Отель Калифорния - Медведева Наталия Георгиевна 16 стр.


- Иди домой, Саша. Извини, но я ужасно устала. Фотограф измучил меня. Отснял двенадцать роллов пленки. Двенадцать!

- Я не знаю, что это значит. И я сейчас уйду. Сейчас я только позвоню, попрощаюсь… - он выпил и придвинул к себе телефон.

По первым цифрам набираемого им номера Настя узнала телефон его родственников. Она взяла аппарат и унесла в Vanity room. Саша пил из бутылки, когда она вернулась.

- Все, я ухожу. Насовсем. Все, - он качаясь подошел к двери, посмотрел на Настю, махнул рукой и, сказав: "Эх…", выбежал из квартиры.

Настя постояла посередине комнаты, потом взяла ключи и побежала за Сашей.

Шел дождь. "Почему у меня в жизни, как в каких-то дурацких фильмах. Как в В movies. Арчи с пистолетом… Саша под дождем…" Сашу она увидела бегущим по газончику мокрой и скользкой травы. Он несколько раз чуть не упал. По Кловердэйл ехала машина, медленно, в поисках паркинга. В лучах фар сыпал мелкий, частый дождь. Настя увидела Сашу, оттолкнувшегося будто от дерева к машине. Она побежала и успела схватить его за плечи. Он упал на капот. Водитель выскочил из машины, пряча голову под газетой "Woman's Wear Daily". На обложке была Настина фотография.

- Он сумасшедший? Что он делает? Он болен? - кричал владелец машины, с которой Настя стаскивала Сашу.

- Простите. Он просто много выпил. Извините нас. - Настя теперь пыталась поднять Сашу, упавшего на дорогу.

Владелец машины помог ей. Саша повис на Насте, и она потащила его к себе.

Он плюхнулся на пол у стены. Она принесла полотенце и стала вытирать его мокрые волосы.

Дик подумал, что надо было заехать домой и, заперев селлер, взять с собой ключ. Он провел рукой по лицу, которое всего полчаса назад лежало на Настином голом животе. Рука пахла Настей. Он усмехнулся - пусси, Насти. Он разорвал пакетик finger wipe. Ему стало стыдно - будто Настя сидела рядом и смотрела, как он вытирает ее со своих рук. "Сорри, пусс!" - сказал он вслух и, вытерев руки, бросил салфетку за окно. Она полетела по пустынной Ла Брея-авеню. Дик решил доехать до аэропорта улицами - в 3.45 ночи только громадные траки встречались на дороге.

Настя опять выпросила у него ключ от дома. В последний его отъезд она устраивала пати, и, вернувшись, он застал ее за уборкой. Почему она не приглашала никого в его присутствии? Из-за своего русского бой-френда, думал Дик. Но он был согласен на такие отношения. Из-за того, что сам не был свободен. От последней жены, например, дочь была связующим звеном. И они могли продолжать упрекать друг друга в столетней давности неверностях, ставить в вину друг другу несостоявшиеся карьеры. Продолжать террор друг друга.

Настя лежала в своей постели в обнимку с медвежонком. Под подушкой был ключ от дома Дика. В уме она составляла список приглашенных на завтра: "Всех-всех позову. Может быть, это будет мой прощальный вечер в Лос-Хамовске".

В половине десятого позвонила Джоди.

- Ты сама знаешь, что никаких гарантий в этом monkey бизнесе быть не может. Если в Нью-Йорке ничего не получится, ты сможешь поехать в Японию. На гарантированные четыре тысячи в месяц. Эти джапс все берут на себя - визы, разрешение на работу, контракты. Главное, понравься им сегодня…

Самым последним делом в Лос-Анджелесе и Беверли-Хиллз считалось не попробовать суши бар, не носить свитера Кензо и не побывать в Токио. Джоди еще долго говорила о том, какой это ужасный бизнес и что она могла бы написать бестселлер об этом ужасном бизнесе, но "ты же знаешь, Настья, они меня засудят в Америке!".

