Ниночка
В жилах княжны М. течет грузинская кровь, и не только. Польские аристократы с надменным "пся крев", грустноглазые раввины из Вильно, меланхоличные звонкоголосые малороссы таинственным образом смешались и примирились в ней, прелестно картавой, живой, как ртуть, с газельими глазами и будто акварелью обозначенной жилкой на виске.
В дороге она немного бледнеет, но держится молодцом. С интересом поглядывает на перрон, кокетничает с кузеном-гимназистом, потешается над его ломким баском, самомнением, нечищеными ногтями, - ссорится с maman, еще не старой, но измученной, с уже подсыхающими губами, с безжизненно-белой кожей лица и сильными костлявыми пальцами пианистки.
Разносятся слухи о тифозном больном в соседнем вагоне, о карточном шулере, об ограблениях, maman прижимает ладони к вискам и нюхает ароматическую соль в голубоватом флаконе, и в очередной раз проверяет сохранность небольшой шкатулки в обитом сафьяном сундучке.
Ниночке скучно, она томится и корчит рожицы, перебирает странички в тяжелом альбоме, замшевые пуговички перчаток, - в конце концов, засыпает, доверив светло-каштановую головку моему плечу, и спит ровным сном, то улыбаясь кому-то обворожительной улыбкой, то хмурясь густой полоской бровей, - спи, милая Ниночка, - пусть тебе снятся вальсы и полонезы, натертый паркет и маленький сероглазый юнкер в застегнутом наглухо мундире, - спи, Ниночка, - пусть тебе снится Константинополь и пыльное небо чужбины, нетопленые номера, неприбранные постели, заложенные драгоценности, очередь в ломбард и желтолицая старуха в облезлой горжетке с лисьими мордочками, - биржа, объявления, рекомендации, пишущая машинка, русский кабак, господин с розовой лысиной, омары и лобстеры, гусиный паштет, круассаны, кофейное пятно, инфлюэнца, кашель, свежие газеты, слухи, мигрень, бокал шампанского, истерика, морщинка под правым глазом, любовник матери, Париж, малокровие, двойняшки-лесбиянки, одинаково немолодые и жилистые, лихо сквернословящие по-французски, сигары, мужчины, сорокавосьмилетний альфонс, уже грузный, в несвежей сорочке, продающий хорошие манеры и славянский шарм восьмидесятилетним старухам.
Спи, Ниночка, - пусть за окном проплывает скучный пейзаж средней полосы, с полями и сонными городишками, укрытыми снегом, с загаженными усадьбами и сорванными вывесками, с виселицами и пожарами, с красным заревом "там вдали, за рекой", с братскими могилами местечек, со вспоротыми подушками и взлетающими в воздух младенцами, - спи, Ниночка, пусть тебе приснится мандариновая кожура и упакованные в пергамент елочные игрушки - каждая по отдельности, - китайский болванчик, золотой рожок и оловянный солдатик, одиноко стоящий на посту, - а еще кукушка в старинных часах, бесстрашно отсчитывающая дни, часы и секунды уходящей эпохи.
Условия игры
Ничего не бойтесь. Плодитесь и размножайтесь, любите, рожайте в муках - мальчиков и девочек, - чем больше, тем лучше, - ведь вы любите детей, - растите их в любви, отдавайте лучшее, одевайте в чистое, - ешьте из красивой посуды, полы устилайте коврами, - стройте дома, - пишите, читайте, - говорите на языке соседей - дальних и ближних, - ешьте и пейте, почитайте отца своего и мать, и вам зачтется, - не возжелайте утвари ближнего своего, никакого добра его, - выпекайте хлеб, пишите картины, - пусть украшают стены, - привыкайте к красивому, не забывайте о музыке и ничего не бойтесь, пусть будут мальчик и девочка, - мальчик будет похож на мать, девочка - на отца, - услада сердца его, - лучше по двое, два мальчика и две девочки, и еще пусть будет самый маленький, его назовут Давид.
