- Быть этого не может.
Ильгиз Иванович медленно поднял голову так, чтобы его правая щека полностью освободилась от фиолетовой лужи, и этой же щекой презрительно мне усмехнулся.
- Что же вы тут делаете, Шеленберг Ильгиз Иванович?
- Свистки слушаю.
- Какие свистки?
- Паровозные.
Я надоел Ильгизу Ивановичу, и он опять нежно опустил свою правую щеку в фиолетовую лужу, а я поднялся к электричке с еще свободными местами у окошек.
* * *
- Далеко ли путь держите?
Шуршащий плащ и мятая, слегка набекрень, шляпа.
- Это вы мне?
- Вам, а может быть, и не вам, может быть, вообще.
Похоже, мы будем задушевно беседовать всю дорогу, и время долгого пути пролетит незаметно.
- До "Пионерской".
- Вот ведь, пионеров давно нет, а название осталось.
- Да, осталось.
- Вас как зовут?
- Костя.
Почему Костя? Хотя, Костя так Костя.
- Константин - хорошее имя, а я - Ярослав.
- Тоже неплохо.
- Вы спортом не увлекаетесь?
- Да как-то так.
- А я футбол люблю, за "Спартак" болею. Но ведь сейчас, сами понимаете, все куплено.
- Понимаю.
- Причем мафия везде - спорт, политика, искусство. Кстати, вы как к современному искусству относитесь?
- Ну, в некотором смысле…
- А к сексу?
- Да…
- А не кажется вам, что мы уступаем во внешней политике?
- Кажется.
- Ответь мне, Костя, то есть не приходил тебе в голову вопрос: зачем мы живем? В чем смысл, так сказать?
Приехали. Неужели сейчас всех лечат амбулаторно?
- Что-то душно, пойду в тамбуре постою.
- Да, душновато.
В тамбуре я встал около несимпатичной женщины с волнующей фигуркой, держащей за ладошку мальчика лет пяти.
- Мам, а электричка электрическая?
- Электрическая.
- А где у нее электричество?
- Не знаю, сейчас выходим.
Электричка стала притормаживать, я переложил из правой руки в левую чемоданчик, готовясь к выходу.
- А не желаете ли показать документ, удостоверяющий вашу личность?!
Вышедший в тамбур Ярослав вдруг вцепился в мой свитер, мальчик от неожиданности проглотил леденец, который еще сосать и сосать, женщина взволнованно два раза пнула потертым носком кроссовки по железной двери.
- Конечно желаю, только давайте сначала выйдем из электрички.
- Ха-ха! Значит так заговорил!
- Мам, а дяди плохие?
- Плохие.
- А какой из них хуже?
Я крепко сжал запястья хрипящего Ярослава так, чтобы он разжал свои рыболовные крючки, но сил моих не хватило (завтра же начну заниматься с гантелями), и мой свитер продолжал безобразно растягиваться в разные стороны. Динамик над моей головой прошипел, что электропоезд совершил остановку на станции "Пионерская", двери электрички раздвинулись, я отпустил запястья Ярослава, переместил вес тела на правую ногу, оттолкнулся, резко переместил вес на левую и отправил моего нового товарища в не совсем полезный для его здоровья нокаут.
Под указательные пальцы, направленные из окон электрички мне в висок, я вместе с двумя садоводами свернул к деревне Михайловке.
- А вы зря тогда не взяли семена у Авдотьи Романовны, я взял, и знаете, такие сладкие помидоры и большие - вот такие!
- Да ничего, у меня самого вот такие и тоже сладкие.
- Нет, у вас не такие, эти намного больше и поспевают гораздо…
- Да где гораздо-то?! У вас поспели, а у меня давно уже были!
Садоводы повернули направо, я налево.
Девочка лет двенадцати закинула ногу, чтобы забраться на большой громоздкий велосипед "Урал". Тощие, спичкообразные ноги, розовые трусы на вырост, возможен ежемесячный ужас в глазах, но вряд ли.
Девочка очень строго на меня посмотрела и сказала:
- Чего уставился?!
Я сказал:
- Извините.
* * *
Леня Коромыслов рубил дрова.
- Здорово!
- Здорово!
- Как дела?
- Ничего, а у тебя как?
- И у меня ничего.
Можно взять паузу, а можно спросить чего-нибудь, например, про дрова:
- Что, дрова рубишь?