Настя дала себе честное слово, что больше выпивку приносить не будет. Уже было выпито четыре бутылки шампанского, две - водки, две - джина и неизвестное количество вина, которое она приносила в кувшинчиках, наполняя их из бочки в погребе. Струйка из крана становилась все скромнее и скромнее. Кто-то принес с собой вино. Настя уже не помнила кто - приглашенные привели друзей. Ей не очень это понравилось. Но Друг успокаивал и говорил, что всем всего хватит - он принес огромную turkey, и Люська зажарила ее в духовке по-американски: с какой-то кашей внутри. Сейчас она хотела танцевать русского. Но Настя заранее убрала все русские пластинки Дика, зная уже привычки подвыпившей женщины "без мужа, без сына сдающих на лайсенс дантистам". Саша играл в чипс с другом рыжей Шерол. В отличие от Дика этот был архитектором. Ромка клеил Шерол, а пьяная уже Келли, подламывая каблуки сапог, слонялась из комнаты в комнату и запускала пальцы в чаши с соусами. Валерий доказывал Другу, что Советскому Союзу будет очень выгодно пускать эмигрантов обратно: "Они привезут с собой валюту, на которую будут покупать квартиры. Мы ведь, например, не захотели бы жить где-нибудь в провинции, захотели бы в Москве. Вот и придется платить долларами", - он и не заметил, как перешел с предполагаемого на то, что будет на самом деле. Жена Валерия, Таня, что-то объясняла Кенту Маршалу, сверкающему затылком-клумбой.

Келли чуть не упала в селлер, и Настя сказала, чтобы та не спускалась, что она уже идет. Она взяла бутылку джина, подумав, что раз его пьют с тоником, то медленнее. "Ричард меня убьет! Ну и хуй с ним!" - она заперла дверь и положила ключ в кружку с надписью "Keep your hands off me".

- Настия! Ты хочешь ехать в Токио? - Келли соскребала оставшийся в миске авокадный соус.

- Ох, я не знаю. Я не очень доверяю Джоди в последнее время. - Настя достала из холодильника тоник и обнаружила там бутылку водки. Достала и ее.

Пришла раскрасневшаяся Шерол, в платье с крылышками. "Почему она все время носит какие-то мексиканские одежды?" - подумала Настя. Сама она была одета в наряд Муз Модерн. Шелковое джерси юбки падало фалдами к полу. Маленький верх прикрывал грудь несколькими рядами струящейся ткани, оставляя спину и плечи голыми. Настя ничего не надела под наряд и чувствовала себя голой.

- Я хочу ехать в Токио. Я вообще нигде не была. И потом, я никогда не заработаю в Лос-Анджелесе двенадцать тысяч за три месяца. - Келли облизала пальцы.

- Что же ты, ни цента там не потратишь? Жизнь в Японии еще дороже, чем в Нью-Йорке. И здесь придется за квартиру платить. - Шерол открыла бутылочку тоника.

- Можно сдать кому-нибудь на три месяца квартиру. А, у меня все равно здесь ма. Почему я ненавижу Лос-Анджелес? Я родилась здесь.

Настя этого не знала. Она думала, что Келли из глухой провинции. И вообще, ей казалось, что в Лос-Анджелесе никто не рождается, что все приезжают сюда откуда-то. Она поставила на поднос бутылки тоника и дала его Шерол. Давать что-либо в руки Келли было опасно - она уже подержала в них ма-аленькую бутылочку Аксидента.

Друг сидел в кресле и наблюдал. Настя взяла огромную подушку, несколько таких она нашла в гараже, и, бросив на пол, села рядом с ним.

- Почему ты ни с кем не познакомишься… поближе? Вон ту девочку, Лиз, она одна, можно трахнуть. Она тебе не нравится?

Друг захохотал, показывая свои большущие зубы. Настя подумала, что они, наверное, мешают; если целоваться с ним… и она вдруг вспомнила, что по пьянке однажды очень даже целовалась с Другом… и зубы не мешали.

- Мне здесь все нравятся. Чудные девки. У этой вон ножки так и подламываются.

- Келли не для тебя. Она дура.

- Они все дурочки! Но это и прекрасно. Я же не собираюсь с ними философствовать, ты мне трахнуть кого-то предлагаешь. Но я тем не менее никого не хочу. Мне и так хорошо!

