Из-за этого я тоже расстроился. Мы с Серегой давно дружили - с детского сада. Мы с ним живем в одном доме и даже на одной площадке - в соседних квартирах. И я даже не представляю, как это можно в разных школах вдруг оказаться!
- Нужно что-то предпринимать! - говорит Серега. - Нужно так себя показать перед учителями, чтобы они с нами ни за что расставаться не захотели!
И целое лето, вместо того чтобы гонять в футбол или там на речку, мы ошивались в школе. Помогали подоконники красить... И другое... Да всего и не вспомнишь... Вот, подоконники красили... Сначала мы с них пыль стирали тряпкой, а старшеклассники красили... Но и мы тоже... Один раз... Я так вообще почти что целый подоконник выкрасил! Меня один из четвертого класса даже похвалил. "Ну, - говорит,- ты намалевал! Айвазовский!" Это художник такой жил в дореволюционное время.
И нас все хвалили. Иван Лукич, который по труду, так прямо и сказал:
- Ой-ой-ой... Большое вам спасибо. Теперь отдыхайте. Таких работников нужно беречь! - И все ребята из четвертого класса, те, что подоконники красили, с ним согласились.
А еще мы Марь Санне из биологии целую банку лягушачьей икры насобирали, для опытов. Она говорит:
- Раздобыли бы вы мне икринку - в микроскоп рассматривать.
А нам что, жалко, что ли? Мы ей целую банку. В общем, помогали!
И потому были почти уверены, что нас в бабскую школу не переведут. Мы тут нужны!
И не ошиблись! Нас не перевели. И вообще никого не перевели. Только из нашего второго класса сделали два: 3-й "а" и 3-й "б". Но мы с Серегой в 3-м "а" остались! Вместе. Нас даже рассаживать не стали!
А первого сентября эти явились! Ну, из женской школы - девчонки. Расфуфыренные! С бантиками! Смотреть противно. А одну так вообще бабушка до самого класса вела - Ирину. Я ее сразу прозвал Мальвина. Ну как из "Золотого ключика", потому что воображает. Она в нашем доме живет - недавно переехала откуда-то.
Бабушка ее все как курица переживает:
- Как у вас школа далеко! Целых три трамвайных остановки!
А чего далеко-то? Остановки короткие: контролер войдет, еще у половины вагона билеты не проверит, а ты уже выскочил! А можно вообще на "колбасе" ездить. Но ее все равно бабушка каждый день в школу за ручку водит, и из школы тоже! Смотреть противно! Это в третьем-то классе?! Как же она в пионеры вступать собирается, если ее бабушка за ручку водит? Я на эту Ирину-Мальвину - ноль внимания, а Серега извелся весь. Потому что влюбился.
Вообще-то он не признавался. Я его прямо спрашивал: "Ты что, дурак, влюбился, что ли?"
А он сразу начинал кричать: "Кто? Я?! Да что я, рыжий, что ли?!" В том смысле, что не влюбился. А вообще-то он рыжий на самом деле. Раньше это не очень заметно было, но теперь он челку отрастил, чтобы Ирине-Мальвине понравиться. Так сразу стало видно - рыжий. Мне-то все равно, какого он цвета, - друг и все, но Серега переживал, что он - рыжий. Он носил с собой зеркальце, чтобы зайчиков пускать (так он мне говорил), но все время в это зеркальце смотрелся. Сдвигал брови, хлопал поросячьими своими ресницами и вздыхал: "Тебе-то хорошо. Ты- блондин. А мне всю жизнь не везет". Но челку свою рыжую не состригал.
Один раз мы отвечали на вопросы: кем вы хотите стать и почему? Мы в "Родной речи" про всякие профессии читали. Серегу вызвали, а он ни бэ, ни мэ, ни кукареку... Не успел придумать. Меня спросили - я говорю:
- Хочу быть моряком, - чтобы от меня отстали. - Плавать в дальние страны и защищать морские рубежи нашей Родины.
Мне пятерку поставили.
