Переехав во Львов, Гришин потерял контакты с Байдуком. Но "цыплячья лапка", обронившая своё судьбоносное присутствие в доме литератора, не исчезла. Наоборот – теперь всячески сигнализируя Вале о себе, знак красовался на гербе организации, украшая алтабасными орнаментами львовскую штаб-квартиру на улице Степана Бандеры. Валя не стал утруждать себя мыслями, извлекая на свет причины центростремительного вращения своей персоны вокруг знака. Облюбованный ещё фашистами Третьего Рейха, альгиз пришёлся по вкусу украинским неонацистам – что и говорить, преданность идеалам. Всё складывалось именно так, как должно было сложиться по непреложным законам Вселенной, Бога, Фатоса или невесть ещё знает чего. Иных путей он не видел, да их и не было.
В свете грядущих событий работы предстояло много. В избирательной гонке только что одержал сомнительную победу Янукович, которую пытался отвоевать всеми возможными способами его отравленный соперник. Экзитполлы афишировали противоположные результаты, и вот, на улицах уже замаячили оранжевые тона. Молодая и независимая Украина, амбициозная до своих желаний, жаждала благополучия и социальных перемен. И вскоре они пришли.
С тех пор минуло десять лет. Образ и стиль жизни расхлябанного растамана Гришина внешне ничем не изменился. Это был всё тот же неунывающий, только немного постаревший раста-аксакал. Как и прежде, он заслушивался записями Боба Марли, участвовал в ежегодных Конопляных маршах и скандировал за легализацию марихуаны. Дреды Валя решил оставить, ещё тогда они показались ему идеальным прикрытием.
Одна путеводная звезда вела человека и страну: политическая арена Украины, не желая меняться, искусно маскировалась старым режимом. Аллитерирующими звуками революционных призывов она неслась из одного десятилетия в другое, и в этом судьба человека и страны, пожалуй, была схожа. Её, болезненно гордую и самолюбивую, лихорадило от переизбытка власти и сотрясало от эйфории бюрократических препонов. Его, исполненного важности, с апломбом реформатора и материалиста, слепо потакающего собственным суевериям, волновали квадратные метры, денежные единицы и лошадиные силы. Но в тщетных попытках триумфа победы оба терпели фиаско.
Сегодняшний день сулил роковые перемены – для ползучего растянутого во времени переворота, для обнаглевших чиновников, устроивших политический фейк, и, главное, для самого Вали.
Глава 7
Дождь прополоскал небесное полотно, сменившись к вечеру звенящим по ветру морозцем. Он оковал чёрные проёмы луж в белесоватую окантовку, распушил инеем мокрые стволы деревьев, а воздух сделал кристальной чистоты, добавив капельку синьки в его сумеречные тона.
Зябко поёживаясь от встречных порывов ветра, Гришин неловко переминался с ноги на ногу, улыбаясь навстречу идущему Кириллу.
– Привет! – радостно закричал Виноградов и затряс щупловатую ладонь Вали.
– Привет, привет! Слушай, Кирюха! А у меня для тебя подарок! – заговорщицки подмигнул Гришин.
– Дорогой?
– А других не держим, братишка. Вот, принимай, из Италии. – И он деловито указал на Доменико. – Познакомьтесь!
– Доменико Джованни, – отрекомендовался иностранец и аккуратно зачем-то присовокупил: – Вообще-то я проездом, из Хорватии.
– Ого! – деланно изумился Кирилл. – Слышал, что в этом году хорваты наконец-то вступили в Евросоюз. Вот провели бы ликбез для своих украинских коллег! – предложил он и широко улыбнулся.
– Я вне политики! – чеканя каждое слово, процедил Доменико, не прочувствовав ироническую нотку в голосе Кирилла.
– Ну и ладно! – отмахнулся тот. – Я тоже не фанатею от всего этого. Кстати, Виноградов. Кирилл Виноградов. Приятно познакомиться!
Валя вкратце пересказал Кириллу историю Доменико.
– Конечно, поможем! – понимающе закивал тот, выслушав до конца и кидая в иностранца взгляды, полные сочувствия.
– Внутрь получится провести? – вдруг забеспокоился Гришин и напомнил: – У него при себе никаких документов.
