Со стороны подсудимых вальяжно восседали на своих местах три адвоката, среди которых выделялся весьма активный господин с головой, остриженной под нуль, с жестикуляцией известного всероссийского поп-политика Вольфовича. Адвокатом потерпевшего была женщина средних лет (ее "воблой" Манджа обзывать не стал), рядом с ней сидел "общественный защитник" - мужчина с непроницаемым лицом и в черных очках.
Потерпевший Батр вид имел какой-то затравленный, зато подсудимые вели себя очень непринужденно. Сидели они не в "клетке", потому что во время следствия никто их не арестовывал, улыбались родичам и приятелям, находившимся в зале, и производили впечатление людей, ожидающих не решения своей судьбы, а начала приятного, дружеского корпоратива.
По правилам судопроизводства, Мандже и другим (косвенным) свидетелям предложили судебное заседание, и ожидать вызова в коридоре. Стоя среди членов бригады "скорой помощи" и полицейских, с которыми общался в ту злополучную ночь, единственный свидетель-очевидец ловил на себе откровенно сочувственные взгляды, но от этого ему не становилось теплее.
Наконец, когда за дверью было оглашено обвинительное заключение, допрошены потерпевший Батр и подсудимые, Манджу пригласили в зал для дачи показаний.
Опустим за ненадобностью момент уточнения анкетных данных, во время которого Манджа успел сориентироваться: Батр не "узнавал" своих обидчиков, говорил, что его били другие; подсудимые держались отработанной версии, что ничего предосудительного не совершали, и вообще в ту ночь не были в районе города, где произошло ЧП, а гуляли себе с приятелями в ресторане "Эльдорадо". И тому имеется немало свидетелей, как из числа дружбанов-собутыльников, так и официанток, обслуживавших их столики, администратора заведения и сотрудников охраны. Стратегическая линия защиты строилась так, чтобы опорочить опознание Манджой подсудимых в ночь преступления, поставить само опознание под сомнение.
Первое слово взяла прокурорша:
- Свидетель, а по каким признакам вы опознали подсудимых?
- По тем же самым, по которым утром вы опознаете, что рядом с вами лежит законный муж, а не чужой мужчина, - невозмутимо ответил свидетель Манджа.
- Ваша честь! – взвился с места экзальтированный "Вольфович". – Свидетель издевается над участниками процесса! Я требую призвать его к порядку! У нас не балаган!
Прокурорша натянула на личико маску оскорбленной невинности, а судья сделала Мандже замечание.
- Хорошо, - согласился Манджа, - опознал я их по одежде, росту и комплекции, по чертам лица.
- Но ведь было совсем темно, а парни сразу убежали, как вы могли все запомнить? Вы что, феномен? – витийствовал "Вольфович".
- Вы правы, я человек, а не феномен. Но, во-первых, было не совсем темно, там, где находились потерпевший и подсудимые, горел уличный фонарь. Во-вторых, я не ношу очков, зрение у меня стопроцентное. В-третьих, я охотник. То, что увидел хоть на секунду, помню отлично много лет.
- Хочу уточнить, - вставил рассудительно "общественный защитник", блеснув линзами "хамелеонов", - свидетель без принуждения, подсказок и без колебаний опознал всех троих. В протоколе не зафиксировано никаких процессуальных нарушений.
- А вы что – защищаете свидетеля? – всплеснул руками Вольфович.
- Угомонитесь, коллега! – холодно отрезал "общественник", - я вношу ясность в вопрос, связанный с опознанием.
- А вот здесь вы не правы! – с плохо скрываемым торжеством воскликнул его оппонент. – Защита располагает сведениями, что как раз с этими протоколами не все в порядке! Подписи понятых подделаны сотрудниками полиции, есть такая информация.
Чтобы не утомлять читателя деталями нашего судопроизводства, перевернем страницу с описанием вызова понятых, подписи которых стояли в протоколах опознания задержанных, ожиданием их прибытия в суд. Во время вынужденного перерыва "общественный защитник", проходя мимо Манджи, вполголоса обронил фразу:
- За себя вы можете не переживать, Манджа Иванович! Но дело они, похоже, развалят. Приготовили сюрприз! Но это уже не моя проблема.
