Пиво
Я не согласился с ними по целому ряду вопросов, и ребята, поставленные в тупик моей аргументацией, стали бить мне морду. Я упал быстро, хотя и выпил до этого всего полторы бутылки водки. Ребята не стали меня больше трогать, что показалось мне очень странным - лежачего человека бить гораздо удобнее, чем стоячего. Один из подростков на прощание пнул мою хлипкую печень, а его товарищи пообещали, что в следующий раз непременно убьют, после чего они всей гурьбой вышли из кислого запаха нашей пивной на свежий весенний воздух.
Я не спешил подниматься - когда еще представится возможность полежать на полу под сочувственные взгляды, а не под презрительные усмешки брезгливых обывателей; мимо пролетали легкие фантики от конфет, трамвайные билеты, безответные любовные записки, под соседним столиком тяжело лежала старая, склизкая десятка. Все люди мне казались высокими и значительными, они сначала просто подходили, а потом зашушукались: милиция, скорая помощь, надо пульс проверить - проверяйте, только не делайте мне искусственное дыхание - у меня рвотные рефлексы обострены до предела.
- Колька, вставай, я же вижу, что очухался давно, сейчас омоновцев вызову, будешь знать!
Ох!… скучища-то какая.
Эта толстая дура может.
- Мань, сейчас полежу еще чуть-чуть и встану.
- Ну-ну, полежи, как бы потом жалеть не пришлось.
Ведьма! - никакого уважения к завсегдатаям. Я поднялся и отряхнулся. В моем кармане еще что-то бренчало, я засунул туда руку и все выгреб, затем, поиграв в пятнашки на своей ладони, с напряжением набрал нужную сумму и протянул Мане:
- Дай кружечку пива.
Мне не пришлось без удовольствия тянуть мутную кислятину, потому что мой рукав тряс и сам тоже трясся дядя Витя Домкрат.
- Коль, оставь полкружечки - умираю, а Коль?
- Я оставлю, но пиво-то - моча одна, если так хочешь, то бери всю.
- Спасибо, Коля, спасибо, ты сам-то глотни, глотни, а то неудобно.
Я не поддался на неискренние уговоры, запахнулся в выигранную в "очко" у отставного старлея бронетанковых войск шинель и вышел под закатные лучи красного солнышка. На красном солнышке я немного пораздумывал и после раздумывания подошел к троллейбусной остановке и стал месить весеннюю грязь вместе с другими беспокойными ожидающими. Троллейбус не подходил. Я, между массовыми синхронными вскидываниями голов при любом урчащем звуке, прочитал все объявления на столбах, отметил двух симпатичных женщин и одного собрата, бурно беседующего с пространством, после чего направился к лотку с книгами, вокруг которого роилась толпа и ничего не покупала.
Девушка, закутанная в шубейку не по росту, предлагала слабенькую, но в общем-то обычную обойму.
- Простите, у вас есть Хуэй-мэн?
- Нет.
- Что, и Лю Цзуньюаня с Лю Юйси нет?!
Девушка испугано и кротко покачала головой.
- Ну а Хань-Юй-то есть?
- Тоже нет.
- Ну вот.
Я отошел от прилавка и опять замесил грязь. Но, подумав, решил, что девушка хорошая и ей, наверно, скучно и не мешало бы ее развлечь. Я раздвинул две черные лохматые шубы и просунул между ними свою голову:
- Извините, еще можно узнать?
- Да, пожалуйста.
- Не могли бы вы выйти за меня замуж?
- Ой, да вы пьяный!
Две шубы бесцеремонно оттолкнули меня от проницательной девушки, я хотел одной из шуб обязательно заехать в челюсть, но тут как раз, покачивая двумя жердями, подкатил долгожданный троллейбус.
- Козлы, я перестреляю вас из пистолета товарища Стечкина! - крикнул я двум шубам и втиснулся в железное нутро моего электрического друга. Мы ехали долго, с многочисленными остановками, внутренними перестановками, легким переругиванием, но в тепле и тусклом желтом свете, которые в совокупности размягчают мозг, и алкоголь вызывает в нем потаенные желания.