– Усы, лапы и хвост – вот мои документы, – вспомнил Кирилл фразу из известного мультика и засмеялся. – Придумаем чего-нибудь. А ты сам, с Соней не поздороваешься?
– О нет! – поспешно отмахнулся Валя. – Я спешу. Мне ещё остальным подарочки разносить! – он указал на увесистый багаж. – Передавай от меня своей подруге пламенный привет. А вот ему, – он указал на Джованни, – тёплая компания как раз не помешает.
– За интуриста можешь не переживать! – заверил Кирилл, хватая сумку и перебрасывая лямку через плечо. – Тяжёлая, однако! Что там?
– Всё, как договаривались! Удлинители, запасной кабель для лэптопа, несколько упаковок "пальчиковых" батареек, электрический чайник, немного лекарств и пачка бумаги для принтера.
– Эх… вот человечище! – Кирилл сцапал Валю в объятия. – Спасибо, дружище!
– О чём речь! – отмахнулся тот. – Кушайте на здоровье!
Трижды крякнула рация.
– Это у меня! – заспешил Валя. – Всё, пора, братцы-кролики! За тобой, – он спохватился, подмигивая Доменико, – я утром забегу и отвезу в посольство, как обещал.
– Спасибо!
– Не вопрос!
– Может, помочь? – затревожился Кирилл, поглядывая на тяжеловесную поклажу Гришина.
– Э-ээ, нет. Сэ-пэ-сэ, дальше я уж как-нибудь сам, – с чрезмерной азартностью сообщил Гришин и на прощание философски изрёк: – Пиплы, жизнь прекрасна потому что мы верим в любовь. И пока вы живы, занимайтесь любовью, а не войной!
Слова потонули в вое сирен. Сразу несколько припаркованных в переулке машин захлёбнулись нестройным хором. Сигнализации брякали невпопад, но почти одновременно, словно ночь соткала гигантского спрута, и он теперь неуклюже скользил по мокрым крышам авто, будто по мокрой гальке, лоснящейся в пене прибрежных волн. Выхоложенные стужей, четырёхколёсные надсадно рвали глотки. Щупальца спрута добирались до нестройного рядка машин под оранжевым глазом фонаря и только здесь разборчиво обратились в согбенные фигуры молодых людей. Их лица скрывают маски, а головы, покрытые капюшонами штормовок, беспрестанно смотрят вперёд перед собой. В руке у каждого зажат прут арматуры или обрез стального уголка, отточенный до остроты лезвия. Короткими, но меткими тычками они вспарывают мёрзлые покрышки и, не замедляя движения, перелетают к очередной жертве. Их цель – длинная хитрая лисья морда, заляпанного грязью, словно кровью, "кенворта". Американскому тягачу колёса берегут. Ретивые молодчики окружают грузовик, будто загнанного в ловушку зверя, крошат стёкла, врываются в кабину. Поливая грязь струёй солярового выхлопа, тягач эпилептически дёргается, срываясь с места. Всё происходит столь стремительно, что люди у палаток не сразу осознают происходящее. Мутно-зелёный, как плод недоспелого грецкого ореха, тягач рвёт в сторону палаточного лагеря.
– Бегите! – наконец закричал кто-то и крик, словно инъекция антидота, выводит всех из онемения.
Тягач вилял с боку на бок, будто пьяный колхозник, подпрыгивал на бетонных уступах бордюров, вздымая кверху зелёную морду, и снова уваливался вниз, сильно смахивая на глиссирующий по волне парусник. Очередной гребень волны и "кенворт" подмял первую палатку, бойко намотал её на ступицу колеса. Отвратительно захрустели алюминиевые дуги, загрохотала сминаемая металлическая посуда. По удачной случайности внутри не оказалось людей. Дизель взревел и налетел с ходу на вторую. Люди словно тараканы, расползались в разные стороны от заливающихся электрическим светом фар. В расход пошла третья, четвёртая палатка. Машина планомерно равняла с землёй палаточный лагерь. Невообразимый хаос творился вокруг.
Следуя не сколько логике, сколько журналистским рефлексам, Виноградов вложил в руки Доменико оранжевую жилетку и тот, весь белый как мел, без лишних вопросов всё понял: тут же нацепил её на себя. Кирилл судорожно вытащил из кармана совершенно бесполезный здесь мобильник, вышел в режим видеокамеры. Щелкнул на запись и принялся снимать.