- Рублю. Надо. А то уже…
- Я тут тебе чемоданчик привез от Георгия Григорьевича.
Леня бросил топор в полено, взял чемоданчик и ушел в дом. Старая всклоченная сука выползла из скособоченной конуры, я вспомнил далекое школьное слово "параллелепипед", сука коротко тявкнула, упала на правый бок, подставляя солнцу вытянувшиеся и почерневшие от бесконечного кормления сосцы.
- Витек, это, давай пообедаем, тут Любка наготовила, м?
Неохота.
- Спасибо, я как раз перед отъездом плотно поел, да и идти надо.
- Да ладно, брось, еще время есть, пошли!
Ничего нет утомительнее отечественного гостеприимства. А вот и жена Люба с легким приветом от П. П. Рубенса.
- Пойдем, Вить, посидим немного.
Охота.
Я подавил робкое желание вымыть руки - рук никто не мыл, наверно, потому, что липкие пальцы лучше удерживают столовые приборы. Люба поставила передо мной огромную тарелку дымящегося жирного-прежирного супа, положила рядом три толстых куска черного хлеба, две очищенные луковицы и широко улыбнулась. Я тоже благодарно растянул губы. Леня Коромыслов торжественно поставил на середину стола бутыль самогона и тоже мне широко улыбнулся. Я скорчил рожу, пытаясь изобразить восторг.
- Мне немного, я…
- Да всем немного, чего тут.
- Хорош, хорош!
- Любка и то больше пьет.
Какая вонючая! Суп-то какой противный!
- Ну как?
- Отличная, крепкая - хорошо!
- А как супец?
- Замечательный - наваристый!
Конечно, тут же еще по одной.
- Луком, луком закусывай!
Пошел ты!
- Спасибо, я лук как-то не очень.
Леня Коромыслов после четвертой стопки рассказал три анекдота на тему возвращения мужа из командировки. В первом анекдоте любовник спрятался под кроватью, во втором - в шкафу, в третьем - на балконе. Леня смеялся раз от разу все громче, а опытная жена Люба веселилась гораздо умереннее.
- Спасибо, мне пора.
- Куда пора? Давай еще!
- Нет, не могу - опаздываю.
- Тогда на посошок!
Посошок был отвратительнее всего предыдущего, и я уже собрался компенсировать его затяжным поцелуем масляных губ жены Любы, но Леня стал рассказывать четвертый анекдот про возвращение мужа из командировки, и мне подумалось, что рисковать не стоит.
До прибытия электрички оставалось пятнадцать минут, я спокойно успел завернуть в лесопосадку и, глубоко сунув два пальца в рот, бурно расстаться с обильным угощением семьи Коромысловых. Потом я пожевал березовые листики, высасывая из них хлорофилл, и по утоптанной тропинке выбрался на платформу, где никогда не унывающие подростки играли в интересную игру "кто кого быстрее столкнет под поезд", гражданин со скорбящим лицом высматривал в чужих губах тлеющие папиросы, а садоводы обсуждали виды на урожай.
* * *
Я сидел в легкой дремоте и считал стуки колес. На сто двадцать четвертом стуке у меня появилось желание посмотреть налево: женщина в очках с толстыми линзами вяжет носок, старичок внимательно следит за мельканием спиц, компания играет в карты, шумно выигрывая и шумно проигрывая, безучастная овцеокая девушка, мужчина с очень массивным обручальным кольцом, читающий газету "Вечерний Магадан", мальчик, мотающий ногами, его бабушка с конфеткой наготове, еще мужчина, еще женщина, плохо видно. Ну так и что ж?
- А я на этот месяц купила проездной.
- Да что вы говорите?!
- Да, очень удобно. Конечно, для тех, кто ездит непостоянно, это экономически не выгодно, а кто постоянно - очень даже выгодно.
- А если потеряете?
- Ну что вы, как можно! Ой! Кажется, подъезжаем!
Все дружно занервничали, задвигались и, плотно забив проход между сидениями, засеменили к тамбуру. Я втиснулся за овцеокой девушкой. Свежая "химка" лезла мне в глаза и нос - неплохо бы ее побрить наголо, а заодно и раздеть соответственно, хотя… Электричка затормозила, я слегка врезался в овцеокую, и мне показалось, что ее ягодицы дрябловаты - надо бы спортом заняться, побегать, попрыгать, поприседать, а вот духи резковаты. Проклятье! Как больно-то ящиком в ногу врезали!
