Россия
1
– Аля, ты?
– Да, я. Чего тебе, Света?
– Почему голос не твой?
– А у тебя тон дурацкий. Простыла я.
– А я в ужасе.
– Что случилось?
– Знаешь, Аля, а он ведь улетел.
– Кто? Митя? Куда улетел? В Англию? Откуда ты знаешь?
– Секретарша сказала. Сучка!
– Она-то в чем виновата?
– Секретарша всегда виновата.
– Ладно, Свет, тебе видней.
– Ты знаешь что, я решила действовать. Пока не поздно.
– Что значит, действовать, и что значит, поздно?
– Пока он не долетел, пока я еще могу как-то повлиять на Мишу! Объяснить ему все.
– Ты ошалела, подруга?! Что ты хочешь ему объяснить, мальчишке?!
– По-другому – я его потеряю!
– Света, Свет, погоди, ты хочешь ему сообщить, что Митя не его отец?
– Не только это.
– Что еще?!
– Ты прям ревешь, Аля, ты слишком сильно простыла?
– Нет, ты ответь, ты хочешь сказать Мишке, что его отец…
– А что мне остается? Я не хочу потерять сына.
– Ты скорее потеряешь его, если втянешь его в эту, в эту…
– Втяну!
– Я тебя прошу, Света!
– Я тебя слушаю и, знаешь, что тебе скажу.
– Скажи.
– Ты не на моей стороне, Алечка.
– Я сейчас ни на чьей стороне, выясняйте свои отношения с Митей, хоть загрызите друг друга, но мальчика-то зачем пытать?!
– Ты зря не взяла его себе.
– Кого, Света, ты рехнулась?!
– Чего ты не взяла его себе, этого ненормального Митеньку?
– Ты опять за старое. Ты знаешь прекрасно, что это он меня не взял, не хотел брать, я…
– Ладно, Аля, ладно, пока, мне нужно позвонить.
– Если ты сделаешь это – прощай!
Гондвана
1
– Вот ты говоришь, тебя выгнали из издательства.
– Это наше издательство выгнали, – сказал Кривоплясов, пытаясь остановиться, правду он предпочитал говорить, стоя неподвижно на земле.
– Да, да, я помню. Вы снимали этаж у какого-то большого патриота, а он вас выгнал.
– Этот патриот, наоборот, нас терпел, а мы его обманывали, мы не платили аренду полгода, у нас казаки были в начальниках, вешали ему лапшу, мол, мы свои, развернемся, и уж тогда… а когда…
– Да плевать я хотел на это, терпеливы не только патриоты, и опять-таки не в этом дело. Я про то, что вы там издавали.
Кривоплясов опять остановился.
– Да, издавали.
– Согласись, и не обижайся, издавали вы странную литературу.
Кривоплясов продолжал стоять, сопротивляясь попыткам друга увлечь его дальше по кремнистой тропе.
– Чем же странную? Русскую.
– Ну, кого вы там издавали, ты мне называл…
– Шукшина мы издавали, Шергина, Шишкова…
– А кого-нибудь не на "ш"?
– Ты сегодня ко всем буквам будешь придираться?
– Не злись, я про другое. Я думаю ведь о многом.
– Догадываюсь.
– Я и догадываюсь о многом, скоро расскажу, обхохочешься. Так вот о моих думах-догадках, Костя. Я придумал название для всего того шершавого чтива, что ты выпускал в свет, обманывая патриотического мецената. Это племенная литература.
– Племенная? Как это? На развод?
Дир Сергеевич остановился и сильно, со злостью помотал головой.
– Не остри, тебе не идет. Племенная, значит – литература русских как племени. Шукшин – отличный мужик, талантище, но все же племенной писатель. Про Шергина с Шишковым даже тебе ничего не надо объяснять. Есть фигуры и покрупнее – Мельников-Печерский, Лесков, улавливаешь?
Кривоплясов неприязненно молчал.
