- Да ну, что вы это! - смеясь, закричала Настя. - Разыгрываете меня!
- Да что там разыгрывать! - пожал плечами отец. - К деду Антону в провожатые. Никого другого, оказывается, не подобрал, а вот, вишь, тебя, Настасья Прохоровна!
Настя подбежала к отцу и крепко схватила его за усы:
- Папка, говори! Будешь надо мной смеяться?
Отец закричал, завопил, запросил, чтоб отпустила его усы. Но Настя не отпускала, а все повторяла свое:
- Ты будешь еще смеяться? Будешь?
- Да он не смеется, дочка, - вступилась мать, - он не смеется! Вот спроси-ка у бабушки!
Когда Настя услышала, что дед Антон берет ее с собой в Кострому, у нее от волненья даже аппетит пропал. Ой, дедушка Антон, что придумал! Ой, как интересно все увидеть - и Волгу, и Кострому, и, может быть, даже саму Малинину, заведующую молочной фермой, которая написала такую хорошую книжку!..
- Да ты ешь, ешь, - сказала бабушка, - а то отощаешь - куда же тогда ехать!
Настя принялась было торопливо есть жирные, вкусно забеленные щи, но вдруг опять положила ложку и ошеломленно посмотрела на бабушку:
- Бабушка! А экзамены?
- Так ведь, небось, после экзаменов? - нерешительно сказала мать.
- А что экзамены? - возразила Марфа Тихоновна. - Учишься хорошо - и так переведут.
Настя даже привстала из-за стола.
- Что ты, бабушка, как это без экзаменов? Нет, я не могу до экзаменов уехать. Когда сдам… тогда.
Бабушка нахмурилась:
- А дед Антон тебя что, ждать будет? Очень ему надо! Возьмет другого кого, да и поедет. Ишь, как ты об себе воображаешь, будто какой незаменимый человек! Сама ещё с горошину, а тоже свою волю показывает!
- Ну, а деду Антону куда спешить? - примиряюще сказал отец. - Скоро стадо выгонят, забота о телятниках до самой осени отпадет. Почему ж ему Настю не подождать?
- Да другого кого возьмет, да приедут оттуда, - продолжала бабушка, не слушая Прохора, - да и наговорят невесть чего… Семь верст до небес. Вот тогда и поспорь с ними!
- Да что ты, мама, чудишь! - усмехнулся Прохор. - Ну кто ж тебя обманывать будет? Дело-то общее!..
- А ты не говори! - отмахнулась старуха. - Ты еще людей не знаешь. А тут бы все-таки свой глаз… Дались ей эти экзамены! Ну, осенью сдашь, вот еще важность!
Настя молча дождалась второго, поела каши с молоком и выйдя из-за стола, принялась собирать книги и тетради.
- Ты куда это? - спросила бабушка.
- К Дуне Волнухиной, - ответила Настя, не поднимая глаз, - заниматься…
- А дома нельзя?
- Нет. Мы втроем заниматься будем. Надя Черенкова придет, ей помочь нужно. К экзаменам готовиться надо…
- Ну так что, едешь ты с дедом Антоном или нет?
- После экзаменов поеду. А сейчас - нет.
Бабушка крепко стукнула по столу ладонью. Настя, не оглянувшись, вышла на улицу.
- Ведь вот упрямая какая! - в негодовании крикнула Марфа Тихоновна. - И в кого такая твердокаменная уродилась, а?
Прохор незаметно переглянулся с женой, и оба улыбнулись, скрывая улыбку от матери.
Настя твердо решила, что никуда до экзаменов не уедет, этой мысли она и допустить не могла. Но все-таки в душе осталась заноза. Вот бы поехать ей с дедом Антоном в Кострому! Ведь как интересно-то! В тот же день вечером она пошла на скотный двор и, улучив минуту, когда дед Антон, освободившись, присел отдохнуть на лавочке возле скотного, тихонько подошла к нему.
- Дедушка Антон, - нерешительно начала она, заглядывая деду Антону в глаза, - а тебе разве немедленно, сейчас ехать-то надо?
- А когда же, голова? - ответил дед Антон, свертывая "козью ножку". - Дела не ждут.
- Дедушка Антон, а как же я-то?
