Изредка приезжая домой в поселок, он делился своими впечатлениями с женой Булгун и соседом Эрдней:
- Представляете, в городе совсем не говорят по-калмыцки! А молодежь и люди среднего возраста вообще свой язык не знают. На селе еще куда ни шло. Вот у нас тракторист Иван, хоть и русский, а на калмыцком калякает, как на родном.
Эрдня, до этого чаще бывавший в городе, подтвердил грустные наблюдения приятеля:
- Я давно это заметил. Думаю, высылка в Сибирь повлияла.
Манджа ответил:
- Да, конечно! Но чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы и крымские татары язык-то свой сохранили, а находились примерно в тех же условиях. Мне кажется, это гораздо раньше началось. Профессор Бата Борисович рассказывал мне, что еще в 1929 году поэт Санджи Каляев с горечью писал, что калмыки могут потерять свой язык и обычаи. Его тогда обвинили в пропаганде буржуазного национализма, и, кажется, посадили. Одно из двух: или уже тогда были причины так писать, либо Каляев предчувствовал, что это вполне возможно. Какой-то мы несчастный народ! Будто прокляты небесами!
- Да, поневоле так подумаешь, - согласился Эрдня, любивший на досуге поговорить с другом "про жизнь", - А как объясняют это ученые, с которыми ты иногда общаешься?
- По-разному. Одни говорят, что нельзя было отрываться от родных корней и идти на Волгу четыреста лет назад. Другие – наоборот, толкуют, что причина в том, что Убуши-хан увел в конце восемнадцатого века большинство калмыков с волжских берегов обратно в Азию, а здесь остались крохи народа.
- А сам ты – что кумекаешь?
- Моя думка такая: может, правы и те другие. Но почему тогда евреи, две тысячи лет рассеянные по всему миру, сохранили и религию, и язык? Они, что, из другого теста сделаны?
Рассказывали мне, что лет десять назад ходил по Элисте долговолосый, высокий и худой калмык в светлом пиджаке. По собственному почину он расклеивал в магазинах и учреждениях таблички на калмыцком: "opлhн" - "вход", "hapлhн" - "выход", "секэтэ" - "открыто", "xaphaта" - "закрыто", "завср" - "перерыв". Никто ему не помогал, таблички делал за свои деньги. Потом он умер, а таблички поотодрали со стен и дверей. Вот и все наше отношение к самим себе. Надо не словами кумысный патриотизм проявлять, а делами!
- Так что же делать-то? – вопросил сосед, привыкший доверять мнению Манджи.
- Одному человеку это не по силам, что и показывает пример с мужчиной, о котором я рассказал. Таких бы людей побольше! Властям поддерживать их надо, а не считать полусумасшедшими, - ответил Манджа. Нужно долго и кропотливо работать, а не устраивать кампанейщину, типа проведения "Года языка". Выходит, год прошел, язык восстановили, и о вопросе можно забыть?! А на самом деле провели несколько совещаний, конференций, конкурсов и объявили следующий год "Годом сайгака" или "Годом тюльпана". И ровно через год степь покрылась цветущими тюльпанами или стадами сайгаков, которых мы уже уничтожили.
- Да, степь голая, - заметила Булгун, ставя перед мужчинами пиалы со свежей джомбой. По чаю, приготовленному именно женой, Манджа очень скучал в городе. Он взглядом поблагодарил жену. Любимый напиток навел его на новые размышления:
- Заметил я, что среди калмыков, особенно городских, начисто исчез исконный народный дух.
- Менталитет, - вставил, оживившись, собеседник.
- Менталитет, говоришь. А что это такое? Объясни-ка мне.
- Ну, это… Как бы тебе сказать?
- Значит, не можешь дать четкое определение? И никто не может. Все, вроде, понимают, о чем речь, а внятно сформулировать не могут. Я специально, из любопытства, просмотрел в библиотеке Баты Борисовича разные словари. Так вот, слово "менталитет" в них не везде одинаково объясняется, а иногда такое объяснение полстраницы занимает. Полюбили мы заменять простые понятия мудреными иностранными словами, наверное, чтобы казаться поумнее. Но от этого ума не прибавляется, - вздохнул Манджа.
