За волнениями, связанными с выходом на работу Чингиса Далиева, мы совсем забыли о происшедшем накануне. В ночь предположительно с третьего на четвертое мая сокамерники убили Щипкина Алоя Владиславовича, 1969 г. рождения, камера 494, поступил 1 мая из СИЗО-7.
Все трое, находившиеся в 494-й камере, были туберкулезниками, Щипкин еще и вичевой. Их вела Маркиза ангелов, как вообще ведет, т. е. женщин относительно внимательно, мужчин никак (боится).
Щипкин отчаянно мастурбировал, отчего-то его особенно разбирало во время еды. Сокамерникам не нравилось. Ему делались неоднократные замечания. Щипкин не внимал.
Со скорой вышла заминка. Анжела казенно "поясняла", что "не знала", что о трупе в известность надо было поставить ДПНСИ. 3 мая Анжела была в "усилении" – Щипкин скончался в "карете". На вскрытие ездил Алексин.
При вскрытии обнаружена огромная гематома в грудной клетке – следствие удара и противоудара, травматический отек головного мозга. Нашли и опухоль центральных отделов мозга, неминуемо приведшую бы больного к смерти, но в свой час. Нанесенный Щипкину удар был столь мощен, что серое вещество едва не вдавилось в позвоночный канал (это невозможно). Патанатом сделал устраивающий нашу администрацию вывод: Щипкин неудачно упал. Ох, сколь многие неудачно падают в тюрьме! Кто на дубинку, кто на электрошокер. Кто – три раза на нож. Нами предполагается, что на спавшего Щипкина с высокого тюремного окна, прежде забравшись туда, спрыгнул сокамерник. Сознательно "приземлился" на голову и грудь. Вот причина сильного удара и его последствий, приведших к смерти.
Впрочем, Щипкин – без связей. Это не Магницкий и не Вера Трифонова. За ним никто не стоит. Но волна дошла. По запросу сверху Анжела полдня выписывает все диагнозы нашего ПБ.
Тем временем с мозга Щипкина рассказ Алесина ненавязчиво, но для каждого небезынтересно (хотите расположить медработника, – поговорите о его зарплате) переходит на зарплаты московских патологоанатомов, врачей 50-й больницы. "Пятьдесят тысяч, а я где работаю!"
Главврач рекомендовал сотрудникам не упоминать иных версий смерти Щипкина, кроме неудачного падения. Так же было и отписано наверх. Мое предложение о проведении внутреннего расследования было отклонено. Так что, если и существовали виновные (виновный) в смерти Щипкина, они (он) остались безнаказанными.
06.05.10
Молодой опер Серпухов – узкие бачки, золотая цепь на шее, знает и не к месту употребляет слово "жуирует" в смысле "прикидывается, притворяется" – предложил совершенно дикую форму на "склонников" (склонные к агрессии), для внутреннего пользования. В "форме Серпухова" вместо "камера" напечатано "хата", есть и просто досадные орфографические ошибки. Отчего компьютер не высветил? Или высветил, да Серпухов торопился.
Инфо от опера Серпухова: смотрящий над пятым этажом – больной Восходов, над четвертым – Орлов (наглая рожа), над вторым – Горбунков, над всем Кошкиным домом – Голубятников (вместо Каримова). Штаб-квартира в 491-й камере, там мобильный телефон.
12.05.10
Больной Каптине, "посмевший" повеситься под праздники (в ночь с 29 на 30 апреля) – опер Серпухов самокритично: "Мой косяк!" – по глупости того же опера был помещен в двушку с Баланпердиевым, передвигавшимся в инвалидном кресле. Из-за беспомощности Баланпердиев не способен воспрепятствовать Каптине в случае повторения тем попытки суицида, поэтому Каптине прикован к кровати. В таком положении он находится все 12 дней майского "усиления". Запах мочи в камере смертельный – не всегда хватает сил дотерпеть, пока соизволят отковать по нужде.
