Джовдет и Абдулла, судя по поведению расклейщика, ведут себя тихо. Партнера со странными запросами не видать, но они пока не нервничают. На площадку перед рестораном вышел кто-то знакомый, ба, Анатолий Федорович Бышовец. Стоит, цыкает зубом, ждет, когда подгонят машину. Очень хорошо. Этот человек – бесплатный залог солидности выбранного заведения.
Дир Сергеевич наверняка истерически сует ментам деньги, и много.
Расклейщик раскатывает на колене плакат группы "Стрелки". В том смысле, что стрелки, скорей всего, не будет. Моджахеды задергались.
Невидимый Дир Сергеевич бросается на ментов с кулаками, Рыбак еле-еле его сдерживает.
Появляется плакат фирмы "Билайн". Майор улыбнулся, хотя волноваться стал намного сильнее. Наступал очень ответственный момент. Сейчас Джовдет или Абдулла набирает номер Рыбака, и человек майора должен потребовать у него трубку и спросить скучным официальным голосом, с кем он сейчас говорит, и представиться: капитан такой-то. Не могли бы вы подойти, так как человек, которому вы звоните, задержан по подозрению… Джовдет, скорей всего, мгновенно отключится.
Момент был действительно опасный.
Рыбак мог вырубить телефон, не отвечая на звонок. Мог швырнуть телефон об асфальт. Мог…
Нет, все в порядке, сработало!
Джовдет и Абдулла покидают сырное заведение. Ребятам на бульваре надо еще немного потерпеть. Вдруг воины ислама захотят проверить, что там произошло у "Литературной газеты". Это будет понятно, если они двинутся мимо "Чайханы" направо.
Не захотели ничего проверять. Пошли в сторону Петровки.
Отбой!
Гондвана
1
Мотор время от времени чихал и глох, и тогда "джип" догоняло пылевое облако, которое он тащил за собой как на привязи. И начинали чихать все, находившиеся внутри, несмотря на плотно задраенные двери и через силу работающий кондиционер.
– Высокогорье, – пояснял уже в пятый, наверно, раз Кастуев, сидевший на переднем сиденье, рядом с молчаливым, загорелым водителем, делавшим вид, что не понимает по-русски.
Нестор Кляев и друг "наследника" Кривоплясов, валялись сзади. У них были серые лица и, похоже, черные мысли. Они не верили, что живьем доберутся до места. Лагерь экспедиции остался километрах в двадцати западнее и километрах в полутора ниже. Это, если по прямой. А если по кривой, то и не сосчитаешь, сколько было намотано на выносливые японские колеса здешних каменистых и пыльных верст.
На поездке настоял Кастуев, и Бобер его поддержал. Елагинские старинные друзья хорошо знали духов этих предгорий и принятые тут ритуалы. Наука наукой, а необходимо по всем правилам представиться хозяину.
Да откуда они могут знать, что мы здесь, в таком смысле выступил начальник геоэнергетической экспедиции Нестор Икарович Кляев, стоя на берегу широкой мелкой реки, щелкавшей камешками по валунам, и любуясь грандиозной панорамой строя снеговых гигантов.
– Крыша Мира! – Торжественно выдохнул он и вдохнул. – Понимаю Рериха. Аж слепит, черт!
Кастуев с Бобром согласились с ним насчет крыши мира, но тут же завели разговор, что неплохо было бы позаботиться о крыше в более приземленном смысле.
– Давайте как-нибудь смотаемся. Утречком, – согласился начальник экспедиции, хотя и неохотно. – И за работу, за работу, за работу.
Бобер расстроил его, сказав, что ехать надо не "как-нибудь", а прямо завтра, что поездка займет больше чем утро, возможно, половину дня.
– И не меньше, чем половину всех денег, – добавил Кастуев.
