– Люсенька, а что ты делаешь сегодня вечером? Может быть, поужинаем в ресторане?
– Сегодня не могу, сегодня, я уже ужиною в ресторане.
– Интересно, в какие рестораны приглашают таких симпатичных девушек?
– Сегодня я в "Метрополе".
– И кто же этот счастливец?
– Он не из наших.
– Кто же этот таинственный соперник?
– Не беспокойся, он не в моём вкусе.
– Почему тогда предпочтение отдаётся ему, а не мне?
– Потому, что я ему первому обещала, а ещё потому, что эта встреча имеет деловой, а не личный характер. Он "новый русский", очень состоятельный человек. Я хочу уйти к нему в фирму, поэтому встреча для меня очень важна.
– Раз это деловая встреча, тогда я спокоен, но следующий ужин за мной.
В ресторан Феликс не пошёл, хотя ему очень хотелось посмотреть на этого нового русского. Майор послал туда своего человека. Весь вечер, Феликс сидел как на иголках. Он ждал сообщения от майора. В половине двенадцатого тот сам зашёл к Феликсу.
– Чутьё не подвело тебя. Она действительно встречалась с Консультантом. Сейчас от него задание получит, значит, жди звонка, тебя тоже скоро в ресторан пригласят.
– В ресторан я, конечно, схожу, но нам нужно продумать ещё одно мероприятие.
– Какое?
– Я предлагаю установить скрытые камеры наблюдения на участке от лаборатории до секретной части.
– Там, кстати ещё женский туалет есть, придётся и это кино посмотреть.
Они рассмеялись, представляя, как просматривают записи, сделанные в женском туалете.
Расчёт был верен. На следующий день Консультант позвонил Феликсу и договорился о встрече.
Его интересовала новая теория изменяемой геометрии лопасти гребных винтов. Тема диссертации Дмитрия. Консультант больше не хитрил, не выкручивался, не объяснял свой интерес тем, что эти сведения необходимы для редакции. Он говорил чётко и уверенно. Информация, которую он получил в прошлый раз, была проверена. Она была написана рукой Феликса. Теперь Он был на крюке у Консультанта, и прятаться было незачем.
– Я так понимаю, эти сведения нужны уже не редакции, а другому ведомству?
– Правильно понимаете. Я сотрудничаю не только с журналами. Что вы так удивляетесь? – он увидел, как Феликс рассматривает татуировку на его руке. – Ах, это! Это лучшие годы моей молодости.
– Вы служили во флоте?
– Да, во флоте её величества, королевы Великобритании.
Он положил на стол солидную пачку денег.
– Это расчёт за предыдущую работу и аванс за новую. У нас ценят специалистов, – он засмеялся.
В кабинете сидели трое: майор, Феликс и Дмитрий.
– Подумайте Дмитрий Иванович, какую информацию можно сдать безболезненно.
– Я не вижу в моей работе вообще никаких секретов. Этой работой заняты специалисты во всех странах. Важна формула изменения геометрии, вот её ещё никто не придумал. Вы обращали внимание на хвост у дельфина? Он не жёсткий, как лопасть винта, его геометрия всё время меняется. А скорость, с которой плавает дельфин? Если сопоставить скорость и энергию, которую он затрачивает, то получается, что наши корабли просто выбрасывают энергию в океан. Значительная её часть тратится на преодоление сопротивления воды, этой проблемой заняты корпусники, а ещё одной составляющей затрат энергии является потери при работе гребного винта. Вы видели, как из крана течёт вода? Из одного она вытекает ровной, гладкой струёй, это ламинарный поток, а из другого струя идет рваная, перекрученная, вода брызгает во все стороны, это турбулентный поток. Гребной винт корабля, подобно такому крану, создаёт огромный турбулентный поток, моряки называют его кильватерной струёй. На это затрачивается огромная энергия, а польза, которую она приносит только одна, по этой струе прекрасно наводятся торпеды. Когда в дельфинарии мы наблюдаем плывущего дельфина, то видим, как он гонит перед своим носом волну, а после его хвоста никаких следов не остаётся. Вопросы о турбулентности и ламинарности давно изучаются. Любой ВУЗ заставляет студентов решать задачки при помощи уравнения Бернулли. Где же здесь секрет? Никакой тайны нет.