- Нечаянно!
- Что же вы такой резкий - в огороде гусениц много развелось?
- Нечаянно!
Значит, колорадский жук довел до нервного истощения.
Я выпрыгнул из вагона вслед за овцеокой и пошел за ней. Мы зашли в здание вокзала, купили две открытки, засмотрелись на бравых, немного выпимших офицеров средств ПВО, дали мелочь нищенке, ненадолго зашли в туалет и, вытирая носовым платочком руки, вышли к сгрудившимся троллейбусам.
- Привет! Ты как здесь? А я смотрю, ты не ты, а потом вижу, что ты. Как живешь-то, все нормально?
- Я не знаю… То есть я что-то не помню, так лицо вроде бы знакомое, а…
- Нам какой троллейбус?
- Шестой.
- Как шестой? Но ничего, я тебя провожу - ты же знаешь, что это мне почти по пути.
Как бы мою овцеокую от перенапряжения не хватил апоплексический удар.
- Но мне кажется, вы все-таки обознались.
- Ну, это вряд ли! Тебя ведь как зовут?
- Вероника. Елистратова Вероника.
- Все правильно - Вероника Елистратова. Не помнишь, что ли, как все время у меня алгебру списывала?
- Я никогда ничего ни у кого не списывала.
- Хорошо-хорошо - это я у тебя списывал.
Водитель шестого троллейбуса устало сказал, что поедет только до центрального рынка. Я вопросительно взглянул на Веронику, она утвердительно кивнула, и ее локоток уперся в мою вежливую ладошку.
- А я Виктор.
Зачем мне все это?
- Так ты просто со мной знакомился?
- Ну что ты - совсем не просто.
- Но я не знакомлюсь на улице.
- А я, думаешь, знакомлюсь.
- Но все же как-то это все не так.
Я пожал плечами и замолчал, на центральном рынке мы вышли, и я проводил Веронику до дома, около которого Вероника сказала мне "до свидания" и назвала номер квартиры - тридцать девять, общей площадью сорок пять, полезной двадцать семь, с маленькой кухней, но большой ванной комнатой и вот-вот поставят телефон.
Я присел на скамейку и удивленно поговорил с собой: какого черта?! что дальше?! впрочем… ни к чему не… и т. д.
* * *
Дома я умылся, поел и лег на диван посмотреть какие-нибудь умеренно эротические дневные сны.
Мой дверной звонок безостановочно выдавал хриплую трель, быстро приближаясь к шепоту.
Голубоглазый мальчуган с удовольствием давил хоккейной клюшкой в нежную кнопочку моего звонка.
- Уже зима наступила?
Нет, мне папа сегодня клюшку купил, потому что мама сказала, что он жалкий придурок, мерзкий ублюдок и вонючий козел, который обманывает детей и не приносит к Новому Году обещанные подарки.
- Хорошая клюшка.
- А где Сережа?
- Вы ошиблись, Сережа здесь не проживает.
- Я один. А где Сережа?
- Откуда же я знаю. На четвертом этаже, кажется, живет паренек твоего возраста - поспрашивай там.
- А это какой?
- Третий, четвертый - следующий, умеешь считать до четырех?
- Я до ста умею!
Обиделся летний хоккеист. Надо сходить к Георгию Григорьевичу отчитаться.
* * *
Георгий Григорьевич предложил мне теплого пива и соленых орешков.
- Как поживает Коромыслов?
- Нормально. Дрова рубит, самогонку пьет.
- Самогонку? Как бы он в запой не ушел, помнишь, в прошлый раз с Толиком две недели не просыхали?
- Может быть, сейчас без Толика не уйдет.
Георгий Григорьевич задумчиво посмотрел сквозь меня и сказал:
- Что?
- Говорят, налог на добавленную стоимость вот-вот отменят.
- Брехня.
Я влил в стакан пиво, белая пена поднялась над краями и в зыбком равновесии повисла. Георгий Григорьевич сказал:
- Сейчас не удержится - отхлебни.
Я сказал:
- Удержится.
- Не удержится.
- Удержится.
Георгий Григорьевич сильно дунул, пена колыхнулась и сползла по краю стакана на расписанный аляповатыми цветками поднос.