Вообще-то я хочу быть клоуном. Ну, который в цирке. И дома, когда никого нет, потихонечку перед зеркалом тренируюсь, но об этом нельзя в классе сказать - засмеют. Тоже, скажут, выбрал профессию! Вот я и сказал "моряком", да и все мальчишки - тоже. Некоторые, правда, сказали, что хотят быть летчиками, как Чкалов.
Но видно же, что они все врут. Во-первых, что они, дураки, что ли?! Если все в летчики пойдут или в моряки, то ни самолетов, ни пароходов не хватит. А во-вторых, кто это так, с бухты-барахты, скажет, про что он мечтает?! "Мечта, - как говорит наш сосед дядя Толя, - это личное дело каждого! И нечего в душу лезть!"
Но Ирина-Мальвина встала, побледнела и говорит:
- Моя самая заветная мечта - стать врачом и спасать жизнь людям!
И видно, что не врет. Все даже притихли.
Мы с Серегой всегда домой пешком ходим. И не потому, что два раза пешочком прошелся, и, пожалуйста, как раз на пирожок или еще на какую-ни-будь полезную вещь! Не в этом дело! Мы не крохоборы, просто нам интересно домой не торопясь идти и обо всем разговаривать. Так вот, в тот день Серега мне все уши про Ирину-Мальвину прожужжал. Что с него возьмешь - влюбился.
Я, конечно, верю, что она собирается быть врачом, но только сомневаюсь, что у нее это получится. Потому что врач должен ничего не бояться - даже покойников, а ее бабушка из школы встречает. Я так прямо и сказал. Он взбеленился, но ничего путного мне возразить не смог. А на следующий день подходит ко мне - прямо лица на нем нет.
- Представляешь, - говорит, - у нее скоро день рождения.
- Ну и что? - говорю.
- Как что? Надо же что-то подарить! А что?
- Подари, - говорю, - цветы или торт из мороженого.
- Нет, - отвечает, - цветы завянут, а торт съедят и забудут про подарок. Нужно такое подарить, чтобы всю жизнь помнила.
- Подари цветы в горшке! Пусть всю жизнь растут. Посмотрит на цветок в горшке и сразу тебя вспомнит.
- Да? - Серега даже прищурился от злости. - Умный какой нашелся. Гений в трусиках! А ты знаешь, сколько такой цветок может стоить? Я что, деньги рисую?
- Сам ты, - говорю, - гений! Давай у Марь Сан-ны в биологии попросим. Там цветов дополна! Она не откажет! Мы ей вон сколько лягушачьей икры насобирали!
- Это хорошая мысль! - сказал Серега. - Айда в биологию.
В кабинете биологии шла генеральная уборка: большая куча поломанных чучел и мятых восковых яблок, битых цветочных горшков лежала прямо на полу. А над всем этим мусором, приготовленным на свалку, возвышался скелет. Серега его как увидел, даже побледнел.
- Марь Санна! - прошептал он. - Отдайте его мне! Я вас очень прошу, я вас просто умоляю! Одна моя знакомая хочет быть врачом... И ей надо привыкать! Это такое пособие!
- Бери... - рассеянно сказала учительница биологии. - Только вы его в газету заверните, что ли... А то вас в трамвай не пустят.
Какой трамвай! Серега обернул скелет мешковиной и помчался к нашему дому. Скелет был старый. Все проволочки, которыми он был скреплен, проржавели, и кости развалились. Мы его долго собирали в темной парадной.
- Как же это ты его так, с бухты-барахты, подаришь? - взяло меня сомнение. - Она же еще ничего про свой день рождения не говорила. Нас же еще никто не приглашал!
- Вот подарим - сразу пригласит! Вынуждена будет пригласить.
Это меня устраивало. Я люблю ходить в гости. Но все-таки что-то меня смущало.
- А сейчас-то мы что скажем?
- Ничего не скажем! - бормотал Серега как в лихорадке. - Это - сюрприз! Не ожидаешь, и вдруг - ба-бах! Повесим на шею ему поздравительную открытку и поставим к двери.
Так мы и сделали...
- Давай ставь к двери! Звони! Звони! - шипел Серега. - И прячься! Быстро! Прячься!
Загремел дверной крюк, лязгнул замок... И гробовая тишина повисла над площадкой.
