- Я тоже хотела назвать Шурой. У меня папу Александром зовут.
- У нас из школы редко кто поступал в институты. То ли школа плохая, или еще что. Только в областной сельхоз. Но я не хотела. Начиталась про астрономию, обсерватории, "неведомые сигналы и думаю: на астрофизику! И поехала! Все говорили: ну и дура, Марине, а я уперлась. И главное - история, литература хорошо шли, сочинения хорошо писала, а вот уперлась, ну прямо как баран. Год дома просидела, все равно решила ехать. Приехала. Ясное дело, куда мне. Срезалась. Наревелась, документы забрала и хожу с ними, думаю, куда отдать. Уж все равно куда, не до мечты. А уж на очное поздно, на заочное не хочу, на вечернее жить негде, ходила, ходила, гляжу - одиноким предоставляется общежитие и прописка. Ну и ладно, думаю. Как раз я одинокая. А домой вот еще почему не хотела возвращаться. Нас свезли на центральную усадьбу, отец очень не хотел, я правда - вселили в дома из силикатного кирпича, удобств никаких, да это ладно, я привычная, а пойти некуда. Людей много - вытоптали все кругом за два года, березы на веники свели, елки на елки. - Марина засмеялась. - Парни на мотоциклах гоняют, пыльно. Реку загрязнили. Хулиганства сколько. Пойдешь в клуб - велика ли была, и сейчас-то! - а пристают. И все если не пьяные, так выпившие. Милиционер на всех один. Ни за что, думаю, не вернусь. А еще мать, отец у меня очень хороший, а мать деньги любит. И вот всегда: за другими не гонись, карманы у нас тонкие, быстро рвутся, денежки круглые, катятся быстро, у денежек глаз нет… ой! Я отсюда ей посылала, так стала добрая. Я по вредной сетке получаю. Значит, за вредное производство. Кислоты там и другое. Ну вот, и стала лимитчицей. А знаете, как смотрят, с презрением.
- Это вам кажется, - сказал Сергей. - Всегда надо смотреть, кто именно относится.
- Ну, а он… - продолжала Марина, - вам, может быть, не интересно, я задерживаю?
- Девушке предлагают выйти замуж, - сказал Сергей, - она спрашивает, не задерживает ли.
- Это вы так, - сказала Марина, быстро взглянув. - Я не соглашусь, я вам не под пару.
- Старый?
- Даже не из-за этого.
"Даже" - больно толкнулось в груди.
- А у вас курят?
- Ой, вовсю! Девчонки дымят страшней паровоза. - Она принесла керамическую пепельницу в виде лаптя. - Уж лучше немного выпить, все не так вредно для здоровья. Ну и вот, - продолжала она, подождав, пока он прикурит, а он подождал, пока догорит спичка. - И вот он стал приходить. Он милиционер, а милицию сюда пускают. Они тоже по лимиту прописанные, из армии. Приедут на коляске, будто порядок проверять, а сами к девчонкам. Я стирала, на кухне стою, развешиваю. Вдруг сзади говорят: "Все выше, и выше, и выше", - я на цыпочках к веревке тянулась. И так-то, по этой идиотской моде, юбки короткие, а еще! Мне так противно стало, да и мало ли я что постирала. Я сдернула рубашку, скомкала и пошла. Он в дверях, не пускает. Наглец редкий! А он, Игорь, ему говорит: "Пусти ее, Юр". А этот наглец: "Она свою рубашку нам подарить хочет! Только вот кому? - И мне говорит: - Ты кому подаришь, мне или Игорьку?" Я тогда его прямо этой рубашкой по морде, прямо по фуражке, по погонам. И бросила ее в ведро у плиты и ушла… Потом Игорь говорил, что тогда они первый раз поссорились.
С того раза, как только заступят в ночное дежурство, слышу мотоцикл. Приходят, сидят. Вина приносили. Девчонки пили, я не пила., Я, дура, и думала, что к ним ходят. А потом снова узнала, что поспорили, кто первый. На меня спорили… Юрка гитару возьмет, играет. Плохо, конечно. Два-три аккорда, но придуривался, брал лампочку электрическую и делал будто гавайскую гитару. Дернет струну и по ней лампочкой. Струна аж стонет… Да вот, - сказала Марина, вдруг отрываясь от стола. Достала из гардероба общую тетрадь. - Вот. Девчонки многие песни списали. Вы посмотрите, если интересно, а я, извините, на минутку.
В общей тетради было много песен. Перед тем как начать смотреть их, Сергей послушал быстрые шаги уходящей Марины и вздохнул: "Девчонки пили, девчонки курили, но родила-то ты".
Подбор песен был забавным. Сергей прочел несколько.
В дорогу, в дорогу!
Осталось нам немного
Носить свои петлички, погоны и лычки.