Второе сообщение расстроило Нестора Икаровича еще сильнее. Денег ему было жалко, не из жадности, разумеется, а потому что могло не хватить для успешного завершения экспедиции. Эти двое, дружки майора, его довольно сильно раздражали. Мало того, что обошлись они ему каждый в кругленькую сумму, так они еще и собираются развести его на деньги на пару с каким-то местным башибузуком. Хорошо, что он им не сказал, насколько именно его профинансировал майор. Нестор Икарович считал себя специалистом по обнаружению флюктуаций в естественной, а равно и человеческой природе. Именно поэтому он оказался в нужном месте, в нужное время, и поймал изгиб майорского настроения, и получил в свои научные руки такой безвозвратный куш.
– Мы за границей, Нестор, – сказал Бобер, чувствуя шевеление сомнений в душе ученого. – Здесь лучше заплатить.
– Азия, – вздохнул Кастуев, сам будучи почти азиатом.
– Ладно, – угрюмо махнул рукой Нестор, – завтра, так завтра. В смысле, завтра подумаем, что делать. А сейчас пойдем разгружать оборудование.
Они все вместе направились к грузовику, в кузове которого, на пыльных ящиках сидел, истекая потом из-под панамы, друг "наследника".
Место было вычислено Кляевым, но на карте опознано "наемниками", Кастуевым и Бобром. Заброшенный поселок в полусотне метров на юг от реки, которую Кляев называл Элевент, отвергая имя, данное местными жителями. Река эта была частью мистической географии Гондваны, с которой он успел сродниться, и являлась, по его мнению, дальней, во всех смыслах, родственницей таких знаменитых водных потоков, как Лета, Коцит, Ахерон и Стикс.
Поселок был не старинный, но очень заброшенный – несколько строений с плоскими крышами, обнесенных ржавой, рваной, но колючей проволокой. Деревянная, покосившаяся вышка. Она безвредно высилась за пустой, страшно оцарапанной цитстерной для воды на кривой железной подставке. В боку цистерны торчали изувеченные или выломанные краны для умывания. Валялись там и здесь бочки из-под горючего, почему-то очень помятые. Что за странный гнев на них всех отыгрался?
Посреди поселка лежала не до конца сгоревшая покрышка от колеса механизма, который должен был бы, судя по размерам, участвовать в разработке карьеров Атлантиды. Вокруг валялись колеса поменьше. Стая с вожаком. Остальной мусор не заслуживал даже перечисления. Разве что автомобильное зеркало заднего вида. Оно висело на мачте посреди лагеря и ослепительно било по глазам отраженным солнечным лучом, как электросварка.
– Люди покинули это место, – сказал Кляев оглядевшись. – Меня это не удивляет. Простому человеку, не понимающему смысла этого места, здесь невозможно находиться.
– Закрыли финансирование, вот все и разбежались, – поторопился высказать слишком рационалистическую точку зрения Кастуев. Ученый бросил в его сторону мудрый и иронический взгляд.
На другом конце лагеря, сразу за провисшей колючкой, были обнаружены два куска какого-то строительного остова, сложенного из плохо обтесанных камней.
– Видите! – многозначительно сказал Кляев.
– Ну? – Спутники вопросительно на него поглядели.
– Еще до этой советской метеостанции и автобазы здесь было поселение. И я уверен, если бы мы немножко, всего чуть, поработали археологами, мы отыскали бы здесь целый слоеный пирог из поселений разного времени.
– Ну и что?
– Люди селились здесь всегда, ибо место очень удобное, так и напрашивается для того, что бы тут обосноваться. Но если не умеешь пользоваться невидимой геометрией мировых энергетических влияний, то любая попытка укоренения обречена на провал.
Сообразительный Кастуев тут же поспешил использовать речевую ситуацию в своих целях. Похвалил глубокомыслие ученого и напомнил, что кроме высших, энергетических сил есть еще и силы земные, административные, тоже требующие уважения. В данном случае глава местной районной управы, или как эта должность здесь называется. И завтра надо не начинать думать об этом, а сразу же завтра и ехать.
– Иначе мы, как и все остальные, кто тут был, не удержимся.
