- Но это лишь часть моего предложения. Вторая часть… - он неожиданно улыбнулся, он вообще был улыбчив. - Надо что-то делать с вашим благотворительным фондом! На те копейки, что вы собираете, можно разве что выпить за упокой души безвременно почивших в нищете, и не больше. Если вы согласитесь, я бы предложил создать нечто другое, назовем это, к примеру, Институтом интеллектуальных инициатив. Этакая, на западный манер, бесприбыльная благотворительная организация, финансовое благополучие которой обеспечивается игрой на мировых биржах. С вашим талантом не составит труда зарабатывать на колебании курсов акций крупнейших компаний. Небольшой начальный капитал - миллионов сто-сто пятьдесят, больше не надо, - я легко соберу. Вести игру будем тонко, через подставных лиц и уж, во всяком случае, не привлекая к себе внимания. Ведь всегда кто-то выигрывает, так вот этим "кто-то" станем мы. - Пол помедлил, бросил рассеянный взгляд в окно. - Вырученные деньги, в первую очередь, надо потратить на открытие сети детских домов и хоть немного поднять уровень пенсий. Старики и дети - именно по тому, как они живут, можно судить, есть ли у общества совесть. - Ксафонов неспешно закурил, озабоченно коснулся рукой лба. - А знаете, почему я иду в Думу?.. Потому что устал. Устал от грязи, от той бессмысленной суеты, что, как в унитазе, бурлит в коридорах власти и воняет на всю Россию. У них, видите ли, один раз стреляли в де Голля - и сразу же "День шакала", а у нас - сплошные стаи шакалов, стоит только столкнуться с государственными учреждениями. И если де Голль остался жив, то наши люди умирают от того, что у них не выдерживает сердце! - Пол нервно дернул шеей, нахмурился. - Надо, чтобы к управлению страной пришли новые, честные и обеспеченные люди, пекущиеся не о своих карманах, а о народе. Во всем мире политика - это продолжение жизни, а у нас зачастую смысл жизни сводится к наблюдению за перипетиями этой самой политики. - Ксафонов улыбнулся широко, открыто и сказал почти просительно, как говорят дети: - Соглашайтесь, а? Уж больно дело хорошее!
Вечером, после ресторана, где обсуждали детали проекта, Ксафонов привез Андрея домой и распрощался у подъезда. Один из телохранителей поднялся с Дороховым на этаж и подождал, пока тот не скроется за дверью. "Так надо! - сказал Пол, пожимая на прощание руку. - Когда затеваешь большое дело, нельзя забывать и о деталях, особенно, если это твоя собственная безопасность". Он рассмеялся, поощрительно похлопал Дорохова по плечу.
И все-таки я бы на его месте сделал что-нибудь с клыками, думал Андрей, стаскивая в прихожей пиджак и ослабляя петлю галстука. В голове гудело. Маша спала, по крайней мере свет в спальне был погашен. Дорохов налил себе виски, со стаканом в руке и сигаретой вышел на балкон. Падал реденький снежок, на улице было сыро и знобко. Ксафонов в ресторане говорил про какие-то деньги, пытался вспомнить Дорохов, наблюдая, как внизу сторож с собакой обходит огороженную забором территорию. Не вспомнил. Зато новая мысль посетила его раскалывающуюся от боли голову: почему вокруг так много охранников? Не свободная страна Россия, а какая-то затянутая в хаки банановая республика…
Волна дурноты подкатила, обрушилась разом, но не от выпитого, - эх, если бы от водки, как это было бы славно! Ничего, говорил себе Андрей, перебирая руками по стене в направлении дивана, - все как-нибудь образуется! Ничего, - он рухнул на подушки, сбросил на ковер модные полуботинки, - все путем! Ничего, - он закрыл глаза, губы скривила бессмысленная, горькая усмешка, - главное, скоро весна!..
Весна с приходом не торопилась. К вечеру заметно похолодало, с очистившегося от серой хмари неба, кружась, начали падать редкие снежинки. Ветер стих, и Петербург будто съежился и замер в предчувствии подступавших к городу морозов.