Каптине чем-то невыразимо мне симпатичнее других больных. Сердцу не прикажешь. Его жальче. По утрам все Майские праздники кормлю Каптине, ставя перед ним миску с кашей. Каптине, длинный, неуклюжий, худющий прибалт (фамилия его мною изменена, как и у всех), приседает на кровати на корточки и с обеими скованными наручниками руками ухитряется есть. Такую кормежку надо видеть. Часть пищи летит мне на кисти, но я упорно продолжаю держать миску. Каптине ест, следовательно, жажда жизни в нем не умерла. Слабенький огонек желания надо лелеять и поддерживать. Молодой парень, ему бы жить да жить…
Освободили Каптине не потому, что его положение было мучительным и бесполезным. А потому, что медсестры возмутились: им показалось, что Каптине водят не в камерный забитый клозет, а к ним – в сестринский – на теплый стульчак, напротив. На освобождение шизофреник Каптине прореагировал парадоксально. Он умолял оставить его прикованным наручниками к кровати "на весь срок". Он – "опущенный". Сокамерники не сажают его за общий стол. Презирают и… трахают в задницу. Помещен в 501-ю камеру, где собраны все "опущенные" Кошкиного дома. Там своя коммуна.
К нам в ПБ зашла в гости Наташа, та самая сожительница предпоследнего главврача, железной леди, осетинки Бероевой. (Чингис: "Скажу я вам, криминальная баба была!") Наташу Гордеева и иже с ней встретили приветливо, познакомили со мной. Без меня женщины пили чай с конфетами. По виду Наташа обычная женщина-врач (я уже врачей чую), что она лесбиянка, по ней не видно. (Чингис: "Лизались! Лизались! Бедоева Наташе зарплату сделала!" А что, Наташа без зарплаты должна была работать?)
Зашел на соматический корпус (историческое место: в его убогих стенах захирел Магницкий) поздравить терапевта Александра Ботьковича Расова с присвоением звания майора. Этот неплохой человек и преданный Системе служака не ужился у нас на ПБ начальником – нет психиатрического сертификата, хотя готов был возглавить, если прикажут. Помните? "Главное в медицинской работе – прикрыть задницу!" Ныне "прикрывает задницу на соматкорпусе. После "отъезда" Дивани станет начмедом.
В 15.00 врачи и медсестры соматического корпуса сидели за общим столом в ординаторской, пили чай, потому что "инспектора больных не выводили". Отставной подполковник Крабов (Гиммлер) предался воспоминаниям:
"В 2006 году в Кошкином доме было четырнадцать трупов за год, в 2007-м – двенадцать… Валерия Линкоровна Бероева, которая была вашей начальницей до Трибасова, показывала мне "напольную" камеру. Эта камера предназначалась для вновь поступивших. Оттуда кровати для вместимости вынесли, и больные лежали вповалку прямо на полу. Оттого камера и получила название "напольной". Вышли. В. Л. умничала, я слушал и видел, как по косынке Линкоровны к ее шее ползет жирная вошь. Указал. Валерия Линкоровна: "Дмитрий Борисович, больше в "напольную" не пойдем…" Другой раз я из вашей дурки больного на "скорой помощи" сопровождал. Больной в коме, а брови у него шевелятся. Пригляделся, мама родная! Вшей видимо-невидимо. Я бинтом вшей в бровях давлю. Бинты кровью пропитываются, мне в лицо брызжет… Матрасы у вас в психушке тоже от вшей шевелились!"
У Крабова дар. Слушал его, как Андерсона. Но в каждой сказке…
13.05.10
Чингис снова в отпуске. Пришел в 15.00, узнал, что ему зачли прогул. Ушел обиженный.
За прожженный сигаретой матрас Алексин предложил больному Бахриеву "на выбор": "вязки" или "резинку". В итоге "наказан" соткой аминазина внутримышечно, хотя у нас в качестве наказания более популярно: 4 на 2 (4 кубика аминазина на 2 кубика галоперидола – "Манхэттен", или "коктейль Молотова").
Я отвратил больного Куницына от попытки самоубийства (он натолок стекла, чтобы съесть). Алексин смеялся. Подмечено: для него, гомофоба и мизантропа, страдания людей – развлекалово. Чем сильнее пациенты плачут, тем больше главврач веселится. Гордеева (чеховская Душечка, другая ее кличка Гордюшкина-Хитрюшкина) взахлеб, поддакивая: "Да пусть бы ел, А. В.! Зачем вы его останавливали!" У врачей и медсестер принято тут советовать порезавшимся "резаться так до конца". Они тут обещают и нож хороший дать, и веревку из дома для повешения принести.