– У каждого народа есть толпа таких племенных авторов. Больше всего у поляков. Все эти Жеромские, Тетмайеры, Ожешки, Реймонты, нобилиат, кстати, и у хохлов: Стельмах, Загребельный, Иван Франко, Украинка Леся, Панч, только не журнал, а Петро Панч. Они есть везде, у всякого народа. У всякого племени есть певцы, у каждого племени есть набор комплексов, страхов и упований, и они примерно одинаковы у любого племени. Вся тайна в том, почему Шекспиры и Шолоховы, к примеру, это не только племенная, но и мировая литература?! Загогулина!
– Ты мне лекцию читаешь, Митя?
– А хотя бы и. Прежде чем обижаться, старайся понять.
2
Елагин закончил читать. Автоматически сложил письмо по сгибу, попробовал засунуть в конверт, оно зацепилось краем и не пошло. Майор отдал его так в потные пальцы Рыбака.
– Ну? – спросил тот, в свою очередь пытаясь владить лист в конверт.
– Кто его тебе дал?
– Дочка. Дочка этой бабки Янины Ивановны Гирнык. Регина Станиславовна.
– Нет тут какой-нибудь… Короче, не выдумка? Не подлог какой-нибудь?
Рыбак медленно пожал плечами, словно ими и думал в этот момент.
– А на кой ей подлагать?
Елагин встал и опять сел.
– Значит, правда. Хотя, слишком как-то. – Он повернулся к Патолину. – Ты ведь тоже ездил? Как она тебе? И почему сразу не отдала, еще в твой приезд?
Игорь вытер ладони о бока своего комбинезона.
– Старуха еще была жива. Они, конечно, хотели отмыть память своего, кто он там им? Да и я тогда в этом направлении не копал. Для меня было главным – установить, чей ребенок Дир Сергеевич. От офицера советской армии Мозгалева, или все же от любовника Клавдии Владимировны, этого хохла, который вилами заколол капитана. Я выяснил, что не от него, ну, вы помните, там было несовпадение по срокам. Мы решили, что вдова нагуляла второго сына уже в Челябинске, или где там.
Патолин продолжал вытирать руки. Кастуев, все это время нехорошо облизывавшийся, тоже вступил в разговор.
– Что-то я не верю.
– Во что ты не веришь, Юрко? – спросил со смешком Роман Миронович.
Кастуев даже не посмотрел на него.
– Не верится, вот и не верю. Представьте, Западная Украина, крохотный городишко, все всех знают, есть четыре друга, к одному из них неровно дышит жена москальского офицера. Офицер идет разбираться с парубком, его закалывают вилами на пустыре за мельницей. Парубка тут же арестовывают и судят. И осуждают.
– Ну?
– Да, Александр Иваныч, не верится мне, что после этого трое друзей не зарываются в землю, не сидят ниже травы, а начинают по очереди навещать несчастную вдову и вступать с ней в активную половую связь. Было там изнасилование, или нет? Наша западенская бабушка утверждает, что ничего такого не было, что она чуть ли не сама им намекнула – заваливайте, хлопцы. Клиника какая-то.
Патолин не согласился.
– Почему клиника? На изнасилование парни не решились бы. В той обстановке. Сама! Извращенное чувство вины. Если, как утверждает западенская бабушка, Клавдия Владимировна сама добивалась этого осужденного, то мужа, значит, не любила, и себя считала виновницей всего, что произошло.
Кастуев, в свою очередь, тоже не согласился.
– Странный способ возмещения убытков.
– В жизни, хлопцы, и такое бывает, – высказался и Рыбак. Елагин повернулся к нему.
– А нам ты зачем это показал? Нам это зачем знать?
– Одному это знать тяжело. А ему я отдать один не могу. Что хотите со мной выполняйте, не могу.
Кастуев снял с пояса флягу и крупно отпил из нее.
– Так что же это, получается, что Дир Сереевич у нас хохол!