– Быстро, в штаб, – срывающимся голосом крикнул он. Пятясь, Кирилл отступал к фасаду профсоюза, не выпуская из рук телефона.
Валя замешкался, лихорадочно что-то соображая.
– Ну, быстрее! Чего ждёшь? – рявкнул на него Кирилл.
– Нет! Мне надо доставить сумку, – с трудом выдавил из себя Гришин и неуверенно двинулся в противоположную от Виноградова сторону.
– Ты ополоумел! Вернись же! – прокричал ему вслед Кирилл, но тот, словно зомбированный, не обратил на увещевания Виноградова никакого внимания.
Грозно ощерившись хромированной решёткой радиатора, грузовик продолжал подминать под себя длинные вереницы палаток. На место событий запоздало подтягивались стражи правопорядка, обёрнутые в угольно-чёрный кевлар, словно цыплята табака в фольгу. Выстроившись частоколом по периметру лагеря, они не решались вступить на поле брани в неравную схватку со взбушевавшим большегрузом. В этот самый момент случилось непоправимое. Гришин ринулся наперерез тяжеловесу с болтавшейся на боку сумкой. Запутавшись в верёвочных растяжках немногих уцелевших палаток, он споткнулся, нелепо заплясал, подавшись вперёд и теряя равновесие, словно мусульманин в намаз, рухнул лицом вниз. Лямки натянулись как струны, влекомые вниз потерявшим равновесием человеком, и сумка со шлепком припечатала Гришина сверху.
Многотонный броневик, не разбирая дороги, протаранил остатки нейлоновых лоскутов, полощущих знамёнами на чудом уцелевших флагштоках – шестах от палаток. Ещё мгновение и Гришин почти скрылся под днищем "кенворта". Зубастый бампер подцепил клыком сумку, лихо вспоров ей брюхо, и шелестящим каскадом брызнули раздираемые ударом книжки. Обложки захлопали крыльями и в воздухе замелькали страницы, выпущенные на свободу.
Когти страха, ржавевшие в душе Вали, инстинктивно сжались. Дьявольское, инфернальное небо, взлохмаченное низкими седыми тучами, до которых только протяни руку и увязнешь, на миг застыло перед его глазами. Огромная чёрная крыша Дома профсоюзов, затесавшаяся в картинке мироздания, угрожающе сутулилась углом и норовила проткнуть пучившуюся тучу. Время замедлило ход, может, и вовсе остановилось, но только Валя совершенно отчётливо успел вспомнить школьный отрывок из бессмертного толстовского сочинения. "Да всё пустое, всё обман, всё, кроме этого неба… – успел подумать Валентин, прежде чем ребристый протектор смахнул небо с его влажных глаз".
Кирилл одеревенел. Картину происходящего он смотрел через крохотный дисплей мобильного, беспрестанно пишущего ролик. Справа и слева больно резануло нестерпимым светом, затем последовала очередь хлопков.
– Светошумовые, – крикнул кто-то.
Сглотнув слезу, Кирилл собрал волю в кулак и ринулся сквозь толпу, огибая по крутой дуге здание профсоюзов. Доменико, успевший облачиться в жилет, неотступно следовал за ним, семеня следом и щурясь сквозь россыпь бегущих тел, целясь на пляшущее впереди оранжевое пятно.
Добравшись в считанные секунды до входа, они влетели внутрь. Дозор усилили до шести человек. Из толпы их по-прежнему выделяли пресловутые серебристые куртки и нарукавные повязки. Те лишь мельком скользнули взглядом по жилетам и тут же потеряли к представителям СМИ всякий интерес.