– Почему же тогда твоя лаборатория так засекречена? – прервал его Феликс.
– Вот когда мы научимся получать ламинарный поток не в трубе, как Бернулли, а после лопастей винта, тогда эта тема будет секретной.
– Значит, в настоящее время таких разработок нет? – спросил майор.
– В лаборатории нет, а здесь есть. – Дмитрий постучал пальцем по своей голове.
– Но в лаборатории есть наверняка какие-то записи, расчёты или другие документы после изучения которых в голове человека, занятого аналогичной работой может что-то появиться?
– Ничего в нашей лаборатории нет. Есть всего одна формула, и она у меня в голове.
– Значит, если с твоей головой что-то случится, то вся работа института пойдёт насмарку?
– Не пойдёт, в институте ещё две головы есть: Юлина и Главного.
– Так что же мы сдадим нашему клиенту?
– Сдавай им данные по последним испытаниям. Там рассматривались вопросы профиля лопасти, абсолютно тупиковое направление. Зато клиент ваш будет доволен, он будет знать, что мы работаем в этом направлении. Хотя он и так это знает, всё равно его это заинтересует. Он же не учёный, не сможет сам разобраться в формулах.
Сведения, необходимые для передачи Консультанту были готовы. Оставалось проследить за Люсей.
* * *
На экране показалась знакомая фигура. Вот она выходит из лаборатории и следует в секретную часть.
– Неужели так и отдаст их в секретку, – майор замер у экрана.
Нет, вот она остановилась и зашла в туалет.
– Мы так и думали, что без этого кино не получится, – усмехнулся Феликс
Прямо с бумагами она заходит в кабинку и через минуту выходит из неё. Несколько шагов по коридору и Люся скрывается в дверях секретной части.
– Вот тебе и кино, – майор разочарованно развёл руками, – а что было в кабинке? Самого главного мы так и не увидели. Давай прокрутим ещё раз.
Но и во второй раз ничего подозрительного не было. Только при просмотре кассеты в третий раз майор оживился:
– Вот здесь, слышал? Щелчок. Отмотай чуть-чуть назад. Слышишь?
Из кабинки донёсся еле заметный щелчок.
– Это фотоаппарат. Теперь ясно на чём её брать можно.
– Никак дело к концу подходит? – Облегченно вздохнул Феликс.
– Не совсем, ещё одну гниду надо вычислить и тогда можно накрывать эту команду.
– А кто ещё?
– Если бы я знал? Когда ты мне про этих бюрократов рассказывал, я ещё тогда подумал, что девчонка не может по своей инициативе расхаживать по институту и собирать бумаги, где ей вздумается. Кто-то даёт ей задание. Кто-то заставляет писать эти бумаги. Его и нужно вычислить.
Эта задача оказалась самой трудной. Легче было вычислить резидента, чем разобраться в бюрократической работе института. Команды давали все, кому не лень. Отделы, чтобы показать свою значимость, составляли задания самые нелепые. Им было всё равно, какие сведения собирать с лабораторий. Лишь бы их было больше. Обрабатывая никому не нужные бумаги, отделы жаловались на сильную загруженность, и выбивали у руководства института новые штатные единицы сотрудников. Чем больше было сотрудников в отделе, тем больше оклад у его руководителя. Как это не парадоксально, но руководство института тоже оказалось заинтересованно в раздувании штатов. После того, как Феликс разобрался в этом бюрократическом механизме, он ужаснулся своим выводам. Небольшая горстка учёных, которая в конечном итоге выдавала готовый продукт, была окружена сотнями совершенно ненужных для работы людей. Они, как злокачественная опухоль, окружая учёных, не давали им дышать. Доска почёта гордилась кем угодно, только не теми, кто приносил пользу. Самых нужных кадров обзывали чудаками, трудоголиками и фанатами, хотя все осознавали, что без них не было бы работы для остальных.
