Пиво пенилось в кружках, стаканы сверкали на солнце, весь город праздновал наступление весны. Даже роденовский Бальзак, казалось, вот-вот спрыгнет с пьедестала и присоединится к всеобщему ликованию. Парижанам хотелось верить, что зима отступила. А для Мазарин и Кадиса она никогда и не наступала.
На бульваре Монпарнас Кадис завязал Мазарин глаза своим черным шарфом. Девушка с восторгом приняла правила игры. Это был один из ритуалов, известных только двоим.
- Ты мне доверяешь?
- Полностью.
- Ловлю тебя на слове.
Прохожие с удивлением поглядывали на пожилого господина, который вел за собой девчонку с завязанными глазами.
- Поиграем в загадки?
Мазарин радостно закивала.
- Куда я тебя веду?
- В "Клозери-де-Лила"?
- Холодно, холодно.
- Ладно. В "Ротонду".
- Мы идем к Бальзаку.
- То есть... к памятнику Бальзаку?
Кадис рассмеялся:
- Совсем северный полюс.
Они подошли к перекрестку как раз в тот момент, когда на светофоре зажегся красный.
- Бежим, малышка.
Идти средь бела дня в полной темноте, ориентируясь лишь по щербинам в асфальте босыми ногами, было непривычно. Временная слепота обостряла слух. Внезапно они остановились.
- Ну что, сдаешься?
- Нет, дай подумать... - Мазарин помолчала: - Ну конечно, "Куполь". Точно: "Куполь".
Мэтр ресторана "Дом" вышел навстречу гостям и понимающе кивнул, когда Кадис приложил палец к губам.
Взоры посетителей обратились к босоногой женщине в черном пальто и с завязанными глазами. Заметили и ее таинственного седовласого спутника. Мазарин чувствовала на себе пытливые взгляды, но нисколько не смущалась. Ничто на свете не могло отнять у нее радости.
Живописец помог ученице подняться по лестнице и усадил ее за стол, который тут всегда держали для него, как бы редко он ни появлялся.
Ресторан привел Мазарин в восторг. Повсюду были репродукции Модильяни, фотографии, безделушки, напоминавшие о художниках и моделях великой эпохи. Здешние стены впитали атмосферу богемного Парижа начала двадцатого века.
- Помнишь, ты говорила, что твой любимый художник - Модильяни? Вот, пожалуйста. Это его место. Сюда он приходил с Жанной Эбютерн, своей великой, и последней, любовью.
На стене кто-то вырезал надпись по-итальянски: "Писать женщину значит обладать ею".
- Писать женщину значит обладать ею, - прочел Кадис вслух. - Как это правильно!
- А я, пожалуй, не соглашусь.
- Тут не о чем спорить. Ведь ты моя.
Мазарин обиделась:
- Твоя?.. С чего ты так уверен?
В сердце Кадиса впервые зашевелился червь сомнения. Он и вправду был уверен, что Мазарин принадлежит ему безраздельно, что в ее жизни нет и не может быть никого другого.
- У тебя кто-нибудь есть?
Мазарин решила солгать.
- Нет, но вполне мог быть. - Она торжествующе улыбнулась, заметив, как в глазах художника вспыхнул внезапный интерес. - Так ты ревнуешь, учитель?
- Вот еще! Даже если у тебя кто-нибудь есть, малышка, ты все равно моя. Если ты мне не веришь, посмотри на наши полотна.
- Картины - это всего лишь картины.
- Такой художник, как ты, не должен говорить подобных вещей.
- Но это правда, Кадис.
- Кто-то сказал, что правда и есть главная ложь.
- А что же тогда ложь? - спросила Мазарин.
- Знаешь, сколько истин таит в себе холст? Все и ни одной. Он не может скрыть только одного: того, что мы чувствуем, когда творим. Это и есть правда.
В наших картинах все - страсть, малышка. СТРАСТЬ. Пикассо говорил: "Мое "я" рвется на холст... И ничего с этим не поделаешь. На моих картинах слишком много меня... Проблема во всем остальном". Так и с нами: наша страсть, наше "я", наши мысли оказываются на холсте.