Пусть будет дом, и сад, и достаток, и дети ходят в чистом, пусть выучатся, - ничего не бойтесь, мы это проходили, - у дома посадите дерево, - пусть это будет яблоня, - пусть цветет и дает плоды, - все равно придут и срубят под корень, и пристрелят вашу собаку, даже старую и глухую, пристрелят или перережут горло - все равно, пусть будет дом, яблоневый сад, - и старая собака, - и много детей, пусть рояль и книги, картины и ковры, - нас предупреждали, но мы не верили, - всегда находился свой и чужой, - кто-то протягивал руку, а кто-то первым входил в опустевший дом и выносил - книги, картины, посуду, ковры, - все, что оставалось после, - так было, есть и будет, - жизнь прекрасна, но кто говорит о вечности? - всегда найдется тот, кто укажет путь убийце, - кто захлопнет окно, когда вас будут убивать, - сегодня вы - сосед, завтра - жертва, - сегодня вы - яблоня, завтра - ее плод, - ничего не бойтесь, - нас вырезали, душили, травили, - мы прятались, мы учились прятаться и убегать, - мы учились выживать, - пока наши дети учат ноты и разминают пальцы, - эти тоже - разминают, - они наблюдают, нет, не издалека, они всегда рядом, - мы знаем их в лицо, - иногда сидим за одним столом, а дети наши играют в одни и те же игры, - так было, есть и будет.
Располагайтесь надолго, - будто вам здесь рады, - не рассказывайте лишнего, не ищите примет, - не произносите - резня и погром, - пусть лучше смеются и верят в добро, - пусть ходят прямо и будут свободными - от ваших слез, причитаний, воспоминаний, страха, - пусть думают, что желанны, всегда и везде, - пусть играют со старой собакой в саду и отпирают ворота входящему, - пусть смотрят прямо, - не опускают головы, не сгибают колен, - пусть яблоня дает плоды, а за столом всегда вино и веселье, - "да" и "нет" не говорить, черного не носить, - дверей не запирать, - слухам не верить, - вот ваш дом, вот яблоневый сад, вот его плоды, а вот - старая собака, - так было, есть и будет, - мальчик и девочка, пусть младшего зовут Давид, - ничего не бойтесь, - пока вы накрываете на стол, они уже идут, ворота не запирать, слухам не верить, - собака сыта и давно не помнит запаха крови.
Волчок
Назовем ее Шейне-Шейндл, - пусть это будет девочка, похожая на тебя, бледная как полоска лунного света, - сегодня я - отец, ты - мать, - я постучу сапогами, а ты поспешишь к двери, моя маленькая жена, - какой аромат, - неужели лапша, сладкая лапша с изюмом и бульон, а еще золотая морковь и нежные стебли спаржи? - чем ты накормишь своего любимого мужа, - своего господина и короля, - неужели опять травяной суп и тефтели из песка, три маковые росинки вместо стакана чаю? - важные господа пьют чай, - они сидят за накрытыми столами, говорят о важных вещах и строят глазки чужим женам, - щипчиками, серебряными щипчиками они вынимают из сахарницы колотый сахар, - сколько пожелают, - крепенькие, неровно сколотые кубики, - ах, как весело хрустят они на зубах! - что ты опустила глаза? - я никогда не посмотрю на чужую жену, - нечего беспокоиться, - это так же верно, как то, что меня зовут Цви, а тебя - Шейндл, - похоже на звук колокольчика, - вслушайтесь, - звон серебряных подстаканников и скрип дверцы буфета, - с продольными царапинами на боку, ох, и достанется же мне на орехи, - пусть я буду муж, а ты - жена мне, маленькая Шейндл, волчок упадет на букву "мем", и я назову тебя "меораса" - помолвленная, - ты распустишь косы, а я задую свечу, - мы будем пить вино, - тебе будет семь, а мне девять, но это ничего не значит, - я расскажу тебе сказку, - о дальних странах, жарких странах, - запусти волчок, милая, сейчас