В институте существовал плановый отдел. Туда стекались все заявки отделов по предоставлению отчётов. Именно оттуда исходил приказ о предоставлении различных сведений. Сюда вызывали Люсю и нагружали её целыми кипами бумаг, которые растекались по отделам, как руководство к действию. Здесь нужно было искать ответ на стоящий перед Феликсом вопрос.
В отделе работали одни женщины. В их задачу входило обеспечение лабораторий руководящими документами. Каждый сотрудник отвечал за определённое подразделение института. Сегодня Феликс снова увивался вокруг Люси.
– Тебе, что делать нечего? – спрашивала она его. – Ты же мне работать не даёшь.
– Почему не даю? Наоборот, я помогаю тебе.
– Мне сейчас в плановый надо, а оттуда по лабораториям.
– Вот и прекрасно, я помогу тебе твои кипы таскать. Куда у вас охрана труда смотрит? Такие тяжести только мужикам под силу носить.
– Это точно. Сам сейчас попробуешь, что это за работа.
Выйдя из планового отдела, она дала Феликсу целую кипу бумаг.
– Попробуй всё это разнеси? К концу дня ноги отваливаются. А ещё некоторые не успевают свои планы разработать, так они просят меня из архива старый план срисовать, у них подписать и в лабораторию отнести. Так и выходит – я за них работаю, а они за меня зарплату получают.
– Что-то я не врубаюсь, а для чего прошлогодний план нужен? Их, наверное, интересует текущая работа?
– Их вообще ничего не интересует. Ты думаешь, эти бумаги кто-нибудь читает?
– А для чего же их тогда по лабораториям рассылают, а потом отчёты требуют?
– А если они этого делать не станут, то этому отделу просто заняться будет нечем. Ну, сам посуди, разве можно спланировать, когда учёного идея осенит? А как можно работать по плану? У них же работа творческая. Это на заводе можно спланировать, сколько деталей станок сделает, а учёные не станки. Знаешь, как они этих плановиков ненавидят.
– Значит, ты можешь сама заставить любой отдел дать плановикам любой отчёт?
– Не только могу, я это иногда и делаю. Я же говорила тебе, они сами меня об этом просят. Должность у меня маленькая, а возможности огромные, – хвастливо заметила Люся.
– Для чего же тогда тебе уходить из института?
– Во-первых, зарплата мизерная, а во-вторых, у меня допуск открыт. Если захочу по путёвке за границу куда-нибудь съездить, то меня не отпустят.
– А ты, что за границу хочешь?
– Конечно хочу, мои знакомые девчонки уже пол мира объехали, а я всё здесь сижу. Мне им даже рассказать нечего. Слушай, Феликс, хочешь посмеяться? Давай сейчас заставим все подразделения сдать сведения о своём семейном положении.
– Кто же тебе эту бумагу подпишет?
– А давай поспорим. Если подпишут, ты меня сегодня в ресторан ведёшь.
– Давай, только ресторан я тебе и без этого обещал.
Люся побежала к секретарю, принесла письмо с требованием сдать сведения о семейном положение своих подчинённых в плановый отдел.
– Смотри, видишь, письмо не подписано? А теперь подожди меня.
Через минуту Люся вышла из отдела и протянула письмо. Оно было подписано.
– Они не читают что ли, когда подписывают?
– Конечно, нет.
– А, что ты будешь делать, когда сведения из лабораторий сюда стекутся, все же увидят эту шутку и вспомнят, кто это сделал?
– А они сюда не стекутся. Я же сама ответы из лабораторий буду забирать. А если даже и стекутся? Ты думаешь, что кого-то это удивит? Они к этому бреду уже привыкли.
