Я ненавидела его за то, что он убедил меня, будто у меня нет другого выхода.
- Странно это, правда, Ник. Мы теперь так связаны. - Он состроил гримасу и наклонил голову набок, будто ждал, что я подойду к нему. Но я стояла неподвижно, и он добавил: - Не надо сопротивляться.
Я медленно сделала шаг назад, и еще один, и еще, пока не оказалась за столом. Затем села и взялась за подлокотники, чтобы остаться на месте. Я повернулась к нему спиной и снова смотрела на свой письменный стол. Не глядя на него, я могла мыслить яснее.
Меня испугало то, что я его не заметила. Если бы там был кто-нибудь другой, я ощутила бы вкус эмоций в воздухе. Но у Коула не было своих эмоций, лишь краденые. А их было не так легко почувствовать. Я слышала, как он подходит ближе.
- Собираешься меня игнорировать? - Он вздохнул.
Руки у меня затряслись, но я кое-как смогла сохранить присутствие духа и открыла книгу. Бежать было бессмысленно. Если я выдержу, может, он оставит меня в покое.
Я сидела неподвижно.
- Мифология, - сказал он, заглядывая мне через плечо и читая начало главы. - Я мог бы помочь тебе с этим, ты ведь знаешь. Если позволишь.
- Не сомневаюсь, что мог бы, - пробормотала я. - Ты же был там.
- Ага, ты решила заговорить.
Против собственной воли я повернулась к нему, а он взял гитару, которая висела у него на плече. Когда Коул Стоктон впервые приехал в Парк-Сити больше года назад, чтобы сыграть на кинофестивале "Санданс" со своей группой "Мертвые Элвисы", вся школа гудела от восторга. Особенно после того как второй гитарист, Максвелл Бонс, начал встречаться со старшеклассницей Мередит Дженкинс. Я познакомилась с Коулом через Мередит.
Тогда он казался мне загадочным, непокорным, но одновременно добрым. Теперь я знала его лучше. Все это было ложью. Эти концерты были для Коула и его группы чем-то вроде питания. Они подзаряжались восторженными эмоциями завороженных зрителей. Это был простой способ красть энергию, которая была нужна ему, чтобы продержаться между Подпитками.
- Как ты сюда попал? - сказала я.
- Через окно. Задвижка сломана. - Он заиграл на гитаре навязчивую мелодию, будто добавляя загадочности истории с задвижкой.
- Ты не должен быть здесь.
Губы Коула раздвинулись в усмешке, от которой сотни девочек-подростков падали в обморок в прошлом году.
- Ты знаешь, она ведь была истинным дыханием жизни.
- Кто?
- Изида. - Он указал мне на открытую страницу в книге.
- Я думала, первой была Персефона.
- У нее множество имен. Я рассказывал тебе об Осирисе и Изиде. Ты не помнишь? Или все забыла? - Он вздохнул, и я почувствовала запах пепла. Он начал перебирать пальцами струны: - Осирис был первым человеком, попытавшимся разрушить границу между миром смертных и бессмертных. Он стал первым бессмертным. Но поиски бессмертия едва не убили его.
Он взял минорный аккорд.
- Потом появилась Изида, - он указал пальцем на картинку в книге, изображающую обнаженное безжизненное мужское тело и парящую над ним крылатую женщину. - Изида снова вдохнула в Осириса жизнь.
Он помолчал и взглянул на меня.
- Как ты - в меня.
В представлении Коула вечная жизнь была такой же простой, как дыхание, но я знала, что это не так.
Я захлопнула книгу.
- Эта картинка не имеет ничего общего с тем, через что я прошла на Подпитке.
- Если ты думаешь, что Подпитка - это самое страшное, подожди, пока окажешься в Тоннелях.
- Это не может быть намного хуже.
Он взглянул на меня так, будто хотел просверлить взглядом.
- Может. Я пришел, чтобы показать тебе. Надо было сделать это еще в пещерах.
Не успела я запротестовать, как он сжал руками мою голову, и я почувствовала, будто меня уносит куда-то. Моя комната исчезла. Вокруг была непроглядная тьма. Грудь сдавило, словно в тисках, а когда мне удалось сделать вдох, нос и рот оказались забиты землей, и я задохнулась.