твоя очередь, - тебе тринадцать, и ты боишься взглянуть на меня, и уже не обнимаешь как прежде обеими руками, пальцы твои в чернилах, а нос - в ванильной пудре, но я не смеюсь, я только подую тихонько, - ты мерзнешь, что ж, я куплю тебе новые ботинки, и сапожки на меху, а еще муфточку - такие носят дамы, - ты будешь дама, Шейндл, а я буду господин, с тросточкой и косматыми бровями, - я надушусь пахучим одеколоном и возьму твою руку, - у настоящих дам, Шейнделе, не бывает чернильных пятен на щеках, настоящие дамы моют ладошки и лицо ароматным мылом, и прыскают себя розовой водой, - и пахнет от них сладким, - они смотрят на меня и кусают губы, - им хочется играть с оленем, - бежать наперегонки, - но я побегу за тобой, Шейнделе, - ты будешь бежать быстро, но не настолько, чтобы я не настиг тебя, - запусти волчок, пусть будет буква "тав", - таава, желание, жажда, - тебе будет шестнадцать, мне - немногим больше, - в переполненном вагоне у тебя начнутся месячные, - как я узнаю об этом? - красным ты напишешь "дам" на оконном стекле, - впрочем, до окна не добраться, да и стекло давно выбито ветром, а дыра вкривь заколочена досками, - со стиснутыми коленками, в холодном поту ты доедешь до конечной станции, за которой только поля и глубокие рвы, - старухи обступят тебя, дыша тиной и пылью, - я назову тебя невестой и ты войдешь в миквэ, - в первый раз, - произнесешь благословение, но до того ты распустишь волосы, снимешь заколки и маленькие колечки, - ты примешь горячую ванну, а после окунешься с головой, - "барух ата адонай элогейну, мелех гаолам", - ты будешь озираться, пытаясь отыскать меня в толпе, - запусти волчок, Шейнделе, - звук льющейся воды успокоит тебя, - вокруг много чужих, но и родных тоже, - женщины, свекрови, золовки и дети, - где-то лают собаки, а цементный пол обжигает ступни, - запусти волчок, милая, и не плачь по косам, - я буду любить тебя и такой, - ты родишь мне сына, а потом дочь, - мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день, - такой как сегодня, - не бойся родная, я близко, - я не успею прочесть кадиш по своему отцу, я никогда не стану господином с тросточкой и косматыми бровями, - рот мой забит глиной и песком, - потерпи чуть-чуть, милая, - как птица чувствует приближение дождя, так орел парит над жертвой, - сейчас будет буква "нун" - что означает - нецах.
Когда
…Когда все твои прошлые вины наваливаются скопом и душат, терзают… Момент истины, который случается, конечно же, на рассвете, когда лежишь в позе эмбриона, когда беззащитен, когда не готов. Впрочем, никогда не готов.
Наверное, верующие в таких случаях несутся в храмы, отмаливают, вымаливают.
В какой же храм ползти мне?
К батюшке, раввину, ксендзу?
Последнее средство - густой кофейный дух, который изгоняет злых духов, изгоняет хандру, отчаяние, врачует разуверившихся, исцеляет отчаявшихся.
А потом - можно и в храм.
Нет, прежде всего успеть сказать.
Простите, если можете. Люблю вас. Любила всегда.
И только несовершенство человеческой природы…
Читайте Нарекаци.
А еще Хосе Гаоса.
"Те, кто любит друг друга, наполовину уменьшают печаль и удваивают удовольствие, те, кто не любит друг друга, удваивают печаль и лишаются удовольствия". "Иногда правда может причинить больше вреда, чем клевета". "Есть люди, имитирующие любовь, которой у них нет, и есть люди, не умеющие выразить любовь, которая у них есть".
Скорее, отношусь к последнему типу.
Я не умею говорить о любви. Свободная здесь, предпочитаю отмалчиваться ТАМ. Ведь именно она делает нас уязвимыми, ранимыми, сковывает язык, зато открывает иной источник.
Отверзает.