Ну что же, ну что же,
Кто побыл в нашей коже,
Тот больше не захочет носить ее опять.Припев:
Мы будем галстуки с тобой носить,
Без увольнительной в кино ходить,
С чужими женами гулять
И никому не козырять…
Другая, видимо, тоже была вывезена из армии.
На станции одной обыкновенной
Сидел военный,
Большой нахал.
Он был поручик, но, друзья,
До женских ручек и разных штучек
Был генерал.
Еще страница.
А нам бы в Африку (2 раза),
А нам бы в тропики,
Где ходят дикие слоны и антилопы-гну.
Где бегемотики ломают дротики,
Они хоть дикие, но тоже за войну!
А-а-а-а! (2 раза).
"Куда она пошла? - подумал Сергей. - Звонить этому Игорю?" Он представил Сашенькину кроватку здесь, в добавление к трем взрослым, представил, как милиционер под гавайскую гитару поет это: а-а-а-а!
Неясный шум резко усилился и превратился в музыку, когда Сергей открыл окно. Открыл пошире, чтоб проветрилось. Внизу, на площадке для просушки белья, но что? Сергей не мог подобрать глагола. Танцевали? Плясали? Скорее, бесновались. Все были похожи, все в джинсах, у всех болтались длинные волосы, многие курили на ходу. Никаких пар, общий кипящий котел. Особенно ударяли под слова:
Любите, пока любится!
Ревнуйте, пока ревнуется!
Страдайте, пока страдается!
Мечтайте, пока мечтается!
Щурясь и сильнее вглядываясь, Сергей навалился на подоконник и ощутил живот. "Куда тебе жениться, пузатому, - усмехнулся он, - у этих вот не будет полноты". Вдруг Сергей увидел - или показалось? - что одна прыгающая фигура похожа на Марину. "Ушла плясать!" - обожгло его. Другая фигура показалась похожей на Наташу, третья на Нину.
В стороне стояла милицейская коляска.
Открылась дверь, вернулась Марина, зажгла свет. Наваждение исчезло. Была она не в джинсах, в платье. Про тетрадку она и не спросила.
- Ведь вы с работы, еще не ужинали, давайте вместе поужинаем.
Марина смутилась.
- Не здесь, поедем куда-нибудь.
- В таком платье?
- Прекрасное платье.
Ока начала причесываться и скоро повернулась.
- Как лучше, открыть лоб или с челкой?
- Воля ваша.
- Пет, вы же больше видели.
"Потрясающе", - думал он.
Потом она подвела глаза и спросила, какой лучше. Сергей послушно сравнил, но глаз не увидел, только черные обводы.
Удачно попалось такси.
- Вы сильно устаете на работе?
- Сегодня нет. А иногда, особенно верхние этажи, так умучаешься, так нанянчишься с компрессором, ой! Шланги не достают, все вручную.
Такси обогнуло общежитие, и еще раз мелькнула площадка с беснующимися людьми. Над площадкой висел синий дым.
- Каждый вечер так, - показала Марина. Потом, помолчав: - А Саша с вашей мамой?
- Да. - "Наконец-то", - подумал он.
- Эти бы шакалы-вахтерши меня бы выпинали с ребенком.
- Только из-за них? - спросил он и тут же добавил: - Извините. - "Расскажет сама - ладно".
Такси вывернуло на проспект, в огни. На повороте Сергей поддержал Марину. Она взглянула блеснувшими глазами.
11
И в ресторане сели удачно, в угол. Да еще за такой столик, где было два стула. На чистой скатерти стояли свежие цветы!
- Я сыта! - сразу заявила Марина. - Прямо по горло. И пить тоже не буду. Просто посижу. Я впервые в таком ресторане. Была с Игорем, но не в ресторане, а в молодежном кафе. Была уже беременна и не танцевала, ничего, просто поели. Он выпил немного. Тогда он и сказал: "Я тебя давно люблю, но ребенка от Юрки не хочу". Я этого урода Юрку так ненавижу, убила бы! Пусть бы сидела, отсидела бы сколько угодно. Силой взял. Сволочь, правда? Я о нем говорить не хочу, не то что.
Пришел и стал пробовать инструменты оркестр. Сергей медленно поворачивал вазу с цветами. Официант принес карточку вин и меню.
- Что-нибудь, - сказал Сергей.
- Будете довольны, - молодцевато ответил официант и скрылся.
- … Я уж не знаю, что у них было, Игорь не говорит, только Юрка перевелся в другое отделение. Рапорт давал по команде. Его счастье, между прочим. Шкода проклятый, Оркестр приступил. Вначале играл электроорган, потом вышел, широко и плавно взмахнув шнуром усилителя, гитарист. Щурясь от дыма и жалея цветы, что им приходится тут стоять, Сергей обводил взглядом наполняющийся зал.