- А как? Собирайся, да поедем.
- Дедушка Антон, а ведь у меня же экзамены!
- Ну-у! Вот не учли мы это. Ну что ж, тогда придется кого-нибудь другого взять. Конюх Тимоша просился…
- Дедушка, - взмолилась Настя, - ну подожди меня! Ведь недолго ждать! Ну что тебе стоит!
Дед Антон удивленно взглянул на Настю:
- Да ты, никак, уж и в слезы, голова? Вот ведь как тебе загорелось!
- Ну да… Если бы уж не говорили, а то сказали сначала, а теперь…
- Эх-ма! - покачал головой дед Антон. - Вот так загвоздка получилась!.. - И добавил уже твердо, хотя и сочувственно: - Плакать тут, голова, нечего. Как дело требует, так и поступим. Твое дело требует экзамен сдавать, мое - в Кострому ехать. Вот и будем каждый свое дело делать. А уж там - хочется нам или не хочется и как именно нам хочется - это статья второстепенная.
Из коровника вышел скотник Степан, как всегда медлительный и полусонный.
- Антон Савельич, какое сено давать: из сарая или стог починать?..
- Взглянуть надо…
Дед Антон встал и пошел со Степаном к сараю.
Настя, совсем огорченная, возвращалась домой. Она даже не зашла в телятник - бабушка опять будет сердиться, что она из-за своих экзаменов не едет с дедом Антоном.
Ноги скользили по еще не просохшей тропинке. Лужицы в канавах были полны алого света вечерней зари. В заросшем ольхой овражке нежно и еще несмело позванивали соловьиные голоса…
Настя, сумрачно сдвинув брови, глядела прямо перед собой. Темные глаза ее блестели. Теперь, когда стало ясно, что в Кострому ей не ехать, Настя почувствовала себя несчастной.
- Ну, а если мне хочется? - повторяла она. - Ведь хочется же мне все посмотреть! "Статья второстепенная"! Почему же второстепенная? То поедешь, то не поедешь… Ну, а если мне очень хочется поехать, тогда что? Умереть мне, что ли?
На крыльце у Волнухиных сидели девчонки. Увидев Настю, они вспорхнули, будто стайка воробьев, и окружили ее.
- Ну что? Ну что? - начали они. - Что дедушка Антон сказал? Подождет?
Настя опустила ресницы:
- Нет.
- Из-за экзаменов не поедешь?.. - слегка презрительно протянула Дуня. - Подумаешь, экзамены! Как-нибудь обошлось бы! Ну, уж я бы и думать не стала, поехала бы, да и всё!
- Боязно… - прошептала Надя. - Как это от экзаменов уехать? Пожалуй, на совет отряда вызовут…
- "Боязно"! - усмехнулась Дуня. - Какая беда!
- Мне не боязно, - сказала Настя. - Не потому, что боязно… Просто я должна сдать экзамены, вот и все.
- Значит, тебе не хочется ехать, - решила Дуня.
- "Не хочется"! - повторила Настя. - Да, не хочется! Это ты так думаешь, а вот хочется нам или не хочется - это статья второстепенная. - И замолчала, крепко сжав свои маленькие губы.
- Эх, дура! - с сожалением сказала Дуня. - Теперь вместо тебя Тимошка поедет! - И огорченно сморщила свой короткий, вздернутый нос.
Ночью Настя не могла уснуть. Она глядела на весенние звезды, сиявшие над геранями в лунном окне. Теплая наступает погода… Но ведь Ваня-то знал, что у нее экзамены, а как же он сказал, что Настя поедет?
Издали слабо донеслась многоголосая песня с веселым перебором гармони…
А что же это она не сходила к Ване? Почему она сейчас же от деда Антона не побежала к нему?
Настя потихоньку поднялась, вылезла из-под теплого одеяла, надела платье.
В избе стояла тишина, только бабушка дышала тяжело, с храпом…
Настина кровать стояла недалеко от окна и очень далеко от двери. Пойдешь через горницу - кого-нибудь разбудишь. Настя прихватила теплый платок, висевший на спинке кровати, и тихо открыла окно. И лишь чуть-чуть стукнула рама, чуть-чуть зацепила Настя за цветочный горшок, а бабушкин храп уже прервался.