Они задумались, но пауза была недолгой. Мандже хотелось высказать приятелю все, что накипело на душе в последнее время.
- Мне, еще маленькому пацану, прадед, прадед, тогда еще совсем ветхий, незадолго до своей смерти, в Сибири, рассказывал, что раньше калмыки были другими. Это был народ стойкий, здоровый духом и телом, физически очень выносливый, отважный. Данное слово калмык держал, даже если это было невыгодно ему лично. Самопожертвование было не редкостью: старший брат мог взять на себя вину младшего и ради его спасения спокойно пойти на каторгу.
А откуда взялись эти качества? От жизни! Кто мы были? Кочевники, скотоводы, охотники, воины. И славное прошлое отпечаток накладывало. Потом как-то все это теряться стало…
И еще один вопрос меня тревожит, Эрдня. У всех народов, как известно, женщина – хранительница домашнего очага и семейных порядков. До революции 17-го года в Ставрополе вышла книга, которая называлась "Военное прошлое наших калмыкъ". Там были собраны архивные исторические документы и исследования одного уважаемого русского калмыковеда. Вот только фамилию его я запамятовал. Это плохо, хотя на память мне жаловаться грех.
Так вот, в этой книжке меня поразили строчки о женщине-калмычке, я их даже для Булгун переписал. Хочешь, прочитаю для интереса?
- Давай, - охотно согласился Эрдня.
Манджа начал, слегка наморщив лоб:
- …Нельзя здесь не сказать о калмыцкой женщине, калмычке-жене, калмычке-матери.
Страстная любовь к детям,преданность своей семье, своему очагу, привязанность к мужу иполноеотсутствие преступности среди женщин рисуют во весь рост эту степную обитательницу, живущую в самых тяжелых условиях экономических и общественных.
Надо поражаться, как калмычка может при данных условиях оставаться верной своей кибитке, не бросить свой очаг, около которого она видит постоянно пьяного мужа, полуголодное существование и вечную работу на себя, детей и мужа.
Мораль женщины-калмычки – высокая мораль и она, как воспитательница, дает детям твердые устои нравственности, идеи правды, добра, верности долгу, беззаветной покорности и стоической выносливости…
…Калмычка своим характером, нравственностью и благоразумием умела поставить себя в самое прочное положение. Она часто приобретает большее нравственное влияние на мужа и смело может рассчитывать прожить с ним свой век, пользуясь любовью и уважением семьи, лишь бы она не была бездетна.
Если принять во внимание, что религия калмыка не охраняет брака, и те тяжелые условия, в которых протекает жизнь калмыцкой женщины, при пьяном и невежественном муже, то приведенная выдержка достаточно очерчивает нравственный облик этой женщины. Калмычка-мать пользуется трогательной привязанностью сына, даже в то время, когда жизнь наложит уже на него свою тяжелую руку и все житейские невзгоды перекатятся через его нечесаную голову…
…Калмык строго придерживается этикета, зато в ненормальном (то есть, в пьяном виде) ему все нипочем, только против женщины он не забудется, как бы хмель не омрачил его ума…".
Каково?
- Выходит, мужчины-калмыки уже в то время пили взахлеб, - резюмировал сосед Эрдня. – Сейчас поговаривают, что русские специально их спаивали.
- Калмыки жалуются, что их спаивали русские, русские считают, что их спаивали и спаивают евреи, но ни те, ни другие не хотят заглянуть себе внутрь. Очень удобно найти любые причины, а не винить самих себя! – ответил Манджа. – Но сейчас я не об этом. Когда я в городе иду на ночное дежурство, я иногда встречаю стайки молодых девчонок-калмычек. Ты бы их видел! Матерятся трехэтажно, держат в одной руке сигарету, в другой – бутылку пива. Сердце мое обливается кровью при их виде! Какие жены и матери из них получатся? И как отличается их развязный вид от того образа женщины-калмычки, который я тебе процитировал, Эрдня. Быстро же мы шагнули от закрепощенности до полной свободы, будь она неладна! Высокая мораль складывается веками, а рушится в момент!
