Григорий опустил глаза. Он прекрасно помнил разговор с отцом по поводу Вероники и перспективах, которые откроются перед ним посредством этого брака. А что может дать ему Вера? Только свою любовь… А разве сейчас одной любовью проживёшь? Увы, не те времена… Кругом нужны связи, полезные люди. Только так можно укрепиться в жизни, только так можно чего-то достичь.
– Я и сейчас говорю, что люблю тебя… Верь мне…
Вера улыбнулась.
– Верю… – бесхитростно ответила она.
Вера и Григорий провели последнюю ночь в амбаре, на утро стройотряд студентов погрузился в грузовик со всеми своими пожитками и покинул Мукоудёровку.
И Вера осталась одна… Она верила, что Гриша вернётся и женится на ней. Но…
В середине осени, когда живот уже стал заметен Вера отправилась в город, решив сделать аборт. В больнице её тщательно осмотрели и вынесли вердикт: аборт делать поздно и опасно. Придётся рожать.
"Придётся рожать… Придётся рожать…" – пульсировало в голове девушки, когда она на попутке добиралась домой. Эти слова звучали для неё, как приговор.
"Господи, что я буду делать одна с ребёнком? Неужели Григорий не вернётся?" – лихорадочно думала Вера, представляя, как будут трепать её имя по деревне и как мать возьмёт старый отцовский военный ремень и отлупит её что есть мочи.
…Стояло начало зимы – рождественская неделя. За ночь деревню припорошило свежевыпавшим снегом. Жители топили печи, стряпали, отчего Мукоудёровку окутывал неповторимый дымок, перемежающийся с аппетитным хлебным духом.
Вера прохаживалась вокруг дома, накинув на плечи старенькое пальто, которое давно уже не сходилось на животе. Ребёнок в её чреве активно шевелился, брыкался, переворачивался. Вера вскрикнула и присела на скамейку.
– Весь в отца, такой же деловой… – со злобой процедила она.
На крыльце показалась Полина, мать Веры.
– Ну что выблядок твой в пузе шурует?! Погоди, толи ещё будет! Намучаешься с ним. А пуще, коли девка родиться. Такая же, как ты, дура безмозглая, на свет появится. Дурь, она по наследству передаётся!
– Она в отца уродится… Красивая и умная… – попыталась возразить Вера.
– Ага! Вона твой умник – дитё настрогал и был таков! Ладно, иди в дом… Я хлебов напекла, да картошки потушила, как ты любишь. Ребёнку питаться надо…
Вера вошла в дом, скинула ветхое пальтишко, села за стол. Мать подала сытный обед.
– Ладно… Чего уж теперь… – примирительно сказала Полина, сверля взглядом дочь. – Родишь, а там видно будет…
Она села за стол, налила с четверть стакана самогонки.
– Ну ладно, с праздничками… Со всеми сразу… – сказала она нехитрый тост и залпом проглотила ядрёное зелье. Не успела Полина закусить надлежащим образом, как в дверь постучали. – Ну, кого там ещё черти принесли? Ни днём, ни ночью покоя нет… Небось опять за выпивкой…
Не для кого в деревне не было секретом, что Полина Телегина гнала отменный самогон, лучший в деревне. Частенько к ней наведывались односельчане, чтобы приобрести столь ценный продукт, который в нынешние голодные годы считался эквивалентом местной валюты.
Полина резко отворила дверь – на пороге стоял незнакомый мужчина средний лет. Он снял меховую шапку, стряхнул с неё снег. Полина невольно залюбовалась благородной внешностью незнакомца и лёгкой сединой, присыпавшей его некогда чёрные, как смоль волосы.
– Простите, это дом Телегиных? – вежливо поинтересовался незнакомец.
– Да… А вам-то что за дело? – с воём репертуаре огрызнулась Полина.
– Я, собственно, к вам по делу… Вернее, к Вере…
– Ага!!! – вскинулась бойкая мамаша. – Из райцентра? С гуманитарной помощью?
Мужчина улыбнулся.