- Настя! Почему ты не хочешь, чтобы я станцевала? - Люся появилась из-за спины Друга, как гриб выросла: на ней была круглая шляпка, подарок нового любовника, оптового продавца шляп.

- Люся, да танцуй, кто тебе не дает?! Музыка не прекращается, - и Настя взглянула в угол, где стояло стерео.

Мальчик, представленный дизайнером бижутерии, курил марихуану и менял пластинки. Настя подарила ему значок с Лениным, и он очень заинтересовался именем этой рок-звезды. Настя сказала, что это отец советского рока.

- Вот, Настя, может, в Токио поедешь. Хорошо! Япошки там на тебя, как на Эйфелеву башню, смотреть будут. И вообще, ты должна была сняться в "Плейбое" - ну наврали бы что-нибудь, про какую-нибудь тайную организацию, членов которой ты не выдашь ни под какими пытками в застенках КГБ. О! А арестовали тебя, можно было бы сказать, за онанизм на бюсте Ленина. Все это, естественно, фоторепортаж… И в Нью-Йорк надо было самой поехать. А что здесь? Дик, Саша, я…

- Что ты мне этого Сашу приклеиваешь? Будто это финальный аккорд в мною же придуманном произведении!

- Ты его и не любишь?

- Любишь не любишь… Так вот. Иногда кажется, что любишь. Иногда просто скучно.

- Я не понимаю этого русского "скучно". Только русским дуракам может быть скучно, лапочка! У меня бывает тоска. - Друг достал из-под кресла бутылку водки. - Я, умненький, припрятал, - он налил Насте и себе. - Может, ты напрасно уехала? То есть рано. Пожила бы еще там, поняла себя, нашла бы. В Советском Союзе всю жизнь можно прожить, ни о чем не беспокоясь.

- Вот именно. Мы, как из парника вытащенные, оказываемся на Западе. Вот все эти бывшие советские граждане, здесь присутствующие, знают, и кто такой По и Витман, не говоря уже о Хемингуэе и Фицджеральде. А вот как открыть saving account, то что американцы в десять лет умеют, - нет, не знали. Эти знания, конечно, в один месяц можно приобрести. Но они оказываются важнее в жизни. В Америке. Важнее иметь много кредитных карт. - Настя представила Uncle Sam с надутым шаром жевательной резинки. Все больше и больше шар надувается, но, подумала она, в один прекрасный день - лопнет.

Келли танцевала с Ленькой, так и не нашедшим работу, а поэтому не торопящимся уходить. Саша растопыривал пальцы у самого носа Романа - наверное, объясняя ему, как выгодней "наебывать" зеленоносых, не давая клиентам квитанций за ремонт. Лиз принесла портфолио и совала свой композит уходящему Кенту. Из трех приглашенных моделей все три и пришли. Кент помахал рукой и последний раз мелькнул затылком-клумбой. Примчавшийся на двадцать минут Джордж Кост успел наговорить на пятнадцать лет: "Дарлинг! Надо что-то придумать с тобой сейчас. Тогда было рано… Нью-Йорк это топ! Я дам тебе телефон Маргот. Ах, она в Милано!.." Подошедшая Таня откинула подол юбки, пошитой из кусочков, и села на колени Другу.

- Вы знаете, что случилось с нашим Арчи?

- Господи, неужели с ним еще что-то могло случиться? - Друг поглаживал Таню по ее голой руке.

- Он ходит с твоим композитом, Настя, всем показывает и ищет себе такую, как ты, девушку. Моя подружка из Нью-Йорка мне позвонила и рассказала. Еще удивилась - как, мол, такая девушка, как ты, могла жить с ним?

- Таня, ты сама знаешь - как. Ты же спала с ним. - Настя встала и пошла к круглому столу.

Еще лежали по-американски нарезанные овощи - палочки огурца и морковки, зелени. Вишенки-помидорки, редиска. Саша макал картофельную чипс в пасту из авокадо.

- Ты становишься настоящей американкой, Насти-и-я! - он пил водку.

- А ты становишься поддатым и, как всегда, грубым. И пожалуйста, не подъебывай меня. А то я позвоню твоей мамочке!