3
– Вот я и пытаюсь понять, когда и почему племенная мысль переходит в мировую. Почему одним народам дано в своей коллективной душе переварить свои почвенные кошмары в величайшие, общезначимые идеи. Хотя как первооснова нужны именно племенные бредни, мировые книги, прежде всего насквозь национальны. Ты же знаешь, я занимался генеалогией империй, и вот вывод – размер государства далеко не всегда гарантия такой возвышенной мутации национального творческого гения. Крохотная Греция и здоровенная Персия, но побеждают греки, и грек же пишет трагедию "Персы". У римлян несколько сот лет механического военно-административного расширения, и только потом какой-то Гораций-Овидий. За что нам Пушкин с Толстым, не успели заслужить ведь, нам как будто искусственно впрыснули гениальность в национальный генотип, чтобы уравновесить внезапную геополитическую гигантскость. Еще за поколение до "Онегина" у нас было "Екатерина великая, о! Поехала в Царское Село!" Надо, чтобы бесконечное внешнее усиление уравновешивалось все усугубляющейся внутренней глубиной. И почему я уже полчаса распинаюсь перед лучшим другом, а он никак не соберется меня предупредить, что тут свора ничтожных ублюдков задумала сыграть со мною отвратительную шутку!?
4
– Так кто тебе велел ехать в Дубно? Сам бы ты ни за что не полез в это дело.
Роман Миронович медленно сложил из пальцев правой руки фигу и вяло показал ее майору.
– Что это значит?
– Это значит, Александр Иваныч, что я все расскажу тебе завтра.
Кастуев и Патолин напряженно наблюдали за этой сценой, одновременно поглядывая в сторону горной прогулки Дира Сергеевича с Кривоплясовым.
– А никакого "завтра" не будет. – Сказал майор.
Никто не понял, что он имеет в виду, да он и сам почувствовал, что загадочная фраза нуждается в расшифровке.
– "Завтра" не будет, потому что не будет "сегодня". Мы отменим вечернее шоу. Скажу честно, я перестал понимать, что тут у нас происходит, даже Рыбак знает что-то такое, что мне неведомо. И ничего не расскажет, хоть пытай. Правда, Роман? (Рыбак вздохнул и понурился.) А в такой ситуации лучше ничего не предпринимать. Да, потом, и противно как-то. Игорь, позвоните Бобру. Отбой. Всю ответственность беру на себя. Когда они вернутся (жест в сторону гуляющих друзей), я сам расскажу Диру все. Убить меня он не убьет, что он вообще может сделать мне или кому-то? Как все могло дойти до такого бредового состояния?! Жуткая, тупая инерция, шаг за шагом – и ты уже по горло в болоте. Надо было все отменять, уже когда он только захотел сюда прилететь.
Раздалось пиликанье спутникового телефона. Патолин поднял трубку. Выслушав сообщение, протянул ее майору.
– Вас, Александр Иваныч.
Майор подошел, приложил трубку к уху. По мере того как он слушал, с его лицом происходили очень выразительные метаморфозы, оно обливалось краской, нижняя челюсть отвисла, лоб очень заметно вспотел.
– А вы кто? Пожарник? Там что был пожар? Возгорание? А, вы звоните по ее просьбе, ясно. Она не в состоянии. Боится? Правильно делает. Что с сыном? Не знаете? А кто знает?! Тамара! Дайте ей трубку, капитан. Что значит, она не в состоянии?! Она тоже не знает?! Сколько его уже нет? Рыдает? Черт с ней, когда пропал Коля?! Говорит, что больше суток? Уже двое суток?!! Она боялась мне позвонить?! Да она звонила мне, когда он на полчаса задерживался! Двое суток, двое суток!!!
Майор медленно пересек площадку, сел на камень спиной к Рыбаку. Никто не решался нарушить молчание. Майор заговорил сам. Он уже овладел собой. Заговорил медленно, одновременно обдумывая то, что услышал.