– Позвольте войти, неудобно разговаривать на пороге…
Полина жестом пригласила его в дом.
– Вы угадали: я принёс вам помощь… Материальную компенсацию за то положение, в которое попала ваша, с позволения сказать, дочь…
Тут мужчина увидел, сидевшую за столом молодую женщину с округлым животом.
– Вера? – вкрадчиво спросил он.
– Да, я Вера… – растерянно ответила та.
Полина мгновенно сориентировалась.
– Ага!!! Понятно! Ты сюда припёрся по наущению Гришки, который обрюхатил мою дочь!
Мужчина как-то нервно сморгнул.
– Я приехал по поручению сына Григория… – попытался объясниться он.
И тут Полина разразилась отборными ругательствами.
Наконец, Вера не выдержала.
– Мама! Ну, хватит уже орать! Давай послушаем человека!
Выпустив пары, Полина внезапно умолкла.
Мужчина подошёл к столу, из внутреннего кармана добротной импортной куртки извлёк внушительную пачку денег.
– Вот, это доллары. На них вы сможете прожить безбедно несколько лет. Это всё, что я смогу для вас сделать.
Вера растерянно смотрела на деньги, затем перевела взор на отца Григория.
– Почему он не приехал? – сдавленным голосом спросила она.
– Григорий женился на девушке из очень влиятельной семьи. Вы его вряд ли увидите…
Вера, в душе которой до сего момента ещё жила искра надежды, тихо заплакала.
– Уходите… – с трудом прошептала она. – Я его ненавижу…
…Деньги, полученные Верой от Богданова-старшего, не пошли ей на пользу. Разрешившись от бремени прелестной девочкой, названной Натальей в честь бабки, она пустилась во все грехи тяжкие. Сошлась с Алексеем, и начали они на пару пропивать богдановскую компенсацию.
Наталью новоявленный отчим не любил. Он не мог простить этой малышке своего поражения и постоянно вымещал на ней накопившееся зло.
Однажды Полина, не выдержав очередной сцены, а затем и пьяной драки между дочерью и зятем, спеленала девочку потеплее и отправилась с ней в детский дом, где директорствовала Прасковья Петровна.
Прасковья не имела права оставлять девочку в учреждении, ведь официально мать от неё не отказалась. Но зная, о положении дел в доме Телегиных, нарушая все установленные инструкции, согласилась.
Протрезвев, Вера вспоминала-таки о дочери, считая, что в приюте под присмотром Прасковьи ей будет лучше. Вскоре после этого Алексей трагически погиб, и Вера осталась одна. Очнувшись от вечных пьянок, она заявилась в местный приют.
Прасковья цепким взором смерила односельчанку. Перед ней стояла спившаяся, опустившаяся женщина, от былой красоты которой не осталось и следа.
– Ты уверена, что хочешь забрать дочь? – строго спросила Прасковья.
– Уверена… Теперь всё будет по-другому.
Вера вместе с годовалой Натальей вернулась домой. Вскоре у неё появился новый кавалер…
Прошло ещё полгода, умерла Полина. Она хоть как-то приглядывала за внучкой. Деньги, оставленные Богдановым-старшим, закончились, и Вера осталась без средств к существованию. К тому же она рассталась с очередным любовником. Подумав на досуге о своей безнадёжной жизни, Вера Телегина взяла на руки дочь и отнесла её в приют, оформив отказ от родительских прав.
В этот самый момент в Мукоудёровку к сестре приехала Ирина Ильина. Расставшись со своим возлюбленным Василием Филипповым, сделав аборт, она бежала из города в богом забытую Мукоудёровку, рассчитывая там обрести душевный покой. И обрела его, устроившись работать в детский приют. Там она и увидела Наташу…
С первых же минут молодая женщина привязалась к малышке. А вскоре появился и сам Григорий Богданов. В деревне он узнал, что Вера спилась, а девочка растёт в детском доме. К тому времени у него появились обширные связи, и он бескорыстно начал помогать сиротам: привозил продукты, одежду.
