– У-у, как интересно! – Все, кто находился на каменном пятачке, напряженно смотрели ему в спину. Кастуев и Патолин быстро переглянулись. Они ждали вопроса: "А кто это?" Вдруг этот диковатый Василь не подчинился приказу, вдруг "там" не вполне поняли приказ, и эта упертая хохляцкая скотина демонстративно бродит сейчас перед вооруженным взором "наследника", обрушивая весь сложнейший замысел. С другой стороны, если этот дурень действительно вылезет на первый план, то все может обернуться и к лучшему. Бог с ним, со спектаклем. Вся вытканная с ненормальной тщательностью пелена сама собой рассеется. Наверно, будет много крика, но громадное облегчение. Уже не надо будет притворяться. Да, сын майора, непонятно, что будет с ним? Но вряд ли Дир сделает ему что-то, в этом уже не будет никакого смысла.
Дир Сергеевич, мурлыкая, подкручивал верньеры на корпусе "перископа", управляя резкостью картинки и направлением взгляда.
Раз он так долго вглядывается, значит, видит что-то интересное. Никто не смел подойти и проверить, что именно. Наверно, все-таки не Василя, вряд ли он сдержался бы и не вскрикнул, не выматерился, поймав в объектив брата своей жестокой возлюбленной.
Опять была ощупана зрением колючая проволока, белые, приземистые казармы, мачта с флагами, окаменевший джип, разморенные мягкой зимней жарой постовые, навес кухни-столовой, сакраментальные оранжевые кувшины с фантой, на таком расстоянии похожие на кувшины с фрэш-соком, стритбольный овальный щит. Кольцо с железной сеткой. Одинокий мяч на пыльном, каменном паркете. Как это щемяще выглядит – баскетбольный мяч у подножия Памира! А теперь чуть приподнимем ось внимания и продвинем, продвинем плавным движением внимательных пальцев.
Теперь перед нами строение в тыловой части лагеря. Деревянная вышка с дощатой коробкой вверху под дырявым навесом. Почти что загороженная вертикальной, ржавой бочкой. Странно, здесь должен был бы располагаться человек с американской винтовкой, с глазами, прищуренными на юг, в сторону возможно подкрадывающегося врага. А так торчит в воздухе деревянный ящик, без всякого дельного использования.
Впрочем.
Дир Сергеевич замер, хотя и до этого оставался неподвижен. Одним словом, тем, кто за ним наблюдал, ничего нового в его поведении не увиделось.
А он увидел.
В щелях между досками деревянной коробки несомненно обнаруживалось какое-то белое движение. Он уже собрался поднять руку и подозвать кого-нибудь, чтобы объяснили, что он видит, но вовремя раздумал. Увеличил проникающую силу оптического оружия до предела – ничего себе! Чем там занимаются эти подставные хохлы. Да это не операция по умиротворению Талибана, а разъездная Гоморра. Какой дряни нагнал сюда майор! Голубая дивизия! И страсть, видимо, такая, что даже в день испытания не могут потерпеть. Думают, что спрятались и их из-за бочки не видно. А на самом деле неплохо видно. Наивные, Ромэо и Ромэо. Сколько бы нашлось желающих полыхнуть в этот замок любви напалмом!
Дир Сергеевич хихикнул, вытер чуть заслезившийся глаз. Произошло еще несколько переглядываний у него за спиной. Право, господа шоумены не знали, что и думать.
Веселый наблюдатель уже совсем было собрался стыдливо ослабить резкость своей всевидящей оптики, как произошло изменение в процессе, вершившемся на дне деревянного загона. Над бортом невысокой загородки поднялась голова и голые плечи. Раскрасневшиеся щеки, спутанные волосы… Принадлежали они официантке Наташе. А это означало, что на полу валяется, в скотоподобной позе – Приап-навзничь – не кто иной, как ее братец. Хотя, объективности ради, надо сказать, что в первые мгновения Дир Сергеевич не располагал возможностью соображать. Он только мог зажмуриваться и открывать глаза. Сделал, таким образом, две нестираемые фотографии для своей памяти. Наташа исчезла, пав обратно в объятия партнера, и только уж в этот момент Дир Сергеевич догадался, кто является этим партнером.