– Я должен был это предвидеть. Если он решился на то, чтобы расстрелять целый взвод народу, то что для него стоит похитить мальчишку. Как раз накануне нашего отъезда. По идее, я должен был узнать об этом еще вчера. Просто Тамара потонула в своей водке, и если бы не возгорание, то никто бы и не позвонил, я вбил ей номер в ее трубку. Ай да "наследник", недооценивал я тебя. Сказать по правде, я не знаю, что теперь делать. Я в капкане!
Кастуев свирепо фыркнул.
– Да, ладно. Свяжем сейчас, ствол ко лбу, и он все отменит. Он же кретин, Саша, так никто не делает. Он взял твоего сына в заложники, но сам у нас тут заложник. Небось себя-то он любит, если на него нажать…
Патолин схватил Кастуева за предплечье.
– На самом деле для нас ничего не изменилось с этим звонком. Я имею в виду, мы можем продолжать то, что начали. Шоу пойдет своим чередом. Мы не подадим виду Диру, что все знаем. Вечером Бобер постреляет, все тут же снимемся и домой, у него не будет никаких оснований вредить мальчику. А если его схватить и начать прессовать, то, может быть, у него есть какой-то особый сигнал для тех, кто похитил ….
– Ты как-то очень уж озабочен тем, чтобы мы не навредили Диру, не обидели его.
– Юрий Аркадьевич, не говорите ерунды! Не хватало нам теперь друг друга начать подозревать!
Майор сидел неподвижно, молча, тупо смотрел в камень под ногами. Он был не в состоянии свести в единую картину происходящие события, это его совершенно обескровливало.
5
– Хорошо, что ты мне все рассказал, Коська, – Дир Сергеевич сорвал черные окуляры с лица, маленькие, некрасивые глаза его сияли. – Не мрачней, дружище. Никого ты не предал, никому непоправимо не навредил. Ты думаешь, я до твоего признания ничего не знал. Ну, за кого ты меня принимаешь? И вообще как это наши умники рассчитывали провести в тайне такую громоздкую операцию!? Это же почти как высадка на Луне. Даже у американцев ничего не получилось, все теперь знают, что не было никакого Армстронга, а был Стенли Кубрик и Голливуд.
Дир Сергеевич снова нацепил очки и сделался серьезнее и отрешеннее.
– И вторая, а может быть, первая их ошибка, я имею в виду майора и его бобиков: они поверили, что я кровожадный маньяк. Видимо, я был все же очень убедителен в своих речугах, они затрепетали, гуманисты хреновы, была целая борьба, они мешали, изобретательно мешали мне, и под конец, когда я сам приехал проконтролировать дело, решили путем ловкой инсценировки не допустить страшного кровопролития, которого я, по их убогому мнению, страшно жажду. Это до какой степени надо было не разбираться в людях, чтобы всерьез поверить в такую мою идею. Майор кретин, это очевидно, кретин, начисто лишенный какого бы то ни было артистизма и воображения. Кровожадность моя чисто условного характера. Да, я мечтал, чтобы кто-нибудь грохнул по хохлам или полякам в Ираке или Афгане, чтобы бушевы союзнички умылись кровушкой, но при этом конечно же я хотел бы, чтобы никто по-настоящему не погиб. Понимаешь мысли изгиб?
– Так значит, ты не собирался…
Дир Сергеевич мощно и радостно хлопнул себя ладонями по ляжкам.
– Ну, конечно! Я просто хотел бы произвести впечатление на самодовольную малороссийскую аудиторию. С помощью жуткого телесюжета. Пленку покажут, обязательно покажут по телевизору, будет шок, паника, на два дня, и Украина и Россия переживут вживе это событие. Все будет абсолютно по-настоящему, только без настоящих смертей. Какова выдумка, а? Сложно, но гениально!
Кривоплясов расслабленно улыбался. Глаза его увлажнились, почти до состояния реального плача. Он испытывал огромное облегчение.