Мазарин хранила молчание. Внезапно Кадис вспомнил ее слова: "Твоя?.. С чего ты так уверен?" - и вновь почувствовал укол ревности. Он бережно взял девушку за руку, заглянул ей в глаза и спросил, борясь с дрожью в голосе:
- Малышка, у тебя кто-нибудь есть?
40
В последнее время Мазарин все чаще отменяла свидания, под вполне благовидными, но явно фальшивыми предлогами.
Паскаль умирал от желания увидеть подругу, но решил не докучать ей и посвятить освободившееся время изучению ее случая.
Составленная им психологическая карта никуда не годилась. В ней было слишком много лакун, непроверенных фактов и белых пятен. Для диагноза явно не хватало фактов.
Вот что у него получилось.
Имя: Мазарин.
Фамилия: ?
Возраст: 23 года
Родители Живы: ?
Братья и сестры: да. Сестра-близнец.
Имя сестры: ?
Кто родился первым, она или сестра: ?
Детство: ?
Тип отношений с отцом: ? Предположительно, тоска по отцу.
Тип отношений с матерью: предположительно, взаимонепонимание.
Образование: изобразительное искусство (проявляет явные художественные способности).
Род занятий: ?
Место жительства: ? Латинский квартал?
Ничего, ничего и еще раз ничего. Он решительно ничего не знал об этой девушке и тем не менее любил ее до помрачения рассудка. Но любовь Паскаля не была слепой, и профессиональный инстинкт его не обманывал. Чем больше он узнавал Мазарин, тем сильнее убеждался, что у его подруги есть не одна, а целый мешок тайн. Девушка хранила непроницаемое молчание обо всем, что касалось ее личной жизни, семьи и друзей. Казалось, что у нее не было ни памяти, ни прошлого, что она возникла из ниоткуда снежным вечером на Елисейских Полях.
Паскаля тревожили болезненная замкнутость и задумчивость Мазарин, ее привычка уходить в себя и внезапно возвращаться к неожиданно прерванному разговору. Она чрезвычайно мало ценила сегодняшний день, не верила в будущее, не видела в жизни смысла, совершала необдуманные поступки и часто с каким-то непонятным вожделением говорила о смерти. Была ли она ненормальной? А кто осмелится провести границу между нормой и безумием? Паскаль не знал, что делать. Он целыми днями рылся в книгах по психиатрии, психологии, неврологии... Открывал и закрывал энциклопедии. Копался в своих записях, надеясь найти подсказку в старых конспектах.
Молодой человек понятия не имел, что ищет; в глубине души он понимал, что ни одна книга не развеет его сомнений. Знал, что поиски почти безнадежны... И нее равно продолжал искать, главным образом, чтобы спастись от одиночества.
Как-то вечером в руки Паскалю попал "Диагностический и статистический справочник в области ментальных расстройств". Недуги, травмы, отклонения, препараты, расставленные по алфавиту. А: агорафобия, амнезия, анорексия, абулия, алкоголизм... Б: боиполярность, булимия... На Д: деменция, делириум, депрессия, дезинтеграция... Или, например, К: каталепсия, клептомания, кокаин, каннабис, конвульсии... Десятки недугов, у большинства которых всегда находились внешние причины. Подумать только, как легко человеку заблудиться в самом себе. Увязнуть в темной топи, из которой он пытался вытаскивать своих пациентов, в топи, которая наводила ужас на него самого и одновременно бросала вызов, заставляла бороться. Листая справочник, Паскаль набрел на раздел "Социальные расстройства", или, другими словами, "нарушения поведения, не позволяющие человеку адаптироваться к существующим общественным нормам". Каким из подобных расстройств могла страдать Мазарин? Социопатией? Навязчивым депрессивным состоянием? Истерией?..
Паскаль резко захлопнул книгу. Какого черта он делает?