"Ы-ы-ых-х-х!" - сказало что-то в квартире и грузно упало. Скелет покачался, словно раздумывая, что бы такое предпринять, и тоже рухнул в коридор. И тогда раздался душераздирающий крик.
Когда мы выскочили из укрытия, то увидели ужасную картину. В коридоре лежала Ирина бабушка. Рядом с ней, рассыпавшись на мелкие косточки, белел скелет, а череп медленно и величественно катился вдаль по темному коридору.
В конце коридора стояла Ирина-Мальвина и кричала так, словно у нее в горле была сирена "скорой помощи".
Что было дальше, страшно рассказывать. Но одного мы достигли: этот подарок Ира помнит всю жизнь.
Культурные манеры
В нашей квартире раньше, до революции, графиня жила. Я даже не представляю, как было можно одному человеку в такой огромной квартире жить! Нет, я не боюсь, а просто квартира такая здоровенная... По коридору идешь-идешь, конца ему нет... А на кухне так вообще можно в футбол играть, если, конечно, убрать все столики, табуретки и плиту... Плита у нас здоровенная, как бильярдный стол. Я даже не представляю, сколько нужно дров, чтобы ее растопить! Наверно, вагон. Сколько я живу на свете, эту плиту не топили ни разу. На ней стоят керогазы, керосинки и примусы всех жильцов. Это очень удобно, потому что плита из негорючих материалов сделана. А над ней, будто огромная крыша, козырек из железа и труба. Сосед дядя Толя называет эту крышу "вытяжная система". Из-за этой вытяжной системы в кухне всегда свежий воздух. А то по воскресеньям все соседки как на кухню выйдут, да как керосинки зажгут, да как примусы загудят!.. А тут, пожалуйста, вытяжная система!..
Интересно, была она в квартире, когда здесь жила графиня? Об этом можно узнать только у Мэри.
Тетя Дуся - соседка наша, она в ларьке огурцами солеными торгует - рассказывала, что Мэри работала у графини не то горничной, не то еще какой-то служанкой...
Мэри самая старая в нашей квартире. Она живет в самой маленькой комнатке за кухней... Я у всех соседей в гостях побывал, а у нее ни разу... Хотя, конечно, мне очень интересно, что у нее там в комнате, потому что иногда в открытую дверь виднелись какие-то фотографии на стене, кружевные занавески... Но Мэри ни с кем не дружила. Может, потому, что работала где-то по вечерам, а готовила себе на кухне утром, когда в квартире никого. А может, по-чему-то еще... Тетя Дуся называла ее "мамзель". Наверное, это очень обидное слово, потому что даже тетя Дуся говорила его шепотом.
Мне очень хотелось обо всем, что раньше в нашей квартире находилось, расспросить Мэри: и про графиню, и про ее мужа. (Интересно, как правильно называется муж графини - графин?) И про позолоту, она кое-где поблескивала на потолке в коридоре, и вообще про все, про все... И я очень вежливо с Мэри здоровался. В ответ на мое приветствие она всегда чуть наклоняла тщательно причесанную голову, что-то задумчиво помешивая в кастрюльке на своей керосинке или снимая с огня закипевший кофейник специальной маленькой стеганой подушечкой.
Мне так хотелось подойти к ней и спросить: "А скажите, пожалуйста, когда был царь, вы в нашей квартире жили?" Но я не решался.
В тот день я пришел из школы. Разогрел картошку и сижу себе ем с селедкой. И в квартире тихо-тихо - на работе все, малышня в детском саду или н яслях. Только Мэри что-то варит.
Вдруг ба-бах! Серега прибежал.
- Ты в почтовый ящик смотрел?
- А чего?
- Беги, узнаешь!
Я снял с гвоздика ключ от почтового ящика и вышел на лестницу. Открыл жестяную дверцу ящика на нашей входной двери, и в руки мне вывалился маленький голубой конвертик, с настоящей маркой и вообще весь совершенно настоящий!
- Ага! - говорит Серега и мне такой же конвертик показывает, но только распечатанный.
Я никогда еще никаких писем не получал и даже растерялся. Прибежал на кухню, распечатал. А там маленький такой листочек картонный, на нем цветок нарисован и надпись:
ПРИГЛАШЕНИЕ
А дальше очень красивым почерком написано...