Сначала у меня возникло потаенное желание проверить у всех билеты, потом возникло потаенное желание отнять у шофера руль и самому пообъявлять остановки, а потом я просто заснул, плюхнувшись на освободившееся место. На конечной остановке меня разбудили и вывели в сырую черноту, что меня не напугало, потому что здесь где-то проживала цель моей поездки - Светка Стружкина. Ну, где твой домик, моя Светочка-пипеточка?
На полуавтоматическом режиме я добрался до черной двери и желтой кнопки звонка.
- Здравствуй, родная.
- Здравствуй, родной. Ты сегодня тепленький?
- Разве я когда-нибудь был холодный? Мужчина не может быть холодным, холод - это свойство женщин.
Светка сняла мою шинель и предано посмотрела мне в глаза, я тоже хотел взглянуть на нее предано, но в моих глазах все рябило, даже и тогда, когда один из них я зажмуривал. Я поцеловал Светку между бровями, и, приобнявшись, мы пошли на кухню пить чай с обилием мучных изделий, вареньем в вазочках, маслом, сыром, колбасой.
- Что это у тебя на лице, ты подрался что ли?
- Зачем ты задаешь вопросы, будящие неприятные воспоминания?
- Да?
Светка зазывающе улыбнулась, положила свою влажную ладонь на мою руку и спросила:
- Ты сегодня в форме?
Я подавил приступ тошноты и подумал, что абсолютно не в форме, но тут мой взгляд скользнул по гладкой блестящей поверхности кухонного столика - и, пожалуй, я сегодня не так уж плох. Я расстегнул туго натянутую кофточку Светки, из которой выкатились два маленьких футбольных мячика и, сметая печеньки и бублики, жестом пригласил ее на ложе.
- Ну, ты что с ума сошел? Иди в спальню, я сейчас приду.
И я, покачиваясь, пошел темным коридором в спальню. Коридор был длинный и страшный, он был похож на туннель, а может быть, это и был туннель. Тревожное чувство опасности заставило задрожать мои мускулистые ноги. Из спальни выглянули мужики в лохматых шубах, ухмыльнулись и поманили меня пальцем, сзади кто-то закрылся в ванной и пустил воду.
Как бы они меня не утопили - заставят глотать горячую воду, пока не захлебнешься! Надо бежать и спрятаться на кухню! Там много ножей и вилок, можно забаррикадироваться столиком и табуретками, и пусть попробуют до меня добраться - я так просто не дамся! Но как потушить свет, чтобы меня не было видно?! Надо разбить плафон! Ага, разорались! Ничего, я вас не боюсь! Дверь ломают - надо им крикнуть что-нибудь.
- Я вас сам всех убью!
А может быть выбраться через окно?
Ко мне в больницу приехали сердобольные тети и дяди, троюродные братья и сестры и прочие мелкие родственники, они укоряли меня взглядами и говорили о вреде и безнравственности моего отношения к жизни, через час я подозвал красноносого санитара и задал ему вопрос:
- Что это за рожи здесь собрались?
Больше ко мне никто не приезжал. Но и меня недолго держали в липкой скуке под храпы братьев-алкоголиков. Врач молча выписал мне справку о том, что я с такого-то по такое-то находился в токсикологической реанимации, пощупал языком немного набухшую губу и сказал, чтобы я проваливал на все четыре стороны.
Я вышел на крыльцо, пощурился на холодное солнце и пустил самолетик, ловко сделанный из справки - уроки беззаботного детства редко выветриваются с годами.
- Что же мне теперь делать, Барбос? - спросил я, шаря в пустых карманах, равнодушно лежащего пса. Барбос зевнул. Что ж, пожалуй, он прав, надо идти домой. Я поднял воротник шинели и, жестко ставя ногу, прошагал пять остановок, плодотворно думая по ходу: может ли человек совсем не думать.
Дома было тихо и спокойно. Сосед Георгий спал в своей комнате. Я на цыпочках подошел к его двери и послушал, как он похрапывает. Соблазненный руладами, я, не раздеваясь, упал на диван и закрыл глаза и не открывал их до тех пор, пока сосед не подергал меня за плечо:
- Колька, ты живой или мертвый?