Прасковья Петровна, знавшая историю Веры не хуже кого-либо в деревне, понимала: Григорий пытается оправдаться, заглушить муки совести. Так он познакомился с Ириной и проникся симпатией к этой доброй бесхитростной женщине.
Ирина как-то призналась Григорию, что хочет удочерить Наташу. Богданов обрадовался и помог уладить все формальности. Теперь он был спокоен за судьбу Наташи.
В Мукоудёровке же про это никто не знал. Ну, мало ли приезжала женщина из города, пожила в деревне, поработала в детском доме – уехала обратно в город с ребёнком… В то время детский дом был переполнен отказными детьми и никто в деревне понятия не имел (кроме Прасковьи и пожилой нянечки), что двухлетняя дочь Верки Телегиной обрела новую мать.
Ирина вернулась домой в Сурск. Соседи шептались: откуда у неё ребёнок? Да ещё и большенький?
Василий Филиппов, который к тому времени уже женился, обо всём догадался…
Однажды он пришёл к Ирине и признался:
– Я знаю, что девчонка-то не твоя. Неоткуда ей взяться… Ты почитай со мной последним жила…
Ирина строго взглянула на Василия.
– Наташа – моя дочь. Не ты – отец, это правда…
Василий округлил глаза.
– Ты меня что за дурака держишь? Какая дочь? Какой другой отец? Ты и в положении-то не была…
– Была! Просто никто не заметил. Я худая, искусно скрывала живот одеждой. А ребёнка я ещё родила до того, как с тобой сошлась. Отвезла дочь к сестре в деревню, там воздух свежий.
– Врёшь ты всё! – взъярился Василий.
– Ты к жене своей иди, на неё кричи! – резонно заметила Ирина. – А ко мне дорогу забудь.
И словно в подтверждении слов Ирины, в скором времени в Сурске появился Григорий Богданов. И тут соседи прозрели:
– Кто бы мог подумать? А какая скромница была! Ребёночка тайно прижила от такого красавца!
Первое время Григорий помогал Ирине, пока та не вышла замуж. Затем приезжал всё реже, а потом и вовсе исчез из жизни Ирины и Натальи. Дочь помнить его не могла, слишком уж мала она была в те времена.
Василий с течением времени понял, что женился не той женщине, Ирина его "не отпускала". Через всю жизнь он пронёс любовь к ней и Наталье. А, когда Ирина овдовела, открыто помогал бывшей возлюбленной, чем беспрестанно навлекал на себя гнев жены.
Глава 8
Наталья подошла к покосившемуся крыльцу, с опаской ступила ногой на нижнюю ступеньку. Та предательски скрипнула. И тут, словно чёрт из табакерки, из дома выскочила Верка Телегина.
В руках она держала увесистый ухват, которым деревенские жители достают чугунные горшки из печи.
– Чё надо? – грубо рявкнула она.
Наталья невольно отшатнулась, но быстро сообразила:
– Поговорить пришла…
– О чём мне с тобой малохольной разговаривать? – подозрительно поинтересовалась Верка, по-прежнему держа ухват на изготовке, как солдат винтовку.
– Я из города приехала, живу в доме своей тётки Настасьи Мальцевой…
– А-а-а… – протянула Верка.
– Городская, значит… Ну-ну… Это ты тутошних баб всех перебаламутила?! Они теперь мужиков своих из дома выпускать бояться. Слыхала я про тебя… Вот и свидеться, наконец, пришлось… – И неожиданно миролюбиво добавила: – Заходи, гостьей будешь!
Наталья, воспользовавшись гостеприимством хозяйки, вошла в дом – там царил полный разор.
Верка заметила придирчивый взгляд девушки.
– Извиняйте, убраться было некогда… Пылесосов и домработниц не держим… Проходи, к столу садись.
Наталья села на лавку к загаженному столу. Верка широким жестом извлекла из-под него початую бутыль самогона.
– Будешь? – предложила она, чуть плеснув зелья в мутный стакан.
– Угу…
Наталья залпом осушила содержимое стакана и смачно выдохнула.
