- Да-да, - журналист неловко засмеялся. - Только… вы никогда о ней не писали, верно?
- Разве?
- Ну, во всяком случае, в явном виде, - сказал он и тут же дико испугался - вдруг он забыл про какой-нибудь из моих эпохальных трудов?
- Надо полагать, это зависит от того, что вы считаете явным. Я совершенно уверен, что много раз писал о той войне. Иногда - неприкрыто. Иногда - чуть завуалированно. Но война всегда была в моих книгах. Верно? Вы согласны? Или я сам себя обманываю?
- Ни в коей мере. Но я только имел в виду, что…
- Разве что я потерпел полный крах в своем творчестве. Может быть, мне не удалось объясниться так, чтобы меня поняли. И моя писательская карьера - пшик.
- Нет, мистер Сэдлер, как вы могли такое подумать. Наверное, вы меня не совсем поняли. Всем ясно, что великая война играет значительную роль в вашем тво…
Когда человеку восемьдесят один год, он развлекается как может.
* * *
Поскольку лет за пятнадцать до того я покинул город и удалился, как говорят, на лоно природы, то на ночь после торжественного ужина снял номер в гостинице. Многочисленные старые друзья уговаривали меня зависнуть в лондонских барах до утра. Но я не стал подвергать опасности свою жизнь и здоровье, а попрощался со всеми в пристойный час и направился в Вест-Энд, предвкушая крепкий ночной сон и наутро - возвращение домой ранним поездом. Поэтому я несколько удивился, когда меня окликнул портье, стоящий за конторкой в вестибюле гостиницы.
- Сэдлер, - назвался я и помахал перед ним ключом от номера, решив, что он принял меня за восьмидесятилетнего постороннего гуляку. - Номер одиннадцать ноль семь. И направился к лифту.
- Да-да, сэр. Я просто хотел сказать, что вас ждет дама. Она уже примерно час сидит в баре для постояльцев.
- Дама? - Я нахмурился. - В такой поздний час? Это не ошибка?
- Нет, сэр. Она спросила вас по имени. Утверждает, что вы ее знаете.
- И кто она такая? - нетерпеливо спросил я. Еще не хватало, чтобы журналисты или поклонники начали осаждать меня среди ночи. - У нее под мышкой случайно нет пачки книг?
- Нет, сэр, я ничего такого не видел.
Я огляделся и задумался.
- Послушайте, вы можете оказать мне любезность? Пойдите скажите ей, что я уже лег спать, с извинениями и все такое. Попросите ее связаться с моим агентом - он с ней разберется. Погодите минуту, у меня где-то была его карточка.
Я порылся в кармане, достал горсть визитных карточек и в отчаянии уставился на них. Столько лиц, столько фамилий, и все надо запомнить. Это мне никогда не давалось.
- Простите, я не думаю, что это поклонница. Может быть, родственница? Она довольно пожилая, если можно так выразиться.
- Можно, если она в самом деле пожилая, - разрешил я. - Но она никак не может быть родственницей. Она точно не передавала никакой записки?
- Нет, сэр. Она просила сказать, что приехала из самого Нориджа. Уверяла, что вы поймете.
Я уставился на него. Он был очень смазлив, а ведь горбатого могила исправит.
- Мистер Сэдлер! Мистер Сэдлер, вам нехорошо?
* * *
Я с замиранием сердца подошел к входу в полутемный бар, чуть ослабил галстук и начал осматривать зал. В нем было удивительно людно для такого часа, но ошибиться я не мог. Она была единственной пожилой дамой среди присутствующих. Но, мне кажется, я и так узнал бы ее где угодно. Несмотря на то что прошло столько лет, я всегда о ней помнил. Она читала книгу (неизвестную мне) и подняла глаза - хотя и не в мою сторону, - видимо, оттого, что почувствовала на себе мой взгляд. Мне показалось, что по ее лицу пробежала тень. Она взялась за бокал с вином, поднесла его к губам, но передумала и поставила обратно. Я долго стоял, не двигаясь, в центре зала, и лишь когда она повернулась ко мне и чуть заметно кивнула, я подошел и сел рядом. Она хорошо выбрала место: в небольшой нише, поодаль от остальных посетителей. Свет тоже падал удачно, скрадывая морщины. Удачно для нас обоих.