Лобызания немы.
Есть приятие плоти, оно быстротечно, - есть приятие духа, есть ничем не объяснимое приятие. Когда аргументов не осталось, а есть только это движение, - от одного к другому. Подкрепляемое плотскими утехами, оно сладостно, а после никуда не уходит и может причинять боль, и расстояние не властно над ним, а время только умножает печали.
Меня звали Эмма
Тем летом я родилась, а может, то весна была. Розовой каплей скатилась с листа и застыла на краешке прозрачным сгустком, переливаясь как мыльный пузырь всеми цветами радуги, - пока не выпростались рожки, ах, как я была прелестна, - они просвечивали на свету жемчужным и слегка подрагивали. Говорят, у меня были изумрудные глаза, - даже пролетающий мимо майский жук приостанавливал сердитое жужжание и втихомолку любовался мною издалека.
Красссавица… красссавица… - шуршали листья вокруг, и цветы, - дивный аромат наполнял все мое существо, и я потихоньку росла, радуясь ветерку и теплому летнему дождю.
Никто не спорил по поводу моего имени, но я точно помню, звали меня Эмма, в то лето меня звали именно так, а на спинке моей рос домик, я стала ползать чуть медленнее, и изящества поубавилось, - легко ли это, представьте, носить на себе свой дом, всегда и везде, со всем, что есть внутри, со всем имуществом, но так уж мы устроены, - где Дом, там и я. Конечно, вначале, я чуть - самую малость! - завидовала птицам и бабочкам - исподтишка наблюдала за их беспечным парением, но после, конечно же, поняла, что зависть глупа. У ласточек были гнезда с прожорливыми птенцами, а подобные цветам бабочки радовали глаз так недолго.
В зарослях смородинового куста доживали свой век ворчливые старушки. Я с ужасом смотрела им вслед - они передвигались неуклюже, царапая землю, и рожки их были слоистыми и сухими.
Но солнце подмигивало из-за туч, и мошкара весело резвилась над головой, а под черничным листом - очень скоро - я даже и помечтать как следует не успела, - нашла свое счастье, с такими же дрожащими рожками и смешными перепонками.
Вначале мы обменивались полными смущения и неги взглядами, а после - никто уже не мог остановить нас, - я помню только, как однажды проснулись рядом и не расставались ни на миг, - а потом - появилась Сюзанн, моя девочка, и Лили, и Момо, и много других, их имена я не могу вспомнить, и мой домик становился все тяжелее и тяжелее, он доверху был наполнен счастьем и трещал по швам, а я раздувалась от гордости. Обычно мы шли рядом и переползали с места на место один за другим - куда он, туда и я.
Так пролетело лето, первое лето моей жизни, - я не знала еще, что бывает осень, а за нею и зима, я только вздрагивала рожками, смахивая первые капли дождя, и звала своих деток по именам, когда дул холодный, пронизывающий ветер. Все вместе мы забились под листом и дрожали, но он был рядом, и шея моя трепетала от его теплого дыхания, и не было страха во мне.
Так и ползли мы всем табором, с домиками на спинах, от листа к листу, пока однажды я не поняла, что листьев не осталось, и только тогда я вспомнила птичьи стаи, удаляющиеся все дальше и дальше от наших мест.
Им было куда лететь.
Давно исчезли майские жуки, и маленькие старушки со сморщенными рожками больше не ворчали в кустах - они тоже подевались куда-то, наверное, ушли вслед за птицами.
Все реже светило солнце - оно насмешливо выглядывало из-за туч, и вновь безжалостные порывы ветра заставляли дрожать и прижиматься друг к другу.
Однажды, прижавшись к нему всем телом, я поймала взгляд, полный усталости и тревоги.
А еще нежность и печаль таились там, на дне его глаз.
И тогда я поняла, что скоро придет разлука.
Хотя никто и никогда не объяснял мне, куда деваются маленькие розовые улитки зимой.
Мне повезло.
Я дожила до весны.
До первых радостных птичьих криков.