- Во! Во! - кричит Серега и свое приглашение мне тычет. - "Дорогой Сережа!" Видел? "Приглашаю Тебя на празднование дня рождения, которое состоится..." Вот дата и адрес... и подпись "Ира". Видал?! - говорит Серега. - Это тебе не как-либо!
- Чего? - спросил я, хотя и сам видел, что не как-либо.
- Вообще! - ответил Серега потрясенным голосом.
И мы долго сидели молча. Потом мне стало скучно смотреть на торжественного Серегу, и я громко высморкался, чтобы как-то прервать молчание. Серега вздрогнул.
- Это кошмар! - сказал он. - Ты что, и в гостях так сморкаться будешь? Да с такими манерами нас и близко нельзя в культурный дом пускать!
- А чего! - говорю. - Я же в платок. И манеры у меня нормальные. Я даже шею каждый день мою!
Серега посмотрел, что у меня в тарелке селедка, и ехидно так спрашивает:
- А как едят рыбу?
- По-всякому, - отвечаю. - Можно с картошкой, а можно просто с хлебом... Тоже неплохо... Хочешь?
Серега себе на кусок хлеба селедочный хвост положил и говорит:
- С картошкой! Сам ты с картошкой! Рыбу едят без ножа! А в какой руке держат вилку? А?
- В своей! - говорю.
- В левой! - объясняет с превосходством Серега, уминая хлеб с селедкой. - И это логично, потому что в правой руке нож!
- Так ведь рыбу без ножа едят?!
- А! - сказал Серега и только рукой махнул. - Разговаривать тут с тобой! Ты запомни одно: надо воспитывать в себе культурные манеры. А то будем в гостях как "посади свинью за стол"... Эх!., - вздохнул он. - Ну хоть бы какое-нибудь пособие! Учебник бы, что ли, какой-нибудь! А то ведь ничего не знаем! Придешь к приличным людям и будешь как этот...
Он не придумал, кто "этот", и только горестно тряс головой. И вдруг Мэри сказала:
- Одну минутку! Кажется, я вам смогу помочь.
Я чуть картошкой не подавился, потому что она
же никогда ни с кем не разговаривала, я даже не знал, какой у нее голос!
Мэри, как всегда неторопливо, ушла в свою комнатку и скоро вернулась оттуда с большой книгой.
- Книга, разумеется, старинная... Обломок империи, как, впрочем, и ее хозяйка... - И Мэри улыбнулась. Честное слово, улыбнулась! - Но может быть, пригодится... Вот уж не думала, что когда-нибудь у нынешних молодых людей могут возникнуть такие проблемы... - сказала она, уходя в свою комнату.
- Спасибо! - запоздало гаркнули мы.
- Вы не сомневайтесь, - кричал в закрытую дверь Серега, - мы не испачкаем! Мы ее в газету обернем!
Мы побежали к нам в комнату. Расстелили на столе газету и осторожно положили книжку, потому что она действительно была старинная.
На обложке был нарисован дяденька в рубашке со стоячим воротником и с усами. На шее у него была салфетка, вроде слюнявки, как малышам повязывают. В одной руке рюмка, а во второй - вилка с грибком. А перед дядькой на блюде поросенок лежал и нахально улыбался. "Новейший и улучшенный самоучитель изящным манерам. 1906 год" - было написано вокруг дядьки с поросенком.
В книжке были разные советы и таблицы. "Сервировка обыкновенного обеда на двенадцать персон "... А все главы начинались со слова " как ": " Как следует объясняться с молодой овдовевшей дамой, а также надлежащие к сему приличные выражения соболезнования", "Как поздравлять с днем рождения, днем Святого Ангела, а также наносить визиты в юбилейные дни и дни Тезоименитства Его Величества"...
- А чего такое "тезоименитство"? - спросил я.
- Это можно пропустить! Нам вот что главное: "Как следует вести себя на званом обеде".
- Да тут страниц сто! Нам столько и не прочитать!
- Ничего, - сказал Серега, - сколько успеем.
- Знаешь что, - сказал я, - пропади оно все пропадом! Чем мучиться это все читать, лучше вообще ни на какой день рождения не ходить!