- Я прочитала в газете о вашей награде, - начала она безо всяких предисловий, как только я сел. - И так получилось, что я была в Лондоне - приехала на свадьбу внука, она была вчера. Отчего-то я решила повидаться с вами. Под влиянием минуты. Надеюсь, вы не возражаете?
- Я рад, - ответил я, как того требовала вежливость; на самом деле я не мог бы сказать, какие именно чувства вызвало у меня ее появление.
- Значит, вы меня помните. - Она чуть заметно улыбнулась.
- Да, помню.
- Я так и знала.
- Свадьба, - сказал я, желая перевести разговор на нейтральную тему, чтобы собраться с мыслями. - Вы хорошо провели время?
- Как обычно на свадьбах. - Она пожала плечами и кивнула официанту, который предлагал снова наполнить ее стакан. Я заказал маленький стаканчик виски, потом передумал и увеличил порцию. - Мы ничего не делаем как родственники, вместе, только едим и пьем. Странно, правда, Тристан? Но в общем, да, я думаю, свадьба вышла неплохая, хотя девушка мне не очень нравится. Она вульгарна. Видите, как откровенно я выражаюсь. Я уже знаю, что Генри с ней намучается.
- Генри - это ваш внук?
- Да. Младший мальчик моей старшей дочери. У меня восемь внуков, вы можете поверить? И шесть правнуков.
- Мои поздравления.
- Спасибо. Разумеется, вы гадаете, что мне от вас нужно.
- Я не успел об этом подумать, - ответил я и поблагодарил официанта, принесшего мой виски. - Вы застали меня врасплох. Простите меня, если я окажусь не в лучшей форме.
- Ну так вы же старее динозавров, - небрежно бросила она. - Хотя я еще старше, так что вот. Но мы с вами до сих пор в здравом уме и твердой памяти - надо думать, благодаря здоровому образу жизни и правильному питанию.
Я улыбнулся и медленно отпил глоток виски. Она совсем не изменилась. Торопливая, забавно бессвязная речь, настойчивый ум и начитанность.
- Надо полагать, я должна вас поздравить, - произнесла она после паузы.
- Поздравить?
- С наградой. Мне говорили, что она весьма престижна.
- Да, мне тоже говорили, - ответил я. - И, если честно, весьма безобразна. Удивительно, как это они не удосужились заказать скульптору что-нибудь красивое.
- А где она? У вас в номере?
- Нет, я ее оставил своему агенту. Она была очень тяжелая. Думаю, они ее пришлют по почте.
- Ваша фотография была на первой странице "Таймс". Я читала про вас в поезде в понедельник. И еще вы попали в кроссворд. Это слава.
- Мне повезло, - согласился я. - Мне было позволено прожить ту жизнь, которую я хотел. До определенной степени, во всяком случае.
- Я помню, в тот день, перед тем как мы расстались, вы говорили мне, что уже давно понемножку кропаете, но собираетесь отнестись к этому серьезней, когда вернетесь в Лондон. И вы выполнили свое намерение, верно? Список ваших книг весьма внушителен. Признаюсь, что я ни одной не читала. Это грубо с моей стороны?
- Вовсе нет. Я этого и не ожидал. Я помню, что вы не любите романов.
- Вообще-то под конец жизни я к ним пристрастилась. Просто я ваших не читала. Но я их все время вижу в книжных магазинах. И еще я хожу в библиотеку, там их тоже обожают. Но сама ни одного не читала. Тристан, вы когда-нибудь вспоминали обо мне?
- Почти каждый день, - не колеблясь ответил я.
- И о моем брате? - спросила она, явно не удивленная моим признанием.
- Почти каждый день, - повторил я.
- Да.
Она отвела взгляд и выпила еще вина, прикрыв глаза на время глотка.
- Сама не знаю, что я тут делаю, - произнесла она чуть погодя, взглянула на меня и улыбнулась какой-то невменяемой улыбкой. - Я хотела вас увидеть, но теперь не знаю зачем. Наверное, вам кажется, что я сумасшедшая. Но я не собираюсь на вас кидаться, не беспокойтесь.
- Мэриан, расскажите мне, как вы жили. Мне было интересно услышать ее рассказ.
Последний ее образ, запечатленный в моей памяти, - рыдающая женщина, явно не в себе, на которую глазеют прохожие; она сидела на платформе Торпского вокзала, а потом вдруг кинулась на окно моего купе, когда поезд тронулся. Я ахнул, думая, что она хочет броситься под колеса, - но нет, она хотела наброситься на меня. Если бы она до меня добралась в этот момент, то, возможно, убила бы. И я, вполне возможно, не стал бы сопротивляться.