Миновав Цепной мост, легкие сани свернули на Фонтанку, остановились у длинного, выкрашенного светлой краской трехэтажного дома, где, после роспуска зажившегося на белом свете Третьего отделения, размещался Департамент государственной полиции. Дорохова ждали и сразу же провели в большой, пустоватый кабинет барона Велио, совсем недавно назначенного на должность директора департамента, а заодно уж товарищем министра внутренних дел и командиром отдельного корпуса жандармов. Назначения эти вызвали в обществе массу толков и пересудов, поскольку всю свою жизнь барон прослужил по ведомству почт и телеграфа и к делам полиции отношения не имел. Тем не менее, как говорили знающие люди, новый директор довольно быстро освоился со своим высоким положением и чувствовал себя в кресле первого полицейского страны весьма и весьма уверенно.
Когда дверь кабинета открылась, сидевший за столом плотный, седой мужчина отложил в сторону бумаги и, поднявшись навстречу Андрею Сергеевичу, протянул ему белую, пухлую руку. Это был полковник Медников, заместитель барона по департаменту полиции, временно расположившийся в кабинете своего начальника. Сам Велио, занятый делами министерства и корпуса жандармов, бывал на Фонтанке наездами, и кабинет с видом на набережную частенько пустовал. Медников усадил гостя в кресло, не переставая приятно улыбаться, однако не составляло труда заметить, что никакого энтузиазма по поводу прикомандирования Дорохова к департаменту полковник не испытывал. Это было и понятно: какому начальнику понравится, когда в его епархии появляется чужак, да еще напрямую ему не подчиняющийся. Поэтому Андрей Сергеевич поспешил уверить Медникова в том, что не только не обладает какими-либо контрольными полномочиями, но и сам противился этому назначению и согласился лишь из уважения к Горчакову. Упоминание имени канцлера и министра иностранных дел возымело свое магическое действие, и начавшаяся несколько прохладно беседа закончилась весьма просто и дружественно. К тому же в числе упоминавшихся по ее ходу лиц у собеседников нашлось много общих знакомых, так что даже стало непонятно, почему они раньше не встречались в петербургском обществе.
- Ну, право же не знаю, что вам и предложить! - Медников вертел в руках приказ статс-секретаря министерства Коханова, в котором говорилось о временном прикомандировании Дорохова. - Если, Андрей Сергеевич, хотите, можете оставаться при канцелярии барона, а нет - воля ваша, выбирайте себе любую службу. Сейчас в департаменте проходит реорганизация, так что дела хватит всем. Сами знаете, стоит только поглубже копнуть наши бюрократические залежи, и на свет появляется масса откровенных глупостей и недоделок…
Заместитель директора департамента улыбнулся, как бы приглашая Андрея Сергеевича разделить с ним прозвучавшую в словах иронию и тем посмеяться над самими собой. Дорохов не замедлил это сделать:
- Дело известное, - заметил он с полуулыбкой и тут же продолжил: - Видите ли, полковник, из разговора с Горчаковым я вынес ощущение, что Александра Михайловича весьма и весьма тревожит безопасность государя-императора и - в этой связи - деятельность террористических организаций и отдельных нигилистов. И Лорис-Меликову канцлер так прямо и сказал: не приведи Господь, что с ним случится, никакие ваши реформы не понадобятся, все в России пойдет прахом. - Андрей Сергеевич посмотрел в глаза Медникову. - Так что, если не возражаете, я, пожалуй, посмотрел бы, как в департаменте обстоит дело с сыском.
- Воля ваша, воля ваша! - развел руками полковник, и опять изжитая было натянутость вернулась в их отношения. - Думаете, удастся помочь? - губ Медникова коснулась едва заметная ироничная улыбка. - Я, лично, на своих людей целиком полагаюсь. Тут, дорогой мой Андрей Сергеевич, требуются специальные навыки, нужна особая жилка. Многие люди способны играть на фортепьяно или клавесине, но лишь единицы могут извлекать из этих инструментов божественную музыку. Вот и среди моих дознавателей попадаются удивительные виртуозы!.. Да что далеко ходить, я вас сейчас познакомлю с одним из них, пожалуй, самым талантливым. Правда, человек он несколько странный и необычный, вы сами это скоро увидите… - Полицейский сделал паузу, как бы раздумывая, стоит ли Дорохову обо всем говорить, но, тем не менее, продолжил: - Пьет, скотина!