Эрдня только крякнул досадливо после длинного монолога Манджи.
А Манджа продолжал говорить о наболевшем:
- Когда это было, чтобы калмыки сдавали своих престарелых родителей в богадельню, а женщина оставляла своего ребенка в детдоме?! Раньше, даже когда родители погибали, то детишек брали на воспитание родичи, близкие или дальние, неважно.
И другой уклон наблюдаю. Когда многим мужикам "сломали хребты", то женщинам досталась сила, но сила дурная, нездоровая. Ты посмотри, сколько в городе появилось начальниц-женщин! А как они семьей будут заниматься, если думают только о служебной карьере или о том, как удержать раскормленный "хошнг"* в руководящем кресле? И характеры у этих начальниц изменились, стали жесткими, почти мужскими. Поэтому выросло число мужей-подкаблучников, я это по некоторым знакомым Баты Борисовича замечаю. Один, тоже профессор, так зашуган женой, что звонит Бате только после того, как жена ложится спать. Другой, узнав, что супруга собирается заехать к нему на работу, в спешном порядке заменяет секретаршу в приемной, молодую и симпатичную, на древнюю бабку из другого отдела. Как до такого можно дойти, ума не приложу. Конечно, нельзя общаться с женой посредством кнута и тумаков, ее надо уважать, беречь, но бояться как огня – ненормально и стыдно!
- Послушаешь тебя, Манджа, так жить на свете не хочется, - сокрушенно проговорил сосед. – А какой-нибудь выход ты видишь?
- Я тебе не Ванга, чтобы предсказаниями заниматься! Твердо знаю, что родной язык и народный дух, менталитет, как ты говоришь, связаны между собой. Их утрата – это гибель народа! Конечно, сами люди никуда не денутся, но это будет совсем другой народ.
А сколько великих народов и их государств сгинули с лица земли, будто их и не было? Где они, гордые древние римляне, а ведь полмира в узде держали? Эти хоть развалины местами оставили да латынь – основу многих европейских языков. А империи ацтеков, майя, инков? Одни пирамиды. Но нам от этого не легче. Реку жизни невозможно повернуть вспять. Было бы смешно вернуться к истокам.
"Бытие определяет сознание", - писал основоположник самого правильного учения Карл Маркс, а раз бытие изменило наше сознание, то с этим ничего не поделаешь. Главное: что хорошее, необходимое из прошлого мы, как народ, смогли сохранить? А от чего избавились с легкостью, сами того не понимая, что лишились основного?
Недавно прочитал несколько книг одного русского ученого, Гумилев его фамилия. Так он предполагает, что любой народ, как и человек, имеет свой срок жизни. И так же есть у него рождение, становление-взросление, расцвет, старение и угасание или умирание. Только продолжительность этой жизни другая. Над этим надо думать.
Современные евреи, это не иудеи дохристианской эпохи. Но у них сохранились их бог, их язык, их дух. Нынешние мексиканцы и египтяне – это уже не те народы, которые проживали на данных территориях две-три тысячи лет назад. И менталитет-шменталитет у них совершенно другой. Так и мы, калмыки, наверное, через какое-то время станем иными. А по закону кармы, что заработали в этой жизни, то и получим!
-----------------------------------------
*Хошнг –седалище, ягодицы.
Культура, интеллигенция и "овцонок"
В один из вечеров профессор Бата Борисович и его супруга Деля ужинали вдвоем в просторной кухне. Им теперь приходилось ужинать на пару почти постоянно: оба взрослых сына учились в других городах, один "добивал" университет, а старший был уже аспирантом. Традиционный прием гостей, вносивший оживление в монотонное течение долгих вечеров, происходил не чаще двух-трех раз в месяц.