– Конечно, никто не будет убит, но вместе с тем я хочу, чтобы майор и майорские ребята наложили в штаны. Поэтому выстрелы будут. Я нанял вертолет с боекомплектом. Дорого, но надо. Он прилетит уже через час-полтора, они-то, Елагин с бандой, ждут вечера для своей инсценировки, а тут среди бела дня такая фигня! Парочка ракет впритирку с "блок-постом", много шума, очень много и много бледных от ужаса рож.
– Рискованно.
– Ничего не рискованно. Все под контролем, у меня прямое радио с пилотом, ему обещан хороший бакшиш по окончании праздника. Скандала никакого не будет, я же знаю, что до границы тут несколько еще десятков кэмэ. Маленький бордельеро с феейрверком. Что опять загрустил, никто не пострадает. Посмотри на меня, разве я могу причинить смерть человеку, ты же меня тридцать лет знаешь.
– Двадцать.
– Да, это мало. Так вот, воткнуть какую-нибудь пакость в чье-нибудь самодовольное рыло, это я да, а так… Я только официанток не люблю, особенно провинциальных, и их родственников.
– Что, что?
Дир Сергеевич снова расцвел и беззаботно махнул рукой.
– Пошли чего-нибудь съедим. Надеюсь, ты меня не сдашь? Ладно, шучу.
6
"Наследник" вступил на территорию "штаба" в отличном расположении духа, походкой приплывшего с Эльбы Наполеона, то есть в уверенном ожидании наступающих успехов.
– А все-таки хохлы идиоты! – громко объявил он. – Вот у раньше у них висело на вокзалах: "расписание, – или как там, – поиздив". Фонетически отвратно, и казалось, что хуже уж нельзя. Так они написали: "расписание потягов", то есть расписание влечений.
Кривоплясов тащился за ним с виноватой улыбкой, он знал, что прав, но, несмотря на это, ему было совестно. Майора, с его сумасшедшими подозрениями, нельзя было не обмануть, но от этого обманывание не сделалось для бывшего издателя приятным делом.
– Господа, мы как-никак на Востоке! – громко воскликнул Дир Сергеевич. – Но я не наблюдаю никакого гостеприимства!
Кастуев, Патолин смотрели на него коровьим, непонимающим взглядом. Майор и Рыбак вообще не смотрели в его сторону, занятые перевариванием своих тяжких дум.
– Что смотрите. Где плов и всякое такое, хурма-бастурма, или как оно тут называется. Где барашки-фисташки хотя бы, а?
– Вы хотите поесть? – спросил наконец самый молодой.
– Конечно. Только не скажи теперь мне, что вы тут питаетесь всухомятку, чтобы дымом костра не пугать наших врагов на той стороне речки.
Патолин немного неуместно кивнул.
– Да.
– Что да?
– Сухомятка, Дир Сергеевич. Костров не жжем.
Кастуев нырнул в ближайшую пещеру, вышел оттуда с консервной банкой и отнюдь не консервным ножом. Одним движением вспорол крышку. Воткнул нож в тушенку и передал шефу. Вместо хлеба полагались галлеты.
– С хлебом тут тоже проблемы.
Дир Сергеевич притворно покачал головой.
– Ай-яй-яй! Благородные мстители практически голодают, а эти предатели славянства принимают ванны из апельсинового сока. И всего лишь в трестах метрах отсюда. Коська, иди сюда, бери нож и иди.
Лицо друга мучительно исказилось, он сделал извиняющееся движение руками и, встав на четвереньки, пополз в глубь меньшей пещеры, ему невыносимо было стоять под вопросительными взглядами майора и его людей.
– Сок и у нас есть, – сказал Кастуев. Дир Сергеевич не обратил внимания на его слова. Выколупнул из банки кусок мяса, не удержал на кончике ножа, добыл второй, пожевал, но проглотить не смог. Подошел к брустверу и выплюнул в сторону "блок-поста". Нервный организм не принимал пищи. Дир Сергеевич поставил банку на камень, положил рядом нож и припал к перископу, словно затем, чтобы проверить, какое действие произвел в стане врага его плевок.