– Ядрёный…
– Нако вот, хлебушком закуси… – хозяйка сунула гостье кусок чёрствого хлеба, та не побрезговав, его надкусила.
– Твоё здоровье… – произнесла Верка и также опустошила свой стакан. – Ох… Хорошо… – поморщилась она. – Мамка моя большой кудесницей была по части самогонки… И мне свой секрет передала…
Наталья цепким взором вперилась в свою биологическую мать. Выглядела та старухой, а точнее являла собой подобие Бабы-яги из детской сказки: сухая, словно мумия, отёчное лицо, красно-фиолетовый нос, седые всклокоченные волосы. И наряд подстать: линялое ситцевое платье с разорванным воротом, разбитые мужские ботинки…
– Ох, тяжко мне… – прошамкала подвыпившая хозяйка. – Кабы ты знала… Жизнь моя пропащая… – проскулила она и наполнила свой стакан самогонкой. – Плеснуть? – дружелюбно справилась она у гостьи, та отрицательно покачала головой. – А ведь я красавицей писаной была, коса с кулак толщиной… Все парни деревенские вокруг меня увивалися… Да что там деревенские! И городской хахаль был…
Наталья невольно напряглась.
– Городской? Красавец, наверное? – подлила "масла в огонь" гостья.
– А то как же! Любил меня… Женюсь, говорит… А потом пщик и нету его…
– В город уехал? – осторожно поинтересовалась девушка.
– В город… Точно… уехал… Как сейчас помню… Обещал вернуться… Да только видать недосуг было… – Верка плеснула себе ещё зелья. – Я тебе так скажу: все мужики сволочи! Они тебе что хошь пообещают, лишь бы в постель затащить… А там… поминай, как звали…
– А родственники у вас есть?
Верка всхлипнула…
– Не… Померли все… Хотя может дочь, где-то бродит по белу свету…
Наталья чуть было из-за стола не вскочила: "Я! Я – твоя дочь!" Но сдержалась…
– Вы с ней не общаетесь? – скрывая волнение, спросила Наталья.
– Не… Давно не видела… Почитай лет пятнадцать… – Верка закатила глаза и что-то прикинула. – Да поболе уж будет… Она тогда крошкой была… Ох, если б ты знала, как меня это жжёт изнутри… Ты я вижу девка добрая, моей дочери ровесницей будешь…
Наталья с трудом подавила стон, едва не вырвавшийся из её груди.
– Я дам вам денег… Только прошу вас не воруйте кур.
– А что мне жрать-то? – бесхитростно призналась Верка. – Пенсия по инвалидности мизерная…
– Вот… – Наталья, наконец, вспомнила про свои гостинцы и положила цветастый полиэтиленовый пакет на стол. – Это вам… И ещё… – она нервным движением извлекла деньги из кошелька. – На первое время хватит, а там я ещё зайду…
Верка ошалелым взором смотрела на девушку.
– Это с чего ты такая щедрая? Слыхала я, как там у вас в городе дома заставляют подписывать на всяких маклеров… Грамотные!
– Мне ничего от вас не надо! – поспешила заверить Наталья. – Помощь бескорыстная…
Девушка не выдержала, в горле стоял горький комок, она резко поднялась из-за стола и выбежала прочь из дома, перепрыгнула через разбитые ступеньки, устремившись к перекошенной калитке. И только оказавшись на улице, перевела дух.
Ноги у неё обмякли, из глаз хлынули слёзы… Не выдержав испытания, она присела подле забора на корточки и разревелась в голос.
– Господи… Неужели это моя мать? – шептала она. – До чего же надо опуститься?
…Вечером к ней зашла Прасковья Петровна и спросила напрямик:
– У Веры Телегиной была? Навещала?
Наталья кивнула.
– Дело, конечно, доброе… Только прими о меня совет: ты сильно похожа на мать, хотя что-то и унаследовала от отца… Не привлекай к своим визитам внимания. Иначе всё раскроется…
– Может быть, это и к лучшему… – предположила Наталья. – Чего мне теперь боятся?