- Я же говорил, что не удержится. Возьми эти черновики и отпечатай договоры и акты так же, как в прошлый раз.
- Хорошо.
Я залпом выпил пиво и закусил тремя орешками, хотел налить себе еще стаканчик, но Георгию Григорьевичу кто-то позвонил по телефону, и он сказал, что в данный момент свободен, и совершенно один, и ждет с нетерпением. Я тактично откланялся, вышел из уютного дворика Георгия Григорьевича и пошел куда глаза глядят.
Я шел, шел, шел и пришел к квартире номер тридцать девять.
Черная дверь, глазок, строгий звонок, здорово сдавшая Вероника.
- Здравствуйте, а Вероника дома?
- Нет. А ты кто?
А черт его знает кто.
- Я Виктор. А скоро ли она придет?
- Часа через два, я думаю, подойдет. Что-нибудь передать?
- Да. Передайте, что я непременно зайду еще раз.
- Зачем?
- Обещал. А так как я человек слова, то сами понимаете, не могу не прийти.
* * *
Я сидел на кухне и смотрел в окно. За окном мальчики бегали за девочками и обливали их водой из полиэтиленовых бутылей, девочки пронзительно визжали и громко кричали, что мальчики дураки, но при этом далеко от мальчиков не убегали. Я достал из холодильника водку и налил полный стакан. Чиркнул спичкой, синее неустойчивое пламя заскользило по выпуклому мениску, сжигая молекулы несвязной речи, путаных мыслей, утомительного бахвальства, вздорной агрессивности, немотивированной похотливости и никому не нужного свободного времени. И что же? Прошло два часа четыре минуты. Пришла? Я накрыл стакан ладонью, потом вылил водку обратно в бутылку и решил, что, пока не поздно, нужно принимать превентивные меры.
* * *
У Дворца культуры имени Серго Орджоникидзе я не увидел ни одной подходящей превентивной меры. Девушки либо кружили стайками, либо были с кавалерами, либо были очевидными профессионалками.
А говорили, что здесь всегда можно найти неплохую любительницу.
Я уже стал падать духом, но вдруг на скамейке в глубине аллеи засветился красный огонек сигареты от глубокой затяжки и послышался девичий, пока еще звонкий кашель. Я подошел поближе.
Ну, не бог весть - да пойдет.
- Здрасьте.
- Привет.
Что дальше?
- Что делаете в такую позднюю пору?
- Дрова рублю.
Кто-то уже сегодня у нас рубил дрова.
- Меня зовут Виктор. Может быть, по бутылочке пива?
- Джин с тоником.
- Идет.
Мы вышли на освещенный тротуар, я пригляделся к моей спутнице: а не посадят ли меня в тюрьму?
- Тебе сколько лет?
- Пошел ты!
Непременно посадят.
Я купил в ларьке бутылку пива и баночку джина с тоником. Моя юная подруга ловко открыла баночку и предложила посетить дискотеку во Дворце культуры имени Серго Орджоникидзе. Я откровенно поморщился:
- А может быть, лучше водку попьем у меня дома?
- Не хочешь - как хочешь.
Ну вот, не успел найти свое счастье, а уже почти потерял.
- Хорошо, давай попрыгаем немного.
В ДК им. С. Орджоникидзе было темно, тесно и душно, в оба моих уха вставили по отбойному молотку, и я попробовал изобразить удовольствие, подергивая то правой, то левой коленкой. Девочка моя исчезла в толпе, я одиноко поозирался и вышел в прохладный холл, где по тройной цене торговали теплыми прохладительными напитками, жвачкой, шоколадом и лотерейными билетами.
- Бутылочку колы и лотерейный билет.
В лотерейном билете было написано, что я выиграл еще один лотерейный билет. Вторым билетом я выиграл третий, третьим - четвертый, в четвертом было написано: "См. три предыдущих", я тряхнул головой, продавщица мило улыбнулась:
- В следующий раз обязательно машину выиграете.
Я благодарно осклабился и купил леденец на палочке.
- О, дай попить!
Моя девочка выхватила у меня из рук бутылочку и залпом всю выпила. Я протянул ей леденец:
- Закуси.
Девочка захохотала и громко крикнула, что я мужчина ничего, а я кисло спросил:
- Еще будем прыгать?
- Ладно, пошли.