Откуда они здесь?!
Примерно минута ушла у него на то, чтобы никак не показать, что им сделано важное и отвратительное открытие. Он вернул зрение "перископа" к первоначальной картинке. Надел очки, закусил слегка нижнюю губу, дабы держать под контролем свою мимику. Но очень скоро, уже через несколько секунд, ему стало ясно, что сохранение лица ему вряд ли под силу. Тем более под воздействием напряженного внимания со стороны "коллег". Слишком сильный удар получила его психика, она в нокдауне и сейчас рухнет на каменный пол, разбрасывая бесполезные кулаки.
– Смотрите! – крикнул Патолин, и этот возглас отвлек всех. Даже Дир Сергеевич посмотрел, куда указывали. Ему показалось, что имеется в виду подлетающий вертолет Абдуллы и Джовдета. Вооруженный вертолет. Потрясенный "наследник" в данный момент еще не знал, как ему вести себя по отношению к нему, как использовать его ракеты, ибо уже не казалось, что страшная машина годится только для демонстрационных целей. Почему только пугнуть?! Тут ведь есть те, для кого "пугнуть" слишком условное наказание. И, кроме того, с кого спросить – почему они здесь оказались?! И с какой целью?! Ведь не просто же так! За тысячи километров кто-то доставил сюда парочку сексуально озабоченных хохляцких обезьян, зачем?! Сорвав прямо с залитого лаком пола в московской квартире. Не по своей же воле они здесь, совокупляются на вышке, или по своей?! Совокупляются, наверняка, да, по своей, но кто их сюда притащил?! И еще вопрос: считается, что майор задумал устроить здесь инсценировку для глупого начальника, тогда зачем он встроил такой дефект в декорацию?! Он не мог не предполагать, что москальский гость в любом случае захочет глянуть на сооружение.
Что тут вообще происходит?!!
Какой спектакль и кем разыгрывается?!!
– Это Рустем! – снова воскликнул самый молодой и глазастый, Патолин.
Пылевое облачко на пределе зрения начало обнаруживать какое-то подвижное, твердое зерно внутри себя.
– Что ему надо? – неприязненно поинтересовался майор.
Патолин и Кастуев были удивлены этим вопросом. Елагин сам приказал звонить в кишлак Рустема с приказом об отмене операции. "Хозяин Памира" едет разбираться.
Майор наконец сообразил, что может означать этот визит, стрельнул взглядом в "наследника", соображая, что ему придется сейчас объяснять и как это лучше проделать.
Чертовы таджики, что им не сидится в своих кишлаках?! Вид у запутавшегося майора был дурацкий.
Несмотря на мучительную внутреннюю судорогу, Дир Сергеевич вдруг развеселился какой-то внешней частью сознания. Даже вроде того, – прыснул. Ничего не получается у кретинов! Вся надуманная обманная орясина разваливается под собственным весом. В этом было даже какое-то облегчение для души: нарастающая абсурдность ситуации смягчала конкретику боли. Хорошо, хорошо, господа, полюбуемся, сковородка поставлена на огонь, сейчас вы начнете вертеться по-настоящему! Что бы вы ни задумали – последнее слово останется за вертолетом!
– Дир Сергеевич, вас к телефону.
Дир Сергеевич увидел перед собой огромный, несчастный нос Рыбака и тоскливые глаза. Отмахнулся.
– Какой еще телефон?
Роман Миронович приставил трубку к уху, проверил.
– Вас. Сын.
Отвернувшийся было от него, в сторону назревающего интересного события, Дир Сергеевич, замер.
– Кто?
– Сынку ваш, Михась.
Отец протянул руку к мокрому от чужого пота прибору, медленно, словно собирался ощупать шаровую молнию. Еще держа трубку на некотором расстоянии от уха, он уже услышал: "Папа, папа, это я, папа!" На него никто не смотрел, в этот момент главным ньюсмейкером представлялся "несущийся" по каменной пустыне джип Рустема. Господа помощники истерически соображали, как им выходить из ситуации.
