Через три дня он принес новость, он просил, и удачно, ее переводили лечащим врачом в стационар. Конечно, врачи, как только могли, уходили из участковых, и она часто жаловалась на перегрузку, но тут вдруг воспротивилась, стала говорить, что кому-то надо и в участковых быть, не всем же в спецполиклиниках трех больных в неделю принимать, надо кому-то и по тридцать за полдня. Почему-то стала упрекать:
- Ты о другом бы подумал: как нагрузку распределить, а не о том, как жену пристроить.
- Я думал не о тебе, а о твоем здоровье.
- Спасибо. - И жестоко и несправедливо добавила: - О своем позаботься.
В обед, заканчивая с Наташей еще ту коробку конфет ("Как все ординарны, - сказала Наташа, - ум дальше подношения конфет не идет, я весь желудок шоколадом испортила"), заканчивая конфеты, Нина напомнила об Анатолия.
- Уж прости, - весело ответила Наташа, - нормальный юноша, немножко торопливый, но это пройдет. К тебе не вернется, эти юноши щепетильны.
- Ты хочешь женить его на себе?
- Зачем? Пусть он женится на ком хочет, да он и дружит с какой-то, пусть женится. А ко мне вернется в будущем. Все они вспоминают о своих прежних любовях, когда у жен беременность и они противны женам. Так что тебя он забудет, меня никогда.
Но ты можешь сказать ему, что мне ничего не нужно, только… нет, противно!
Усмехнувшись, Наташа вытащила из сумочки круглый пузырек лака для ногтей.
- Угадай, сколько стоит? "Королевский".
- Мне сейчас до того? - упрекнула Нина.
- Обязательно до того. Дай руку. Дай, Нин, на счастье лапу мне. А стоит эта фиговинка пятнадцать рублей. Так что запиши, Нинон, современную пословицу: "Чтобы быть красивой, надо платить". - Наташа, щурясь, касалась кис точкой ногтей. - Я ведь не ханжа, книги - вот моя страсть. Они меня вывели в люди, они и развратили… Ты простишь мне? - спросила она через минуту. - Простишь: для тебя же. Сделаем так. Ты побудешь в ванной, он придет, мы немного посидим, потом я выйду, а ты войдешь к нему в темноте вместо меня.
- Ты что!
- Только немножко прибавь в бедрах и, - Наташа захохотала вдруг, глядя на растерянную Нину, обе седели в белых халатах, - ну да, прощай, коса - девичья краса. Не могу же я за неделю догнать тебя по длине волос. Не такая уж большая плата, между прочим. Вчера, кстати, Боря, наш юрист, водил меня в ресторан, и там все заказывали певице песню, названия не знаю, в ней слова: "Судьба решила все давно за нас". Ничего шлягер?
Нина взяла пустую конфетную коробку и медленно расчленяла ее.
Медсестра принесла из лаборатории результаты анализов, в том числе того мужчины, Захаревского.
- Не возись ты с ним, - посоветовала Наташа, - гони на стационар. Да! Нин, прости меня, ты или дура, или еще хуже: ты почему не хочешь идти лечащим?
- Он тебе сказал?
- Я же друг вашего дома.
- Иди сама.
- Уже иду. В реанимацию. Но не на выезды, пусть мальчики по ночам катаются, в отделение.
Еще не понимая почему, вечером Нина сказала Сергею, что погорячилась. Он назвал умницей, кому-то позвонил, что Нина согласна.
А еще через день, когда надо было выходить на новую т работу, Нина увидела, что кончился польский шампунь для волос, а такого же в магазине не было.
- Отрежу волосы, - сказала она Сергею.
- Жалко.
- На одних укладках разоришься. Причем я же в новый коллектив, кто там знает.
- Как хочешь. - И добавил еще энергичней: -Это твое личное дело.
В парикмахерской мастер - молодая девушка - предложила помочь Нине продать волосы, но Нина отдала их даром, как бы откупясь от назойливой мысли, что отрезала волосы после разговора с Наташей.
На улице услышала стриженым затылком холод и втянула голову в поднятый воротник.
