Диппи, прикрыв глаза, лежал не шевелясь, чтобы ненароком меня не придавить.
Я спохватилась, что уже двенадцатый час. То, что я забралась так далеко от дома, не могло оправдать задержку с выдачей сена. Сказав Диппи, что возвращаюсь на балкон приготовить ему еду и чтобы он обязательно приходил, я поспешила назад. Не помня себя, запыхавшись, влетела в дом. Успела вовремя разложить на веранде двадцать вязанок сена и с замиранием сердца увидела, как вдали показалась его покачивающаяся голова.
В течение двух-трех недель Фумихико не получал от Кукина никаких известий. Канна по-прежнему в условленные дни ходила на каток и брала у него уроки фигурного катания. Она с гордостью рассказывала, что научилась делать восьмерку с хода назад.
То, что сказал Кукин, по идее, не должно было выйти за рамки их спора, но Фумихико неожиданно долго не мог выкинуть все это из головы. Хотя само по себе предложение было полным абсурдом, Фумихико пытался вообразить, как бы он себя чувствовал, если бы пошел на поводу у Кукина и стал осведомителем. Вначале он выложил бы все, что знает, потом занялся бы активным сбором информации и периодически посылал донесения. Одним словом, стал бы самым настоящим шпионом. К его удивлению, в этой фантазии было что-то притягательное. Не наивная логика, с какой его пытались убедить, была тому причиной, не жалкое вознаграждение, не смутная приязнь, которую он испытывал к России - искушал сам поступок: передача секретной информации за границу.
Шпион един в двух лицах. Это основа его работы. Обычный человек глубоко погружен в жизнь окружающего его мира и, примеряясь к общепринятым нормам, к расхожим понятиям, к устоявшимся ценностям, не отступая от них ни на шаг, коротает дни. Стать шпионом - значит, отказаться от привычной системы ценностей и включиться в совершенно иную, чуждую систему, изо дня в день вести двойную жизнь. И это не следствие временного заблуждения, а сознательное отрицание коренных социальных устоев. В одиночку, исподтишка шпион разрушает тот фундаментальный обман, согласно которому у каждой страны свои устои.
Такой человек, даже ведя с окружающими обычный разговор, в глубине души руководствуется совершенно иными критериями, иначе решает дела, иначе строит планы на завтрашний день, иначе смотрит на мир. С кем бы и о чем бы он ни говорил, в глубине души у него подспудно звучит: ты видишь меня вот таким, а на самом деле я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь! Существуя в двух диаметрально противоположных этических системах, он тем самым свободен от той и от другой.
В таком случае, передача информации, предательство Родины, накопление крупных сумм на тайном счету в швейцарском банке - все это лишь предлог для того, чтобы, пользуясь зазором между двумя этическими системами, обрести свободу. Допустим, он увлеченно орудует микрокамерой, глубокой ночью в офисе ксерит документы, прячет дома в шкафу радиопередатчик и шифры, как бы между прочим расспрашивает людей, имеющих доступ к секретной информации - но при всем том и нервное возбуждение, и радость от достигнутой цели, в сущности, ничего для него не значат. Шпион работает не за идею (поэтому разглагольствования Кукина и не могли его убедить), не ради денег, не для того, чтобы, выйдя в отставку, вести шикарную жизнь. Нет, ради одной только свободы совершает он поступки, которые, говоря по чести, идут вразрез с законами как той, так и другой страны. Он знает, что люди, на которых он работает, в глубине души презирают его, всего лишь используют и считают безнравственным, продажным отродьем, но его это не волнует. Ради того, чтобы испытывать восторг свободы, он готов еще много лет, соблюдая все меры предосторожности, продолжать свое дело.