Я приподнялся и сел, поджав ноги.
- Вопрос некорректный.
- Тебя тут спрашивали, а ты пропал - я не знал, что ответить, потом твоя тетя сказала, что ты в больнице. Ну, как - выздоровел?
- Нет, это неизлечимо. А кто меня спрашивал, Светка, что ли?
- Да. Сказала, чтобы больше не приходил в таком состоянии, а то ей перед соседями неудобно.
Я дернул левой щекой.
- И еще кто-то спрашивал - я не помню.
- Ну ладно, давай водки выпьем!
- Ты же знаешь, я не пью крепкие напитки.
- Знаю, поэтому и предлагаю.
- А-а, - шутишь.
Хороший человек Георгий, душевный.
- Ладно, Георгий, иди к себе, мне надо побыть одному.
И я стал быть один.
Хорошо смотреть в белый потолок, особенно, если на нем появились незнакомые трещинки и ямки, интересна и пыльная люстра… Можно повернуться на живот и разглядывать полоску мира между старых штор, похоже облачность переменная, хотя… Я встал с дивана, три раза, тяжело сопя, поднял легкую гирю и захотел есть.
Решив больше не быть одному, я постучал к Георгию и предложил в складчину чего-нибудь приготовить, а потом все это съесть. Георгий подумал и по-добрососедски согласился, вложив в общий котел буханку хлеба, масло, сыр, яйца, жареную картошку, с моей стороны была стеснительно поставлена бутылка пива с белыми хлопьями долговременного осадка.
- Я пиво не буду.
- Обижаешь.
- Коля, у меня потом будет живот болеть.
- Ну и что, у меня, думаешь, не будет?
- Хорошо, только чуть-чуть.
Омерзительность пива превысила все мои ожидания. Георгий налег на картошку, а меня замутило и совсем пропал аппетит. Я взял в руки бутылку и собрался вылить мутную жидкость в раковину, но вдруг раздался звонок, Георгий впустил своего товарища, и мне ничего не оставалось, как предложить гостю допить напиток богов.
- Я не пью, а с вами тем более.
Какой обидчивый…
- Что ж, весьма ценю вашу принципиальность, а пиво чудненькое.
Струя с бульканьем и обильной желтой пеной вырывалась из узкого горлышка, тут же скрываясь в черноте канализационного отверстия.
Товарищ Георгия покраснел от возмущения, и они ушли ожесточено передвигать шашки, а я вяло пожевал соседские продукты, заглядывая в местную газетку.
В газетке были скучные объявления об обмене больших квартир на множество маленьких, а также и, наоборот, соединение маленьких в большие, в чем виделся глубокий смысл жизненных циклов. Были и веселые объявления о потерянных кошельках, за которые, если их вернуть, можно получить вознаграждение. И особняком стояло зазывающее объявление фирмы моего старшего брата, где всем желающим, владеющим английским и менеджментом, морально устойчивым и физически здоровым предлагалось принять участие в конкурсе на единственную вакансию для работы в далеком городе Нью-Йорке. И мне очень захотелось поработать в Нью-Йорке, мне так этого захотелось, что я тут же собрался и пошел к брату писать заявление на участие в конкурсе.
- Здравствуй.
- Ты тоже здравствуй.
- Как поживаешь?
- Ничего, а ты?
- Я-то нормально, а вот о тебе слышал, что ты ведешь себя непотребно: напиваешься до чертиков, дерешься со всеми, даже врача ударил. Зачем ты оскорбил родственников по папиной линии? Бросай свои пьяные выходки!
- Это наглые инсинуации. Но у меня к тебе дело.
Брат налил мне крепкого чаю, себе налил кофе без кофеина.
- Рассказывай, что стряслось.
- Возьми меня в Америку.
Брат немного отпил из своей кружки и задумчиво посмотрел на свои ногти.
- Куда?!
- В город контрастов.
- Что ты там будешь делать?!
- Говорить по-английски и менеджменить.
Брат что-то задумчиво пожевал, возможно, мои слова.
- Дело не в том, что ты ни черта не умеешь и не знаешь, ты там вляпаешься в историю, и я в жизни не отмоюсь!