- Чего я ненавижу более всего, так это эмансипацию, - говорила Наташа. - Боря, изволь слушать! К вам это не относится, вы новенький, - заметила она Захаревскому. - В чем эмансипация, в чем равенство? Сидеть на тракторе? Ворочать шпалы? Женщины вообще сбиты с толку. Они могут быть сталеварами и обижаются, когда муж не ходит в магазин. У нас во дворе один юноша, слышь, Нина, Толей зовут, женился и ходит в магазин, это печальное зрелище.
Они сидели за столиком недалеко от эстрады. Нина потихоньку разглядывала Захаревского. Он пришел по ее вызову на обследование и пригласил в ресторан. Сговорились вчетвером, Наташа вызвонила Борису. В вестибюле, скидывая на руки Захаревского пальто, она шутливо спросила: "И кто вы сейчас: оптимист или пессимист?" - "Тем более пессимист". Они шли около зеркал, и он ерзал узлом галстука у горла. "Вот уж, отучила матушка-тайга от этих удавок. Да, пессимист, ибо жду от экспедиций оптимизма. И сам заставляю их делать приписки, чтоб выкроить деньги на контрольную экспедицию".
- Итак, - продолжала Наташа, - пока нас не обслужили, сделаем выводы. Женщины примитивны. Их сущность - поиск укрытия, их поведение - выжидательно-агрессивное. Так называемые уступки, которые делают им мужчины, губительны для мужчин. Женщины не отдают назад захваченное пространство. Нина, дальше можно записать: пока они удерживают пространство, проходит время К делает захват пространства бессмысленным. О-о-о, - простонала она, завидя официанта с подносом, - избавили умную женщину…..
- А поэтому одинокую, - поддел Борис Эдмундович.
- … говорить глупости.
Борне Эдмундович перехватил у официанта графин и стал распоряжаться.
И вот, когда Наташа, клонясь к Нине, что-то говорила ей, а та согласно кивала, Сергей отодвинул мешающие смотреть цветы и увидел Нину. Они встретились глазами. А Марина продолжала:
- … Увез за город в коляске, прямо как арестованную. Потом говорит: все ж нормальные люди, кто ж найдется на дурочку с ребенком, прямо клялся, прямо на коленях стоял. Обещал жениться, умолял, чтоб я аборт не делала.
Сергей очнулся. Официант ставил на скатерть бутылки, красную рыбу.
- Начнем с ассорти?
Оркестр начинал греметь, но Сергей расслышал. "Нет, нет, - поблагодарил он. - Это с собой".
- Не полагается, - с улыбкой отвечал официант, оглядываясь и заворачивая бутылки и остальное.
Наугад отдавая деньги, но явно переплачивая, Сергей пошутил: "Это плата за страх".
Марина растерянно встала.
"Повезу ее к себе, а там посмотрим", - решил Сергей.
Им нужно было пройти мимо столика у эстрады. Сергей отдал сверток Марине и отправил ее вперед. А сам немного задержался, поздоровался.
- С нами! - закричал Борис Эдмундович. - Стул, стакан!
- Я не один, с дамой, - ответил Сергей. - Она запрещает.
По вышедшей на эстраду певице ударили прожектора, и Сергей не заметил ни побледневшего лица Нины, ни растерянности уже вставшего для говорения тоста Захаревского.
Оркестр ударил, привлекая внимание, и певица обозначилась - вся в черном, только напудренное лицо и напудренный глубокий вырез над насильственно поднятой грудью были белы. Привычно обольщая вставленными зубами, она вспоминала ритмы сегодняшнего вечера. Она так давно пела, так давно поняла, что пляшут, слушая не ее, а барабан, что глядела в зал иронически. Она долго жила и собиралась жить еще дольше и знала, что никуда посетители не денутся, будут дергаться под команду, как дергались и до них, и что для еще не рожденных детей готовятся новые ритмы, еще более быстрые, что и они отпляшут свое.
Из вестибюля, чтобы убедиться, что мать и Сашенька ночуют сегодня у себя, Сергей позвонил родителям.
Мать плакала. "Знаешь, отец сегодня весь вечер наблюдает за девочкой, он говорит, что она ненормальная". - "Успокойтесь, я утром приеду". - "Сережа, ведь ты врач, как ты мог не видеть?"
Сергей простился, повесил трубку. Марина поправляла туалет. В бесконечную перспективу зеркал убегали люди, входящие с улицы, и как будто из этой перспективы сюда несся голос певицы:
Я!
Ты!
О!
Он!
Вместе - целая страна!
Певица не пела, а просто разевала рот под музыку, а слова неслись с пленки, заранее записанные.
Швейцар, выпусти их, пропустил им на смену другую пару.