Я была похоронена заживо.
Я рванулась и поползла, выбираясь из-под придавившей меня земли, пока пальцы не оказались снаружи. Я карабкалась и выворачивалась, пока не оказалась на куче земли. Но я была не на поверхности. Я была в длинном темном тоннеле с угольными стенами и сотнями бледных рук, торчащих из стен и вертящихся в разные стороны. Я попыталась ползти, но руки хватали меня за ноги и тянули обратно в землю.
Я открыла рот, чтобы приказать Коулу прекратить это, но в рот набились черные камни, они ранили язык и сдавливали горло. Все это казалось совершенно реальным. Камнями я порезала щеку изнутри и тотчас почувствовала вкус крови. Это не было видением. Я попала в ловушку.
Я кричала, но не слышала ни звука, пока кошмар не растаял и я не оказалась снова в своей комнате с Коулом, рукой зажимавшим мой рот.
Я моргнула, пытаясь осознать, что со мной только что случилось. Он взглянул на меня, будто спрашивая: "Ты закончила кричать?" Я кивнула, и он отнял руку. После пережитого в голове у меня мутилось, и я покачнулась. Коул подхватил меня и прижал к себе, голова моя оказалась у него на груди. Но там, где должно было биться его сердце, не было ничего.
- Вот такие Тоннели, Ник. Вот что ты выбрала, отказавшись от меня.
Тоннели. Место, где Нижний мир забирает последние капли энергии Потерянных. Я знала, что они страшны, но то, что показал Коул, не оставляло сомнений.
- Для чего ты пришел сюда? - Голос мой звучал безжизненно.
Коул ответил так, будто это было очевидно:
- Я пришел, чтобы предложить тебе вечную жизнь. Снова.
Я оттолкнула его.
- Я уже сделала выбор.
- Да, но очевидно, что этот выбор неверный. Возвращайся со мной. В Нижний мир. Мы будем жить при дворе. И ты не станешь пищей для Тоннелей. Ты могла бы быть королевой.
- В Нижнем мире есть королевский двор?
- Конечно. Там правили Осирис и Изида. Аид и Персефона. В каждой реальности, в каждом поколении есть люди, которые отдают приказы, и есть те, кто им подчиняется. Я устал подчиняться приказам, Ник.
Я поморщилась.
- Это не имеет ко мне никакого отношения.
Он помолчал и вздохнул.
- Значит, я недостаточно ясно выразился. Это имеет отношение только к тебе. Я хочу получить то, что было у Аида и Персефоны, а без тебя это невозможно. Королева Нижнего мира может быть свергнута, только если бессмертный найдет свою идеальную пару. Всю свою жизнь - а это очень долго, поверь мне, - я искал свою идеальную пару, и это ты. Я знал, что ты не такая, как другие, с первой встречи с тобой. С той самой минуты, когда ты дала мне руку. Ты помнишь?
Я кивнула. Это был первый вечер нашего знакомства.
- У тебя порозовели щеки, и я пропал, - он покачал головой, на губах его мелькнула улыбка. - Я знаю, ты тоже это почувствовала. Эту связь между нами. Она возникла еще до Подпитки.
Я отвернулась, потому что при воспоминании об этом мои щеки снова заливала краска, а я не хотела, чтобы он это видел. Вспоминать ту ночь было бессмысленно. Теперь я стала совсем другой.
- Не важно, что я тогда чувствовала. Я не знала, кто ты на самом деле.
Я подняла на него глаза. Он смотрел на меня с удивлением.
- Разве это имеет значение.
Какой-то странной силой он притягивал меня, и я не могла отвести от него глаз. Возможно, он был прав. С первой минуты нашей встречи меня тянуло к нему. Тогда ничто не изменило бы моего решения пойти с ним. Теперь я лишь надеялась, что стала сильнее.
Я отвернулась, а он снова взял гитару и заиграл тихую нежную мелодию.
- У тебя было множество Потерянных, - сказала я. - Чем я отличаюсь от других?