А что, если беда вовсе не в Мазарин, а в нем самом?
Он слишком сильно хотел сблизиться с девушкой, проявлял нетерпение, пытался навязать ей свою волю.
Кто он такой, чтобы судить о психическом здоровье Мазарин? Окажись Паскаль одним из своих пациентов, какой диагноз он поставил бы сам себе? Или ему хватает наглости думать, что у него нет никаких отклонений? Что он идеален?
Ругая себя последними словами, Паскаль водрузил справочник на полку и проверил мобильник. От Мазарин не было ни одного звонка. Она никогда не разыскивала его, не посылала сообщений. Если бы не Паскаль, их отношения давно прекратились. Девушка просто исчезла бы из его жизни, растворившись в метели. Иногда Паскалю казалось, что она лишь позволяет ему себя любить.
С этим нужно было что-то делать. Паскаль набрал номер Мазарин.
Когда зазвонил телефон, Мазарин шагала по улице Галанд под руку с Кадисом.
- Ответь, - сказал он, заметив, что девушка не хочет отвечать на звонок.
- Какая-нибудь ерунда.
- Ответь, пожалуйста, - попросил художник. - Или ты не хочешь говорить при мне?
Надо же ей было забыть выключить телефон.
- Алло?
- Прости, что звоню так поздно. Просто хотел узнать, как у тебя дела.
Кадис отпустил руку Мазарин.
- Поговорим в другой раз, - нервно ответила девушка.
- Ты занята?
- Да, послушай... Я тебе перезвоню. Ладно?
Паскаль догадался, что Мазарин не одна.
- С тобой сейчас кто-то есть?
- Пока.
Мазарин дала отбой.
У нее кто-то был. Точно кто-то был. И с чего это он взял, что такого не может быть? Но почему она не сказала ему сразу? Почему позволила тешить себя иллюзиями? Она замужем? Нет, не может быть. Слишком молода. А что, если у нее двойная жизнь? Паскаль изнывал от ревности.
У нее кто-то был. Совершенно точно. Кадис заметил, какой нервной стала Мазарин после этого звонка.
- Кто это был?
- Одна подруга.
- Не лги мне, малышка. Я слышал в трубке мужской голос.
- Это была подруга, и точка. Я же не расспрашиваю тебя о твоей жене. И на твои вопросы отвечать не стану.
- Какой он? Молодой, наверное?
- Я же сказала, у меня никого нет. К несчастью, мое сердце похитил ты.
- А что в таком случае ты сделала с моим?
Мазарин глядела на учителя с торжеством.
- Я как раз хотела спросить: в честь чего ты пригласил меня на прогулку? Где Сара?
Услышав имя жены, Кадис поморщился.
- Почему нам непременно надо о ней говорить?
- Потому что она существует.
- Ты все испортила.
- Она в отъезде, правильно?
- Я не собираюсь обсуждать с тобой свою семейную жизнь.
- Отлично. Тогда и от меня не жди откровенности. Я точно так же, как ты, имею право на другую жизнь, в которой тебе нет места. По-моему, это блестящий пример дуализма... - Она изобразила задумчивость. - Дерзновенного, пожалуй?
Кадис не ответил. Разумеется, девочка была совершенно права, но признавать это он не собирался. Художник решил сменить тему.
- Так, значит, ты хочешь показать мне свое убежище.
- Нет, не убежище. - Мазарин подумала о старом шкафе. - Туда нет хода никому, кроме меня... Пока я не встречу человека, которому смогу полностью доверять. А как ты думал? У меня есть свои секреты. Я собираюсь показать тебе совсем другое место, совершенно особенное. Это "Гильотина", бар, где играют обалденный джаз. Правда, там можно умереть от клаустрофобии.
Кадис удивился:
- Так мы идем не к тебе домой?
- Нет, в паб недалеко от дома.
- Вернулись твои родители? Ты ведь говорила, что у тебя есть родители. Я видел свет в окнах.
Мазарин всегда оставляла в доме свет, даже днем. Как будто Сиенна ждет ее возвращения.