Вместо спавшего больного Мохова на АСПЭК (на экспертизу) вышел шизофреник Рафинадов. Мохову, не зная, что он подменен, поставили шизофрению. Разобрались, к концу дня опер Серпухов дал список больных, которым нужно "подождать с выпиской". Алексин неистовая (припадки бесноватого, как он похож на него!): "Выписывайте! Именно кого он указал придержать, тех завтрашним числом и выписывайте! А то опера берут деньги с больных за содержание в ПБ, а с нами не делятся!" Он же: "Скоро День медика. Водку будем пить".
Указанных больных я выписал, но на следующий день, договорившись с опером, главврач их всех оставил. Водку на День медика тоже не пили. Гордость Алексина не позволила ему участвовать в общем симпозиуме.
14.05.10
Терапевт Лала Викинговна о том, почему не здоровается с соседями (живет в деревне под Александровом): "Сегодня с ними здороваешься, а завтра они пьяные под твоей дверью в подъезде лежат. Перешагиваешь, чтобы дверь в квартиру открыть". Она советует мне отыгрываться на больных, когда плохое настроение. "Тут все так делают".
17.05.10
После декрета вышла на работу главная медсестра Инна Гыгоевна Сидоренко, d/s умственная отсталость легкой степени с нарушениями поведения.
Лала Викинговна мерила давление медсестре Пугалиной, специалистке по сопровождению этапов. У Пугалиной, как и еще у медсестры (Светы?), след от самопореза на предплечье. И больные, и персонал у нас "вскрываются". Персонал "научился" у больных. Говорят, на Кошкином доме сотрудники за три года сходят с ума (замечание Элтона Трибасова).
18.05.10
Главврач Алексин рекомендовал мне обманывать больных. Как известно, при поступлении они должны подписывать согласие на госпитализацию и лечение. Без оного мы обязаны выписывать больных в течение 48 часов или подавать в суд, если мы считаем, что больной нуждается в принудительной госпитализации (опасен для себя или окружающих).
Алексин: "Если больной отказывается подписать согласие, говорите ему, что, подписав эту бумажку, он выйдет на свободу!"
Аптека за территорией. Чтобы бесплатно хавать кошкиндомовскую баланду, начальница аптеки взялась приходить в ПБ с 13 до 14. В это святое время, восприняв лучшие традиции предшественников, главврач, замша Гордеева, главная и старшая медсестры, простые медсестры и инспектора + добавившаяся к ним аптекарша едят пищу душевнобольных. Суп отчерпывается сверху, куски мяса отбираются самые большие, с минимумом костей.
Захожу в столовую на пятом этаже. Слышу смачный хруст начальственной четверки + аптекарши. Вижу согласное движение пяти челюстей, работу десяти жевательных мышц. Где-то там внутри вырабатывается слюна и желудочный сок, поджелудочная железа дает ферменты. Кто откровенно любит пожрать, благоразумно принял мезим… Жуя, через начальственное плечо мне даются указания, куда пойти, кого и как вылечить. Я не должен мешать священнодействию.
24.05.10
Приезжал Элтон Трибасов. Забрал хранившийся в аптеке остаток личных вещей. Полный антипод Алексина: один – гомосексуалист, другой – обжегшийся на бабах натурал. Первый начинал утро, "успокаиваясь" просмотром на компе "Корсара": мальчики в трико выводили па на палубе пиратского корабля; второй – к двенадцати часам настраивает начальственный Интернет на брутальный музон "Лесоповала". Элтон, когда смотрел и слушал, сжимал пухлые ручки и коленки; новый под блатняк качает длинной худой ногой. Изменилась и продолжительность избираемых произведений искусства: балет "Корсар" длится два с половиной часа, диск "Лесоповала" – сорок пять минут. Замечательно поведение "вечного" замглавврача Гордеевой (при обоих). Если при Элтоне она предпочитала классику и псевдореминисцировала о посещениях Большого, теперь "торчит" от "Лесоповала" и Кати Огонек. "Владимирский централ…" – коряво выводит она.