Кляев поморщился, ему не понравилось, что его поймали в логическую ловушку, и ему еще сильнее стало жаль денег, от которых придется отказаться в пользу какого-то невежественного местного дикаря.
– Все равно не отстанете. Едем.
Ставка "хозяина" Памира располагалась в поселении, при взгляде на которое, тут же возникало в сознании слово – кишлак. Никак по-другому обозначить это скопище разнокалиберных, в беспорядке расположенных, непонятно из чего построенных домиков было нельзя. Через кишлак на большой скорости пролетал вниз к реке Элевент, ледяной горный ручей. Он истерически искрился на солнце от собственной холодности. Четыре карагача склонили над ним шершавые туловища, расставив в стороны голые ветви – осень. У одного из старинных деревьев грелся на солнышке джип "мицубиси", рядом с ним спал на корточках босой человек с автоматом. Эта картина служила иллюстрацией к рассуждению Кастуева о том, что в этих горах помимо культуры традиционной, памирской, есть еще и две субкультуры. "Калашников" – калче и "паджеро" – калче. Своими познаниями Кастуев делился по дороге от лагеря экспедиции к становищу "хозяина".
Водитель гостевого "джипа" припарковался рядом с хозяйским.
– Наверно, у них здесь биржа автомобилей, – пошутил себе под нос Кривоплясов – единственные слова, произнесенные им за все время путешествия. Но на них вдруг отреагировал водитель. Он повернулся к пассажирам и что-то сказал громко и непонятно. Впрочем, все было понятно – выметайтесь!
Выбрались, разминая члены и оглядываясь. Из проулка между двумя низенькими "саклями" вышли две огромные собаки и остановились, вдумчиво глядя на гостей. Порыв ветерка донес запах какой-то кулинарной гари из-за домов. Из того же проулка появился пятилетний, примерно, мальчик с голым загорелым животом. Он встал между псами, небрежно опершись на их загривки, как будто был с ними в приятелях. Собаки по очереди зевнули.
– Шли, – сказал водитель "джипа", захлопнув дверь и пискнув противоугонной сигнализацией.
"Хозяин" встретил гостей во дворе своего дома. Здесь была приятная тень, создаваемая кронами двух приземистых, разлапистых чинар. В самом уютном углу был низенький деревянный настил, покрытый несколькими слоями одеял. "Хозяин" полулежал на потертых подушках, на нем были лишь шорты и тюбетейка. И пустая пиала в руке. В глубине двора под жестяным навесом дымились мангал и казан, возле них роилась какая-то человеческая жизнь.
Было предложено садиться. Гости устроились кое-как на пятнисто нагретых солнцем, странно пахнущих одеялах, свесив башмаки с настила.
"Хозяин" улыбался спокойно, приветливо, даже можно сказать, обаятельно. Большой, загорелый мужчина, с правильными чертами свежего, бритого лица, великолепными, сверкающими подлинным, не стоматологическим здоровьем зубами. Но еще лучше зубов были глаза. Очень темные зрачки, очень яркие белки. Уверенность и добродушие излучал человек, велевший называть себя "Рустем".
Он собственноручно налил всем чаю в сияющие горной чистотой пиалы.
Кастуев первый попробовал и сразу же начал восторгаться, ах, какой чай, ах какая вода!
Рустем смотрел на него, широко улыбаясь. То ли ему было смешно, то ли приятно.
Из дома во двор вышел высокий, худой мужчина, в пятнистой униформе, с мелкокудрявой бородой и жидкой, сладкой улыбкой на бледных губах. Он непонятно поприветствовал гостей, чуть поклонился Рустему и тоже присел на нагретый край одеяла. Естественно было ожидать, что "хозяин" представит его, явно ведь – приближенный. Но улыбчивый Рустем произнес пару едва слышимых звуков, и пятнистый тут же начал улыбаться еще сахарнее и стал сползать с настила. Стало понятно, что чаю ему не дадут.
Исчез в доме.
Рустем крикнул что-то работникам у мангала. Оттуда сразу же выскользнула женщина с большим дымящимся блюдом. Поставила прямо на одеяло между гостями и хозяином. Он сделал жест руками и указал на еду открытыми ладонями.