- Ты никогда мне о них не рассказывала.
- О ком? Ах да... Рассказывать, собственно, нечего. У родителей своя жизнь; сегодня они здесь, завтра уезжают не попрощавшись. Мы все ужасно независимые. Я не спрашиваю, где они пропадают, а мама с папой не лезут в мою жизнь. Полная свобода в отношениях. Такова жизнь, мой друг. Идем...
Художник и девушка спустились в полуподвальное помещение. По прокуренному бару, извиваясь, ползло изысканное соло на кларнете. Мест за столиками не было, и Мазарин с Кадисом уселись прямо на ступеньки. Молодые музыканты виртуозно исполняли одну из классических композиций Луи Армстронга.
Кадис огляделся по сторонам. Бар был полон юношей и девушек, пришедших послушать музыку, которая вышла из моды еще во времена их отцов. В мрачноватом подвале разыгрывалось немыслимое, фантастическое действо: единение мятежной молодости и вечного искусства. Достойное окончание вечера, проведенного в компании Мазарин. За день он досыта напился ее силы и юности.
Как хорошо, что Сара уехала, какое облегчение, что ни перед кем не нужно отчитываться. Жене Кадиса, как всегда, хватило мудрости оставить право выбора за ним. И он выбирал. Пытаясь быть тем, кем ему уже не суждено было стать. Спутником двадцатитрехлетней девушки, годившейся ему в дочери, а то и внучки; человеком, не побежденным годами. Твердая молодая рука вела его за собой, чтобы показать то, чего он был лишен так долго. Вернуть радость... Спасти от тьмы. Рука, за которую он держался, как за спасительную соломинку. Кадис обнял Мазарин, и она положила голову ему на плечо. Художник зарылся лицом в ее волосы. Они пахли персиковым шампунем и весной.
В полумраке бара хрипловатый женский голос напевал Oh, Lady Be Good, мастерски подражая Элле Фицджеральд. Контрабас звучал глубоко и густо, немного в манере Рэя Брауна.
И тут он ее увидел. Это точно была она? Безусловно.
На ступеньках сидела девушка его мечты: Мазарин... И обнималась с другим. С кем? Чья-то голова закрывала ему обзор. Он попытался занять более выгодную позицию, но сумел разглядеть только пышную седину. Мазарин встречалась со стариком!
41
Мазарин уже давно не показывалась в антикварной лавке; тем сильнее было удивление Аркадиуса, когда она появилась на пороге.
- Ты меня совсем забыла, дочка. Неужто тебе нравится мучить бедного старика? Где ты пропадаешь? И несколько раз заходил, но тебя вечно нет дома.
- Простите, Аркадиус. Я была очень занята. А сейчас мне нужно с вами поговорить.
- Что случилось? Ты очень взволнованна.
- Давайте пойдем в кафе. Ладно?
- С тобой куда угодно.
Антиквар встал, взял пальто и повесил на дверь лавки табличку "Закрыто".
Улицу Галанд заливали солнечные лучи. Весна триумфально шагала по городу мимо туристов, сосредоточенно искавших на картах дорогу к Сите. Тротуары тонули в зелени. Розы, лилии, подсолнухи и экзотические цветы, названия которых никто не знал, источали свежий аромат. Антиквар и девушка шли к Сан-Северину, то и дело обходя цветочные кадки.
- Аркадиус, я хотела поговорить о религии.
- Прошлой ночью кто-то вломился в мою лавку.
- Что?
- Меня обокрали. Помнишь, я показывал тебе старинный пергамент? - Девушка кивнула. - Он пропал, кто-то взломал дверь и перевернул всю лавку. Наверное, искали деньги, а увидев, что касса пуста, решили поживиться хоть чем-нибудь и в результате забрали книгу, в которую был вложен пергамент.
- А почему вы решили, что искали именно деньги? Что, если приходили именно за пергаментом?
- Почему ты так думаешь?