Ему плевать, что думают о нем окружающие. Ему все равно, что о нем говорят. Работает ли он спустя рукава или добивается высоких результатов, соблазняет сотрудниц, курит в неположенном месте, украшает рабочий стол цветами, не может избавиться от привычки опаздывать - все это не имеет отношения к его подлинной сути. В действительности он занимает позицию между двумя странами и произвольно тасует кончиками пальцев секреты, на разработку которых надлежащим путем были бы израсходованы миллионы, сотни миллионов. Никакая хвала, никакая хула не может пробить его дубленую кожу. Он - "неприкасаемый".
Ввиду такой свободы разве не отступит страх угодить в тюрьму или получить пулю? Более того, именно в тот день, когда он будет изобличен и предан суду, выяснится, чего он стоит как человек. Именно тогда окружавшие его люди - сослуживцы, продавцы в магазинах по соседству, одноклассники, дальние родственники - ахнут от удивления, узнав об истинном значении подвига, который он втайне от всех совершал. Он точно лев, освободившийся от морали, предписанной мышам, взойдет на виселицу, как на царский трон.
Все это, однако, лишь фантазии Фумихико. Настоящий, уверенный в себе шпион, компенсируя издержки, вызванные его двойной жизнью, скорее всего ведет с виду скромную, а в сущности заурядную жизнь. Все, на что он рассчитывает, это медаль, которую ему никогда не приведется надеть, да оставшаяся в истории дурная слава. Да и существуют ли в реальной жизни такие люди? Фумихико чувствовал себя абсолютно не способным на такое. В натуре шпиона должно быть нечто патологическое или, если угодно, даже героическое. А он доволен своим обыденным существованием, ничего такого в нем нет и в помине.
Как-то раз вечером, когда он размышлял надо всем этим, точно учуяв, позвонил Кукин. Он заговорил своим обычным веселым тоном, как будто между ними ничего не произошло.
- А, господин Такацу, как поживаете?
- Спасибо, все в порядке, а вы?
- У меня тоже все слава богу. Но я человек жадный, мне этого мало. Может быть, сходим вместе откушаем фугу?
- Фугу? - удивился Фумихико.
- Ну да. Нет ничего вкуснее. Я знаю ресторанчик, где ее готовят на славу. Идем?
- Можно, конечно, но… - замялся Фумихико.
- Завтра вечером устроит?
- Хорошо. Особых планов на завтра у меня нет, да и поесть фугу не прочь.
Какой он все-таки странный человек, подумал Фумихико, и, договорившись о месте и времени, повесил трубку.
Хотя он и сказал Кукину, что у него все в порядке, чувствовал он себя явно не в своей тарелке. Он не находил в себе достаточно сил, чтобы продолжать начатую Кукиным полемику. Хорошо, если аргументы Кукина будут касаться исключительно положения дел в России, - ну а если разговор перейдет на работу Фумихико? Если, к примеру, Кукин спросит его, почему он не работает на каком-нибудь гражданском предприятии, а участвует в разработке военной техники? На это у него нет наготове связного ответа. Увлекся проблемой и в процессе ее изучения пришел к тому, к чему пришел. Но верно, совесть его все же мучает. Это и есть его слабое место. Так что разговор наверняка получится не из легких. Быть может, нежное мясо фугу вернет ему присутствие духа, но и собеседник его будет уплетать за обе щеки.
Спохватившись, Фумихико решил сходить за покупками. У него еще было время до того, как Канна вернется с тренировок. Теперь уже один он подъехал на машине к супермаркету и, как обычно, накупил кучу продуктов. По дороге на стоянку в который раз подумал, что хорошо было бы в тележке довозить покупки до машины. Но тут же представив лицо Канны, горько усмехнулся про себя.
Канна пришла к восьми часам и, обнаружив набитый холодильник, закричала:
- Что такое, опять командировка?
- Нет, просто сходил в магазин.
- Куда такую гору? Что теперь с этим делать?
- Как-нибудь управимся.
- Ешь сам, я тебе в этом деле не помощница.