- Помилуйте, господин полковник! - картинно развел руками Андрей Сергеевич. - Чего же тут странного, а тем более необычного? Мы с вами в России, здесь все талантливые люди рано или поздно спиваются…
Оба дружно рассмеялись и проступившая было холодность в отношениях сразу растаяла. Заместитель директора департамента не поленился лично проводить Дорохова до кабинета в дальнем конце коридора, растянувшегося во всю длину здания. Предварительно постучав, он толкнул дверь и в сопровождении гостя вошел в скромных размеров комнату, середину которой занимал непропорционально большой стол, сплошь заваленный какими-то папками. Стены комнатки украшали карта России и подробные карты Петербурга и Москвы. При появлении начальства сидевший за столом худой пожилой мужчина поднялся, посмотрел исподлобья на вошедших. Ни во взгляде хозяина кабинета, ни в его манерах не было и тени какого-либо подобострастия - он просто ждал, когда эти двое уйдут и оставят его в покое.
- Вот, познакомьтесь, - полковник аккуратно, за локоток, выдвинул Дорохова вперед. - Начальник отдела сыска…
Хозяин кабинета едва ли не через силу сделал шаг навстречу, протянул оказавшуюся на удивление сильной руку:
- Мырлов. Иван Петрович.
- Дорохов. Андрей Сергеевич, - так же ровно, как бы нарочито сохраняя ту же, несколько усталую интонацию ответил Дорохов.
В больших, печальных глазах Мырлова на мгновение зажегся и тут же погас какой-то огонек.
- Очень приятно, весьма наслышан, - сказал начальник отдела сыска, не торопясь пригласить гостя Присесть на единственный не занятый картонными папками стул. При этом он смотрел на Медникова, как если бы спрашивал: это все, я могу, наконец, продолжать работать?
- Вот и прекрасно! - не замечая взгляда подчиненного, заключил полковник. - Я вас, господа, оставляю - надо еще поработать над докладом министру, а Иван Петрович все, что требуется, расскажет и пояснит…
С этими словами полковник Медников, весьма довольный собой, быстро выскользнул за дверь кабинета. Оставшись один на один с незваным гостем, Мырлов тяжело вздохнул и показал рукой на свободный стул.
- Что ж, присаживайтесь. - Он провел ладонью по лысому черепу, посмотрел прямо на Дорохова. - Вы вот что, Андрей Сергеевич, скажите сразу, что вам от меня угодно, чтобы и вам, и мне времени не терять и в политесах не упражняться. Мы оба офицеры, и в кошки-мышки нам играть не пристало, да и, право же, недосуг…
- А вы, оказывается, интересовались моей биографией! - удивился Дорохов. Увидев среди стопок с папками жестяную пепельницу, он достал из кармана сюртука папиросы.
- А вы как думали! У нас, Андрей Сергеевич, дело тонкое, первого встречного к нему не подпустишь. Да и знать все о людях - это моя работа. Ну, не все, хотя многое… - поправился Мырлов с легкой усмешкой. При этом его изрезанное тяжелыми вертикальными морщинами лицо удивительным образом просветлело и преобразилось. - Вы ведь имеете честь служить по линии Генерального штаба в чине подполковника?..
Дорохов кивнул, отрицать известный начальнику отдела сыска факт было глупо и бессмысленно. Усевшись на предложенный ему стул, Андрей Сергеевич поджег папиросу. Закурил и Мырлов и потом долго еще молчал.
- Честно говоря, - сказал он наконец, - именно этого я и боялся. Терпеть не могу, когда вмешиваются в мои дела, а тем более присылают проверяющих…
Дорохов хотел было протестовать и даже сделал движение подняться со стула, но Мырлов его остановил.
- А как еще прикажете называть? Им, там наверху, нечем себя занять, вот они нас и дергают. Вы думаете, чем сейчас занят полковник Медников?.. Пишет очередной доклад министру о состоянии дел в подведомственном ему департаменте полиции. Работать некогда, только представляй по каждому поводу своевременную отписку и будешь на хорошем счету. Мне кажется, это сугубо наше, российское.