- Кто там? - спросила она спросонья.
Но, услышав только легкие убегающие шаги за окном, проворчала что-то и опять заснула.
Ясная, с острым весенним холодком ночь сияла над деревней. Взапуски пели соловьи. Пахло молодой травой, лесом - ночью почему-то эти запахи особенно крепки.
Далеко на выгоне, под старыми березами, звенела гармонь. Девушки и ребята отплясывали на плотно притоптанном кругу. Говор, смех, прибаутки… И кто бы подумал, что тоненькая кареглазая Анка Волнухина, которая "дробила" сейчас каблуками, весь день сегодня нарывала навоз? И кто бы сказал, что Ваня Бычков только что пришел из лесу, где вместе с мужиками целый день валил толстые ели, - так он лихо выделывал русскую! То он притопывал легкими сапожками, то хлопал ладонями и по коленям, и по бокам, и по собственным подметкам, то он пускался вприсядку, то подпрыгивал и, как ветряная мельница, размахивал руками…
Анка выкрикивала звонким голоском:
Дай, подруженька, пилу -
Я рябинушку спилю.
На рябине свежий лист,
Мой залетка - тракторист!
Тут же совались в круг и ребятишки.
- Настя! - окликнула Настю Дуня Волнухина. - Пришла все-таки! А говорила - пока экзамены не сдам, на гулянье ходить не буду!
- А я и не на гулянье! - возразила Настя. - Я хочу с Ваней поговорить.
- А что?
- Я хочу…
Но тут в кругу раздался такой дружный смех, что Дуня, не дослушав, ринулась в самую гущу народа, прорвалась в середину, как раз в тот момент, когда Ваня стоял на голове и похлопывал сапогами в такт гармони…
Все смеялись, хлопали в ладоши, а Ваня, вскочив на ноги, снова пошел по кругу, еле касаясь земли.
Настя, улыбаясь, глядела на своего вожатого и ждала, когда он устанет. И Ваня наконец устал. Прошелся еще раз гоголем перед Анкой Волнухиной и отошел, уступая место другому плясуну.
Ване было жарко. Утираясь платком, он подошел к товарищам. И тут Настя улучила минутку, потянула его за рукав.
- Ваня… Послушай-ка!..
Ваня удивился, увидев Настю:
- А ты что здесь? Почему ночью не спишь, а по улице бегаешь? Скоро экзамены, а они, вишь, бегают! Почему это, а?
Дуня Волнухина и Надя Черенкова тоже подошли было к Ване, но, услышав его слова, тотчас юркнули куда-то в тень берез, Настя стояла перед ним и глядела ему в глаза:
- Ваня! Ты просил деда Антона, чтобы он меня в Кострому взял?
- Просил. Он возьмет.
- Он не возьмет. Он же сейчас хочет ехать, на этих днях, а я - только после двадцатого… Как же теперь?
Ваня с минуту не мигая смотрел на нее.
- Сейчас едет? А что ему непременно сейчас?
- Я не знаю, я просила, а он не ждет…
- Пойдем, - сказал Ваня.
- Ваня! Бычков! - закричали девушки, становясь в пары: - Иди скорей - кадриль!
Но Ваня только махнул рукой:
- Танцуйте! Я приду!..
Ваня и Настя направились к избе-читальне. Настя удивилась, увидев, что окна читальни освещены. Кто же это там сидит до полуночи? Кого же это не может вызвать на улицу душистая весенняя ночь? Кто же это не слышит ни гармони, ни песен, ни соловьиных голосов, волнующих сердце?
Настя вслед за Ваней вошла в читальню и сразу улыбнулась. За большим столом сидели все очень хорошие люди! Саша Кондратов, секретарь комсомольской организации, Солонцов, комсомолец из десятого класса, первый ученик, Володя Нилин, староста кружка животноводов… И самое главное - здесь была Катерина Дозорова, сероглазая, раскрасневшаяся, с тяжелой косой вокруг головы.
На столе лежал большой лист бумаги. Краски, вырезанные картинки, цветные карандаши, исписанные листочки. Настя окинула все это взглядом и сразу поняла: готовят первомайскую стенную газету.