– Здравствуй, сынок, – сказал Дир Сергеевич почти нормальным голосом.
– Наконец-то, это я папа.
– Я понял, сынок. Ты откуда?
– Отсюда, из Кембриджа.
– Как учеба?
– Учеба? А, учеба, хорошо. Короче, нормально, я чего хотел.
– Чего, сынок?
После некоторого, затрудненного молчания, изменив немного голос, студент произнес.
– Мне тут мама звонила.
– Мама?!
– Да.
– И что, что она сказала?
– Понимаешь…
– Понимаешь, Миш, я хотел к тебе приехать.
– Она сказала…
– Но не смог я сейчас… я в горах сейчас, я объясню потом, ты понимаешь?
– Да, ладно.
– Я приеду, я обязательно приеду. Уже скоро. Я тебе позвоню и приеду.
Опять после некоторого молчания.
– Знаешь…
– Что?
– Мама сказала…
– Что она тебе сказала?!!!
– Ну…
– Не бойся, говори, я тебе все объясню.
– Сначала, она сказала, что приедет и все расскажет. А потом перезвонила и…
– И что? Ну что? Что?!
– Она говорит, что ты не мой отец. Что ты не отец. Что ты молчишь?
– Да, сынок, да.
– Она говорит, что не хочет меня расстраивать. Она говорит, что скоро приедет и все будет хорошо. Но ты не мой отец. Я тебе не сын.
– А кто?
– Что, кто?
– Кто отец? Кто твой отец?
Внимание собравшихся на каменной полянке разделилось. Они не знали, за чем интереснее следить, за джипом или за разговором.
– Ну, уж ты не молчи, Миш, если ты знаешь, должен знать и я, – сказал Дир Сергеевич ненормально ровным голосом. Сын проговорил быстро, как перебегают по камушкам ручей, чтобы не свалиться, остановившись.
– Мама говорит, что мой отец дядя Аскольд.
Дир Сергеевич зачем-то кивнул.
– Что ты молчишь, папа?!
– Я не молчу.
– Ты молчишь, папа!
Дир Сергеевич потянулся, чтобы снять очки, но раздумал.
– Папа, я все равно тебя люблю, ты все равно мой отец. Я не верю. Мама на тебя обиделась и зачем-то это говорит. Она уже скоро приедет, и я ей скажу… я не хочу! Так не бывает!
Глотнув несколько раз непокорный воздух неловко открытым ртом, отец сказал:
– Я тебе позвоню.
И зашвырнул трубку в направлении горной гряды, ему были в этот момент отвратительны и высокая неподвижность, и кристальная белизна.
7
То, что Дир Сергеевич претерпел сокрушительный разговор с сыном, поняли все, хотя никто, конечно, не знал деталей. И никто не знал, как себя следует вести. И в каких действиях вообще есть теперь потребность.
Кривоплясов выглядывал из каменной норы, стоя на четвереньках и, кажется, собирался отступить поглубже внутрь горы, чтобы там укрыться от необходимости участвовать во всем этом мутном кошмаре.
Майор продолжал переживать свой телефонный разговор по поводу своего сына. Он переводил взгляд с одного из присутствующих на другого, и с крепнущей тоской в сердце понимал, что так и не может понять, что же ему теперь делать. Не делать ничего было невыносимо!
Рыбак почесывал подбородок уголком письма и тоже страшно тосковал, что наступивший момент еще меньше годится для передачи послания, чем все предыдущие. А ведь уже почти не осталось времени, и у него строжайшие указания на этот счет.
Патолин пил теплую воду из пластиковой бутылки, закрыв глаза. Кастуев стоял с протянутой к бутылке рукой.
И тут в самый центр немой и перенапряженнлой сцены прилетает пыльный грузовой джип с тремя озабоченными господами, двое в кабине, один с автоматом в кузове.
– Где Тахир? – крикнул Рустем недовольно.
Всем было не до него и, конечно, не до его брата.
Кастуев, более других посвященный в семейную ситуацию "хозяина Памира", взял объяснения на себя.
– Тахир уехал.
– Как уехал?
– На своей машине. С Кляевым.
– С ученым?
– Да, с ученым.