- О боже. Тристан, вы заснете. Моя жизнь чудовищно скучна по сравнению с вашей.
- Моя жизнь гораздо обыденней, чем думают люди, - уверил я ее. - Пожалуйста. Мне хочется знать.
- Ну разве что сокращенную версию. Давайте посмотрим. Я учительница. Была, во всяком случае. Сейчас я, конечно, на пенсии. Но я пошла учиться на учительницу вскоре после того, как мой брак развалился, и проработала в одной и той же школе, господи боже мой, пожалуй что больше тридцати лет.
- Вам нравилась эта работа?
- Очень. Малыши, Тристан. Я только с ними и могла справиться. Если поставить одного на другого и я все еще выше, значит, я в безопасности. Таково было мое неизменное правило. Четырехлетки и пятилетки. Я их обожала. Они - сплошной восторг. Некоторые были просто удивительные.
Ее лицо озарилось улыбкой.
- Вы до сих пор скучаете по своей работе?
- Дня не проходит без этого. Наверное, это большое счастье - работа как у вас, когда никто не объявляет, что вам пора на пенсию. Романисты, кажется, с годами становятся только лучше, верно?
- Некоторые, - ответил я.
- А вы?
- Не думаю. По-моему, я достиг пика где-то в среднем возрасте и с тех пор застрял, крутился на одном месте. Мне жаль, что ваш брак распался.
- Ну, это было неизбежно. Мне не стоило выходить за него замуж, по правде сказать. На меня словно умопомрачение нашло.
- И все же у вас есть дети?
- Трое. Алиса - ветеринар, у нее трое своих детей, и она процветает. Хелен - психолог, у нее пятеро, вы можете в это поверить? И как она только управляется? Они обе скоро выходят на пенсию - так что я вообще полная древность. И еще у меня есть сын.
- Младший?
- Да. Ему за пятьдесят, так что он тоже, в общем, не юноша.
Я все смотрел на нее и молчал, ожидая, чтобы она рассказала что-нибудь о сыне.
- Что такое? - наконец спросила она.
- Ну, например, его как-нибудь зовут?
- Конечно, его как-то зовут, - сказала она, глядя в сторону.
Внезапно я понял, как зовут ее сына, и устыдился своего вопроса. Я потянулся к своему стакану, как к спасательному кругу.
- Скажу начистоту, что моему сыну каждый шаг в жизни давался с трудом. Не знаю почему. Его воспитывали точно так же, как сестер, но там, где они добились успеха, он за каждым поворотом находил лишь разочарование.
- Мои соболезнования.
- Что ж тут. Я, безусловно, делаю для него все, что могу. Но этого вечно мало. Не знаю что его ждет после того, как меня не станет. Сестры с ним не справляются.
- А отец?
- О, Леонард уже давно умер. Еще в пятидесятых. Он женился второй раз, уехал в Австралию и погиб на пожаре.
Я уставился на нее. Имя мгновенно всплыло у меня в памяти.
- Леонард? Неужели Леонард Легг?
- Да, но как… - Она нахмурилась. - Откуда вы… Ах да, господи. Я совсем забыла. Вы же его видели в тот день.
- Он ударил меня кулаком в лицо.
- Он думал, что у нас с вами роман.
- Так вы за него вышли? - в ужасе спросил я.
- Да, Тристан, я за него вышла. Но, как я уже сказала, этот брак не продлился и десяти лет. Мы отравляли друг другу жизнь. Вы, кажется, удивлены?
- Очень. Слушайте, я его не знал, конечно. Но я помню, что вы о нем говорили в тот день. Как были настроены против него. Он вас так отвратительно бросил.
- Мы поженились вскоре после этого. Я не скажу, что это было самое ужасное решение в моей жизни, - ведь у меня теперь трое детей. Но безусловно, этот брак был большой ошибкой. Так вышло, что я помирилась с Леонардом на следующий день. После вашего отъезда. Я не могу этого объяснить. Я понимаю, что это выглядит… глупо.
- Для меня это никак не выглядит. Не мне вас судить.
Она воззрилась на меня с неожиданным гневом.
- Да, не вам. Но он был рядом, а я как никогда нуждалась в чьей-нибудь заботе. Я снова впустила его в свою жизнь, но в итоге он опять ее покинул, и дело с концом. Может, хватит про меня? Меня от себя уже тошнит. А что же вы, Тристан? Вы так и не женились? В газетах про это не писали.