Поужинав, Канна сразу же ушла к себе в комнату. Долгое время было слышно, как она говорит по телефону. По-видимому, обзванивала своих друзей. Беспилотный спутник посылает сообщения звездам. Медленно, но верно растет расстояние между спутником и Землей.
На следующий день Фумихико, потратив на работе много времени на разные текущие дела и бессмысленные совещания, встретился под вечер с Кукиным. Тот был весело оживлен, как будто и не было давешнего разговора. Интересно, какое впечатление произвожу я? - подумал Фумихико.
Ресторан, в который его привел Кукин, оказался весьма шикарным заведением в японском духе. Хозяйка, в прошлом, видимо, гейша, любезничала с Кукиным как с завсегдатаем.
- Странно, что вы посещаете такие места.
- Я устраиваю здесь деловые встречи. Тайный ключ к успешной торговле в Японии! Хотя отчитаться перед начальством - дескать, у капиталистов так принято - бывает нелегко. Впрочем, у нас тоже есть что-то похожее на систему самоокупаемости. По понятным причинам, ресторан мне делает скидку, но и я тоже не злоупотребляю и в людные дни сюда не захожу.
- Вы поступаете как настоящий японец.
- Десятилетний опыт, что вы хотите.
Фумихико давно уже не лакомился фугу, поэтому ел с удовольствием. Кукин, ловко орудуя палочками, отправлял в рот сразу по три ломтика тонко нарезанного мяса. Сразу видно, что и в самом деле пробыл здесь с десяток лет, подумал, глядя на него, Фумихико. Однако, как ни вжился он в эту страну, вон даже к фугу пристрастился и ест ее правильно, его все равно неудержимо тянет домой… Так оно и бывает.
Фумихико объяснил Кукину слово "котельничий". Когда сидят вокруг кипящего котелка, побросав туда овощи и кусочки мяса, так в насмешку называют доброхота, который пристает ко всем с указаниями: "Вот этот кусочек уже готов!" "Ешь, пока не остыло!", "Одно мясо не выбирай!" Он сам частенько ведет себя подобным образом и получает от Канны нагоняй. Услышавшая мимоходом его объяснения официантка рассмеялась. Кукин, подыскивая в голове соответствующее русское слово, склонил голову набок. Может быть - "начальник борща", предложил он наконец.
Они так сосредоточились на еде, что до самого последнего блюда - вареного риса с овощами - выпили только по одной. Фумихико рассказал, как Канна отчитала его за то, что он накупил слишком много продуктов. Кукин расхохотался. Когда смех его затих, Фумихико внезапно сказал:
- Что касается нашего прошлого разговора, ваши усилия были напрасны.
К этому времени они уже почти завершили еду, на столе стоял опустевший глиняный котелок, кое-что из посуды да нетронутое блюдо с фруктами. Официантка, помогавшая управляться с котелком, ушла в глубь ресторана.
- А, это вы о шпионских делах? - спросил Кукин небрежно. - Я так сразу и подумал, что с вами каши не сваришь. Просто хотелось поспорить. Вы были не особо сильны в своих аргументах, вот я и предложил вам поразмыслить на досуге.
- Выходит, я воевал с ветряными мельницами? - Фумихико почувствовал разочарование.
- Если бы разговор принял серьезный оборот, я бы, наверно, первый его прекратил. Понятия не имею, что бы я стал делать, согласись вы сотрудничать.
- Препоручили бы меня специалистам, а сами подали заявку на орден Ленина.
- Орден Ленина, говорите? Это было бы неплохо, совсем неплохо. Но так или иначе, полагаю, не стоит возвращаться к нашему разговору. Прошу прощения, если причинил беспокойство. Во искупление своей вины сегодня за фугу плачу я.
- Слишком дорого, поделим на двоих. Вам ведь еще придется угощать меня шашлыком в Иркутске.
- Это кавказская кухня. К Сибири отношения не имеет. Но в Иркутске тоже найдется немало вкусного.