– Тебе нечего, а о Верке подумай. Не готова она признать в тебе свою брошенную дочь… Да и по-хорошему, чего уж греха таить, что проку от такого родства? Подумай, сколько женщин остаются без мужиков с малыми детьми на руках! И никто чад своих не бросает!
Наталья опустила очи в долу, в душе соглашаясь с Прасковьей.
– Можно я Светочку из приюта заберу? Пусть у меня живёт, дом просторный… – неожиданно предложила она.
Прасковья усмехнулась.
– Ты хорошо подумала? А коли замуж выйдешь, детей нарожаешь? Ведь ты – сама ещё недавно ребёнком была!
– Светочку не брошу! Меня из детдома забрали, в нормальной семье вырастили… И у племянницы моей семья будет.
– Ну что ж – добро! – согласилась Прасковья. – Дело непростое, но решить его можно. Ты молодая, работоспособная… Светочке приходишься фактически тётей… Помогу! А пока она поживёт у тебя, оформим патронат по всем правилам.
* * *
В конце лета Прасковья оформила патронат, как и обещала, уладив все формальности. Наталья, согласно патронатному договору принимала племянницу на возмездное содержание. Утром патронатная мать и её племянница, фактически дочь, уходили в детский дом. Новоявленная мать приступала к должностным обязанностям, а девочка бегала со своими привычными друзьями. Вечером же они возвращались домой в Мукоудёровку.
Как-то ложась спать, Света спросила:
– Наташа, можно я тебя буду мамой называть? А то девчонки смеются, говорят: ты моя не настоящая мама…
Наташа бережно укрыла девочку одеялом, поправила подушку.
– Конечно, можно. Я – твоя мама. Так и девочкам скажи… – она поцеловала "дочку" в курносый нос. – Мы с тобой даже похожи: у меня глаза голубые и у тебя…
– И волосы у нас одного цвета! – вставила своё веское слово Света и тут же спохватилась: – А ты как моя прежняя мамка самогонку пить не будешь?
У Натальи ёкнуло сердце.
– Я пью сок, чай, молоко, кефир… А самогонка горло жжёт и вообще она противная. Спи! Утро вечера мудренее!
Светочка мирно посапывала в своей комнате. Наталья сидела за столом в горнице и при свете настольной лампы перебирала фотографии, найденные в чемодане на чердаке. Она отобрала несколько из них… Достала из серванта фото Григория Богданова и своей матери Ирины Ильиной. Чёрно-белое фото пожелтело от времени. Видно было, что Григорий и Ирина специально не позировали для фотографа, а просто случайно попали в объектив, который запечатлел их в детдоме. Невольно девушка задумалась: "А, если бы Богданов женился на Вере Телегиной? Какова была моя жизнь сейчас?" Мысленно она строила предположения, развивала сюжетные линии, да так и заснула за столом…
Пробудилась она от настойчивого стука в окно. Девушка поднялась из-за стола, распахнула створки… В горницу ворвался свежий августовский воздух.
– Кто там? – резко спросила хозяйка.
– Это я – Фёдор… – раздался знакомый голос. И Наталья различила красивое лицо парня в вечерних сумерках.
– Чего тебе? – подозрительно поинтересовалась Наталья.
– Проведать пришёл, по-соседски… Не видно тебя вовсе…
– Дела… Работаю, дочь воспитываю… Некогда мне… Да ты иди, а то не дай Бог Дарья примчится.
Фёдор хмыкнул.
– Она не жена мне, чтобы проходу не давать… Могу я соседку проведать?
– Ой ли? – съязвила девушка. – Помню я встречу, когда ты нас на мотоцикле подвёз. Твоя зазноба чуть дверь мне не вынесла. Ладно уж, заходи…
Фёдор ломанулся было в окно.
– Не сюда! – пресекла его Наталья. – Для этого дверь есть.
Фёдор вошёл в горницу, тотчас окинув взором царившую в ней чистоту.
– Уютно у тебя здесь… – заметил он.
– Садись к столу… Только фотографии уберу…
Фёдор бросил беглый взор на фото.