- Хотел бы я это знать. Правда, - он глубоко вздохнул и встал, будто собираясь уйти. - Подумай об этом. Я предлагаю бессмертие. Ты могла бы стать такой, как я.
- Скажи мне вот что. Если бы я пошла с тобой, стала бессмертной, мне тоже пришлось бы забирать энергию других людей, как ты забирал мою?
Он задумался на мгновение, а потом кивнул.
- Так я и думала. Я никогда не сделала бы с другим того, что ты сделал со мной. Лучше я стану пищей Тоннелей. - Я попыталась придать голосу твердости, но попытка не удалась.
Он улыбнулся.
- Ты не принадлежишь этому миру. Как не принадлежишь и Тоннелям. - Он придвинулся ближе и убрал гитару за спину. - Помнишь то, что я сейчас показал тебе? - Я задрожала при воспоминании о страшном видении. - Мы могли бы уйти прямо сейчас и оставить это все в прошлом. Посмотри на себя. Этот мир убьет тебя.
Коул был прав. Возвращение оказалось сложнее, чем я думала, но он не должен был знать об этом. Он смотрел мне прямо в глаза.
- Пожалуйста, Ник. - Он провел пальцем по моей щеке.
Я заморгала, чтобы не смотреть на него, и снова повернулась к книге.
- Я уже мертва. И это твой мир убил меня. Просто уходи.
Он положил руку мне на плечо, коснувшись пальцами ключицы, от чего острая боль пронзила меня там, где остался черный шрам. Это была метка - тонкой овал с заостренными краями, - проступившая в том месте, куда меня ударила принявшая форму ножа тень из Нижнего мира. Рана так до конца и не зажила.
- Ты должна была… - он помолчал, а когда снова заговорил, голос его звучал резко: - Ты должна была забыть свою жизнь здесь.
Я кивнула, все еще дрожа после его прикосновения к плечу.
- Я забыла почти все. - Я действительно забыла почти все, и если бы не лицо Джека, я, наверное, пошла бы с Коулом.
- Почему ты вообще решила вернуться? Ты могла просто пойти сразу в Тоннели. Почему, Ник?
Я перевернула страницу в книге.
- Я не обязана отвечать тебе. Я ничего тебе не должна.
- М-м-м, - взгляд его стал мрачным. - Знаешь, я тут думал про твоего брата, Тимми.
Я встревоженно взглянула на него.
- Томми. А что с ним?
Он пожал плечами.
- Ничего особенного. Я просто никогда не подпитывался от ребенка, наверное, потому что детские эмоции еще не обрели настоящую силу. Они всегда казались мне незрелым плодом. А теперь я подумал, может, это все равно что поесть свежей телятины.
Я вскочила, схватила его руку и потянула от двери спальни.
- Не надо.
- Чего не надо?
- Ты знаешь. Не трогай Томми, - мой голос звучал тверже, чем когда-либо после возвращения. - Я отвечу на твой вопрос, если пообещаешь оставить в покое мою семью.
- Ответишь на мой вопрос?
"Надо просто пройти через это", - подумала я.
- Да.
Он наклонил голову, как будто ему надо было обдумать мое предложение. Наконец он сел на мою кровать.
- Договорились. Почему ты вернулась? И помни, если ты солжешь, это не будет считаться. И еще, Ник, - он помолчал, сверля меня взглядом. - Я увижу, если ты лжешь.
Я глубоко вздохнула.
- Я вернулась, чтобы снова увидеть свою семью. - Джек ведь тоже моя семья. - И попрощаться… лучше, чем прежде. В прошлый раз я ушла после ссоры, без объяснений. По крайней мере на этот раз я могу оставить им записку, чтобы они не тратили время, думая, что меня похитили или еще что-нибудь.
Коул немного подался вперед.
- Ты что, шутишь? Ты правда думаешь, что есть способ как следует попрощаться навсегда?
Я не ответила. Он озвучивал мысли, которые я старалась отогнать от себя, потому что знала, как я на самом деле была эгоистична, возвращаясь сюда.
Он вздохнул.