– Плов! – как бы говоря, а чего вы, собственно, ждали?!
Некоторое время все ели. Причем хозяин, как положено руками, гостям же деликатно предложили ложки. Кляев и Кривоплясов воспользовались ими. Кастуев попробовал подражать Рустему, который быстро и ловко скатывал маленькие колобки из жирного, сочного риса. У гостя получалось намного хуже, но в целом он стиль выдержал, хотя рот и обжег. Когда первый голод был удовлетворен, Рустем потребовал себе рулон туалетной бумаги и стал вытирать янтарные до локтей руки. Решив, что момент настал уже вполне удобный, Кастуев начал издалека повесть о смысле их появления здесь. Научная экспедиция. Нестор Икарович большой ученый. Сделал большое открытие, теперь нужно подтвердить на земле, то, что открылось в голове.
– Ваш лагерь там, где старая автобаза? – немного не по-восточному прервал его Рустем.
Гости кивнули.
– Это моя земля.
Кастуев кивнул еще раз, обрадованно, разговор входил в нужное русло.
– Поэтому мы и у вас. С поклоном, с просьбой. – Он сделал рукой сигнал Кляеву, и тот, вздохнув, полез за пазуху. Кастуев перехватил пачку, завернутую в старую газету, и с полупоклоном, насколько позволяло сидячее положение, протянул Рустему. Тот принял. Развернул упаковку. Зленые бумажки очень коротким листопадом просыпались на одеяло.
Москва
1
Елагин и Патолин сидели в предбаннике редакторского кабинета "Формозы". Сидели молча, поглядывая на внешне безучастную Нику и большой глянцевый календарь над ее головой с огромной улыбающейся собачьей головой. К длинному розовому языку веселой лайки были приклеены листочки с телефонами. Это зрелище вызывало неудержимое желание втянуть свой собственный язык и, вследствие этого, слюноотделение. Поэтому казалось, что посетители проголодались.
Начальник службы безопасности уже обо всем поговорил со своим помощником. Ему во всех возможных деталях была известна история побега менеджера Бурды из киевской гостиницы. Обработка Марата ничего не дала, он слишком неглубоко был посвящен в планы Рыбака, чего, собственно, и следовало ожидать. Отслеживание Бурды на турецких или египетских берегах было признано бесперспективным в силу отсутствия каких бы то ни было для этого возможностей. Решено было докапываться до тайны этого бухгалтерского деятеля с московской стороны. Все ведомство Кечина оказывалось под подозрением. Впрочем, в этом не было ничего нового. И Кечин, и все другие директора под подозрением были уже давно. Только что пользы от этого?
Во время разговора, происходившего на заре в кабинете майора, вдруг поступил звонок от Дира Сергеевича. "Что ты делаешь на работе в такую рань, Саша?" – "Да вот мы тут с Патолиным…" – "А приезжайте ко мне". – "Прямо сейчас?" – "Нет, что ты, я только еще ложусь спать. В двенадцать в "Формозе"".
На часах, что висели рядом с языкатой собакой, была половина первого. Майор не сердился. Скорее наоборот. Он чувствовал, что не готов к встрече, и надеялся на каждую минуту, на которую откладывалось рандеву – вдруг она блеснет каким-нибудь прозрением. На душе было нехорошо. Что еще придумал "наследник"? О чем, не дай бог, догадался? Он умеет быть скрытным. Ведь за столько дней ни словом, например, не обмолвился – зачем ты таскался к моей матери, Саша? Как будто этого не было.
Раздражал Патолин, хотя в глубине души майор признавал, что он меньше всех виноват в киевской неудаче. Надо было пораньше отправить парня туда, ведь он рвался, значит, что-то чуял. Вид человека, не оправдавшего твоих ожиданий, хотя бы и не по своей вине, тягостен. При этом он ведет себя совершенно независимо, ни за что не хочет принимать позу – тише воды, ниже травы. Современная деловая молодежь, черт бы ее побрал! Нет, чтобы хоть чуть-чуть угодить азиатским привычкам шефа. Хотя бы виртуально посыпать голову пеплом, когда начальнику худо. Все время пытается подмигнуть Нике. Майор опытным глазом уже понял, что худому белобрысу нечего тут рассчитывать даже на сиюминутный поверхностный флирт и согревал себя хотя бы этим.