Представшие перед судьей понятые долго и скрупулезно изучали подписи в протоколах, потом оба заявили, что "автографы" сделаны не их рукой, они иначе расписываются. И вообще они что-то не припоминают, чтобы участвовали в самой процедуре опознания полгода назад. Манджа молчал, стиснув зубы, он прекрасно запомнил этих людей. В голове пронеслось: "Что оккупанты с народом сделали? То ли запуганы все, то ли готовы за деньги продать все святое, даже совесть и честь? Тут еще один вопрос возникает: а были ли они у них – совесть и честь?"
Смущенные сотрудники полиции, проводившие опознание, деревянными голосами дали показания, что в связи с крайне поздним ночным временем найти понятых было очень затруднительно, практически невозможно, поэтому они внесли в протоколы паспортные данные людей, ранее проходивших по каким-то другим делам, и расписались за них. Конечно, они понимают, что нарушили закон и готовы нести за это полную ответственность, но совершили фальсификацию не из корыстных или других побуждений, а исключительно от безысходности.
Эти признания прозвучали в зале судебного заседания эхом маленького "Чернобыля", для несведущих, конечно.
Судья надолго удалилась в совещательную комнату вместе с судебными заседателями. "Общественный защитник", уже ни от кого не таясь, растолковывал Мандже сложившуюся ситуацию:
- Главное, что мы вывели вас из-под удара, Манджа Иванович! А остальное меня не касается, хотя и омерзительно пованивает. Теперь судья вынуждена будет назначить почерковедческую экспертизу для установления подлинности подписей понятых. У этих людей, я имею в виду родственников подсудимых, все схвачено, поэтому результаты экспертизы предугадать несложно.
- А менты, то есть полицейские?
- Суд обязан вынести в отношении них частное определение непосредственному руководству и в прокуратуру. По закону, в отношении этих полицейских должно быть возбуждено уголовное дело за фальсификацию документов. Но, как возбудятся, так и остынут! Их, по крайней мере, обязаны за дискредитацию уволить со службы, но я по роду профессии не занимаюсь прогнозами. Это дело неблагодарное. Конечно, какие-то меры дисциплинарного характера будут приняты, но полученный полицейскими куш сгладит чувство дискомфорта от санкций начальства.
- Посадили меня "хошнг"* прямо в лужу! Вот она – оккупация! – с безнадежностью молвил Манджа.
- Хорошо, что вы реалистично оцениваете положение вещей, - общественник" закурил тонкую сигару. – В дополнение скажу, что в суд должны быть вызваны и статисты, участвовавшие в опознании. Но – найди их теперь! Кто-то уехал в Москву, кто-то – на Север, кто-то в Америке обретается, а другой сидит в лагере на Колыме. Всех уже не соберешь!
- Значит, обосрались мы?
- Можно дать и такую оценку, - согласился "общественный защитник", - а можно сказать, что лично вы отделались малой кровью. Могло быть и хуже. Моя задача как раз и заключалась в том, чтобы именно с вами не произошло ничего экстраординарного.
"Общественный защитник" попал в точку, недаром – профессионал высшей пробы. Судья отложила рассмотрение дела до момента исполнения тех решений, о которых полчаса назад говорил "общественник".
Выйдя на крыльцо здания суда, Манджа снова попал в окружение "племянников", терпеливо просидевших весь день в зале судебного заседания. И когда из толпы у входа раздались злорадные смешки, молодые люди, не суетясь, повернулись к весельчакам с лаконичным вопросом:
- Что, есть проблемы?
В голове Манджи проносились картинки последних месяцев: растоптанный в прямом и переносном смысле потерпевший Батр; самоуверенные, лоснящиеся "хонгшар"родственников подсудимых; взмокшая от пота форменная рубашка следователя; "сухая вобла" в судейской мантии; его собственное беспокойство за безопасность внука Нарана.
И тут он сделал то, что никогда не позволял себе в общественных местах: демонстративно плюнул на крыльцо казенного учреждения и произнес в пространство:
- С оккупантами надо что-то делать?
-----------------
* Кевюн– мальчик
Хошнг– часть тела, откуда растут ноги
Игорь Гриньков. Элиста. 2012 год.