Пока начальник и зам расслабляются, предаваясь "музыке", я на нижних этажах, "в трюме". Я веду, помимо своих, 90 больных навязчиво отпускного Чингиса Далиева. Анжела отлынивает под предлогом освоения абсолютно ненужного для нашей работы аппарата Фоля (способен определить употребление наркотиков и двадцать лет назад; такой бы в наши средние и высшие школы, учащиеся и их родители были бы рады!). Аппарат Фоля куплен аптекой, деньги потрачены, поэтому не изучать его никак нельзя. Нужно и приятно, когда занимаешься этим вдалеке от тюремной территории. Ни вышек, ни служебных собак, ни колючки, ни кислых физиономий сотрудников, одна эстетика!
Сибариту Трибасову и не снилось, как пышно расцветет насилие в принудительно оставленной им конторе. После смерти Веры Трифоновой пятьшесть человек приковано наручниками ежедневно. "Браслетов" не хватает! Буяны ухитряются их гнуть до непригодности и даже ломать! Их раскрывают, из них вылазит – made in Russia.
Вопреки бездушию врачей (со всей страны сухие щепки самые отборные), больные не теряют оптимизма. Больной Молодой, за попытку самоубийства прикованный к постели в камере "интенсивной терапии", на мой вопрос "Как дела?" показывает зажженную сигарету в той руке, на которой нет "браслета", и спокойно отвечает: "Курю". Даже не стоик, киренаик какой-то, учитывая сломанный в двух местах позвоночник. Мучительные боли и подвигают Молодого к уходу из жизни.
Больная Бякина, та, которая будто бы сама навязывалась идти к смотрящему Каримову на секс вместе с упрямившейся скинхедкой красавицей Василисой Ковалевской, явилась ко мне на прием в коротком халате: "Все постирано". Просила закрыть дверь. Сидела перекладывая короткие ноги, показывала то бюстгальтер, то трусы – черное нижнее белье. Разговаривала ни о чем с длинными паузами. Я принялся ее выпроваживать, тогда она обозлилась и обещала написать на меня жалобу "на непонимание". Стремительно рассвирепела, кричала в коридоре: "Если бы мы не совершали преступлений и не сходили б с ума, вам бы работать было негде! Не за что деньги получать!"
26.05.10
Долгожданная баня. Новый, вместо Поспешева, банщик Роман, бывший опер, имеет обыкновение не только рыться в моих книгах, прося почитать, но и закрывать больных в помывочном помещении на час и более, уходя на обед. Под душем-то ничего, но в предбаннике после мытья свежо.
То ли он хотел отомстить мне за то, что я не дал ему Фромма, то ли еще по какой причине, но больные были в очередной раз "забыты" в бане рядом с камерой, где я принимаю больных. Эта камера громко называется у нас медкабинетом, или даже одной из ординаторских.
Больные, наконец выпросив баню, теперь скулили, стучали, робко просили и громко грозили, задыхаясь в холодном пару, ими же при помывке напущенном. Мои проходные ключи к бане не подходят. К камерам – тем более. И мне не дозволено водить больных, тем более одному.
Я поднялся на третий этаж, чтобы не слышать криков и грохота, делавших если не невыносимой, то чересчур абстрактной работу над историями болезни, мною в тот час производимую. На третьем этаже ни одного сотрудника. Поднимаюсь на пятый этаж к начальнику, обедавшему со своим обычным окружением. Тот привычно: "А где инспектора?" – "Их нет".
Больные и я – ситуация обычная в обеденный час.
На втором этаже появился контролер Арсений Горбатый, молодой драчливый парень с огромным деревянным молотком-киянкой (предназначен для простукивания стен в поисках дефекта, дающего шанс на побег; как и другое, имеет в тюрьме второе, более значимое использование). Арсений открывает дверь в баню. Сначала ударом ноги, потом – киянки отгоняет вглубь самых нетерпеливых. Потом он просто лупит всех подряд, направо-налево, куда ни попадя. Слова Арсения знаменательны: "Бани хотели?"
Другой раз он бил сидящего больного ногой в "стакане". Побои в ПБ нередки. "Что делать, если они по-другому не понимают?" Побои производят за углом, не в коридоре, где "видит" и пишет видеокамера. Чаще их производят науськанные санитары-зэки. Они знают "приемы". Некоторые – "мастера".