Телефон мягко боднул майора в район селезенки.
– Да. Я слушаю. Узнал, узнал. Мы же расстались. Вы такие гордые… Нет, не гордые? Он готов извиниться? Ах, он нет, но за то ты… Вот, что я тебе скажу… Не надо мне никакого "хиба"! И не надо, и не трэба. Кто, я виноват?! Это он тебя научил хамить?! Отмолю, я свои грехи знаю, а вот ты меня обманула!
Вторую половину неприятного разговора майор провел из предбанника. Ему не хотелось, чтобы секретарша слышала его. Вряд ли она сможет реконструировать по его словам смысл ситуации, да и вряд ли она как-то сможет воспользоваться такой реконструкцией, даже если ее произведет, но береженого Бог бережет.
– Я понимаю, Наташа, что вам нечего есть и негде жить, но не надо было врать с самого начала! И отцу передай, чтобы не звонил! Запомни, я не желаю ничего больше слышать о вашем семействе.
Майор поморщился, оторвал руку с трубкой от уха и помотал ею в воздухе, как бы стряхивая из нее неприятные слова.
– Не вой, не вой, я сказал. Кто напал?! Кто напал, я спрашиваю?! Каким ножом?! О, Господи! Что ты там мелешь?! У какого киоска? Ночью, у киоска Василя пырнули ножом? Не до смерти?! А до чего? Стой, стой, и ты считаешь, что это Дир Сергеевич мстит? Ты понимаешь, что ты говоришь?! Нанял пять байстрюков, они и пырнули твоего Василя?! Не надо по ночам шляться за пивом. Ну да, не пьет! Пусть, не пьет, допустим. Допустим, работает грузчиком. С чего ты решила, что Дир Сергеевич может такое придумать, чтобы нанимать каких-то бандитов с ножами?
Пережидая рыдания Наташи, майор подумал, что вполне достаточно было бы послать парочку ребят, чтобы отбить этому грузчику его здоровую печень. Без всяких ножей. Хотя разве можно что-нибудь определенное сказать про завихрения мстительной хозяйской мысли.
– Он что умирает, что ли? Где рана-то? Врача вызвали? Ладно, я кого-нибудь пришлю. Врача, денег. Все, закрыла рот, все!
Вернувшись на свое место, майор стал смотреть прямо в темечко склоненной Никиной головы. Девушка умело делала вид, что ничего, кроме клавиатуры собственного компьютера, ее не интересует. Мерзкая работа, подумал Елагин. Абсолютно все кажется в мире подозрительным. А то, что этого Василя пырнули, может оказаться полезным. Если это Дир, то вообще радость и счастье. Поллитра молодой хохляцкой крови – этого достаточно, для жертвоприношения на алтарь прекрасного замирения. Значит, кишка у мстителя оказалась тонка, и он удовлетворился ягненком, вместо намечавшейся гекатомбы. И если даже это случайность, то все равно, в жилу! Непременно ввернем в предстоящем разговоре. Не исключено, что "наследник" обрадуется этому боковому руслу и туда изольет свой гнев, кажущийся ему сейчас таким громадным. Только за успех собственного охранного ведомства эту историю выдать не удастся, "наследник" ни за что не поверит, что служба безопасности по собственной инициативе решила за него отомстить.
Марина Валерьевна впорхнула в предбанник с грацией гражданки, только что прошедшей хорошенький сеанс психотерапии. Впрочем, ни Елагину, ни Патолину об этой стороне жизни заместительницы ничего не было известно, они просто с тихим недоумением созерцали зрелище столь объемистой и столь счастливой дамы.
– А что Дир Сергеевич?