Все глаза поднялись на вошедших. Катерина, увидев Настю, тепло улыбнулась. Но тут же обернулась к Ване Бычкову:
- Ты что же это, добрый молодец? Наобещал всего - и нарисовать и написать, - а самого и след простыл!
- Почему простыл? - возразил Ваня. - Пришел же вот.
- А как же там без него кадриль обойдется? - сказал Саша. - Невозможное дело!
- Сапоги-то давно чинил? - осведомился Володя.
Все засмеялись.
- Ну вот, начали щипать! - стараясь рассердиться, ответил Ваня. - Тут дело важное надо решить. Человек помощи требует, а они - кадриль, сапоги!..
Все тревожно переглянулись: какой человек? Какой помощи? А когда разобрались, в чем дело, то единогласно и горячо решили поддержать Настю.
- Дед Антон хороший человек, а вот не понимает, что кадры нужно готовить! Вот я пойду и ему все это скажу! - заявил Ваня.
- Чем тут кричать, надо было с самого начала с дедом Антоном договориться, - сказал Саша, - а то кричишь, бросаешься… Ну что ты за вожатый? Что за пример для ребят?
- Ветру в голове много, - вздохнула Катерина, - чердак слишком продувает.
- А дед Антон и Ваню тоже не послушает, - подала голос Настя. - Он скажет: "Прежде то, что нужно…"
- А вот мы думаем, что это тоже нужно, - ответил ей Саша. - Не потому поедешь, что нам этого хочется, а потому, что нам это нужно.
- А я с Ваней сама к деду Антону пойду, - сказала Катерина, - мы ему объясним, он и согласится. "Эх, - скажет, - голова, а что ж с самого начала не объяснили!" Ведь он у нас какой? Ведь он у нас золотой, дедушка-то Антон!
Все вышло так, как сказала Катерина. Дед Антон выслушал Ванины доводы, почесал подбородок и, глядя на Ваню голубыми глазами из-под косматых бровей, сказал:
- Ну что ж, раз нужно, значит нужно. А ты бы, голова, сразу так-то рассказал! Ну что ж, поедем попозже, да и дел сейчас, с весной, прямо гора встает: и пастбища, и выгоны, и сев на корма… Вряд ли управиться…
Пока дед Антон управлялся с делами да пока Настя сдавала экзамены, зеленым облачком оделся чернолесок, закачались на солнечных бугорках желтые баранчики, загустела в кустах молодая травка.
Скотина уже давно покинула свои стойла и душные закутки. И маленькие телята увидели наконец веселый простор лугов.
Перед отъездом в Кострому Настя прибежала к Катерине проститься.
- Катерина, - сказала Настя, пытливо заглядывая ей в глаза, - а почему ты с бабушкой поссорилась? Она, по-твоему, злая?
- Что ты! - усмехнулась Катерина. - Она вовсе не злая.
- Конечно, не злая! - обрадовалась Настя. - Это так только говорят! Она у нас умная очень! И… мне ее жалко…
Катерина провела рукой по ее мягким темным волосам.
- Ничего! Мне ее тоже жалко, - сказала Катерина.
- И тебе жалко? - удивилась Настя. - А почему?
Но Катерина не ответила на вопрос.
- Смотри, как березки нарядились, - сказала она, - все-то в сережках разубраны!
- Мы эти сережки летом на семена собираем, - сказала Настя.
И обе, подняв лица, загляделись на молодую, нежную зелень берез, склонившихся над крыльцом дозоровской избы…
Домой Настя побежала прямо через усадьбы.
Ей почему-то стало жалко бабушку, захотелось приласкаться к ней, утешить ее. Настя и сама не понимала: ну почему жалко? На совещании тогда все были за нее, бабушка по-прежнему хозяйка в своем телятнике… Ну почему?..
Настя не могла бы сказать, почему. Все хорошо у бабушки. Телята пока здоровы, Золотая Рыбка поправилась, народ бабушку уважает. И все-таки горячее чувство жалости гнало ее сейчас к бабушке, словно сердце знало, за что ее надо жалеть и за что ее жалеет даже Катерина…
Кострома
Облисполкомовский "газик" выбрался из нешироких, кое-где поросших травкой и мощенных булыжником улиц Костромы.