Проделав в залежах папок нечто вроде окна или прохода, чтобы видеть собеседника, Мырлов опустился в свое кресло и неожиданно спросил.
- Выпить хотите? По маленькой?
Тут же достав откуда-то пару рюмок, он вынул из ящика стола початую бутылку и разлил водку Чокнулись. Выпили. Дорохов разжег потухшую папиросу. Теперь, как он и предполагал, сыщик ощущал себя значительно проще и свободнее: в его манере держаться и говорить уже не чувствовалась такой настороженности. Впрочем, Андрей Сергеевич на этот счет не обольщался.
- Вас не шокирует, что я так вот, запросто, без соблюдения субординации? - поинтересовался Мырлов и пояснил: - Это у меня метода такая. На трезвую голову никогда не понять, что движет человеком. Можно сколько угодно мудрствовать и демонстрировать изыски ума и при этом упустить какую-нибудь малюсенькую деталь, этакую финтифлюшечку, - он показал Дорохову отчеркнутый ногтем кончик мизинца, - а в ней-то и зарыта вся суть! Хорошему сыщику человека надо чувствовать душой, только тогда его, грешного, и можно изловить, он сам пойдет тебе навстречу. У нас ведь, если хотите знать, все преступления от бедности и униженности, и, в особенности, политические. Этих бомбистов и прочих нигилистов, ведь их тоже можно понять. Все свои глупости они совершают от возвышенности порывов, от того, что искренне хотят, как бы лучше сделать народу. Их, скажу я вам, где-то даже жалко - начитаются всякого вздора и от обилия чувств, от нервов, лезут на рожон. - Мырлов бросил короткий, хитрый взгляд на Андрея Сергеевича. - Добрые чувства, они в душе вызывают отклик…
- Иван Петрович! - Дорохов укоризненно покачал головой. - Вы уж меня увольте, отрабатывайте ваши дознавательские приемы на ком-нибудь другом.
- Нет, действительно, - несколько сконфузился Мырлов, - я это все к тому, что люди делятся на несколько пород, и сыщики, и преступники, зачастую относятся к одной из них, причем к одной и той же. Возьмите меня, к примеру. Я, Андрей Сергеевич, службист, служу-с стоящему у власти режиму. А придут, скажем, нигилисты, их врагов тоже кому-то надо будет ловить, так что я без куска хлеба не останусь. В нашей работе самое главное - это инстинкт охотника…
Видя, что Дорохов все так же скептически на него поглядывает, Иван Петрович улыбнулся:
- Ладно, чего уж там, в России надо жить со смешком и как можно больше служить - здесь это любят! - и кланяться. У нас ведь все происходит из милости начальства-с… и самое жизнь-с. - Он вдруг нахмурился, вздохнул, вспыхнувший было огонек потух на дне погрустневших глаз. - Ну да вернемся к нашим баранам… Что же вас, Андрей Сергеевич, ко мне привело и чего бы вы от меня получить желали?
Дорохов не спешил отвечать, сделал еще пару затяжек и только потом раздавил папиросу в пепельнице.
- Видите ли, Иван Петрович, - посмотрел он в глаза Мырлову, - правительство озабочено непрекращающимися покушениями на жизнь государя-императора и - насколько я понимаю свою миссию - хотело бы получить независимую, объективную картину состояния дел с их предотвращением и поимкой террористов. Вот, пожалуй, и все.
- А еще не хотели признаваться, что проверяющий! - усмехнулся сыщик. - Самый, что ни на есть, да еще с широкими полномочиями. Правительство интересуется! - он поднял к потолку указательный палец. - Тут хорошего не жди… - Мырлов задумался. - Сегодня я занят, завтра?.. Завтра, да и послезавтра не получится, а вот на следующей неделе представлю вам верноподданнейший доклад о достижениях российского политического сыска…
- А мне доклад как раз и не нужен, - мягко, почти дружески улыбнулся Дорохов. - Вы мне, Иван Петрович, так, без казенщины расскажите, что происходит, - я пойму.