Феликс впервые столкнулся с врагом сильным и могущественным. Ни он, ни майор, ни вся государственная власть ничего не могла с ним сделать. Преступника можно выследить, арестовать и, наконец, упрятать в тюрьму. Этого врага победить невозможно. Равнодушие, беспринципность и халатность, за эти качества увольняют отдельного человека но, на его месте сразу оказывался другой. Как дракон из сказки. Срубленная голова тут же заменяется на новую. Только одна фея, волшебница и чародейка могла победить это чудовище. Нравственность, только она могла справиться с этим злом. Но как раз она в последнее время встречалась всё реже. По телевидению шла откровенная пропаганда насилия и разврата. Самые дешёвые, низкопробные западные фильмы у нас нашли прибежище. Сексуальная революция ударила по стране своим острым и безжалостным мечом, вырубая нравственность из молодых неокрепших душ. В самом начале этой революции Феликс не придавал ей большого значения. Напротив, он даже в чём-то поддерживал её. Ему не нравилось, что естественные, данные природой, человеческие чувства отвергались людьми, окрашивались в какой-то грязный цвет. Его современники стеснялись собственного тела и прятали его от посторонних глаз. Восторгаясь красотой обнажённых тел, высеченных из мрамора и написанных кистью художника, своих, живых тел люди стеснялись. Появляясь на свет, человек, познавая мир и выясняя у самых близких и любимых людей – родителей, откуда он появился на свет, нередко сталкивался с обманом. Подрастая, он понимал, что родители лгали ему, но, став родителем, сам делал тоже самое. Завесу стыдливости скинули и казалось, что тысячелетняя эра условностей закончилась, но получилось всё с точностью наоборот. Вместо того, чтобы пропагандировать самое главное человеческое чувство – любовь, на телеэкраны выплеснулась разнузданная пропаганда разврата. Если смотреть программы телевидения каждый день, то возникали странные ощущения: преступники и бандиты уже не казались извергами, это были милые парни, к которым зритель относился с симпатией. Для подростков профессии бандита и проститутки становились самыми престижными. СПИД и наркомания захлёстывали страну, унося в могилу всё больше и больше молодых жизней. Природа, не надеясь на разум человека, своими методами боролась с гонителями нравственности, она просто убивала их. Виновата ли молодая девочка Люся в том, что продаёт свою Родину? Вопрос очень спорный. Сама Родина, через средства массовой информации так её воспитывала. Феликс понимал, что всё это в конечном итоге закончится. Нравственность, которую люди изгнали из своей жизни, вернётся к ним. Но какую дань придётся заплатить всем за это? Что будет с Люсей? Её жизнь искалечена. Да разве только её? Эти рассуждения вдруг напугали Феликса. Он относился к Люсе ни как к преступнице, а как к жертве. Беспомощность раздражала его, он не знал, как помочь девушке.
И хоть Феликс жалел её, но отлично сознавал, что она приносила огромный вред стране, и её необходимо было изолировать. Все доказательства были собраны, Люся сидела напротив следователя ФСБ и не понимала, чего от неё хотят. Слушая вопросы следователя, она находилась в какой-то прострации. Наконец она взяла себя в руки и начала давать показания.
– Ещё раз расскажите о вашем знакомом, как вы с ним встретились? – спрашивал следователь.
– Это было давно, уже не помню когда точно. Я возвращалась от подруги поздно вечером. На улице за мной увязались три парня. Они стали приставать и отняли у меня сумочку. Я закричала, но поблизости никого не оказалось. Один парень сорвал с меня платье, и я осталась в одном нижнем белье. Потом они стали затаскивать меня в подвал. На улице в этот момент остановилась машина, и из неё вышел Николай Петрович. Он окликнул парней и потребовал, чтобы они меня отпустили. Те бросили меня, вытащили ножи и набросились на Николая Петровича. Он, наверное, знал какие-то приёмы, потому что через несколько секунд парни лежали на асфальте и не шевелились.
– Ну, что, красавица, – сказал он, – садись в машину, куда же ты пойдёшь в таком виде?