- Скажу тебе больше, Ник. Ты продержалась столетие в Нижнем мире, но ты не выдержишь шести месяцев на Поверхности. Ты будешь умолять забрать тебя. Я обещаю. Здесь для тебя слишком много боли.
Я стояла, зажмурив глаза, когда услышала, как открывается окно спальни. Он помолчал.
- Твоя метка.
Я быстро коснулась рукой шрама у ключицы. Он все еще горел.
- Что с ней?
- Это метка тени. Тень теперь внутри тебя. - Видя мою реакцию, он быстро добавил: - Не волнуйся. Она не причинит тебе боли. Но постепенно тень будет все больше стремиться к Тоннелям. Они для нее как магнит.
Я-то думала, что это просто шрам. Мне вдруг захотелось разодрать кожу на плече. Рвать ее до тех пор, пока не останется черного. Это не могло быть правдой.
- Почему ты мне это говоришь?
- На случай, если ты решишь, будто можешь спрятаться. Тоннели найдут тебя. От них не убежать. Их не победить. И пока эта метка на тебе, они могут найти тебя.
- Почему тебя волнует, собираюсь ли я бежать?
Когда он заговорил, голос его звучал мягко:
- Тоннели могут выследить тебя. Но я не могу.
Я больше не могла его слушать. Не важно, правду он говорил или нет.
- Уходи. Проваливай.
Он кивнул.
- Уже ушел. Но посмотри на свою метку. Она будет увеличиваться по мере того, как заканчивается твое время на Поверхности.
Он выскользнул в окно и исчез.
Я подошла к зеркалу на дверце гардероба и оттянула воротник рубашки.
Коул был прав относительно метки. Я раньше не замечала, но она действительно стала больше. Что, если это не просто шрам? Что, если тень на самом деле внутри меня? Средство слежки, растущее, отсчитывающее положенное мне время.
И не было места, где я могла бы спрятаться.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сейчас
Столовая для нуждающихся. Осталось пять месяцев и одна неделя.
Я пыталась забыть о визите Коула. До конца недели он больше не приходил, и я думала, что, может быть, он сдался. По крайней мере я на это надеялась.
В субботу начиналась моя работа в бесплатной столовой. Я была рада, что меня привлекли к делу. Я не могла исправить все то зло, что причинила родным, и возможность поработать на благо других людей была для меня чем-то вроде последнего шанса искупить свою вину, если это вообще было возможно.
Когда я добралась до места, управляющий столовой встретил меня в дверях, там же меня ждал человек с профессиональной фотокамерой. Мне захотелось развернуться и уйти, но я не могла снова разочаровать отца. Надо было пройти через это.
Управляющий подошел ко мне и протянул руку.
- Ты - Никки, правильно? Твой отец сказал, что ты придешь. Я - Кристофер.
Улыбка. Щелк. Фотограф снял, как Кристофер пожимает мне руку.
- Приятно познакомиться, - сказала я.
Кристофер наклонился ко мне и сказал негромко:
- Не обращай внимания на этого парня. Важно лишь то, что ты здесь, чтобы сделать доброе дело.
Кристофер мне сразу понравился. От него пахло мятой и табаком, из-за воротника рубашки выглядывала татуировка в виде виноградной лозы, обвивающей его шею. Не обращая внимания на фотографа, он провел меня в здание столовой, где стоял запах кафетерия вперемешку с комиссионкой.
Управляться в столовой оказалось несложно: налив несколько мисок супа, я начала делать это на автомате. Фотограф несколько раз сфотографировал меня с половником в руках и потом ушел.
Очередь все росла, и мне надоело изучать лица и думать о том, как они дошли до того, чтобы получать бесплатный суп в столовой для бедных. Я просто работала половником и старалась, чтобы руки поменьше тряслись.
Большинство людей продвигались в очереди молча, поэтому я удивилась, услышав старушечий голос:
- Ты абсолютно прекрасна.
Я подняла глаза от кастрюли с супом.
- Я?