Словно растревоженный улей, штаб гудел всеми оттенками звуков. На лестничном марше, ведущем на второй этаж, разразился неприятный пассаж – кто-то рассыпал стопку документов и теперь о белые листы, испещрённые мелким убористым шрифтом, обтирала ноги снующая вверх и вниз толпа. Щуплый подросток с выбеленным вихром и растянутым до колен свитером сгребал в охапку страницы, едва успевая увёртываться от тонких шпилек и тяжёлых каблуков. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Кирилл застыл, перед глазами замелькали кадры недавней трагедии – веер рассыпающихся листков и погребённое под слоем металла тело Гришина. Сколько они были знакомы? – мелькнула мысль. Кажется, совсем немного для крепкой дружбы и даже для просто приятельских отношений. Так, и не приятели вовсе: мимолётный знакомый, разве что. Разговорились уже на площади, обмолвились парой фраз, как вдруг неожиданно выяснилось, что оба – земляки. И сразу нашлись тысячи общих тем и знакомых. Позже Кирилл представил Гришину Соню и тот оказался настоящим кавалером: на следующий день явился с охапкой свежих фиалок. Подумать только! Фиалки в преддверии зимы. Кирилл смалодушничал и тут же смутился собственных чувств: ревность кольнула острой иголкой. Впрочем, совсем беспочвенно. Едва узнав историю ребят, зачем они здесь и как оказались на майдане, Валя стал помогать едой, медикаментами, бытовыми мелочами, – делал это бескорыстно, списывая на гуманитарную помощь неведомых западных спонсоров.
– Эй! Под ноги смотрите, ну! – рявкнул на толпу Кирилл и бросился помогать подростку, распихивая локтями особо непонятливых.
– Спасибо, – смутился тот, принимая из рук Кирилла бумаги.
Виноградов распрямился и резко зашагал вверх по лестничному маршу.
– Кирилл, скажите, – часто задышал Доменико, отдуваясь и нагоняя Виноградова. – Почему вы не остались рядом с Валентином? Нужна помощь…
Кирилл резко развернулся и навалился телом на иностранца, прижав его к стене.
– Послушай, ты! Ничего не изменить, понял! Он сто раз мёртв! Его только что переехало пополам 25 тонн металла.
– Но…
– А сейчас я пытаюсь сделать так, чтобы и с тобой не случилось чего похожего! – Он ослабил хватку и, словно опомнившись, сделал шаг назад.
– Что там произошло? Это война? – тихо спросил Доменико.
– Титушки… – придушенно сказал Кирилл.
– Как вы сказали? У меня иногда есть трудности перевода…
– Отребье, – пояснил Кирилл и медленно поплёлся наверх. – Провокаторы! Крепыши, которые за деньги ломают, крушат, наводят беспорядки.
– Зачем? – искренне удивился Доменико.
– Ты правда этого не понимаешь? – Кирилл снова остановился в попытке заглянуть в глаза иностранцу.
Зашипела рация и из динамиков сквозь пелену радиопомех донёсся хрипловатый голос Сони:
– Кирилл! Приём!
– На связи! – ответил Кирилл. – Мы в половине лестничного пролёта от тебя. Скоро будем. У тебя всё хорошо?
– Да-да, – поспешно ответила Соня. – Я слышала взрывы. Журналистов как волной смыло. Все похватали аппаратуру и испарились. Что там у вас происходит? Валя с тобой?
– Соня, всё хорошо, – соврал Кирилл. – Сейчас буду! Отбой! – И он спешно убрал рацию.
– Не скажешь? – осторожно поинтересовался Доменико.
– Не сейчас! – вздохнул он. – Она впечатлительная. И тебя тоже попрошу молчать.
– Да, – спешно заверил Доменико. – А это твоя девушка?
Кирилл не успел ответить. На лестничной площадке второго этажа, где в прошлый раз шли бои пожилой женщины и двух охранников, возникла Соня. Она взвизгнула от радости и бросилась к Кириллу, кольцом из рук обвила шею, да так и повисла на ней тяжёлым, но приятным ожерельем. Их губы сомкнулись и долгий поцелуй заставил Доменико смущённо отвернуться к зарешётчатому окну.
Наконец, Кирилл мягко отстранил девушку.
– Вот, – неловко сказал он, – это Доменико. Доменико – это Соня. Он остался без ночлега, без паспорта, без денег. Так получилось.
– Я всего на одну ночь, – спешно заверил Доменико. – Вас не стесню.
– Ещё бы! – звонко рассмеялась Соня. – Там места хватит целому отряду повстанцев. А вы иностранный журналист? – Она легонько ущипнула его за край оранжевого жилета.
– О-оо, нет! – широко улыбнулся Доменико, сражённый неиспорченной красотой девушки и её игривым тоном. – Я здесь по другим делам вовсе.