Эти случаи не вопиют, по сравнению с первой половиной 80-х прошлого века на Дворянском спеце. Там у нас был доктор-психиатр Вася, не помню фамилии. Вася занимался карате. Дрессировал и меня с приятелем Сережей Е., тоже психиатром. Мы ходили в широких штанах, не поворачивались к больным спиной, ждали нападения. Его все не было. Тогда Вася один, другой раз ударил больного на приеме. Потом он вызвал больного сурдомутизмом, которого показом черепа прежде пытался разговорить наш начальник, зеленкой, ориентируясь на висевшую на стене карту человеческого тела, отметил на его коже болевые точки и по-каратистски пятками принялся лупить больного. Тот упал. Вася вошел в раж, он кричал упавшему: "И ты со своей жертвой так? И вот так?!" Мы Васю едва утихомирили. Вася устал. Вытирая пот, он оправдывался: "А если бы, А. В., он вот так с твоей женой? Дочерью? Сыном? Матерью?"
Больной тоже отдышался. Его увели. Он не мог ничего рассказать, поскольку был глухонемым. Писать не мог – врожденная умственная отсталость. Других глухонемых, кроме него, в отделении не было. Вася мог чувствовать себя безнаказанно, если бы я не пригрозил написать на него рапорт в случае повторения нынешних экзерсисов. На что Вася твердо отвечал: "Я раньше напишу, что это ты избиваешь больных!" Он чувствовал себя уверенно не только потому, что жена, у которой он был "под каблуком", работала воспитателем в отряде, позже – адвокатом, а потому, что практика избиения больных была не нова и повсеместна.
27.05.10
Закрытие больных в бане в обед повторилось. Опять множество тумаков и неприятных эмоций. В остаток дня вернулись к побегу Астахова. Сообщили, что кем-то запущен слух, что это я не закрыл, уходя, дверь. Я возмутился: "Все четыре, что ли? Я ушел в шестнадцать часов, а побег состоялся в шестнадцать пятьдесят". Злые язычки поприжали. Но "за побег Астахова" сняли премии и квартальные со всех медиков ПБ. Астахова найти не могут. Объявлен всероссийский розыск.
Врач Далиев зажимал замужнюю медсестру Мойру. Потом, утомившись, лег спать на кушетку. Не отпуском, так сном украл часть работы. Проснулся. Я спросил его про вчерашний день, когда он отпрашивался съездить в Институт усовершенствования врачей "узнать о сертификате". Чингис уже и забыл про поездку. Он даже не знает, где расположен институт, в который вчера будто бы ездил.
В мае под различными предлогами он не выходил на работу четыре раза.
28.05.10
Банщик Роман – подполковник. В чем он проштрафился, чтобы так "опуститься"? Отставной банщик В. Поспешев "пристроен" на корпус.
31.05.10
Видел врача Грымова Алексея Вадимовича. Вновь судится с УФСИНом, и вновь успешно. Уволен за то, что полтора года был в отпуске: суммировал, что за предыдущие годы задолжали: давали 30 дней вместо 60 (на гражданке 62). Через суд Грымова восстановили. Он вошел в Бутырку и скрывается в стенах Кошкиного дома: живет нелегально, "привидением", поскольку справедливо опасается, что, если выйдет на территорию, назад могут не впустить. Вопрос с питанием решает, как и все – ест баланду душевнобольных. Несколько дней Грымов не стирался. Зарос, провонял: "Забыл взять нижнее". Грымов – калька добродушного деда из американских фильмов, только без передних зубов (выбил инспектор Горбатый, когда по пьяни у ворот тюрьмы дрались то ли за проститутку, приведенную на всех "за пятихатку", то ли за место у теплой трубы на лавке, где спало пятеро сотрудников). Я неоднократно предлагал скинуться Грымову на вставные зубы, "чтобы нас не позорил". Коллектив не поддержал.
Главное событие понедельника: умер Барутян Арутюн Акопянович, 1962 г. рождения. Будто наркоман, но предплечья чистые. Будущий труп пришел в субботу: "ломка". Помощь не оказывалась из-за обычного небрежения и отсутствия лекарств.