Я съел пряник.
- Да перестань, я же никого там не знаю, мне не к кому пойти, я буду тихо сидеть и корпеть над твоими бумажками, мне ли тебе рассказывать, какой я стеснительный в незнакомом обществе.
- Не все от меня зависит - у нас СП и последнее слово за ними - работать им придется с человеком, поэтому я все равно тебе не смогу помочь, так что… - брат развел руками.
Брат заерзал и по тому, как он торжественно привстал, я понял, что меня ждет пара утешительных рюмочек "Наполеона". Но именно в это время надо было неожиданно появиться толстой рыжей тетке и хлыстообразному молодому человеку в очках, чтобы отнять у меня даже это небольшое удовольствие. Я уже собрался хмуро откланяться, приподнимая руку для прощального помахивания, только брат Дмитрий опередил меня, представив новоприбывшим и шепнув, что эта тетка и есть штатовский партнер, и чтобы я немного обождал для приличия, а то этих баб не разберешь - вдруг обидится.
Мы прошли в зал, сели в мягкие кресла и стали перебрасываться фразами, прихлебывая кофе и макая губы в коричневые лужицы на дне плоских рюмок. Вдруг, ох уж это вдруг, зазвонил телефон, и брату сообщили, что с его другим партнером что-то случилось в гостинице: то ли обокрали, то ли напился, то ли не додал проституткам, то ли просто не доволен нашей действительностью. Брат заметался и проникновенно попросил меня развлечь, пока он не вернется, мисс Вуд, но, конечно, без фортелей. Я кивнул - отчего не помочь брату, и брат вместе с Хлыстом бросились на место происшествия.
Мисс Вуд спросила как, мол, мой бизнес, я подумал и сказал, что мой бизнес вполне файн, но я бы охотно съездил для ознакомления и сравнительного анализа в ихнию Америку, и мы одарили друг друга ослепительными улыбками. Потом без фортелей я стал развлекать мисс Вуд, добросовестно уча ее пить русскую водку и запивать ее русским пивом. Пару раз я показал, как темпераментно танцуют у нас в России, но не испытывая большого удовольствия от Вудовских объятий, сказал, что часто танцевать у нас не принято, разве что, только замужним парам. Тогда мисс Вуд открыла слюнявый рот и потянулась к моим запекшимся губам, я залпом выпил фужер водки и мужественно поцеловал ее жирный мизинец. После такого сближения я стал учить мисс Вуд русскому языку, коварно называя вещи, отмеченные указательным пальцем, по-тарабарски. Честно рассказал ей всю свою биографию, не утаил даже того, что я в чине полковника и воевал во всех горячих точках земного шара против империалистов и их пособников и, чтобы не быть голословным, предложил поехать ко мне домой, где я представлю вещественные доказательства.
Пойманный мной "запорожец" с пробитым глушителем, натужно и истошно рыча, вез нас в мою берлогу. На заднем сиденье, как в фильмах с родины мисс Вуд, я попытался овладеть моей ненаглядной, но два раза ударившись головой о потолок и защемив ногу под сиденьем, оставил это занятие и стал целомудренно щекотать пятки моей толстенькой хохотушке. Доехав до места, я щедро расплатился с шофером. Он взял в левую руку жестяную банку пива, а в правую желтый лимон, украденные у брата, попытался прикинуть их вес и удивленно посмотрел на добавленное мной большое красное и совсем немного надкусанное яблоко.
- Все нормально, шеф? - задал я утвердительный вопрос, и мы с моей луноподобной небольшими галсами пошли в направлении моего жилища.
Я разбудил Георгия, три раза подмигнул ему левым глазом, представил своим денщиком и накинул на себя мятую старлеевскую шинель. Мисс Вуд захлопала в ладоши и сказала, что тоже хочет ее примерить, на это я не согласился, строго помотав головой и погрозив пальцем. После этого, я сказал: "Ну!" и, дернув плечом, выразительно посмотрел на Георгия, тот снял с моих плеч шинель и бросил ее на несвежий пол посреди комнаты. Мы с мисс Вуд крепко обнялись, упали на шинель и полюбили друг друга на всю жизнь.