Мырлов откинулся на спинку кресла, в задумчивости погладил голову, как будто приглаживая остатки непокорно торчавших волос. Временами, как теперь, его глаза становились удивительно печальными, будто он был в ответе за все то невразумительное и бессмысленное, что творится в мире. Из своего далека, через проем между папками сыщик смотрел на Дорохова, и его губы сами собой складывались в улыбку.
- Знаете, что я вам скажу, Андрей Сергеевич, - Мырлов придвинулся к столу, вытряс из валявшейся тут же пачки папиросу, - мы с вами очень разные люди, но вы мне чем-то нравитесь. Я, вообще, физиономист и с первого взгляда знаю, какие отношения у меня с человеком сложатся. Поэтому… - он чиркнул спичкой, закурил, - поэтому я вам расскажу все как на духу, а выводы уж делайте сами…
- Спасибо, Иван Петрович, я, честно говоря, на это и рассчитывал.
- Ну и слава Богу! - Сыщик открыл ящик стола и достал несколько сколотых листков бумаги. - Это, - он потряс бумажками в воздухе, - отчет за последние два года. Здесь только факты. Послушайте. Второго апреля позапрошлого, семьдесят девятого года, - начал он, не заглядывая в шпаргалку, - некто Соловьев стрелял в государя из револьвера на Дворцовой площади. Террорист схвачен, повешен. В ноябре того же года была сделана попытка взорвать поезд, в котором ехал император. Кое-кого отловили, но основные исполнители из "Народной воли" ушли. Четвертого февраля уже прошлого года краснодеревщик Степан Халтурин произвел взрыв в Зимнем дворце. Государь и семья - Бог миловал - не пострадали, террорист до сих пор находится в розыске. Не слишком отрадная картина, не правда ли?.. Вот тут-то начальство и вспомнило о существовании некоего Мырлова, дознавателя, которого оно само не так давно отправило в отставку. Это я, Андрей Сергеевич, не хвастовства ради, - засмеялся сыщик, - а исключительно для справедливости!
Иван Петрович зажег новую папиросу, пыхнул пару раз сизым дымом и вернулся к повествованию.
- Короче, в результате розыскных мероприятий уже в прошлом ноябре удалось задержать члена Исполнительного комитета "Народной воли" Александра Михайлова. Не в малой мере этому способствовал террорист Григорий Гольденберг, согласившийся, хоть и не сразу, стать нашим секретным агентом. Эти ребята при ближайшем рассмотрении тоже хотят жить, да еще как! Вот и Окладский, которого мы отловили пару месяцев назад, после моего с ним откровенного разговора быстренько сменил свои убеждения на противоположные. Такой скорости я, честно говоря, даже удивился. По его наводке полиция накрыла конспиративную квартиру на Госпитальной улице, а главное, их подпольную типографию и лабораторию, где заговорщики изготовляли динамит и мастерили свои бомбы. Ну и наконец, - щелчком по папиросе Мырлов стряхнул пепел, - позавчера был пойман Андрей Желябов, главный стратег народовольцев и их идеолог…
- То есть, как я понимаю, вы считаете, что террористическая организация практически разгромлена?
- Не все так просто, - ушел от прямого ответа сыщик. - Самое интересное еще впереди. Когда я только вернулся в департамент, меня сразу насторожило количество неудач и провалов операций, проводимых в последнее время полицией. Это поневоле наводило на мысль о работающем где-то совсем рядом осведомителе. И действительно, мне понадобилось около года, чтобы его вычислить и взять с поличным. Предателем оказался чиновник для писем, некто Клеточников - чахоточный, но работник отменный. По иронии судьбы государь недавно наградил его орденом Святого Владимира третьей степени. Между прочим, последнее время Клеточников заведовал секретной частью и в месяц получал полторы тысячи рублей - деньги, как вы видите, немалые! Человечка этого мы унаследовали от Третьего отделения вместе с массой других проблем.
- Как же это вам удалось его вычислить? - искренне удивился Дорохов. - Такая работа требует огромных усилий, анализа массы фактов и всевозможных вариантов.