- Не знаю, Аркадиус. Вы же рассказывали о продаже реликвий. А в рукописи идет речь о мертвой девушке. Возможно, воры искали мощи мученицы.
- В моей лавке?
- А почему бы и нет? У вас много уникальных вещей.
- По-моему, ты знаешь больше, чем говоришь.
Мазарин никак не могла решиться. Пришлось прибегнуть к испытанному средству - лжи.
- Я слышала один разговор.
- Какой разговор? - спросил заинтригованный антиквар.
- Просто разговор двух незнакомцев. Они говорили о катарах, дуализме и какой-то секте... Один из них упомянул мощи святой.
- Сект в наше время хватает. Ты не знаешь, кто это был?
- Они напоминали художников и говорили об искусстве... А потом упомянули Арс Амантис.
- Где ты их повстречала?
- Какая разница, Аркадиус? Я обедала в одном местечке на... - девушка замялась, - на Монпарнасе.
- А что, если потомки Арс Амантис дожили до наших дней? - задумчиво проговорил старик.
- Кажется, они ищут тело святой по имени Сиенна. И вы не знаете, что все это может означать, Аркадиус?
- Ты пробудила мое любопытство. Не знаю, как тебе это удается, но, когда ты рядом, я оживаю. - Аркадиус нежно поцеловал руку девушки. - Тебя сам бог послал! Но теперь я просто обязан во всем разобраться.
-Я боюсь...
- Чего?
- Что они хотят отнять мой медальон.
- Им нужен вовсе не твой медальон. Теперь я почти не сомневаюсь, что тогда, в больнице, его украли. И, раз они вернули священный предмет... - он сделал паузу... - то лишь потому, что ты приведешь их к более ценной реликвии.
- Я?..
- Ты не чувствовала, что за тобой следят?
- Несколько месяцев назад. За мной ходил какой- то жуткий тип, потом перестал.
- Почему ты мне не сказала?
- Я тогда вас еще не знала.
Аркадиус снова задумался.
- У меня идея, - сказал он, помолчав. - Я, кажется, знаю, кто может нам помочь... Если он, конечно, еще жив.
- О ком вы говорите?
- У меня есть старинный друг, член Парижской ложи ювелиров. Правда, мы очень давно не виделись Хмм... Одному Богу известно, где он теперь.
- А что он может знать, этот ваш друг?
- И как мне это раньше в голову не пришло! Он может знать немало... Мой друг очень образованный человек; и у него всегда хватало собственных секретов. Это он рассказал мне об Арс Амантис, и, как я сейчас понимаю, говорил о них чересчур страстно.
- Это опасно?
- Что? Говорить с моим другом?
- Нет... Арс Амантис.
- Самое опасное, что есть в жизни, дочка, - это наш страх. Рузвельт, мудрый человек, говорил, что только страха и стоит бояться.
- Так вы ему позвоните?
- Будем надеяться, что он жив. С каждым днем у меня остается все меньше друзей. Боюсь, я и сам живу последние годы взаймы. Но скажи, а почему тебя это так заинтересовало? И откуда у тебя медальон?
Мазарин поцеловала старика в щеку.
- По-моему, дочка, тебе еще очень много нужно мне рассказать. Может быть, пока я не нашел ювелира, ты начнешь заполнять пробелы в моих знаниях?
- Мне нужно выяснить, зачем им тело, Аркадиус. Это все, что я могу сказать. Прошу вас...
- Ну хорошо. Не знаю, что ты скрываешь. По большому счету я даже не знаю, кто ты на самом деле, но в моем возрасте... Право, какая разница? Я постараюсь разыскать своего друга. И куда только нас заведет твоя скрытность?
- Пожалуйста, не спрашивайте меня больше. Когда-нибудь я все вам расскажу. А пока просто не бросайте меня. Ладно?
- Ммм... Если ты еще раз меня поцелуешь, я, пожалуй, подумаю.
Мазарин снова поцеловала антиквара, и тот рассмеялся.
- Но учти: если мой друг умер, больше спросить не у кого. Я тебя предупредил.
42