Рустем размазал по лицу полосы потной грязи, в которую превратилась пыль.
– Зачем ты его отпустил?!
– Кого?
– Тахира, кого?!
Бобер наклонился к напившемуся Игорю и тихо пояснил:
– Рустем считает, что Тахир ненормальный, над ним все смеются в кишлаке, ему нельзя уезжать.
– Ты что не понял, у него плохая голова?! – Рустем непреднамеренно навел на Кастуева свой "калашников".
В этот момент опять запиликал узел связи. Все невольно посмотрели в его сторону. Вторую, оставшуюся в наличии трубку взял Рыбак, оказавшийся ближе всего к аппарату. Выслушал, подвигал ногтем большого пальца обширный свой нос.
– Ну? – был обращен к нему общий немой вопрос.
– Звонил некто по фамлии Стефаник.
– И?
– И просил передать вам, Дир Сергеевич, что он белорус. И все дети его – белорусы.
Елагин и Патолин, конечно, поняли, о чем тут речь, но Игорь не видел, как приступить к объяснению, а майору было плевать, будет что-нибудь объяснено или нет.
– И это не все, – вдруг бодро отрапортовал Роман Миронович, – вам еще и пакет. Письмо, Дир Сергеевич.
В этот момент младший Мозгалев тоже добрался своим оглушенным сознанием до сути сообщения и резко подбежал к пункту связи. Рыбак сунул ему письмо, думая, что "наследник" стремится немедленно приступить к чтению. Дир Сергеевич матерно выругался в трубку и швырнул ее в еще большей ярости, чем давеча первую. Она расколошматилась о свод пещеры, в которой ховался Кривоплясов.
– Смотрите! – крикнул кто-то.
– Это вертолет! – первым сообразил Бобер.
– Это Тахир возвращается? – цепко схватил Кастуева за предплечье Рустем.
– Какой еще тут может быть вертолет? – спросил совершенно растерянный Патолин.
– Это не ваш? – спросил майор Рыбака.
И тут на первый план выступил Дир Сергеевич. Облик его был нелеп и угрожающ.
– Это наш вертолет. Второй наш вертолет. Настоя-ящий вертолет. Военный. С боезапасом. Представление начнется не вечером, Саша, представление начнется сейчас. Прямо сейчас! И мы всех этих юмористов и белоруссов… А я пойду полюбуюсь, на бережок. Кто тут съемочная группа, пошли со мной! Не хотите, как хотите! Я сам!
Дир Сергеевич наклонился к своему кофру, расстегнул его и вынул оттуда компактную видеокамеру.
– Ну, хватит, – мрачно и решительно сказал майор, шагнул к "наследнику", беря его за правое запястье. Кастуев синхронно овладел левым.
– Игорь, достань у него рацию. Во внутреннем кармане.
Вертолет был уже недалеко, через минуту, другую ему предстояло пройти над "штабом", а там уж буквально триста метров и до лагеря.
– Говори, Митя, как нам с ними связаться и какую дать команду, чтобы отменить всю твою дичь?
Дир Сергеевич шипел, извивался.
– Да он ничего плохого не задумал, – крикнул из-за спин навалившихся Кривоплясов, – никакой стрельбы по лагерю не будет. Это все шутка.
– Какая шутка?! – прошипел Елагин.
– Ну, вы хотели его разыграть, а он тоже захотел. Ерунда это все, не надо драться!
– Идиот! – провыл в ответ Дир Алексеевич. – Ты все испортил!
– Значит, что-то там все же… – Елагин свободной рукой взял младшего Мозгалева за горло, – говори, товарищ начальник, что происходит. Придушим ведь, никто и следов не найдет, как и твоего брата.
Дир Сергеевич продолжал ворочаться в тисках многочисленных пальцев, ему невыносимо было признать свое полнейшее поражение после всего того, что на него обрушилось за последние двадцать минут.
– Можете меня душить, можете строгать, а только сейчас от вашей шайки там на берегу ничего не останется и от этой бляди, от ее выродка брата.
– Что?! – Майор яростно поглядел на помощников, и Патолин и Кастуев отвели глаза.