Во время неспешного разговора за столом Деляш Басанговна коснулась приятелей мужа, постоянных участников дружеских собраний:
- Знаешь, Бата! Мне твой старый друг Манджа показался сначала каким-то неотесанным, не вписывающимся в общую компанию. Но чуть позже я поняла, что ошиблась.
- Я рад, дорогая, что ты поняла его суть, дорогая! Он человек необыкновенный. На нем, конечно, нет академического лоска, внешне он выглядит мужиком от сохи. Но сколько в нем потаенных качеств, многие из которых я не прочь у себя и своих мальчиков. Ты заметила, что Манджа естественен, даже не пытается казаться кем-то другим, ученее, чем он есть на самом деле. Он умен, но природным, а не книжным умом, хотя в последнее время читает много, сколько книг из моей библиотеки за полгода перебрал. Мало ли мы знаем "интеллектуалов", сыплющих цитатами направо и налево, но ничего не понимающих в жизни? Недаром существует определение – "начитанный дурак". А Манджа обо всем имеет свое собственное суждение, основанное на жизненном опыте и здравом смысле, и это суждение, как правило, очень верное, не навязанное лживыми газетами, телевидением и книгами.
Деляш Басанговна добавила:
- И за словом в карман он не лезет. Помнишь, как-то наше общество очень разволновалось слухами, что Калмыкию вот-вот упразднят и присоединят к Астраханской или Волгоградской области. Манджа по этому поводу тогда заметил: "А нужны мы астраханцам или волгоградцам со своими громадными долгами и разоренным народным хозяйством?" Конечно, "народное хозяйство" - из старого лексикона, более уместно существительное "экономика", но, по сути дела, сказано правильно.
- Ты права, Деляш, - отозвался Бата Борисович. – Чтобы я еще хотел отметить? Кроме порядочности, верности, чувства собственного достоинства, у него имеется то, что именуется внутренней культурой. Манджа не умеет обращаться с множеством столовых приборов, но ты обратила внимание на то, что он никогда не перебьет собеседника, не употребляет бранных слов в отличие от многих наших знакомых, любящих щегольнуть нецензурщиной. У Манджи есть четкое понимание того, что хорошо, пристойно, а что неприлично, постыдно. Он не станет перемалывать кости человеку на основании слухов и сплетен, но прямо в лицо, а не за глаза скажет подлецу, что он о нем думает.
Профессор встал из-за стола и начал прохаживаться по кухне.
- Я расскажу тебе о незначительном эпизоде, который красноречиво характеризует Манджу. Не так давно мы шли с ним по территории студенческого городка. По пути встретили разговаривающих друг с другом кандидатов наук. Они бывают у нас, кстати, Манджа с ними знаком. В ходе разговора один из научных сотрудников, как ни в чем не бывало, смачно высморкался в два пальца, затем резким взмахом руки виртуозно убил соплю об асфальт, после чего спокойно вытер пальцы о собственные брюки и продолжил дискуссию. Ты бы видела, какое изумление было написано на лице Манджи! По его представлению культурный человек так себя вести.
Деляш Борисовна, накрывая на стол для чая, завершающего ужин, сказала:
- Я сразу заметила его деликатность и умение быть ненавязчивым. А уж собственный кодекс чести Манджа старается блюсти, как в старые добрые времена девушка сохраняла до замужества девственность.
- Поделюсь с тобой одной тайной, которую Манджа доверил только мне, дорогая, - заговорщицки сообщил профессор, - надеюсь, она останется между нами. Оказывается, наш друг сочиняет песни в духе старинных "ут дун"*, но стесняется исполнять их на людях. Даже члены его семьи не знают об этом. Лишь выехав в степь и прихватив с собой домбру, Манджа позволяет себе петь свои песни под шум ветра. Я едва уговорил его исполнить для меня две или три. Ты знаешь, они такие свежие, оригинальные, талантливые. Любой другой сразу потащил бы их на телевидение, в министерство культуры, но Манджа считает это баловством, несерьезной забавой и наотрез отказался, чтобы этот факт стал известен окружающим.