Я была так напугана, что послушно села к нему, несмотря на то, что он был мне совершенно незнаком.
– Куда же тебя вести, такую?
– Домой, – ответила я ему.
– И что будет с твоими родителями, когда они увидят тебя в таком виде? Давай я отвезу тебя к себе в гостиницу, ты приведёшь себя в порядок, платье я отдам горничной, а потом поедем домой.
Так и сделали. В гостинице я вымылась, а когда вышла из ванной, моё платье уже было зашито и вычищено. Меня удивило то, что он даже не пытался приставать ко мне. Я переоделась, и мы сели пить кофе. Он рассказал, что проезжал по этой улице совершенно случайно. Николай Петрович бывший моряк, живёт в Риге. В нашем городе он подбирал себе квартиру. У него здесь и в Риге своё дело. Я рассказала ему, где я работаю и про наш институт. Потом он отвёз меня домой, подождал в парадной пока я не войду в квартиру и уехал.
– А что было потом? Как ваши встречи стали регулярными? – Следователь не писал протокола, а просто слушал, рассказ Люси записывался на магнитофон.
– Прошла неделя, и о нём не было никаких известий. Один раз, уходя из дома, я выбежала на улицу и чуть не попала под машину. За рулём сидел Николай Петрович.
– Опять ты на мою голову свалилась! Куда так торопишься? Может быть, подвезти тебя?
И он подвёз меня до института. По дороге рассказал, что у него сегодня праздник. Он какой-то договор подписал.
– Хочу отметить это событие. Пойдём в ресторан сегодня вечером?
– Я никогда раньше в ресторане не была и согласилась. Вечером он заехал за мной, и мы отправились в ресторан. Там я рассказала ему про то, что у меня болеет мама. Ей нужны были дорогие импортные лекарства, а достать их я не могла. Он обещал помочь.
– А про свою работу он рассказывал?
– Рассказывал. Он говорил, что его фирма занимается новыми технологиями. Разрабатывает какие-то проекты и продаёт по всему миру. Приглашал меня в свою фирму. Но сейчас я ему нужна была в институте. Он хотел знать сведения о новых разработках. Как только его фирма их получит, сразу откроет у себя новый отдел и перетащит меня туда.
– А вас не смущало, что ваш институт занят секретными разработками? Не приходило в голову, что вы работаете на иностранное государство?
– А можно я вам вопрос задам, гражданин следователь?
– Ну, задай.
– А если бы ваша мать умирала, вас не смущало бы, что вашей стране на это абсолютно наплевать, а иностранное государство её от смерти спасает?
– Иностранное государство твою мать не спасает, оно, таким образом, через тебя секретную информацию получает. Твоя же мать его меньше всего интересует. А что это за лекарство?
– Зачем вам это? К делу это не относится.
– Если спрашиваю, значит относится. Я, как раз и есть представитель твоего государства и мне есть дело и до тебя, и до твоей матери. Что будет с тобой и мамой, когда ты в тюрьму загремишь? Ты же понимаешь, в чём тебя обвиняют?
– Понимаю, не дурочка.
– Давай с тобой договоримся: государство поможет тебе и твоей маме, а ты поможешь государству.
– Что же я должна сделать?
– Помочь нам обезвредить врага.
– Он очень хороший человек. Я от него только добро видела, а вы предлагаете мне предать его. Вы же его в тюрьму посадите?
– Не знаю, может быть в тюрьму, а может быть обменяют на кого-то. Наши за границей в таком же положение находятся, как твой Николай Петрович. А может позволят ему домой уехать. Вместо секретных сведений увезёт он информацию, которая никакого вреда твоей Родине не причинит.
– Мне подумать надо, – тихо ответила Люся.
– Подумай, а пока думаешь, ответь мне ещё на один вопрос. Ты никогда от него не слышала про Ольгу Петровну, писательницу.
– Слышала, это его очень хорошая знакомая. Она погибла недавно.