Настя, сидя рядом с дедом Антоном и держась за его рукав, жадными глазами разглядывала улицы, по которым проезжали. И все время дергала деда:
- Дедушка Антон, а это что? А это какой дом? А это какая фабрика?
Дед Антон и сам не знал, что это за странное здание, круглое, обнесенное колоннами. Вместо него отвечал Насте шофер:
- Это наши торговые ряды. Там все наши магазины. - Указывая на большие фабричные корпуса, он объяснял: - А это - текстильный комбинат имени Ленина, самый большой комбинат. Льняные полотна ткут… А там, подальше, - комбинат Зворыкина, инженер Зворыкин строил. Там оборудование новое и цеха светлые. Хороший комбинат при советской власти отстроили! Тоже льняные полотна ткут: простыни с каймами, полотенца…
- Вот бы посмотреть! - каждый раз обращалась Настя к деду Антону. - А, дедушка? Уж очень интересно, как на станках ткут!
- Да мало ли интересного на свете! - возражал дед Антон. - Все не пересмотришь.
Но расступились улицы, и новое зрелище встало перед глазами. Слева темнела Волга, отражая серые облака. Прямо, преграждая путь, медленно шли к Волге спокойные воды реки Костромы. А на том берегу Костромы, на зеленом пригорке, стоял и гляделся в тихую воду старинный Ипатьевский монастырь. Башни, башенки, звонницы и позолоченные чешуйчатые купола - все чисто и отчетливо повторялось в реке, вместе с зеленью травы, с жемчужно-серыми клубами облаков и нежнейшей голубизной проглянувшего сквозь облака неба.
- Отсюда Кострома начиналась, - сказал шофер, кивнув в сторону монастыря. - В музее интересно про это рассказывают…
- А как? А что рассказывают? - тотчас пристала Настя.
- Да вот говорят, было дело так, - начал шофер. - Бежал из Золотой орды татарин Чет - проштрафился там что-то - и явился к московскому князю Ивану Калите:
"Великий князь, мне видение было. Заснул я на берегу Костромы, и явилась мне богородица да говорит: "Здесь построй храм святому Ипатию". Так разреши ты мне креститься и построить храм на том месте".
Князь Иван Калита все понял: потому хитрому татарину богородица приснилась, что место здесь выгодное - Кострома впадает в Волгу, торговый путь. Татарин поставит монастырь на пути, да и будет брать поборы с купцов. Но и так прикинул: пойдут с этой стороны какие враги - монастырская крепость хоть и невелика, а все-таки застава, все-таки отпор даст.
Вот и построил татарин монастырь, а сам крестился и назвался Захарием. И монастырь тот тогда маленький был, деревянный, а кругом крепкий забор. Так и прирос здесь этот монастырь, разбогател. Монахи с народа драли денежки за все. За рыбу, которую в Костроме ловят, им плати. За проезд по Костроме к Волге - плати. За ночлег в монастыре - плати… Много земель потом забрали себе монахи, всю округу откупили. Мужиков окрестных оставили и без земли и без хлеба. Крепостные стены возвели вокруг монастыря, чтобы свои богатства охранять. Тут, за этими стенами, от поляков Михаил Романов укрывался и отсюда в Москву на царство пошел…
Настя слушала и до тех пор оглядывалась из машины на коричневые островерхие крыши бойниц и на жарко-золотые купола, пока они не скрылись из виду.
- Интересно! - вздохнула Настя. - Вот бы сходить в этот музей! Можно бы доклад на пионерском сборе сделать. Дедушка Антон, а что, если заехать, а?
- Эко ты! - ответил дед Антон. - Если тебя послушать, так из Костромы целый месяц не выедешь: и тут интересно и там интересно. Нет уж, куда посланы, то и смотреть должны. Да как следует, в оба глаза. Тетрадку взяла?
- Взяла, дедушка Антон.
- Ну вот. Что скажу - все в тетрадку записывай. Там тоже будет интересно.
Влажные, тяжелые после недавнего дождя луга лежали по сторонам. Вставала молодая пшеница, разливая на много гектаров чистую густую зелень. Вспаханная земля, разделанная под огородные плантации, чернела среди зеленых берегов озими.
- Что ж, неужто все под картошкой? - заинтересовался дед.