- Ну так договорились. Не представляю, правда, через сколько лет это сможет осуществиться…
- Не будем загадывать, кто его знает, как сложится судьба, - сказал Кукин странно упавшим голосом.
- Не сгущайте краски… Ну что ж, обойдемся, пожалуй, без выпивки, мне пора домой.
- Да, у меня тоже еще есть дела.
На обратном пути, сидя в такси, Фумихико раздумывал о том, когда он сможет рассказать Канне об этом разговоре. Придется выждать какое-то время, поскольку разговор касается его нынешней работы. Может быть, позже, когда он будет заниматься совсем другим делом, они соберутся втроем и все вместе от души посмеются. Но когда это будет?..
Спустя три дня, отработав целый день на фирме и несколько припозднившись, Фумихико, подходя к своему дому, увидел по светящимся окнам, что Канна его опередила.
Он поднялся в лифте на пятый этаж и, отворив дверь, удивился количеству обуви, выставленной в прихожей. Из дальней комнаты доносились оживленные голоса. Что там такое происходит? - подумал он, снимая в углу свои ботинки.
Гостиную нельзя было назвать тесной, но сейчас в ней с трудом уместилось человек десять юношей и девушек. Кто-то заметил заглянувшего туда Фумихико.
- Добрый вечер… Извините за беспокойство… - загалдели все наперебой.
Фумихико, подняв руки в ответ на приветствия, стал искать глазами Канну. Как раз в этот момент она появилась из кухни, неся в руках большое блюдо с едой.
- А, привет.
- У тебя вечеринка, по какому случаю?
- Но ведь это ты, папочка, накупил столько продуктов, я просто решила тебе помочь и позвала ребят.
- Неужели того, что я купил, хватило на десять человек? - Фумихико окинул взглядом комнату.
- Я немного прикупила. Кто-то принес с собой. Мы сами готовили. У нас тут много кулинаров. Хотя со мной никто не сравнится.
- А как же Томоюки, - выкрикнул кто-то, - специалист по яичнице?
- Отстань. У меня - врожденный талант.
Слова Канны вызвали бурную реакцию: кто-то возражал, кто-то соглашался - все старались перекричать друг друга, и в комнате воцарилась атмосфера, бывшая в ней до прихода Фумихико.
- Папочка, чего же ты, угощайся! - сказала Канна.
Фумихико, который уже жалел, что по дороге не зашел куда-нибудь поесть, поневоле присел в уголке шумной гостиной. Его соседка, совсем молоденькая девушка, проворно передала ему чистую тарелку и палочки. Она и раньше бывала у них в доме, но имени ее он не помнил. "Ты даже имен своих друзей не помнишь!" - нередко возмущалась Канна.
- У нас же еще есть пиво!
- Бутылка на человека! - распорядилась Канна откуда-то издалека.
С готовкой на такую большую компанию она справилась весьма неплохо. Получше, чем какая-нибудь заурядная домохозяйка. Небось когда меня нет, частенько устраивает такие сборища, подумал Фумихико, глядя, как Канна длинными палочками раскладывает жареную рыбу. Точно совсем незнакомая молодая женщина.
Девушек - четверо, юношей - пятеро, плюс его дочь. Его вторжение нисколько их не смутило. Все говорили наперебой. К одноклассникам Канны и ее знакомым по спортивным занятиям присоединились подруги из прежней школы. Все, как один, умеют поддерживать старые и легко заводить новые знакомства, умеют развлекаться в компании. Умеют шумным весельем поднять друг другу настроение, но и в разговоре с глазу на глаз не ударят лицом в грязь…
А сейчас они никак не хотели угомониться. Было бы странно, если бы я стал участвовать в их веселье, думал Фумихико, торопливо заканчивая ужин. Когда он уже собрался удалиться, раздался телефонный звонок. Сделав знак Канне, что он подойдет, Фумихико перешел в соседнюю комнату, зажег свет и поднял трубку.