Ночью изнеженному коктейлями организму мисс Вуд стало плохо, так плохо, что я тут же затолкал испорченную шинель в мусоропровод, но зато искупал мою визгливую пассию в ванной, получая взамен страстные укусы в некоторые части своего тела. Под утро Георгий по-джентельменски отвез нас с мисс Вуд в гостиницу на своей поливальной машине.
Стоит ли говорить, что в дальнейшем мисс Вуд, узнав, что я претендую на вакансию менеджера среднего звена их совместного предприятия, приняла живейшее участие в моей судьбе и сказала свое веское слово, несмотря на широко раскрытые глаза и беспрерывные глотательные движения моего брата.
Молодой бывший одессит пускал мне в лицо солнечный зайчик от своего золотого зуба и говорил, что у него самые лучшие и самые настоящие, в отличие от тех жалких подделок, которые у Яшки, фуражки воинов советской армии. Я, пощупав материю и понюхав головные уборы изнутри, с ним согласился и после изматывающих торгов и угроз пойти к Яшке, купил парадную шинель капитана советской милиции, которую тут же надел, несмотря на Нью-Йоркскую слякоть.
В прокуренном баре "Солнечный ветер" или, быть может, "Ветреное солнце" я заказал, смеха ради, подряд пятнадцать дринков виски. После спринтерского рывка я потребовал вяленого леща и большой бокал пива с обязательной шапкой пены. О леще, конечно, здесь не слышали, поэтому дали дохлую селедку с невнятным запахом, но вот пиву надо отдать должное - оно было отменным, и я с удовольствием сдунул жирную пену на рукав лимонной куртки молодого афроамериканца с брезгливым взглядом. Чернокожий молокосос грязно выругался и вытер свою куртку о мою новехонькую шинель. Тогда я сказал, что я, как представитель славных русских полицейских, не могу потерпеть такого оскорбления от ничтожной гарлемской шпаны. После этого соотечественники юнца меня стали бить по голове, а когда я упал, то пинать ногами в живот. Вдоволь размявшись, мои юные друзья выскочили из бара и растворились в лабиринтах своих улочек. Я же прижался щекой к холодному полу и осмотрелся - на полу ничего не было, кроме обступивших меня различных видов парной обуви, и одна из этих пар поинтересовалась: все ли у меня в порядке, не надо ли чем помочь и что сейчас приедет полиция, во всем разберется и кого-нибудь накажет. Я благоразумно шепнул сам себе, что полиция нам не нужна, поднялся на ноги, вышел на оживленную авеню и поймал такси.
В такси было тепло и уютно, только шофер не вызывал у меня доверия, и я уже подумывал, не проверить ли у него водительские документы, но не успел, потому что заскрипели тормоза, и в освещенном фарами строении я узнал мидлклассовский домик мисс Вуд.
Утопив указательным пальцем желтую кнопку в черной коробке видеодомофона, я хмуро подавлял подступающую тошноту перед предстоящими вакуумными поцелуями моей неоднозначной.
Канцелярский клей Августа Мёбиуса
Будильник - самое дрянное изобретение человечества.
Нестоптанных тапочек не бывает - шлеп, шлеп.
Горячую воду отключили - козлы!
Джинсы, майка, свитер, новые носки из целлофановой упаковки пахнут керосином и далеким Китаем.
Я расчертил яичницу на квадратики и съел, выпил стакан спитого чая и бросил на коренные зубы ириску.
Я взял аккуратный кожаный чемоданчик песочного цвета, вышел из квартиры и пошел на остановку общественного транспорта, откуда ленивый автобус, очень не спеша, довез меня до вокзала.
На вокзале я купил билет до станции "Пионерская" и нырнул в подземный переход к платформе номер четыре. В переходе я стремительно пробежал сквозь запах хлорки и мочи и почти выскочил наружу, но споткнулся о человека в оранжевом жилете и чуть не упал.
- Ты кто?
Человек перевел задумчивый взгляд с размякшего фильтра сигареты "Космос" на меня и неожиданно внятно сказал:
- Сцепщик вагонов пятого разряда Шеленберг Ильгиз Иванович.