– Они здесь?!
– Кто мог знать, – прошептал Игорь, мучительно отводя глаза. – Накладка.
– Все равно, как бы там ни было, надо это прекратить. Потом разберемся! Как эта штука включается? – снова майор сдавил горло своего начальника.
– Очень просто, – продемонстрировал Патолин. В аппарате что-то пискнуло, и полился из трубки очень ровный, приятный, и, главное, всем почти знакомый голос.
– Митюша, братик мой, здравствуй!
Звук этого голоса произвел разительное действие на все собрание. Все сначала замерли, потом стали переглядываться, кривя физиономии. Руки разжались, Дир Сергеевич рухнул вниз, хватаясь за почти сломанное горло.
– А вот и я. Не ожидал, Митька, знаю, что не ожидал. А я тут как тут. Ты хорошую придумал штуку с этой заставой. Узнаю почерк и стиль. Тебе раньше просто не хватало размаха. Как той корове рогов. Ты правильно понял свою роль. Только у тебя все равно ничего не получилось бы. Ты не умеешь работать четко, ты умеешь хорошо выдумывать, а я – практик. Поэтому я решил тебя подстраховать, братишка. Тебя бы все равно обвели вокруг чего хочешь, твои помощнички, но не меня. Сейчас мы подлетим и хорошенько продерем огоньком вашу съемочную площадку.
Дир Сергеевич выхватил из рук Патолина рацию, переключил и сразу начал орать, перебарывая хрип:
– Слушай, ты, не смей, я не этого хотел! Это ерунда, шутка!
– Хороши шуточки, аренда боевого вертолета, сорок тысяч долларов, а потом, ты же не знаешь, что мне пришлось пережить… Такое не прощают!
– Но это не украинцы, Коля, это безобидная юмористическая шпана, я даже не знаю, откуда они родом… Они белорусы!
– Ты сейчас готов мне рассказать любую сказку, лишь бы было по-твоему. Я отлично вижу, что это воинская часть.
– Аскольд Сергеевич, ваш брат говорит правду…
– А ты вообще молчи, майор, ты уволен. Специалист, хренов. Все, конец связи!
Общее молчание продолжалось всего несколько секунд. Дир Сергеевич заорал:
– Звоните в лагерь, пусть разбегаются!
Кастуев и Патолин кинулись к пункту связи.
Вертолет был уже отлично слышен, и были видны заточенные бревна реактивных установок у него по бокам корпуса.
– Мы не можем позвонить! – сообщил Кастуев.
– Тогда стреляйте!
– Как?!
Дир Сергеевич бросился к грустному, кажется, все понимающему Рустему, схватил автомат, стоявший у его ноги, отскочил к брустверу, передернул затвор, сказался автоматизм, наработанный в армейском карауле, и стал оглушительно лупить в сторону подлетающей смертоносной машины.
– Надо его сбить, я его знаю, он ни перед чем не остановится, если что-то решил! – Большая часть слов была заглушена пальбой, но смысл все равно до всех дошел.
Отчаянные действия младшего брата дали свой результат, вертолет начал сильно забирать вправо.
– Он хочет зайти из-за реки, – сказал Рустем.
– Надо всех разогнать оттуда, – крикнул майор. Он припал к "перископу", в лагере царило стоячее недоумение. Звуки автоматных очередей доходили и собственным громом, и горным эхом к лагерю, и беззаботным кавеэнщикам ничего не было понятно. В такой ситуации подлетающий вертолет боевого вида достаточный повод для паники.
Все собравшиеся стали кричать им, мол, убирайтесь, уходите, разбегайтесь, звуки человеческого голоса не могли так распространятся, как звуки выстрелов.
– Поехали туда! – Первым сообразил майор. Это было несомненно лучшее решение. Вертолету, чтобы полностью себя обезопасить, надо было совершить довольно приличный круг, лагерь был недалеко.
– Заводи! – крикнул Рустем, подбегая к машине. За ним бросилось несколько человек. На ходу они переваливались в кузов через низкий задний борт. Подпрыгивая задними колесами на диких камнях, как взбесившийся осел, "джип" понесся вниз, к реке.