- Нет. - Я отвел взгляд. - Но вы же знаете, что я не мог жениться. Я вам все рассказал.
- Я помню, что вам не полагалось жениться, - ответила она. - Но кто знает, насколько бесчестно вы могли поступить? Я, кстати, чего-то такого от вас ожидала. Тогда так делали. И до сих пор, наверное, делают. Но вы - нет.
- Нет, Мэриан, - я покачал головой, мужественно принимая удар, - я - нет.
- И у вас не было… я отстала от жизни и не знаю, как это теперь называется… спутника? Это правильное слово?
- Нет.
- Никогда и никого? - удивленно спросила она.
Я смущенно хохотнул, удивляясь ее удивлению.
- Нет. Ни единого человека. Ни разу. Никаких связей вообще.
- Боже ты мой. Неужели вам не было одиноко?
- Было.
- И вы один?
- Да.
- И живете один?
- Я совершенно один, Мэриан, - тихо повторил я.
- Ну что ж. - Лицо ее застыло.
Мы посидели так некоторое время, и наконец она снова повернулась ко мне.
- Но вы хорошо выглядите, - заметила она.
- Правда?
- Нет, неправда. Вы выглядите стариком. Утомленным жизнью. Я сама - утомленная жизнью старуха, так что это не обидные слова.
- Да, я стар и утомлен жизнью, - признался я. - Она была длинная.
- Повезло вам, - горько заметила она. - Но вы были счастливы?
Я задумался. По-моему, это один из самых трудных вопросов для любого человека.
- Я не был несчастен, - сказал я. - Впрочем, я не уверен, что это то же самое. Я любил свою работу и наслаждался ею. Она приносила мне глубокое удовлетворение. Но конечно, по временам мне, как вашему сыну, ни один шаг не давался без борьбы.
- Борьбы с чем?
- Можно, я назову его имя?
- Не смейте, - прошипела она, подавшись вперед.
Я кивнул и откинулся на спинку кресла.
- Возможно, то, что я скажу, будет для вас что-то значить, а возможно, и нет. Я уже шестьдесят три года несу тяжкое бремя позора. Не было ни дня, когда я не вспоминал бы о нем.
- Удивительно, что вы об этом ни разу не написали, если испытывали такие сильные чувства.
- Написал вообще-то. Позвольте мне объяснить. Я написал об этом, но не опубликовал написанное. Я решил, что оставлю это на потом. На после моей смерти.
Она подалась вперед, заинтригованная.
- А о чем же вы написали, Тристан?
- Обо всем. О нашей жизни в Олдершоте, о моих чувствах к нему, обо всем, что случилось. О том, что было во Франции. Немножко о моей жизни до того, немножко детских воспоминаний. И потом обо всей этой беде и о решениях, принятых вашим братом. И о том, что я сделал с ним в конце.
- То есть о том, что вы его убили?
- Да. Об этом.
- Потому что он вам не достался.
Я сглотнул, кивнул и уперся взглядом в пол. Я так же не мог смотреть ей в глаза теперь, как ее родителям - много лет назад.
- Что еще? - спросила она. - Скажите. Я имею право знать.
- Еще - о том дне, который мы с вами провели вместе. Как я пытался объяснить вам. И не смог.
- Вы написали про меня?
- Да.
- Так почему же не опубликовали? Вас так хвалят. Почему бы не осчастливить публику и этой книгой?
Я сделал вид, что задумался и пытаюсь найти причину. На самом деле я и так хорошо понимал, в чем дело.
- Я думаю, что не вынес бы позора. Если бы хоть кто-то узнал, что я сделал. Люди стали бы так на меня смотреть… я бы этого не перенес. После того, как я уйду, это уже не будет иметь значения. Тогда пусть читают.
- Вы трус, Тристан, согласны? - спросила она. - До самого конца остались трусом. Ужасным трусом.
Я посмотрел на нее. Она мало чем могла бы меня задеть. Но все же нашла чем. Правдой.
- Да, - не стал отрицать я. - Да, надо думать, я трус.
Она вздохнула и отвернулась. Судя по лицу, она едва сдерживалась, чтобы не закричать.
- Не знаю, зачем я сюда пришла. Но уже поздно. Мне пора. Прощайте, Тристан. - Она встала. - Мы больше не увидимся.
- Нет, не увидимся.
Она вышла.