- Алло, господин Такацу?
- А, это вы, спасибо за недавнее угощение, - механически произнес он, узнав голос Кукина.
- За что спасибо, мы же платили вскладчину!.. Помните, перед самым уходом, я сказал, что не стоит загадывать, мол, от судьбы не уйдешь, а вы еще посмеялись, сказали, что я сгущаю краски…
- Не помню, чтобы я смеялся…
- Дело в том, что в моей судьбе действительно произошли некоторые перемены.
- Что-нибудь случилось?
- Я возвращаюсь на родину.
- О, поздравляю! Хотя не уверен, уместны ли здесь поздравления. Надеюсь, это не понижение в должности, а триумфальное возвращение?
- Пожалуйста, не надо громких слов. Ну ладно, если хотите - возвращаюсь с высоко поднятой головой. Я давно уже об этом хлопочу. Хотя, я вам не раз говорил, и в Японии - десять лет моей жизни…
- Куда возвращаетесь?
- Если быть точным, не столько возвращаюсь, сколько перехожу на другую работу. В Иркутске, помните, в нашу первую встречу я вам рассказывал, есть японская школа, первая в мире, вот там-то я и буду преподавать. Еще, наверно, займусь переводами.
- Но это прекрасно. От души поздравляю. Из вас выйдет первоклассный преподаватель!
- И вы, господин Такацу, пожалуйста, меня не забывайте, приезжайте в гости. Вместе с Канной. Сходим на каток, выпьем водочки, угощу вас на славу. Вы ведь говорили, что хотели бы повидать Сибирь.
- Очень хочу. Но если говорить о практической стороне, я не могу летать на самолете.
- Ах да, травма уха. Но это не проблема. Есть ведь пароход. До Находки рукой подать! На пароходе-то вам можно?
Фумихико ответил, что с этим все в порядке, и только шутливо посетовал на морскую болезнь, в то же время думая, что и в самом деле было бы неплохо махнуть по транссибирской железной дороге в Европу. Из соседней комнаты донесся шум молодых голосов. Громче всех - голос Канны.
- Ну что же, раз так, надо бы устроить прощальный вечер - я, вы и Канна. Можно у нас дома. Мы с Канной что-нибудь приготовим.
Кукин поблагодарил, попросил передать Канне сожаление, что не сможет продолжать с ней уроки фигурного катания, и, пообещав перезвонить, когда разберется со сроками, повесил трубку.
В соседней комнате кто-то забренчал на гитаре. Слушая, Фумихико вдруг решил, что и он, пожалуй, завершив нынешний проект, сменит работу.
Женская гимнастика включает четыре вида - вольные упражнения, опорные прыжки, разновысокие брусья и бревно. Сейчас я готовлюсь к выступлению на предстоящих соревнованиях. Одновременно занимаюсь по всем четырем видам, но вот уже три дня стараюсь отшлифовать самый сложный элемент на бревне.
Чтобы овладеть каким-нибудь сложным элементом на бревне, начинают с того, что проводят на полу полосу шириной в десять сантиметров и тренируются не сходя с полосы, как если бы это было бревно. Добившись результата в границах полосы, продолжают упражнения на доске такой же ширины. Затем переходят на низкое бревно, поднятое на двадцать сантиметров от пола. И, наконец, - на снаряд, установленный на положенной высоте. Только после бесчисленных тренировок можно достичь безупречного выполнения номера.
Сейчас я отрабатываю сальто назад с пируэтом. Снаряд устроен так, что ось тела и линия бревна идут параллельно, поэтому до тех пор, пока передвигаешься по бревну, особых трудностей нет, но стоит войти в пируэт, как сложность резко возрастает. В вольных упражнениях сальто назад с пируэтом не считается сложным элементом. Однако, взлетев на высоту одного-двух метров, точно опуститься на поверхность шириной в ладонь задача не из легких.