- Дурак ты! - ответил Серега. - Все равно рано или поздно придется культурные манеры изучать.
- Да тут всего и не запомнишь: нож справа, нож десертный слева, вилка слева, вилка средняя слева, ложка суповая, десертная и чайная впереди посуды. У нас во всем доме столько ложек нет. Провались оно!
И я даже мыться перестал в знак своей независимости от культурных манер.
А Серега ходил сам не свой и какой-то ошалелый. Он все время что-то бормотал, а иногда глядел на меня безумными глазами и как припадочный шептал: "Забыл, как едят дичь с пашотом!"
У него и фигура изменилась: он стал какой-то поджарый и сутулый, как крючок, и когда разговаривал со взрослыми, то после каждой фразы шаркал ногой и отскакивал назад...
В воскресенье я тоже не выдержал и вымыл лицо не только с мылом, но и с песком. Даже поцарапался! Когда я зашел за Серегой, он торчал перед зеркалом и у него был такой вид, будто его только что вынули из петли.
- Хотел, понимаешь, галстук завязать, - просипел он, - да затянул очень туго...
- Чуть не задавился, - сказал Серегин отец. - Спасибо, я сегодня дома, а то бы хоронили мы этого пижона. Снять бы с тебя штаны и не галстуком, а чем покрепче... да не хочу уж вам праздник портить, а следовало бы!
Серега только плечиком повел: дескать, грубый человек, чего с него возьмешь?
Но скоро мы про галстук забыли, потому что стали спорить, когда идти. Я-то хотел пораньше, пока остальные гости все угощение не съели, а Серега хотел обязательно опоздать, чтобы все видели, какие мы занятые люди. В общем, пришли мы минута н минуту.
- Вот какие воспитанные мальчики, - сказала Ирина бабушка. - Точность - вежливость королей.
При этих словах Серега отскочил назад, склонил голову набок, глаза выпучил и заорал:
- Глубокоуважаемая и незабвенная Ольга Тимофеевна, позвольте мне в сей высокоторжественный день рождения вашей внучки Ирины поздравить вас...
Все даже замолчали. Так молча за столом и сидели. А Серега с какой-то кривой ухмылкой голову так набок склонил, вилка в левой руке, нож в правой, по тарелке скребет, и кажется, что у него на каждой руке по десять пальцев и все параличные.
- Может, кому добавочки? - Ирина мама говорит.
- Что вы! Что вы! Хи-хи-хи... Я очень сыт. Благодарю вас!
"Эх, - думаю, - была не была, уж больно котлеты вкусные".
- Я бы, - говорю, - еще бы съел!
Серега на меня страшными глазами смотрит.
- Вот и умница, - говорит бабушка, - люблю, когда хорошо кушают!
Тут у меня настроение совсем поправилось. Уж я ел, ел... Думал, лопну. А на третье был компот! Консервированный! Сливовый! Замечательный! Я целых три кружки выпил. Ягоды вытаскал, а косточки на блюдечко наплевал.
А Серега стал вдруг грустный-грустный. Скучненький такой,тихонечко сидит.
А потом был торт! Ну тут уж я петь был готов! Замечательный день рождения! А Серега все сидит, не ест, не пьет... Руки под столом держит, как по правилам положено.
- Фто ты прифых? (Я хотел сказать "что ты притих?", да торт во рту.) - И как трахну его по спине!
Продолжение этой истории можно прочитать в истории болезни, потому что Серега подавился. Он, оказывается, держал во рту сливовые косточки.
- Что же ты их не выплюнул? - спросил я, когда навестил его в больнице.
- Это некультурно, - ответил бледно-зеленый Серега. - Так по правилам не полагается.
- А как по правилам?
- Не знаю, - вздохнул он. - Я до компотов дочитать не успел.
- Господи! - говорила потом на кухне Мэри, промокая уголки глаз кружевным платочком. - Если бы я знала... Я ведь из совершенно добрых побуждений дала им эту книгу...
- Да что вы казнитесь... Сам виноват, - успокаивал ее дядя Толя. - Это ведь... извиняюсь, отчества вашего не знаю...