- Дур-р-а. Какая же ты пизда. Так ничего и не поняла!

Аксидент с Лори уходили. У самых дверей Аксидент повесил Насте на шею марлевый шарф и дал понюхать из бутылочки. Подошедший Саша назвал шарф бинтом и спросил, не в сумасшедшем ли доме работает Аксидент. Тот захохотал, а Настя стукнула Сашу тихонько кулаком в плечо. В его насмешке была доля правды: Аксидент - несчастный случай, марля - бинт. Лори громко просила переставить машину: "Зеленую. О, нет, желтую. О, какое-то старое говно!" Владельцем "старого говна" оказался дизайнер бижутерии. Он передал скрученный толстый джоинт Саше и вышел вместе с Лори и все так же хохочущим Аксидентом.

Настя слышала, как звонил телефон, как кто-то ответил по-английски. "Может, это Дик звонил. Ну и что? Да, у меня пати, в его доме, мы пьем его вино. Пусть скажет спасибо, что я показала его дом каким-то оригинальным людям. Кто его-то знакомые? Опухшие продавцы вина с женами и разговорами о кредитах!" - в воображении дядюшка Сэм предстал с шаром жевательной резинки, только уже лопнувшей и приклеившейся к физиономии. Настя подошла к Саше и вытащила из его кармана, куда он спрятал, джоинт.

- Настя, ты сейчас умрешь! То есть это Арчи может умереть. У него загноение! - Друг задыхался от смеха, придерживаемый Таней. - Он все для тебя старается, а ты… Он себе решил врастить волосы, как тот мальчик, что ушел. Но Арчи всегда был слишком умненьким, чтобы клевать на удочки дорогих компаний…

- Поэтому он нашел что-то вроде Ла Брея Циркус, да?.. На, покури, Таня, - и Настя передала голодно смотрящей Тане джоинт. - После травы ебаться хорошо, Танечка. Вот, с Сашей.

- Как тебе не стыдно, Анастасья. Танечка высокоморальная и замужняя. Вон ее муженек, в уголочке сидит… - Друг прыснул слюной от смеха. - Да, ты права. Арчи нашел такую компанию. Через некоторое время у него началось… загноение головы. Когда же он бросился за помощью, компании уже не существовало.

Саша нежно, но твердо забрал джоинт у Келли, которая в свою очередь выхватила его у Тани. Саша затягивался и почему-то надувал щеки. Настя слегка хлопнула его по щекам: "Не выебывайся, Сашка!" Он сделал серьезное лицо, поднял указательный палец и брови: "Тихо, тихо, девочка!" Настя махнула рукой: "Ты еще добавь, что я должна ловить каждое твое слово!" Друг захохотал: "Настя, лови! Держи его! Вон оно полетело! Слово!" Саша отошел, хорошо уже покачиваясь, все так же держа указательный палец вверх.

- Он дурак. Я про Арчи. Надо было наголо побриться. У него красивый череп, правда, Таня? Я серьезно, ты же его стригла. Здоровая длинная шея. У многих мужиков шеи вообще нет, - Настя взглянула на Сашу, у него - была, и он вытягивал свою шею, делая спину сутулой, а грудь провалившейся.

- Что ты не развлекаешь своих американок?.. На хуй они вообще. Таких шалашовок в Москве у трех вокзалов ловили. - Саша нагло показывал рукой на Шерол и Лиз, сидящих на полу в позе лотоса почему-то.

- Прекрасные девки, по-моему, - вступился за них все так же хохочущий Друг. - Люсенька, станцуй для них. Ты будешь, как маленькая балерина-грибок!

Настя схватила его под руку и увела от кружка курящих джоинт.

- На хуй эту Таньку!

- Лапочка, что ты? - Друг поцеловал Настину руку.

- Ничего, может, я ревную… - ей стало стыдно, и она ушла на кухню.

Около раковины, куда Шерол почему-то свалила все бумажные тарелки с объедками, стояла бутылка водки. Настя взяла стеклянный стакан и налила. Много налила водки! "Буду пьяной. Вот и буду!" Прибежавшая Келли протянула свой стакан из пластика:

- Я так тебя люблю, Настья! Мы будем вместе жить в Токио! - Она полезла обниматься и пролила только что налитую водку.

"Она бы очень хорошо вписалась в компанию "вешалок" из "Студио Fifty Four". Была бы Каттон номер два. Но с другой стороны - она так везде лезет, так хочет стать топ-моделью, что, может, у нее и получится. И будут говорить о ней - о, какая персоналке! Об этой, с двумя извилинами, - какая бьюти! Будет она глядеть на всех с обложек, эта дура!" В комнате заиграла балалайка. Настя вскрикнула "но!", но было поздно - Друг с приятелем Шерол отодвигали диван, освобождая место для Люси, качающей головой-грибом.

- Иди, Келли, посмотри. Это расширит твое представление о русских. - Настя подтолкнула Келли в комнату, а сама, не обращая внимания на надпись, вынула из кружки ключ от селлера.

На бочке-столе стояла свеча, принесенная еще до пати. Как только приехал Друг, они спустились с Настей в селлер, пили коньяк. Из той самой бутылочки, что в их первый визит. Свеча была синяя, в высоком стеклянном стакане. Выливающаяся за края и застывающая. Настя налила себе коньяк и подумала, что не очень должна стараться, потому что уже пьяная. Она села на бочонок-табурет и вспомнила, что жалела о том, что они ввинчены в пол, что их нельзя подвинуть, чтобы сидеть совсем рядом. Она все спрашивала Друга, жалеет ли он о Москве, и он говорил, что нет.

- Во мне, лапочка, все-таки еврейская кровь. А евреи, они где угодно приживутся.

- А я живу в Америке уже год и два месяца, и такое ощущение, что жизнь еще не началась. Что вот-вот произойдет, и тогда только…

- Потому что ты неугомонная, у тебя, так сказать, шило в попе. Поэтому тебе и Сашины предложения не интересны - домик, ванна. У Дика уже есть…

- А как же счастье?

- Счастья нет. Есть воспоминания. О счастливых минутах. Такими они кажутся по прошествии времени. Сколько мы с тобой часов провели, говоря до утра. Я даже и не помню, о чем конкретно. Но помню, что мне было очень хорошо. Ты уедешь, я буду вспоминать…

- Я тоже. И поэтому мне уже грустно.

- Не надо, лапочка. И не надо очень дергаться, сходить с ума, стараться добиться чего-то. Хорошо, когда все делается легко, как бы походя, между прочим.

- В наше время это невозможно. Любой "парень из соседнего двора" может из парикмахера стать рок-звездой. Демократия и неограниченные возможности. Жаль, что очень часто они забывают посмотреть на себя в зеркало… Почему у нас с тобой ничего… не вышло?

- Ох, Настенька. Я от всего устал и ничего не хочу. Только бы у тебя все было хорошо, только бы ты вылезла…

Настя подумала, что сейчас она должна вылезти из селлера и желательно не упасть. Она протянула руку к изрядно поредевшей за вечер полке, и тут же зажегся свет. Она обернулась. Наверху стоял Ричард. Он был зол. Глаза его бесцветные округлились.

- Я знал! Я же звонил! Почему ты не подходила? Какой-то бастард наговорил мне кучу булшита! - он спускался по лестнице. В костюме-тройке.

- О, Дик! Что такого? Я устроила пати. Гудбай пати. Я уезжаю. Я вас всех оставляю. Все. - Медленно Настя говорила из-за марихуаны.

Дик решил не спорить с ней, зная по себе, что с пьяным человеком это бесполезно. Он хотел ее вывести из подвала.

- Вы будете счастливы без меня. Ты, Ричард, со своим вином! Саша с курами РА! Ты знаешь, что такое РА? Все. Ричард. Ах, ты Дик! - Настя все-таки споткнулась о бочонок-стул.

Бутылка, которую она взяла с полки, выскользнула из-под мышки и разбилась. Настя теперь стояла в луже вина. Осколки остро и торжественно торчали вокруг.

- О, God! Настя! Не будь насти. Оставь все эти бутылки!

Наверху показался смеющийся Друг.

Назад Дальше