5
Это было жестоко - на работе, ежедневно, буквально в прямом смысле, через руки Сергея проходило множество новорожденных, он вначале глох от криков младенцев, потом привык, а своего ребенка пока не предвиделось.
Навещая рожениц в палатах, следя за их выздоровлением он всегда удивлялся быстроте возвращения женщин к жизни. Они старались шутить с ним, самые бойкие спрашивали, когда можно планировать следующего. Он грубовато шугал:
- От вас не дождешься. Вы и по разу-то раз в жизни рожаете. Так и вымрем.
- Ой нет, не вымрем, - отвечала бойкая татарка Зейнаб. - Четыре раз была, пятый раз жди.
Он видел, как хорошеют женщины после родов, как светлеют еще недавно покрытые пятнами лица, как радостно стараются женщины восстановить талию поясом больничного халата. И каждый раз вспоминал Нину.
Он пытался позвать ее к себе на работу. Так продумал маршрут, чтоб она даже криков не услышала, но чтоб увидела малышей, хотел провести ее по палатам, откуда женщины шли на выписку. Нина не захотела. Даже один раз он сделал так, чтобы ей позвонили, что ему плохо, и в самом деле, он переработал и вдобавок до одури напился кофе между операциями, но Нина упросила поехать Наташу, а сама звонила каждые десять минут.
На новой работе, знакомясь с картотекой, Нина не увидела карточки своего больного. Как же? Ведь она выписыи вала направление сюда. И хотя можно было послать медсестру млн позвонить новому участковому, Нина вечером зашла в его квартиру. Открыл мальчик. "Папа в командировке, мама на работе".
На улице ей показалось, что в такси мелькнула жена Захаревского с другим мужчиной, Скорее всего, это показалось, но Нина неосознанно искала такие случаи, которые могли бы оправдать ее.
Наташа не только не шутила со своим предложением, но, зная расписание работы Сергея, подгадала так, чтобы устроить встречу в его дежурство.
И Нина пришла к ней.
Ее прямо затрясло всю, когда она, сидя в ванной, услышала голос Анатолия. Она вдруг поймала себя на мысли, что хочет быть с Анатолием вовсе не из-за ребенка, что нет ей оправдания. Это ужаснуло ее. Вдруг она не нашла в себе того, испытанного в первую встречу, стыда, того омерзения к запаху коньяка и сигарет, вдруг ей захотелось, чтоб это повторилось, но только по-другому, только сейчас она вспомнила, что он чего-то бессвязно и ласково бормотал тогда, что у него были трясущиеся, торопливые, как у воришки, руки. Ей захотелось унять его дрожь. Ей не хотелось, чтоб Анатолий плохо вспоминал о ней или чтоб забыл ее, ей казалось, что в комнате сейчас происходит то, что принадлежит ей. Она будто впервые возводила себя на ложе.
Когда пришла Наташа, она сидела на краю ванны и, бессмысленно уставясь в полотенце для ног, сцарапывала с ногтей "королевский" лак.
- Ну! - страшным шепотом сказала Наташа и потянула на кофточке Нины затрещавшую молнию.
- Н-н-не смогу, - сказала, дрожа, Нина.
- Он сможет! Ну! Молчи!
Наташа втолкнула ее в темную комнату.
- Я уж засыпаю, - сказал он из темноты.
Одно билось в ней - представить, что это муж. Анатолий уже гладил ее холодное плечо. Она была как деревянная. Он приподнялся на локте, укрыл ее одеялом, скользнул по волосам и шее. Ее еще хватило на то, чтобы вытерпеть, как он царапает ее браслетом, чтоб услышать, как загремели под ее ухом часы, даже то она вынесла, что он шепчет имя Наташи, ведь и она думала, что это не Анатолий, даже это, но когда он, совсем не робко ’ и не нервно, а как-то подомашнему стал подворачивать ее, она очнулась, отшвырнула его и выскочила.
Она слышала за собой, как шлепнули по полу его босые ноги, но уже закрыла дверь комнаты снаружи и прижалась к ней. В прихожей слышался запах дыма и близко стоял красный огонек сигареты. Нина схватила у Наташи этот огонек обожглась, сломала сигарету, обожглась еще раз. Наташа громко сказала через дверь:
- Подожди, мне плохо.