– Политикой интересуетесь? – с неподдельным интересом уточнила она.
– Нет, – отрезал Доменико. – Я вне политики!
– Ну, что ты пристала к человеку? – встрял в разговор Кирилл. – Предложи лучше своего фирменного чаю.
– Ох! – она всплеснула руками. – Действительно! Вы заходите, заходите!
Пока Соня торопливо проводила ритуал заваривания чая, Кирилл скинул шарф и куртку, сбросил прямо на пол вместе с сумкой и, присев на край фанерного постамента, оглядел комнату. Не считая их компании и ещё двух человек, возившихся с кофрами, комната была пуста. Он устало потёр виски со вздувшимися на них голубыми прожилками вен. Сейчас требовалось взять камеру и мужественно отправиться на место происшествия. Этого от Кирилла требовала его профессия. За этим он приехал сюда. За сенсацией. А ещё за правдой. Но правда заключалась в том, что он не мог сделать сенсации из смерти человека. Не прохожего с улицы, а конкретного человека с конкретным именем и фамилией, со знакомым, с которым три дня здоровался за руку, обсуждал последние новости и травил дешёвые байки. Для этого требовалось быть фарисеем, тартюфом – кем угодно, только не честным, порядочным и нравственным человеком. Надо, просто жизненно необходимо, обмануть, убедить себя и всех в собственном мужестве и хладнокровии.
– Ты мрачнее тучи, – беспокойно заметила Соня. Она стояла с пропаренным заварником, обёрнутым в вафельное полотенце, и внимательно изучала Кирилла.
Кирилл клацнул дужками, мимолётным движением сгребая запотевшие с улицы очки и попытался улыбнуться через силу.
– Видишь ли, – начал он, – сейчас те, кто кричат, что они за народовластие, на самом деле, выступают за насилие!
– Что это означает?
– Мятеж, – развёл руками Кирилл. – Мирного майдана на этот раз не получится, – он неожиданно потупил взгляд. – Ты прости меня, что затащил тебя в эту дыру, прости…
– Что ты такое говоришь! – вспыхнула девушка. – Я сама хотела… с тобой! Мы же вместе!
За окном что-то гулко ухнуло. В воздух взвилась ракетница, озарив кроваво-красным многолюдную площадь.
– Поговорим после, – сухо сказал он и покрутил в руках оставленную фотокамеру.
Соня зажмурила глаза и шмыгнула носом. Её верхняя губа предательски запрыгала, но она сдержалась и в тон Кириллу, так же сухо, уронила:
– Ну, а чай? Не выпьешь?
– Побалуй гостя! Ему сейчас нужней, – посоветовал Кирилл.
– Если можно, Кирилл, – Доменико аккуратно, словно шёл по минному полю, вставил реплику, – я бы хотел пойти с вами.
– Мы не в детском саду – разрешения спрашивать не надо! – Кирилл щёлкнул аккумуляторным отсеком и высыпал в ладонь горсть бесполезных батареек. – Но хочу сразу предупредить: с этой минуты вопросы собственной безопасности каждый решает исключительно сам.
Соня непонимающе повертела головой, переводя взгляд с одного на другого.
– Ребят, вы чего?
– Нет, нет, я всё понимаю! – Доменико как можно беззаботнее рассмеялся. – Кирилл всё правильно говорит. Но мне кажется, судьба делает для меня какие-то знаки. В общем, это не объяснить словами.
– Так, я с вами! – решительно заявила Соня.
– Я сказал "нет"! – срываясь на крик, бросил Кирилл и замолчал, неожиданно испугавшись собственного голоса.
Длинная пауза разрослась раковой опухолью по всей комнате. Журналисты покосились на Кирилла в секундном замешательстве и снова с особой деловитостью вернулись к своим кофрам. Наконец, пузырь тишины лопнул: Соня крепко прижала ладони к ушам и тихо заплакала.
– Прости, прости, прости! – Кирилл подскочил к девушке и, вложив её ладони в свои, принялся покрывать поцелуями длинные хрупкие пальцы Сони. Та зашлась всхлипами. – Ну, извини! Я всего лишь пытаюсь уберечь тебя от этого ужаса… не хочу, чтобы с тобой что-то случилось… – Кирилл осёкся.
Соня подняла красные воспалённые глаза и прошептала: