушения закона он лично не видит.
Ребята поняли, что от деда не отвяжешься и стали относиться к его требованиям как к неизбежному злу. За несколько месяцев Павел Иванович приучил их к регулярным дополнительным занятиям по физике и математике, но как-то раз Игорь сказал, что технические предметы ему не нужны, потому что он хочет стать историком и ему вовсе не обязательно решать задачки на законы Ньютона.
– Это необходимо для общего развития, – возразил полковник, – а то будешь как старшина из известного анекдота. Знаете, наверно, – он посмотрел на внуков, но они не проявили к известному анекдоту никакого интереса. Тем не менее, он продолжил, – старшина построил новобранцев и сразу же решил поставить все точки над i. Кто не будет выполнять моих приказов, – сказал он, – тому я без разговоров кулаком в рыло, ясно?
– Сила действия равна силе противодействия, – выкрикнул кто-то из строя.
– Кто это сказал! – заорал старшина.
– Ньютон.
– Ньютон!!! Два шага вперёд.
– Солдатский юмор, – прокомментировал Игорь.
– Ты прав, – согласился полковник, – лучше мы займёмся серьёзными вещами и раз ты собираешься быть историком, повторим историю. Расскажи-ка мне, что вы теперь проходите.
– Я могу только на иврите.
– Валяй на иврите, я пойму.
– Пожалуйста, – ответил Игорь, открыл книгу на нужной странице, дал её Павлу Ивановичу и стал говорить, что приезд деда сделал его жизнь невыносимой. Он и его брат теперь только и мечтают освободиться от старого зануды и услать его обратно в Россию, чтобы он там наводил дисциплину в казармах и развлекал старшин рассказами о Ньютоне. Когда Игорь замолчал, Павел Иванович попросил Лёню перевести речь старшего брата. Лёня замешкался.
– Видишь, как нехорошо ты поступаешь, – сказал полковник Игорю, – поставил Лёню в дурацкое положение, а я ведь и тебя заставлю переводить, когда он будет мне географию рассказывать. Это вам обоим полезно. Если вы хорошо отрепетируете дома, то в школе так урок отбарабаните, что сразу получите высший бал. Знаете, что Суворов говорил?
– Нет, не знаем, – ответил Лёня, – мы даже не знаем кто такой Суворов.
– Суворов – генералиссимус, который не проиграл ни одного сражения. Он говорил "Тяжело в ученье, легко в бою", а высшее военное звание получил за то, что спас русскую армию от позорной капитуляции. Я вам потом расскажу о нём подробно, а сейчас давайте закончим с остальными уроками.