- А кому сейчас хорошо? - так же через дверь пошутил Анатолий.
- Знаешь, рыбка моя, - сказала Наташа через десять минут, когда Анатолий хлопнул в сердцах дверью и ушел, - так, как ты, с мужиками не поступают. - Она зажгла новую сигарету. - Я его, можно сказать, довела до кондиции, мужик вовсю цокал копытами…
- Не надо, - попросила Нина. - Я сама знаю, что я дрянь. Я сейчас готова за ним босиком по снегу бежать.
- Уж кто дрянь, так это я, - сказала Наташа. - г Чего это мы в ванной сидим? Давно не мылись?
В комнате горел свет. Наташа села за накрытый стол и, продолжая курить, звякнула рюмками.
- Как хорошо, и вино осталось. Пей, Нинка, пей да посмотри, как сейчас со мной будет истерика. - Она вытряхнула из сумочки элениум, раскусила две таблетки. Нина попросила и себе.
Зазвонил телефон. Наташа отвечала кому-то, взглядывая на Нину и хмурясь.
- Смотри сам, - говорила она. - Это твое личное дело. - И, торопливо отпив из рюмки, засмеялась: - Тебе повезло, я удобная женщина.
Дома Нина увидела записку - Сергея вызвали на работу. Его часто вызывали, и если Нина иногда сердилась, то сегодня была рада. Она хотела залезть под душ, но раздумала. Не хватило никаких сил поглядеть на себя в зеркало.
Она зябла под одним одеялом, укрылась сверху еще одеялом Сергея, все равно ноги были ледяные. Как она их ни кутала, не согревались. Лоб горел, язык стал шершавым. Нина с радостью говорила себе: так тебе и надо, дрянь, кошка драная. Она встала, взяла градусник, достала меховую зимнюю шапку Сергея, снова легла, засунула в шапку ноги. Они быстро согрелись. И Нина забыла о градуснике.
Дожидаясь сна, снова вспомнила вечер, огонек сигареты у двери комнаты, тепло одеяла на плечах, царапину от браслета именно на том месте, где когда-то больно вцепился Сергей. Она потянулась потрогать царапину, повернулась и услышала хруст - лопнул градусник.
6
- Ты зря осуждаешь ее, - говорила Наташа.
- Ничего себе зря. Курить начал, выпивать. А она временные затруднения записывает в преступление.
- Ну, мужикам лишь бы найти оправдание своим слабостям.
- Но это против природы - не хотеть ребенка.
- И что ты пристал! Да, может, ей не хочется. Давай я тебе рожу.
Сергей нашарил ногами шлепанцы, сходил за сигаретами. Почему-то ему захотелось поглядеть на себя в зеркало, но в комнате было темно.
- Тебя не бесит зависимость от потребностей организма? Меня бесит, - сказала она, когда он вернулся. - Потребность организма превращена в таинство. Какое таинство - девяносто девять процентов разводов от этого. Но ханжество у нас развито До такой степени, что об этом не говорят, а если говорят, то только в виде призывов говорить об этом. Смотри, все слова на разных языках, обозначающие любовь, переводятся как желание. Кама, Купидон, Эрос - все это о желании. Уйти от мира значит - уйти от желаний, тебе не противно, что я такая умная?
- Значит, так запрограммирована, - засмеялся Сергей.
- А что? Возвышение духа всегда за счет унижения плоти. Женщины сильнее зависят от природы. Боюсь я всегда женщин-активисток, значит, у них что-то ненормальное в семье…
- Ты выйдешь замуж? - неожиданно спросил Сергей.
- Бери.
- И возьму! - Сергей сжал ее и повторил: - Возьму!
- Интересно, надолго тебя хватит сжимать меня со страшной силой? - спросила Наташа. - Руками за шею не обовью, не жди.
Сергей все держал ее, и она стала вырываться.
- Отпусти, Сереж!
Он отпустил.
- Дрожат ручонки, дрожат твои драгоценные. Знаешь, зажги свечи, погаси свет.
Сергей зажег наполовину сгоревшие свечи. Когда они подложили себе изголовье повыше, на одеяло поставили красный поднос, а на него пепельницу и бокалы и налили их, Наташа подняла свой и, глядя сквозь молодое вино на горящую свечу, повернулась к Сергею. Тот повторил:
- Выходя.
- Нельзя портить твою блистательную карьеру.
- Какая там! - отмахнулся Сергей.
- Я бы вышла, - сказала Наташа, - бегом прибежала, если б не знала Нинку. А ты ее любишь и уйдешь к ней.
- Любил.
- Любишь.
- Она доведет до обратного.
- Хорошие у меня плечи, - сказала Наташа. - Похвали.
Сергей погладил Наташу свободной рукой. Она осторожно поставила бокал на поднос.
- Тебе надо быть двоеженцем. Ведь это же невозможно с женой - сигареты, вино, свечи горят, и никаких проблем… Нет, - сказала она через какое-то время, - не гожусь я в жены, я потребитель, мне много надо. Вот в чем сила жен - в том, что им надо меньше, чем любовницам. А сила любовников в том, что они дают больше мужей. Правда, временно.
- А по совместительству? - спросил Сергей.
- Тащи поднос, - засмеялась Наташа, - это только наш юрист Боря может все враз, так как ничего не может.
И совсем неожиданно сказала вдруг:
- Знаешь, у нас выступал парень, он изучал данные института реанимации. Все возвращаются с того света с неохотой. Почти все говорят о тоннеле, в конце которого свет.
Вечером этого дня Наташа пришла к ним, много хохотала, курила, снова ругала журнальные статьи на медицинские темы.
- Образец сексуального воспитания, прочтите - встречи мужа и жены желательны два раза в неделю, предпочтительно в одно и то же время. - Смеялась и отпивала глоток. - Но как же страсть? И как тогда жить мировой литературе? Где удары молнии, вспышки крови - и почему встречи только между мужем и женой? А куда деваться бедным одиночкам? Нина, куда мне деваться?
- Я плохо себя чувствую, - отвечала Нина.
- Сейчас читаю материалы конференции генетиков, - говорил Сергей, разливая чай. - Один врач берется научно предсказать пою жизнь человека, начиная с недельного возраста до смерти. То есть то, чем и когда будет этот человек болеть. Например, блондины чаще сердечники, и так далее. Так что не за горами то время, когда слово "судьба" уступит место расписанию болезней.
- Ну их, ученых, - сказала Нина. - Они все готовы объяснить.
- Как это "ну их", - ответил Сергей. - Ведь дожили до внутриутробного переливания крови, доопределения пола по зародышу?
Нина взяла чайник, сказав, что он остыл, и пошла на кухню.
Она слышала, как Наташа упрекнула Сергея за то, что он говорит о ребенке.
- О’ чем же мне еще говорить? - громко ответил Сергей. - Моя профессия.
- Наташа, оставайся, - сказала Нина, - Куда уходить, на ночь глядя?
- И мне не провожать, - поддержал Сергей, - Конечно, оно бы и неплохо для здоровья - прогулка перед сном, Но все эти прогулки, всякий туризм, физзарядки - все эти попытки выживания противны природе человека. Молодец Армстронг, побывал первым на Луне и заявил, что бессмысленно стараться продлевать жизнь. Каждый проживет столько, сколько отвел ему бог.
- С большой буквы! - воскликнула Наташа. - Ведь это же имя собственное. До чего дожили. Школьник Петя Иванов помог пенсионерке Серафиме Борисовне погулять с любимым мопсиком Чапой в сквере имени Павлика Морозова. Все с большой, даже собачье имя.
- Ты остаешься? - спросила Нина.
- Намек поняла, - ответила Наташа. - Надо и мне замуж. - Она зевнула. - Это же заблуждение, что трудно выйти замуж. Ерунда. Секрет прост. Жениться всегда хотят на более молодых, а я всегда буду кого-то моложе.
Разошлись спать. Наташа посидела на кухне, чтоб не курить в детской, где ей постелили. Она долго не могла уснуть, ей казалось, что в большой комнате не спят, но ошиблась. Нина и в самом деле недомогала, а у Сергея был трудный день, да еще накануне бессонная ночь.
"Пойду под душ, - подумала Наташа, - смою печаль".
Разделась и на цыпочках прошла в ванную. Включила свет и уже хотела пустить воду, как обрезалась.
В ванной, в холодной воде, плавали розы на длинных зеленых стеблях. Две розы легли крест-накрест.
7
Нине было сделано легкое внушение - в личной карточке привезенного "скорой помощью" больного Захаревского значилось, что у него больна печень. Печень болела, да, но главное было в запущенной язве.
- Как же вы так, - говорила Нина, - я была у вас, а вы ни полслова о желудке.
- Надо же от чего-то умирать, - отвечал Захаревский. - Да с этими командировками, с этой сухомяткой…
- А вы откажитесь…
- Надо же кому-то и ездить.
- И жене радость.
- Спорный вопрос, - засмеялся Захаревский.
Он нравился ей, этот Захаревский. Она видела, что и больные в этой палате повеселели и тянулись к нему. На одной из летучек Нина говорила о микроклимате нравственности в палатах, приводя в пример своего больного. Через медсестер это дошло до него.
- Значит, мы коллеги, благодарю, - говорил он. Он вернулся с рентгена, где выпил стакан жидкого мела, морщился и вытирал рот салфеткой. - Побелили меня изнутри. Значит, я оптимист, благодарю. А меня в управлении всегда называют пессимистом. Сейчас век недоверия. Результаты одной экспедиции проверяются контрольной экспедицией. Официальное недоверие. Оттого, что срывают почести те, кто открывает большое месторождение, а не те, что честно докладывают о пустоте. Так что я - пессимист.
Нина плохо слушала. Она видела, что нравится Захаревскому, и он нравился ей, но думать о нем, как об Анатолии, она не могла, и дело тут было не в непохожести, а в том, что она знала его жену. К тому же он был больной ее отделения, она и смотрела на него, как на больного, но всего только раз зашла проведать его, когда его перевели в хирургическое.
Юрист Борис Эдмундович постучал к Сергею подписать направление в Дом ребенка на новорожденную, которую оды я из рожениц не захотела взять с собой.
- Причем я уже но удивляюсь, - говорит юрист, - но каждый раз поражаюсь. Санитарки сообщили, что за углом ее ждало такси, в нем парень. Отсутствие чувства отцовства меня не удивляет, но мать!
Сергей листал коротенькую историю роженицы. Марина, девятнадцать лет, маляр-штукатур, живет в общежитии прописанных по лимиту.
- Сказала санитаркам, если сообщат по месту жительства, то подожжет роддом, Я думаю, Сергей Михайлович, надо и эти слова сообщить ей на работу. Надо же хоть как-то хоть чему-то учить. Она подожжет! Как будто насморком переболела!
- Плюньте, Борис Эдмундович, - отвечал Сергей. Он смотрел карточку ребенка. Девочка, данные хорошие, три триста, почти полметра. - Да. В тот раз мне звонили, чтоб мы направляли с именами. Она не сказала - как?
Борис Эдмундович хмыкнул.
- Назовем Сашенькой. - Сергей взял ручку и вписал имя. - Александра. А также… - он замолчал, он вспомнил роженицу, молоденькую, высокую. Она шла не через него, он бы и не обратил внимания, но няня внизу говорила о ней, жалела, что без мужа. - Не отправляйте пока. Подпитаем как следует, догоним хотя бы до пяти килограммов. А потом, - сказал Сергей, глядя на юриста, - потом прошу вас, Борис Эдмундович, помочь мне, оставьте это между нами, помочь мне оформить эту девочку на мою фамилию.
- А наследственность! - завопил юрист.
- Насытим витаминами, - говорит Сергей. - Вы знаете, Борис Эдмундович, у нас в институте читала некая Златогорова. Тетка ничего, но никак не могла произнести это слово: "насытили". Говорила: "насыстили". Примерно так: "Данного пациента вовремя не насыстили витаминами, и он сошел на нет". Но мы насыстим, верно?
О событии узнали первыми роженицы, так как им приносили кормить девочку. Просили покормить наперебой. Сергей в день не по разу видел маленькую Сашеньку. Прошла неделя. Сергей купил цветов и хотел сказать Нине о своем решении, но дома его ждало известие - телеграмма. Просили Нину приехать к заболевшей матери.