- Да, - сказала старуха. Глубокие морщины покрывали каждый сантиметр ее лица. Кожа вокруг глаз у нее сморщилась, будто она щурилась годами. Несмотря на это, сами глаза смотрели ясно и живо. Она протянула иссохшие руки за тарелкой супа, они казались такими хрупкими, что я испугалась, не окажется ли тарелка слишком тяжелой для них.
- Ты не старая, - сказала она.
- Э-э-э… - проговорила я, несколько озадаченная этим замечанием. - Наверное, нет. Мне семнадцать.
- А мне восемнадцать, - ответила она. Сказав это, она расправила плечи и стала немного выше.
Кристофер, стоящий рядом со мной и раздающий хлеб, усмехнулся:
- Привет, Мэри? Как поживаете?
Эта женщина - Мэри - все еще смотрела на меня, отвечая ему:
- Прекрасно. Смотрите-ка, как молодо она выглядит.
Я повернулась к Кристоферу, а он ободряюще подмигнул мне.
- Да, она выглядит на семнадцать.
Громкий звон заставил нас снова взглянуть на Мэри, которая уронила свою миску с супом на пол.
- Мне восемнадцать, - ее нижняя губа дрожала. - Мне восемнадцать, мне восемнадцать… Или, может быть, девятнадцать. Подождите-ка, кто сейчас президент? - Ее слова прерывались всхлипываниями, казалось, она забыла, где находится. - Кто сейчас президент? - вопила она. Потом вдруг вскинула голову, посмотрела на меня спокойными сухими глазами и ни с того ни с сего сказала: - Ты разбила сердце.
У меня перехватило дыхание. Она сказала это так убежденно, что на мгновение я поверила, что это не просто случайная реплика. Она будто видела меня насквозь, видела вину, грызущую меня изнутри. Но она ведь не могла знать. Это невозможно.
Кристофер обошел прилавок и положил руку ей на плечо.
- Пойдем, Мэри, - сказал он. - Пойдемте сядем и поедим. Вместе.
Одна из волонтеров - девушка на пару лет старше меня с двумя французскими косами по сторонам головы - дала мне тряпку, и мы с ней вместе вытерли пол.
- Не беспокойся о ней, - сказала девушка.
- Что с ней?
- Старческий маразм или что-то в этом роде. Когда я в первый раз встретилась с ней, она все повторяла, что потерялась. Снова и снова просила меня помочь ей найти чью-то дочь. Я понятия не имела, о чем она говорит.
- Чью-то дочь? - спросила я.
- Да… Пенелопы или Присциллы, не помню точно. - Она закончила вытирать пол и скатала тряпки в комок. - Она не переставала об этом твердить.
- А что это за дочь Пенелопы?
Она пожала плечами.
- Она так и не сказала. Может, это ее подруга. Бедная женщина.
Дочь Пенелопы. Странно. Может, девушка с косами права и это действительно ее подруга. А может, это просто бред.
Когда обед закончился и стулья убрали, Кристофер сказал мне, что Мэри ходит в приют уже месяц и, похоже, страдает от маразма.
Кажется, я понимала, что она чувствует. Но я решила, если снова ее встречу, расспросить о дочери Пенелопы. Может, я могла бы помочь ей найти того, кого она ищет.
Конечно, я не могла исправить всего, что натворила, но если бы я могла помочь хотя бы одному человеку закончить эти полгода лучше, чем он их начал, это было бы уже хорошо.
Дома.
В воскресенье утром мама всегда пекла блины. После того как она умерла, папа старался вообще не заходить на кухню. Вернувшись домой, я решила возродить нашу воскресную традицию.
Я поставила чайник на плиту и выглянула в окно. Томми сидел на ветке каштана с удочкой в руках.
Томми. Я подумала о том, сколько ему пришлось узнать за свою короткую жизнь, сколько потерь пережить. Он был совершенно сбит с толку тем, что я куда-то исчезла, а потом неожиданно вернулась. Я была в неоплатном долгу перед ним. Невозможно было все объяснить ему, но надо было попытаться сделать его жизнь лучше.
Я смотрела, как он раскачивается на толстой ветке, поднимает удочку и со свистом рассекает ею воздух. С десяти утра до двух. Я улыбнулась. Он тестировал свою последнюю партию самодельных мух.