Удивленная Деляш Басанговна тут же взяла с мужа слово, что он постарается убедить своего друга не зарывать талант в землю и показать сочиненные им песни специалистам.
Спустя примерно неделю после этого семейного разговора Манджа зашел к своему другу. Как обычно, он принес стопку книг, взятых около месяца назад, и сейчас блуждал взглядом по книжным полкам, вынимая из тесных рядов ту или иную книгу и по одному ему известному критерию откладывая для себя.
Бата спросил, наблюдая за его отбором:
- Неужели прочитал все за такой короткий срок?
- Да, - ответил Манджа, - две из них показались мне любопытными, я из них даже кое-какие выписки сделал.
Бата Борисович задал давно интересовавший его вопрос:
- Скажи, Манджа, а для чего тебе все это нужно? Я имею в виду – так много читать, когда ты далеко уже не молод?
- Интересно знать, что думают или думали по разным вопросам другие люди: писатели, философы, ученые. Совпадают ли наши точки зрения.
Когда очередная порция духовной пищи была отобрана, и друзья стали пить чай, Манджа спросил:
- Хотел выяснить у тебя, Бата, одну вещь. Мне иногда попадаются некоторые слова, значение которых я не всегда понимаю. К примеру, слово – "интеллигенция". Сколько не смотрел словарей, везде разные формулировки. В словаре Даля "интеллигенции" вообще нет. Вроде бы ясно, что работники умственного труда. Но тогда и чиновники – тоже интеллигенция, ведь они землю лопатой не кидают.
- Слово "интеллигенция" только с конца восемнадцатого века стало входить в обиход, и широко применяется оно только в России. На Западе предпочитают пользоваться термином "интеллектуалы". А, вообще-то, сейчас интеллигенцией принято считать людей творческих профессий, добавляют сюда врачей, учителей, деятелей науки, - ответил Бата Борисович.
- Оно бы ничего, - раздумчиво проговорил Манджа, - но смотрю я телевизор, читаю кое-что, и сдается мне, что "интеллигенция" самочинно мнит себя совестью нации, присвоила себе право думать о народе и говорить от его лица. Однако глупый народ это почему-то не всегда понимает, от своей первобытной дремучести, полагаю… - Он с улыбкой посмотрел на друга. – Какая же это совесть? Вот у нас в районе редактор газеты – интеллигент по определению? Но ведь два слова без мата не свяжет, водку жрет непотребно, "сухим" ни дня не бывает, жену несчастную постоянно колотит, в своей газетке пишет только то, что велит ему "ахлачи"*! – тут Манджа запнулся и внимательно посмотрел на друга-профессора.
- Продолжай, - одобрительно кивнул Бата.
- Я говорю: "совесть" - то не станет угодничать перед властью, находиться у нее в обслуге?! Любая власть, даже самая хорошая, - есть насилие. А "соль народа" - это пахари и скотоводы, которые людей кормят, да и ту же власть. Это строители, которые жилье строят, хорошие врачи, что людей лечат, учителя, которые детей полезному обучают. Но уж никак не комедианты, что "ваньку" на сцене ломают, не те поэты, что пишут для каждого режима новый гимн на старую музыку, да и ученые не все. Недавно попалась мне в руки ученая книженция. "Земледелие в условиях аридных почв" называется. Слово непонятное, полез я в энциклопедию. Оказывается, "аридные" - это засушливые, полупустынные земли. Так почему бы человеческим языком и не озаглавить книжку? Нет, надо по-птичьи, чтобы тумана было больше, научности… Да, думается мне, что не все в порядке с мозгами у некоторых наших интеллигентов!
- Подожди, с лукавым видом прервал Манджу профессор Бата Борисович, - я хочу показать тебе рукопись, поэму, которую недавно принес мне на рецензию один наш поэт. Мне приносят иногда авторы свои рукописи для рецензирования или для того, чтобы я предисловие написал. Я хочу, чтобы ты ее прочитал и оценил то, что он там "изваял".